Kitobni o'qish: «Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга третья. Январь 1943 – январь 1944»
© Г. Л. Соболев, 2017
© С.-Петербургский государственный университет, 2017
* * *
Сестра моя, товарищ, друг и брат, ведь это мы, крещенные блокадой! Нас вместе называют Ленинград, и шар земной гордится Ленинградом.
Ольга Берггольц. Февральский дневник.
Введение: Ленинград в 1941-1942 гг.
Настоящая работа завершает трилогию «Ленинград в борьбе за выживание в блокаде», первые две книги которой были опубликованы в 2013 и 2015 гг.1 Третья книга посвящена наименее изученным событиям 1943 г. после прорыва блокады. Вполне понятно, что драматические и трагические события 1941-1942 гг. на долгое время заслонили реальное значение 1943 г. в блокадной историографии2.
Основываясь на опубликованных в последние годы новых документальных источниках и архивных материалах, а также на достижениях современных исследователей, автор пытается ответить на один из кардинальных вопросов истории 872-дневной блокады Ленинграда: почему после ее прорыва город еще почти год нес большие потери от систематических артиллерийских обстрелов противника, а его жители погибали и испытывали тяжелейший психологический стресс? Подчеркну, я сторонник принципа преемственности в изучении исторического процесса, в том числе и такого исторического феномена, каким, несомненно, является блокада Ленинграда. Многолетний опыт постижения этого феномена дает основание утверждать, что многие вопросы его изучения поставлены не сегодня3. Потому нельзя согласиться с теми современными авторами, кто отказывает советской историографии обороны и блокады Ленинграда в постановке целого ряда важных вопросов. «Неудивительно, что исследования истории ленинградской блокады были подогнаны под действующую в послевоенные годы советскую идеологию, – пишет, например, Ю. М. Лебедев. – Смысл ее применительно к блокаде состоял в том, что Ленинград был якобы спасен от захвата фашистов благодаря мудрости коммунистического руководства и беззаветной любви жителей к городу, носящему имя Ленина»4. Действительно, партийные и советские власти с самого начала стремились поставить изучение истории блокады Ленинграда под своей контроль. Но если бы Ю. М. Лебедев был историком, а не «специалистом информационно-аналитических служб», как он представляет себя в своей книге, ему следовало бы знать, что никакие партийные запреты не могли остановить начавшийся еще в 50-е годы процесс научного изучения ленинградской блокады. Первым серьезным монографическим исследованием этой проблемы стала вышедшая в 1959 г. книга московского историка А. В. Карасева «Ленинградцы в годы блокады»5. Автор книги, воевавший на Ленинградском фронте и ставший после войны научным сотрудником Института истории АН СССР, изучил и ввел в научный оборот огромный пласт документов из центральных и ленинградских архивов. Именно эти новые документы позволили А. В. Карасеву правдиво осветить самые разные стороны блокадной жизни ленинградцев, показать последствия голода и холода, унесших в первую блокадную зиму сотни тысяч жизней. По мнению исследователей, книга А. В. Карасева не утратила своего научного значения и сегодня6.
Поставив под сомнение способность советской историографии самостоятельно и объективно разобраться в истории ленинградской блокады, Ю. М. Лебедев опубликовал собственное «военно-историческое исследование», которое, по его мнению, может подтолкнуть современных историков «к более глубокому изучению ленинградской блокадной эпопеи». Речь идет о комментариях и выводах, к которым автор пришел при изучении оригинала «Военного дневника» начальника генерального штаба сухопутных войск Германии. Главный из них, как я уже писал во второй книге своей блокадной трилогии, состоял в том, что при переводе этого дневника на русский язык переводчик весьма вольно обошелся с текстом и даже ввел в него термин «захват», которого, оказывается, в тексте оригинала не было. «На самом деле начальник генерального штаба сухопутных войск, – полагает Ю. М. Лебедев, – имел в виду не захват Ленинграда, а принуждение его к капитуляции. В этом заключался смысл решения вопроса. Задача состояла в том, чтобы блокировать многомиллионный город, подвергнуть его лишениям и заставить в конечном итоге добровольно сдаться»7. Именно Гальдер, по мнению Ю. М. Лебедева, убедил Гитлера отказаться от штурма Ленинграда, и ленинградское направление по воле Гитлера превратилось во «второстепенный театр военных действий»8. Вероятно, Ю. М. Лебедев как военный переводчик прав, но я как историк уверен, что не в этих текстологических открытиях нужно искать ключ к пониманию того, что произошло под Ленинградом в критические дни осени 1941 г. И можно только удивляться, что некоторые историки и публицисты готовы пойти за автором «сенсации», соглашаясь с ним в том, что все последующие решения Гитлера, поддавшегося влиянию генерала Гальдера, подтверждали его решение «не брать» Ленинград. Так ли это?
