Kitobni o'qish: «Последняя капля слезы»

Shrift:

Вечный Тукай

Время идёт, года проходят, меняются поколения. Люди уже живут не так, как жили их предки сто лет назад. За один только век сколько раз поменялись образ жизни, быт, мышление. Татарская деревня, да и сама Казань резко изменила свой облик. От прадедов нам достался национальный дух, который стал более толерантным, демократичным, с точки зрения современного меняющегося мира, некоторые традиции, которые смогли выжить и устоять в обществе, язык, который стал пестрее, за счёт заимствований, материальная и духовная культура, история…

Единственная вещь, которая не меняет своё лицо – это литературная классика. Для татарского народа – это великий поэт, публицист, основатель современного татарского языка Габдулла Тукай. С каждым годом его произведения становятся ярче и значимее, сильнее и мелодичнее. Тукай – всегда актуален. Каждое его слово, каждое стихотворение как будто сказано и написано о XXI веке, о нашей повседневной жизни.

Тукай вместе с нами в радости и в горе, и это большое счастье. Он – наш национальный дух, наше достояние. Как пишет поэт:

Пушкин, Лермонтов – пучина чистой и живой воды.
Пушкин, Лермонтов, Тукаев – три священные звезды…

1908
(«Ответ», перевод Р. Бухараева)

Великий поэт шагает по земному шару: его стихи звучат на языках мира, в разных городах и странах открываются его памятники, печатаются книги, улицы и скверы называют его именем. Созвездие Тукая с каждым днём горит всё ярче и ярче, просветляя и просвещая наши души.

Мы продолжаем изучать Тукая, пытаемся разгадать «национальный код», который он оставил нам в наследство. Это – национальное сознание, национальный разум, национальное самоопределение, накопленные веками отцами и дедами.

Поэт возлагает большие надежды на нас – на татарскую молодёжь, которая в ответе за сохранность народа в будущем:

Горд я нашей молодёжью: как смела и как умна!
Просвещением и знаньем словно светится она.

1912
(«Татарская молодёжь», перевод С. Северцева)

…И впредь время будет идти, облака – плыть, реки – течь, но Тукай навсегда останется с нами. Наш Тукай!.. Вечный Тукай!..

Ленар Шаех

1905

В саду знаний

В цветнике науки, братья, не пора ли нам гулять,
Чтоб людей и даже духов нашим счастьем удивлять?!

Чтоб народа светлый разум до восьмого неба мог
Вознестись и нас навеки осчастливил грозный Бог?!

Будем каяться, татары! Долгий сон прервётся пусть.
Мы должны вступить, о братья, на прогресса мудрый путь.

В список диких и отсталых пусть никто нас не внесёт,
И в порыве благородном будем двигаться вперёд.

Есть у нас права, о братья, так скорей докажем их!
Только доводами можно в этом убедить других.

Пусть поверят все народы в то, что есть булгар земля,
Пусть от зависти бледнеют, наши доблести хваля!

Мы, усилья умножая, будем книги выпускать,
Побеждая светлой силой тёмную слепую рать.

Пусть растут труды науки с каждым днём – во много раз,
Пусть на ниве просвещенья увенчает слава нас!

Чтение газет полезно – это знают все давно,
Так давайте жить как люди – и достойно и умно!

Только знанья правят миром, им не правят дети тьмы.
Прочь, невежество и спячка! Пробуждаемся и мы.

Вас, друзья, благословляю, дети века своего,
Века знания питомцы и хозяева его.

Наши юные герои за перо взялись уже,
И следов былого горя не найти в моей душе.

Просыпайся, мужик!
^{(Перевод стихотворения знаменитого поэта Кольцова)}

Просыпайся, мужик,
Наступила весна.
Погляди, на дворе
Зеленеет трава.

Оглянись на себя:
Гол как будто сокол.
На дворе ни кола¹,

На гумне ни зерна,
Пажить сгнила в полях,
Лошадёнка одна,
Ей цена три рубля.