Вернемся еще раз, как мы делали это в предыдущей книге, к приказу группы армий «Север» № 1 от 28 августа 1941 г. Вот что в нем говорилось: «1. Блокировать город Ленинград кольцом как можно ближе к самому городу, чтобы сэкономить наши силы. Требований о капитуляции не выдвигать. 2. Для того, чтобы город как последний центр красного сопротивления на Балтике, был как можно скорее уничтожен без больших жертв с нашей стороны, запрещается штурмовать город силами пехоты. После поражения ПВО и истребительной авиации противника его оборонительные и жизненные способности следует сломить путем разрушения водопроводных станций, складов, источников электропитания и силовых установок. Военные сооружения, способность противника к обороне нужно подавить пожарами и артиллерийским огнем. Каждую попытку населения выйти наружу через войска окружения следует предотвращать, при необходимости – с применением оружия…» К сожалению, так бывает, что исследователь иногда видит в источнике только то, что хочет видеть. Но из текста этого приказа Гитлера нельзя не заметить, что в нем речь шла не о «добровольной капитуляции» Ленинграда, а о его уничтожении в результате обстрелов и бомбардировок. И даже командующий группой армий «Север» фон Лееб, который, по мнению Ю. М. Лебедева, рассчитывал «на добровольную капитуляцию города»9, 5 сентября 1941 г. выразил мнение, что «если Ленинград, подгоняемый голодом, будет вынужден сдаться, то его следует лишить тогда по крайней мере возможности повторного сопротивления»10.
Действительно, Гитлеру и его генералам пришлось не раз менять свои планы и способы овладения Ленинградом, в первую очередь из-за ожесточенного сопротивления защитников города, хотя человеконенавистническая сущность их планов в отношении судьбы населения осажденного города оставалась неизменной. И все же главную роль здесь играл не Гальдер, а Гитлер, придававший захвату Ленинграда первостепенное значение в силу его политической, экономической и стратегической роли в начавшейся войне. Как пишет в связи с этим современный немецкий историк Йоханнес Хюртер, «Ленинград играл особую роль в захватнических планах Гитлера, порой даже большую, чем Москва, которая оставалась главной целью наступления для Генерального штаба вермахта»11.
Современный исследователь В. А. Мосунов, изучавший наступление немецких войск под Ленинградом в сентябре 1941 г. не по дневникам генерал-фельдмаршала фон Лееба и генерал-полковника Гальдера, а по документам оперативного отдела группы армий «Север», по журналам боевых действий 16-й и 18-й армий, журналам боевых действий и приложениям к ним 26, 28, 50-го армейских корпусов и 41-го моторизованного корпуса, пришел, на мой взгляд, к вполне обоснованному выводу, что «для немецкого командования наступление обернулось фактически военным поражением»12. В результате анализа всего комплекса немецких документов автор новейшего исследования «Битва за Ленинград. Враг у ворот!» убедительно показывает, что в сентябрьском наступлении «немецкие войска понесли довольно значительные потери, не выполнив при этом всех задач. Сопротивление Красной Армии оказалось достаточно сильным и, в свою очередь, привело к тому, что противник не смог выйти на ближний рубеж окружения»13. Удивленный живучестью мифа, запущенного немецкими генералами еще в конце 40-х годов – о спасении Ленинграда Гитлером, который отдал приказ об отводе танковых частей на московское направление, В. А. Мосунов резонно замечает: «Поэтому все разговоры о том, что Гитлер спас Ленинград, являются элементарной фальсификацией. Удобно валить собственные просчеты на других, когда они уже не в состоянии ответить. Тем более, что творцом идеи переброски всех сил на московское направление был все же Ф. Гальдер»14.
О злонамеренной роли И. В. Сталина и А. А. Жданова в блокаде Ленинграда существует также немало мифов и легенд, сочиненных в период «гласности». Не располагая документальными доказательствами, журналисты, публицисты, писатели и даже историки смело обвиняли их в умышленной организации голода в блокированном городе и гибели многих сотен тысяч его жителей. По справедливому суждению авторитетного исследователя В. А. Кутузова, «без анализа деятельности такой личности, как Жданов, его взаимоотношений со Сталиным не может быть объективной истории обороны Ленинграда, истории блокады, да и, пожалуй, советской истории»15. Появившиеся в последние годы исследования и публикации документов позволяют провести такой анализ начиная с фактически не состоявшегося отпуска А. А. Жданова в Сочи буквально накануне войны. Теперь известно, что 10 июня 1941 г. политбюро рассматривало записку начальника лечебного управления Кремля о необходимости предоставить Жданову месячный отпуск в связи с болезненным состоянием и общим крайним переутомлением. Сталин наложил резолюцию: «Дать т. Жданову отпуск в Сочи на 3 месяца», хотя обычно политбюро точно удовлетворяло просьбы медиков16. 19 июня 1941 г. Жданов встретился со Сталиным и поделился своей тревогой: в немецком консульстве в Ленинграде жгут документы, вскоре «все может начаться». На это Сталин ответил, что немцы упустили наиболее выгодное время для нападения. «Скорее всего, это случится в сорок втором. Поезжайте отдыхать»17.
Едва приехав в Сочи 21 июня, Жданов был вынужден на следующий день отправиться обратно – началась война с фашистской Германией, о возможности нападения которой на СССР в ближайшее время он высказывался, по свидетельству К. М. Симонова, в присутствии Сталина18. Существует версия, что по возвращении Жданова из Сочи в Москву Сталин будто бы не принял его, приказав ему сразу ехать в Ленинград. На самом деле вечером 24 июня 1941 г., как официально зарегистрировано в дневнике приемов И. В. Сталина, с 20.55 до 21.30 Жданов находился в его кабинете19. Как видно из недавно опубликованного «Журнала посещений А. А. Жданова 1941-1944 гг.», он вернулся в Ленинград 25 июня и во второй половине дня в Смольном уже принимал видных военных, партийных и советских работников20. Поэтому, представляется, ставшее уже расхожим утверждение о том, что Ленинград в течение первой недели войны оставался без своего партийного руководителя, нуждается в уточнении, равно как и другие суждения о его роли в критический период обороны Ленинграда21.
1941 год
1 июля 1941 г., на другой день после образования Государственного Комитета Обороны, Жданов возглавил Комиссию по вопросам обороны Ленинграда, превратившуюся по характеру своей деятельности в штаб обороны города. 4 июля 1941 г. эта Комиссия, корректируя постановление Военного Совета Северного фронта от 27 июня 1941 г., которым предусматривалось создать в Ленинграде «на добровольных началах Армию численностью в 100 000 человек, преимущественно из рабочих, служащих и студентов»22, посчитала необходимым «в целях усиления г. Ленинграда создать на добровольных началах Армию народного ополчения в 200 тыс. чел.», в которой предполагалось сформировать по производственному принципу 15 дивизий23.
6 июля 1941 г., спустя две недели после начала войны, «Ленинградская правда» сообщила, не делая из этого никакой тайны, что над Ленинградом нависла прямая угроза фашистского вторжения. Это была суровая правда: через несколько дней войска группы армий «Север» захватили Псков и вышли к Луге. 11 июля 1941 г. в Ленинград прибыл Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов, назначенный накануне Государственным Комитетом Обороны главнокомандующим Северо-Западным направлением. 25 июля 1941 г. в целях ускоренного строительства Лужской укрепленной полосы вокруг Ленинграда приказом главнокомандующего Северо-Западным направлением была образована Комиссия по оборонительным работам во главе с секретарем Ленинградского городского комитета ВКП(б) А. А. Кузнецовым24.
Еще раньше, 12 июля 1941 г., Государственный Комитет Обороны принял решение о срочном возобновлении в Ленинграде производства 76-мм полковой пушки, снятой с производства незадолго до начала войны. Наряду с Кировским заводом, который стал головным, к обработке деталей и сборке отдельных узлов для полковых пушек было привлечено почти 60 предприятий различного профиля25. В июле 1941 г. Ленинград дал фронту 133 полковые пушки26. Однако в июле 1941 г. борьба за Ленинград еще только вступала в свою критическую фазу. 30 июля 1941 г. командование группы армий «Север» получило приказ Гитлера «продолжать наступление в направлении Ленинграда, нанося главный удар между озером Ильмень и Нарвой с целью окружить Ленинград и установить связь с финской армией»27. В свою очередь, И. В. Сталин хорошо понимал важность сражения за Ленинград и подтвердил это в разговоре с посетившим Москву в конце июля 1941 г. личным представителем президента США Ф. Рузвельта Г. Гопкинсом, назвав Ленинград в числе тех важнейших стратегических пунктов, которые должны быть удержаны во что бы то ни стало28.