Хлеба нет на полях,
Нет соломы в стогах,
Сам лентяй, и жена
Ни на что не годна.

Помнишь, был при деньгах,
Все ходили в друзьях
И хвалили в глаза,
Даже и за глаза.

Было в каждом дому
Место в красном углу,
А без денег лежать
Веселее в гробу.

Как прознали друзья,
Пуст карман у тебя,
Укоряли, смеясь,
За глаза и в глаза.

Коли в срок не сожнёшь,
Пропадёт в поле рожь.
Хоть обидны слова,
Но скажу тебе всё ж:

Рожь не сжата – за год
Пропадает доход,
Треплет ветер, дожди,
И клюют воробьи.

Привалила зима,
Погребла все корма,
Белый снег во степи
Под санями скрипит.

Сам лентяй, и жена
Без понятий, ума.
Что на зиму снести
И сложить в закрома?

Люди в город везут,
Нагрузивши, харчи,
Чтоб, скопивши запас,
Почивать на печи.

Держат пару коней,
Ставят дом из сосны.
Тараканы твои
Голодают с весны.

Домик глиняный твой,
Как старуха кривой,
Сам грызёшь старый хлеб,
Запиваешь водой.

Дети плачут, жена
У тебя голодна.
Убежать и не знать –
В голове мысль одна.

У соседей всегда
Сытно, с маслом еда.
Ты, лентяй, всё проспал,
В доме только беда.

А сосед в свой черёд
Созывает народ,
Дружно строят, потом
Отдохнут за столом.

Но тому, кто лежит,
Не поможет Аллах.
Оборвался бешмет,
Нет сапог на ногах.

Справедливый упрёк
Мой – от чистой души.
А не хочешь терпеть –
Не вставай, знай лежи.

О свободе

Куда цензуры делся гнёт,
Гоненья, рабство и разброд?
Как далеко за этот год
Все унеслись невзгоды!

Татарин, русский ли – взгляни:
Теперь права у всех одни.
Зипун и фартук в наши дни
Узнали вкус свободы.

Закрыт цензурный комитет,
Чернилам красным сбыта нет,
И обанкротились вослед
Чернильные заводы.

Немало в стычках боевых
Джигитов гибло молодых,
Запомнит мир, что кровью их
Политы воли всходы.

Студенты – львы родной земли –
За вас на виселицы шли,
Навечно славу обрели,
Сражаясь в эти годы.

Шли гордо, жертвуя собой,
Не плачем – песней боевой
В час оглашались роковой
Их казематов своды.

Уже не надо нам молчать –
Ведь с наших уст снята печать,
И соловьёв своих опять
Услышали народы.

Свободны перья и умы,
Всем павшим благодарны мы,
Восставшим против зла и тьмы
Борцам стальной породы.

Мир благородным душам их!
Ценой великих мук земных
Они для нас – для всех живых –
Зажгли зарю свободы.

Слово друзьям

Послушайте, друзья, вы речь мою,
И на мотив «Юсуф-Ягкуб» я вам спою.
Прорехи нации родной я все зашью.
Чернила – нить моя, перо – игла теперь.

* * *

Возьмёмся за руки, друзья, вперёд пойдём –
И как живёт другой народ, тогда поймём,
Чтоб мир культуры был и нам – родимый дом,
Трудна дорога, но вперёд шагнём теперь.

* * *

Не будем походить на скот, чей разум спит.
Взобраться на тропу свою нам долг велит.
Томиться жаждой у воды – позор и стыд.
Простор свободных вод шумит, как гром, теперь.

* * *

Паук-чиновник нашу кровь пил много лет.
Те годы не вернутся вновь, простыл их след!
Дней лучезарных ясен свет, прекрасен свет.
Свободы солнце греет нас лучом теперь.

* * *

У всех народов на уме теперь одно:
Шлют депутатов в Петербург – так решено.
И вот дошёл до нас черёд, и нам дано
Избрать посланца, – мы его пошлём теперь.

* * *

Мы зорких изберём людей – наш долг таков,
Не много царский манифест нам дать готов.
Хоть цену знаем мы ему, без лишних слов, –
Всё то, что мы сумеем взять, возьмём теперь.

* * *

Мы наших мулл не затрудним в таких делах.
Немало дел им поручил своих Аллах.
Мы не оставим дел мирских у них в руках,
Джигитов просвещённых мы найдём теперь.

* * *

Свобода гордо распахнёт нам дверь свою,
И будем мы тогда в счастливом жить краю,
Увидим мы народа дружную семью,
И знайте – в этот рай земной войдём теперь.

О единстве

Его величеством царём
От мук все спасены кругом:
Встревожен смутой, мятежом,
Царь волю дал навеки.

Пусть нам свобода впрок пойдёт!
Зазнайство – прочь! Пускай народ
Разумно пользу извлечёт
Из равенства навеки.

О мой народ, глаза раскрой:
Мир изменяет облик свой!
Довольно спать! Над головой
Заря взошла навеки.

Упрямых жалко мне слепцов:
Очнитесь вы, в конце концов!
Услышьте будущего зов,
Ждёт счастье нас навеки.

Изгнать вражду пора пришла.
Друзья, – разделены тела,
Но души мы, не помня зла,
Объединим навеки.

Свет будет – хоть ещё темно!
Мы даже яблоко одно
Должны делить на всех равно,
Дружней сплотясь, навеки.

Сойдёмся вместе на совет,
Идти вразброд нам смысла нет;
Невежеству – в нём корень бед –
Закроем путь навеки.

Доколь татарам в спячке быть,
И стрелами друг в друга бить,
Взамен того, чтоб укрепить
Союз один навеки?!

Вперёд, единства путь избрав,
В товариществе крепче став,
Как две руки в один рукав
Продетые навеки!

О нынешнем положении

Зависть, мелочность в татарстве – через край,
Хоть в Макарьеве возами продавай!

Людям пишущим у нас почёта нет,
Ради веры труд вершить – охоты нет.

Нет у пишуших почтения к перу –
Им одно высокомерье по нутру.

Вы смотрите на слова – торю я путь, –
Сам я плох, чего глядеть, но в том ли суть?

Пусть невежды нас не топчут – ведь, остро,
Всех перечащих ему пронзит перо.

А перо над миром властвует земным,
В суре «Нун» Всевышний сам клянётся им.

Крепче пишущих – у веры нет основ,
В них спасение от ада двух миров…

Не на них ли опирается ислам?
Не они ль примером в жизни служат нам?

Без писателей написан ли Коран?
Без писателей составлен ли Форкан?

В них, ислам, твои и мощь и сила есть,
В них достоинство народное и честь.

Ведь писатель сильным – вождь, а слабым – друг,
Путь укажет он, не счесть его заслуг…

Так давайте знать писателей своих,
Пожелаем же, чтоб больше было их!

Будь, великое перо, вознесено –
Вместо клятвы ты Всевышнему дано!

Именитое и славное перо
Боль уймёт, печали смоет, в нём – добро!

1906

Приход весны

Тает снег. Людям полдень весенний люб:
Можно сбросить тулуп – если есть тулуп;
Можно смело гулять, не имея шуб.
Ведь весна вступила в права теперь.

Отдых валенкам. Старым саням – покой,
Тр-р… телеги трясутся на мостовой.
За каретою – велосипед, другой…
Ездоков не один и не два теперь.

На деревья озябшие посмотри!
Вон у почек зелёных листки внутри.
Быть садам и лесам в янтаре зари.
Соловьёв станет ждать их листва теперь.

Из-под талых семи ледяных слоёв
Скоро выйдет лягушка. Меж тростников
Будет слышаться в глине, в трясине зов –
Разнесётся повсюду «ква-ква» теперь.