С 18 июля 1941 г. в Ленинграде в соответствии с постановлением СНК СССР «О введении карточной системы на некоторые продовольственные и промышленные товары в городах Москве, Ленинграде и в отдельных городах и пригородных районах Московской и Ленинградской областей» была введена карточная система на продажу хлеба, муки, крупы и макарон, сахара и кондитерских изделий, животного и растительного масла, мяса и мясопродуктов, рыбы и рыбопродуктов. Нормы снабжения устанавливались по четырем группам: 1) рабочие и инженерно-технические работники; 2) служащие; 3) дети до 12 лет; 4) иждивенцы. Карточки вводились также на продажу промышленных товаров29. Об этом постановлении СНК СССР Исполком Ленгорсовета, по всей видимости, был информирован заранее, поскольку 17 июля 1941 г. его решением была утверждена структура аппарата по выдаче продовольственных и промтоварных карточек: городское управление по учету и выдаче продовольственных и промтоварных карточек при Исполкоме Ленгорсовета; районные отделения по учету и выдаче продовольственных карточек при исполкомах райсоветов депутатов трудящихся; участковые бюро по учету и выдаче продовольственных и промтоварных карточек с определенным количеством по районам города. Этим же решением Исполкома Ленгорсовета председатели исполкомов райсоветов депутатов трудящихся обязывались обеспечить раздачу карточек населению на позднее 17 июля 1941 г.30
Между тем в Ленинграде обстановка становилась все напряженнее. «Тревога нарастает, как снежный ком. Каждый новый пункт на карте оказывается все ближе и ближе, появляются люди, уже испытавшие бомбежку, прямо раздавленные страхом, – записала в своем дневнике 16 июля 1941 г. начальник планового отдела 7-й ГЭС И. Д. Зеленская. – Эвакуация идет плохо, город по-прежнему полон детей, стариков, инвалидов, и мало того, много эвакуированных детей возвращается, так как условия для жизни оказались неважными, и родители предпочитают иметь ребят на глазах, пока в Ленинграде тихо»31. Хотя эвакуация началась с первых дней войны и продолжалась уже почти три недели, выяснилось, что большинство вывезенных детей было направлено в районы Ленинградской области, откуда их в скором времени пришлось возвращать обратно в город из-за начавшихся систематических налетов авиации противника. Всего до начала блокады города было возвращено 175 тыс. детей32. К тому же при проведении эвакуации Городская комиссия, созданная 27 июня 1941 г., столкнулась с нежеланием многих ленинградцев уезжать из города. По свидетельству ответственного работника Ленгорсовета И. А. Андреенко, «из районов поступали такие сообщения в Ленинградский Совет, что, так сказать, население настроено никуда не уезжать и защищать город Ленинград»33.
В июле 1941 г. началась эвакуация рабочих (в первую очередь квалифицированных) вместе с наиболее ценным оборудованием предприятий, но за месяц было эвакуировано с заводами немногим более 100 тыс. человек34. Столь необходимые на востоке квалифицированные рабочие кадры для производства военной техники на новом месте пришлось затем вывозить из блокированного Ленинграда уже самолетами.
31 июля 1941 г. в наступление на Карельском перешейке перешли финские войска. Оборонявшаяся здесь 23-я армия не могла сдержать превосходящие силы противника и была вынуждена отступать, неся большие потери в живой силе и технике. По этой причине 23-я армия была отведена на рубеж Карельского укрепленного района, проходившего по линии государственной границы 1939 г. К 1 сентября 1941 г. наступление финнов на этом направлении было остановлено. Но на Свирско-Петрозаводском направлении финские войска, имея тройное превосходство в силах, в результате тяжелых боев против нашей 7-й армии в августе 1941 г. вышли к р. Свирь35.