И пойдёт лягушиной семьи возня,
Никому не понятная болтовня, –
Изучала, знать, логику вся родня…
Хитроумными стали слова теперь.

День весны! Лишь подумаю я о нём –
Обжигает мне душу печаль огнём,
Вспоминается прошлое – день за днём…
Ах, кружится моя голова теперь.

Льды горами по рекам плывут, плывут,
Птицы в небе высоком поют, поют.
Дай, Творец, нам побольше таких минут,
Пусть земля наша будет жива теперь!

О перо!

О перо! Пусть горе сгинет, светом радости свети!
Помоги, пойдём с тобою мы по верному пути!

Нас, в невежестве погрязших, нас, лентяев с давних пор,
Поведи к разумной цели – тяжек долгий наш позор!

Ты возвысило Европу до небесной высоты,
Отчего же нас, злосчастных, опустило низко ты?

Неужели быть такими мы навек обречены
И в постылом униженье жизнь свою влачить должны?

Призови народ к ученью, пусть лучи твои горят!
Объясни глупцам, как вреден беспросветья чёрный яд!

Сделай так, чтобы считали чёрным чёрное у нас!
Чтобы белое признали только белым – без прикрас!

Презирай обиды глупых, презирай проклятья их!
Думай о народном благе, думай о друзьях своих!

Слава наших дней грядущих, о перо, – подарок твой.
И, удвоив силу зренья, мы вперёд пойдём с тобой.

Пусть не длятся наши годы в царстве косности и тьмы!
Пусть из мрака преисподней в царство света выйдем мы!

Всех краёв магометане охают из года в год, –
«О, за что судьбою чёрной был наказан наш народ?!»

О перо, опорой нашей и величьем нашим будь!
Пусть исчезнет безвозвратно нищеты и горя путь!

После разлуки

Мне поэзия – отрада, ей всем сердцем предан я,
Ведь с красавицей своею навсегда расстался я.

И во имя этой боли всё сердечней и нежней
По ночам стихи слагаю о своей неверной я.

У неё другой любимый, – острый нож в груди моей,
Не слезами – кровью сердца эти строки создал я.

О изменница, злодейка, как была ты хороша
В день, когда, беды не чуя, был тобой обманут я!

Но несчастной страстью этой вдохновляется душа,
И пером своим всё лучше оттого владею я.

Изменив, дала ты повод для насмешек надо мной.
День и ночь в огне разлуки от тоски сгораю я.

Для меня погасли звёзды и померкнул свет дневной, –
В этот мир и в мир грядущий потерял уж веру я.

Но люблю свои страданья, излечиться не спешу,
Мне по сердцу вздохи горя, наслаждаюсь ими я.

Будет много разговоров, если тайну разглашу.
Потому любимой имя никому не выдам я.

«На свете счастья нет…»

На свете счастья нет – одно названье.
У нас в любви препятствуют избранью
Для жизни пары по себе и ровни;
Быть парой – означает равноправие.

Лишь равенство нужно семейной паре;
Торги уместны на мясном базаре.
Прошу прощения, отец: жениться
На ведьме не хочу с лицом девицы.

С рождения мечтал, что буду с ровней
Делить утехи брака добровольно.
«Она ловка в работе», – вам я внемлю.
Послушать вас, на ней пахать мне землю.

Голос с кладбища мюридов

Ишаны губят наш народ, а я не знал об этом.
Они не любят наш народ, а я не знал об этом.

Ишаны – нации враги, и уважать должны мы
Того, кто их не признаёт, а я не знал об этом.

Кто смело выступил, борясь за их уничтоженье, –
Тот за народ борьбу ведёт, а я не знал об этом.

Кто в них перо направил – лев, а кто в их святость
верит –
Трусливый, жалкий заяц тот, а я не знал об этом.

Тот, кто им руку подаёт, склоняясь раболепно, –
Шайтан, позорящий народ, а я не знал об этом.

Тот глуп, кто почитает их поборниками правды;
В Коране – истины оплот, а я не знал об этом.

Всё их учение – обман, язычество простое,
Слепого заблужденья плод, а я не знал об этом.

Они народ на части рвут, питаясь мёртвой плотью,
Ишан-шакал, он падаль жрёт, а я не знал об этом.

Их ревностных учеников грызущаяся свора –
Все шарлатаны, гнусный сброд, а я не знал об этом.

Суфием я себя считал, мечтал о светлом рае,
А был собакой у ворот, – и сам не знал об этом!

О, эта любовь!

Хоть я бедняк, но пожелай – тебе я душу подарю,
Приди, и я, как мотылёк, в твоём огне сгорю, сгорю.

О, вразуми меня, Аллах! Мне плен грозит, грозит тюрьма,
Ведь эта девушка меня свела с ума, свела с ума.

Как высшей милости прошу: моя красавица, приди!
С улыбкой ласковой в глаза мне погляди, о, погляди!

От чар твоих спасенья нет, мне суждено от них пропасть,
И по рукам, и по ногам меня навек связала страсть.

Сбрось покрывало прочь с лица, мир освети
красой своей!
Начну и я сиять в огне твоих лучей, твоих лучей.

Иссох я весь, бескровным стал, недуг живёт
в моей груди.
О, милосердна будь ко мне, моё здоровье возврати!

Безумцу радость подари, позволь прилечь у этих ног,
Молю тебя, позволь мне быть добычей,
пойманной в силок!

Как тихо-тихо боль мою качает страсти колыбель,
Навеки я принадлежу любви, неведомой досель.

Я до могилы пьян тобой, покоя нету для меня,
Мой бледный свет рождён твоим, как свет луны – светилом дня.

Пушкину

Браво, Пушкин Александр, ты поэт непревзойдённый!
Я подстать тебе в отваге дерзновенно устремлённой.

Пред твоим стихом танцуют даже камни и деревья,
Лишь такой поэт достоин человека, без сомненья.

Потому всё пляшет: солнце оживляет жизнь растений,
Так даёшь ты силы людям, вдохновлённый Богом гений.

Гонит дар твой светоносный прочь из сердца грусть и темень,
Словно мир расцвечен солнцем, не осталось места тени.

Прочитал твои творенья, наизусть мне стих твой ведом,
В вертограде твоём дивном я плодов твоих отведал.

Я прошёл твой сад цветущий, я летал там, словно птица,
Я твоими соловьями смог там вдоволь насладиться.

Лишь за то, что словом в души свет вливаешь
благотворный,
Вечный памятник поэту люди ставят рукотворный.

Мастерством с тобой сравниться – нет счастливее удела,
Твоя вера, твои взгляды – да моё ли это дело?

Но, быть может, верю тайно, мне придаст твой дар могучий
Этот сладостно желанный строй возвышенных созвучий.

Маленький рассказ в стихах

Жил да был Сафый – смиренный человек.
Был он тихим, молчаливым весь свой век.

Жил он бедно в старом домике своём,
Торговал на рынке шкурками, тряпьём.

Никогда он не ругался, не шумел,
Даже громко обижаться не умел.

Посвятил Сафый Аллаху весь свой век.
Был Сафый религиозный человек.

Дни за днями, год за годом – жизнь текла,
Неплохой, казалось, жизнь его была.

Только в доме у него была жена,
Фатимою называлася она.

Вот о ней и поведу я свой рассказ,
Расскажу вам о делах её сейчас.

Описать её? Была она резва.
Как весенняя шумливая листва,

И лицом своим, и станом недурна,
И любила платья модные она,

И любила кулаком о стол стучать
И на мужа малодушного кричать…

Дни за днями, год за годом – время шло,
Вот к чему, друзья, всё это привело:

Стал бедняк Сафый – женою, а жена –
Стала мужем, честолюбия полна.