Главная опасность, однако, исходила от немецких войск, начавших 10 августа 1941 г. наступление на Лужском и Новгородско-Чудовском направлениях. Стойкая оборона советских войск не позволила противнику прорваться к Ленинграду через Лугу, а войскам Северо-Западного фронта даже удалось нанести немцам чувствительный удар под Старой Руссой. Но 16-я армия противника, получив поддержку из танковой группы генерала Гота и перегруппировав свои силы, сумела довольно быстро оправиться от нанесенного ей контрудара и продолжила наступление на Новгород.
После того, как 15 августа 1941 г. немецкие войска в результате ожесточенных боев вошли в западную часть Новгорода, Ставка Верховного Главнокомандования в своей Директиве, подписанной 17 августа 1941 г. И. В. Сталиным и Б. М. Шапошниковым, предупредила Военный Совет Северо-Западного направления, что «если немцы будут иметь успех в этом направлении, то это будет означать обход Ленинграда с востока, перерыв связи между Ленинградом и Москвой и критическое положение Северного и Северо-Западного фронтов». Хотя в Директиве содержались весьма недвусмысленные предупреждения о том, что «Ставка не может мириться с настроениями невозможности предпринять решительные шаги, с разговорами о том, что уже все сделано и ничего сделать больше невозможно», ее приказ «собрать в кулак часть действующих и подошедших дивизий и вышибить противника из Новгорода»36 не был выполнен. 19 августа 1941 г. немцы окончательно овладели Новгородом, нацелившись на Ленинград.
После захвата немцами Чудова и выхода их танковых соединений к Октябрьской железной дороге создалась реальная угроза наступления на Ленинград с восточного направления. Чтобы мобилизовать ленинградцев на защиту своего города, его руководители перед лицом нависшей опасности решаются на чрезвычайные меры: 20 августа 1941 г. бюро Ленинградского городского комитета партии и Исполком Ленинградского городского Совета принимают решение «Об организации обороны города Ленинграда». Для подготовки населения к уличной борьбе был образован Военный Совет обороны Ленинграда во главе с командующим Ленинградской армией народного ополчения генерал-майором А. И. Субботиным. В него также вошли А. А. Кузнецов, Л. М. Антюфеев, Я. Ф. Капустин и П. С. Попков. В этот же день решение об образовании Военного Совета обороны Ленинграда было подтверждено приказом главнокомандующего Северо-Западным направлением К. Е. Ворошилова. В соответствии с этим приказом намечалось организовать по территориально-производственному принципу 150 рабочих батальонов, в которых командиров и комиссаров разрешалось избирать всем личным составом. Из-за острой нехватки огнестрельного оружия рабочие батальоны предлагалось вооружить и холодным оружием: саблями, кинжалами, пиками37. 21 августа было опубликовано обращение К. Е. Ворошилова, А. А. Жданова и П. С. Попкова «Ко всем трудящимся города Ленина», призывавшее ленинградцев встать «как один на защиту своего города».
Выражая озабоченность судьбой Ленинграда и свое негодование по поводу «самодеятельности» ленинградского руководства, создавшего без санкции Ставки Верховного Главнокомандования Военный Совет обороны Ленинграда, И. В. Сталин в состоявшемся в ночь на 22 августа 1941 г. разговоре по прямому проводу с К. Е. Ворошиловым и А. А. Ждановым говорил: «…Вы просто неорганизованные люди и не чувствуете ответственности за свои действия, ввиду чего и действуете, как на изолированном острове, ни с кем не считаясь… Ленинград не Череповец или Вологда, это вторая столица нашей страны. Военный Совет обороны Ленинграда не вспомогательный орган, а руководящий орган обороны Ленинграда…»38 Отсутствие в составе этого органа Ворошилова и Жданова, возможно, давало подозрительному «хозяину» основание думать, что тем самым они хотят уйти от ответственности за сложившееся положение, и поэтому он приказал изменить состав Военного Совета обороны Ленинграда, введя в него руководителей Военного Совета Северо-Западного направления, в первую очередь Ворошилова и Жданова. Разумеется, это было немедленно выполнено, хотя как организационные меры, так и «мудрые указания» Верховного Главнокомандующего не могли стабилизировать обстановку под Ленинградом. Более того, с развитием наступления немецких и финских войск на Карельском перешейке и на Петрозаводск выявилась реальная угроза полного окружения Ленинграда. В связи с необходимостью перегруппировки сил и улучшения оперативного управления войсками Военный Совет Северного фронта возбудил перед Ставкой ходатайство о разделении Северного фронта на два: Карельский и Ленинградский. 23 августа 1941 г. Ставка удовлетворила это ходатайство. Учитывая угрожающее положение на Любаньском и Красногвардейском направлениях, Ставка разрешила Военному Совету Ленинградского фронта использовать для обороны города четырехдневный выпуск танков ленинградских заводов, а также выделила дополнительно авиационные части и маршевые батальоны. Но и эти меры не смогли остановить продвижение девяти дивизий противника, наступавших из района Чудова и захвативших 25 августа Любань39.