По соседям проносилася молва:
«Фатима на шее мужа – голова!»

Разве мало на земле Сафыев есть?
Много есть у нас Сафыев – и не счесть!

И жена молола мужа как крупу,
Но Сафый не обижался на судьбу.

Он стоял пред ней как кляча. А жена?
Перед ним как гордый конь была она.

Целый день она кричала на него:
«Как? Зачем? И почему? И для чего?»

«Эй, Сафый, подай скорее самовар!»
«Эй, Сафый, сходи скорее на базар!»

«Ну-ка, комнату получше подмети!»
«Ну-ка, в лампе замени скорей фитиль!»

Фатима Сафыю не даёт вздохнуть,
Даже глазом не даёт ему моргнуть.

Не проходит дня без ругани, грызни.
Слово каждое её – укус змеи.

Густо сыпятся напасти, как пшено,
Вот из тысячи я выберу одно:

Фатима сказала мужу: «Эй, дурак,
Что, не видишь? Устарел уж мой калфак,

Поредели ожерелья, жемчуга…
Я ведь – знаешь сам – не старая карга,

Чтоб старьё на голове своей носить!
Ты калфак обязан новый мне купить.

Вот сноха Мусы – не знать бы ей добра –
В новой кофте нынче вышла со двора.

Если б кофту вот такую мне надеть,
Разве стали б на сноху тогда глядеть?

Покупай же мне наряды, дуралей.
На жену свою ты денег не жалей!..»

И стоит Сафый и слушает в тоске.
Скажет слово – вмиг получит по щеке.

Склонит голову Сафый, как битый пёс,
На базар пойдёт, не вытирая слёз.

И последние копейки – рад не рад –
Израсходует на новенький наряд…

Я тебя, читатель, верно, утомил.
Но ведь надо, чтобы облик ясен был,

Облик той, о ком веду я свой рассказ…
Много числилось за нею и проказ.

Началося так. Пришла однажды к ней
Ненавистница-старуха, бич мужей,

Ведьма с тёмной, непроглядною душой,
Прозываемая бабою-ягой.

Эта женщина с пути сводила всех
В омут похоти, измен, дурных утех.

Вот пришла с мешком, уселась и сидит,
А в мешке у ней злой умысел лежит.

Говорит она: «Мне, детка, жаль тебя,
Ведь живёшь ты, свою молодость губя.

Долго думала я о твоей судьбе,
Вот решила, наконец, прийти к тебе.

Ты ещё ведь молода и хороша,
Все томятся по тебе, моя душа;

Ведь по молодости, по красе твоей
Изнывает, верно, множество парней,

Можно ль старому быть верною женой?
Брось любить его! Лежи к нему спиной!

Не губи себя! Чем жить со стариком,
Лучше жить с могилой чёрною вдвоём,

Потому что в сотни раз милей земля
Мужа старого, красавица моя!

Так чего же от него ты не уйдёшь?
Ты красивая, красивого найдёшь.

Старичонка твой не стоит и гроша,
А краса твоя – ведь золото, душа!..

А не хочешь уходить, так можно так:
Тёмной ночью, лишь уснёт он, твой дурак,

Я джигита-удальца тебе найду,
Я красавца молодого приведу.

У него в объятьях – рай. Его глаза
Точно звёзды. Сам он строен, как лоза.

В страстных ласках словно пламень он горит.
Что ни слово – чистым золотом звенит…»

Закружилась у красотки голова.
Прямо в сердце ей запали те слова.

Состоит ведь Фатима из жадных губ,
Из очей, которым каждый, всякий люб.

Не её смутит развязный поцелуй…
Эй, Сафый! Об участи ты своей горюй,

Плачь, бедняга, потому что с той поры
Каждой ночью для забав и для игры

Пробираться молодые стали к ней!
Фатима встречала с ласкою парней,

То один её целует, то другой…
Уходили только с утренней зарёй.

Развлекалась иногда на стороне
И по сходной продавалася цене.

Ведь глаза её к себе манили всех,
Обещая много сладостных утех…

Фагилятен, фагилятен, фагилят!
О проделках Фатимы все говорят…

Дни и ночи, дни и ночи напролёт
Греховодница игру свою ведёт,

А про мужа стала вовсе забывать.
Стала «бабою» Сафыя называть.

Он же видел всё, и знал, и замечал,
Но слепым он притворялся и молчал.

Он любил её и был готов простить:
Всё равно с вороны чёрный цвет не смыть.

Фатима для мужа – молока белей
И воды речной прозрачней и светлей.

Он в жену свою до крайности влюблён,
Ничего не хочет слышать, видеть он.

Заступается за честь своей жены,
Не находит в ней ни капельки вины.

А меж тем уже немало глаз чужих
Видели её в объятиях других…

Фагилятен, фагилятен, фагилят!
Дни и годы, дни и годы всё летят.

Фатима в уютной комнате своей
Всё ласкает, нежит молодых парней.

Но Сафый мирится с горькою судьбой,
Разводиться он не думает с женой.

Если кто о ней плохое говорит,
Он смеётся – хоть душа его горит.

Развестись с женой? Но он ведь не один:
Есть ещё у них детишки – дочь и сын.

Если он их мать прогонит со двора –
У него осиротеет детвора.

Как же может он расстаться с ней, с женой,
С милой спутницей своею дорогой?

Так он думает, и плачет, и грустит,
Но, как прежде, ничего не говорит.

«Был бы умным он, – соседи говорят, –
Каждый день бы не глотал огонь и яд.

О такой жалеть? Любить её? К чему?
Кто с блудницей стал бы жить в одном дому?

За детей Сафый боится, за двоих, –
Что бояться? Пусть двенадцать будет их:

Лучше быть на свете круглым сиротой,
Чем всю жизнь стыдиться матери такой!..»

Долго все кругом шептались меж собой
И ругали бедняка наперебой.

И пришли к нему соседи наконец:
«Разведися с потаскухою, глупец!

Ведь она, Сафый, позорит честный дом,
Будешь ты из-за блудницы под судом!..»

И пришлось ему тогда жене сказать:
«Фатима, мне дольше нечего скрывать.

Не могу я больше жить с такой женой,
Жить иди с своею бабою-ягой.

Пусть тебя счастливой сделает яга,
Кормит, холит, покупает жемчуга!..»

Фатима! Упала в грязь твоя звезда,
Дом родимый ты покинешь навсегда.

Не спасли тебя лукавство и обман,
И лиса ведь попадается в капкан…

И ушла она с подушкою в руке
И с лепёшками в изношенном мешке…

Фагилятен, фагилятен, фагилят!
Ей соседи вслед насмешливо глядят.

Фатима, ты докатилась до беды.
Ты осталась без семьи и без еды.

Ходишь тощая, как высохшая кость,
Всех садов, лесов и улиц вольный гость.

Под сосной она проводит свой досуг,
Небо крышей служит ей, постелью – луг…

Что рассказывать мне дальше про неё?
Как в стихах мне описать её житьё?

И уж хочет видеть мужа и детей,
И тот дом, где провела так много дней.

Стала каяться она в своей вине,
Ибо горько быть снохою сатане.

В дождь и в стужу, через снег, разливы луж
Ходит, плачет: «Лес – мой дом, а леший – муж».

Ходит-бродит по лесам и по садам,
Может быть, она встречалася и вам?..

Вот, читатели, и мой рассказ готов.
Может, много написал я лишних слов.

Факты разные, подробности любя,
Фатима, поверь, жалею я тебя!

Я не знаю жизнь грядущую твою,
Но узнаю – опишу её. Даю

Слово честного поэта и певца:
Доводить люблю я дело до конца!