Тогда Сталин направил в Ленинград облеченную чрезвычайными полномочиями комиссию. В специальном мандате, подписанном 26 августа 1941 г. Сталиным и врученном этой комиссии, говорилось: «Заместитель Председателя Государственного Комитета Обороны т. Молотов В. М., член Государственного Комитета Обороны т. Маленков Г. М., Народный Комиссар Военно-Морского Флота т. Кузнецов Н. Г., заместитель председателя Совнаркома т. Косыгин А. Н., Командующий ВВС Красной Армии т. Жигарев П. Ф. уполномочиваются Государственным Комитетом Обороны для рассмотрения и решения, совместно с Военным Советом Главного Командования Северо-Западного направления и с Военным Советом Ленинградского фронта, всех вопросов обороны Ленинграда и эвакуации предприятий и населения Ленинграда»40.
Прибывшая в почти осажденный Ленинград Комиссия могла на месте убедиться в серьезности ситуации, увидеть целый ряд существенных промахов и упущений руководства обороной города. Она признала необходимым упразднить изжившее себя командование и штаб Северо-Западного направления, Военный Совет обороны Ленинграда, и подтвердила целесообразность разделения Северного фронта на Ленинградский и Карельский, потребовала перевести город на осадное положение. Комиссия высказала резкое недовольство медленными темпами эвакуации населения и беспечностью руководства в отношении продовольственных ресурсов города.
Проблема эвакуации мирного населения Ленинграда в августе 1941 г. встала действительно остро, и Городская эвакуационная комиссия, наверстывая упущенное время, сумела только за период с 15 по 27 августа вывезти из города свыше 200 тыс. человек. Всего же за период с 29 июня по 27 августа 1941 г. из Ленинграда было эвакуировано 636 203 человека, из них 488 703 ленинградца (в том числе 220 тыс. детей) и 147 500 человек из прибалтийских республик и Карело-Финской ССР41. Тем не менее в Ленинграде все еще оставалась значительная часть несамодеятельного населения, на что сразу обратила внимание Комиссия ГКО. Вместе с тем из опубликованных теперь «донесений» из Ленинграда членов Комиссии ГКО Сталину можно сделать вывод, что высокая комиссия, выражая свое неудовлетворение низкими темпами эвакуации населения города и его промышленности, не смогла правильно оценить критическое положение, создавшееся уже в дни ее пребывания в Ленинграде (27-29 августа). Иначе как объяснить оптимистический тон донесения членов Комиссии Сталину 28 августа 1941 г.: «Сообщаем, что нами приняты решения эвакуировать за декаду с 30 августа по 8 сентября из Ленинграда 250 000 человек женщин и детей, и 66 тыс. человек из прифронтовой полосы, исходя из среднесуточной подачи 170 вагонов»42. А ведь буквально накануне, добираясь в Ленинград через Череповец, члены ГКО, оказавшись на станции Мга, по свидетельству генерала H. Н. Воронова, своими глазами увидели, что Ленинград вот-вот останется без железнодорожной связи с Москвой и со страной43. Такое же впечатление производит и донесение членов Комиссии ГКО Сталину о продовольственном положении Ленинграда, отправленное 29 августа 1941 г. Сообщая о незначительных запасах основных продовольственных товаров в Ленинграде на 27 августа (муки и зерна на 17 дней, крупы на 29 дней, рыбы на 16 дней, мяса на 25 дней, масла животного на 29 дней), Комиссия предлагала создать в Ленинграде к 1 октября полуторамесячные запасы продовольствия. В целях экономии продовольствия Комиссия намечала довольно скромные меры – прекратить коммерческую торговлю продуктами питания и отрегулировать нормы выдачи населению чая, спичек и яиц44.
Между тем выявленные на момент приезда в Ленинград Комиссии ГКО незначительные запасы продовольствия требовали принятия жестких мер в расходовании основных продуктов питания – хлеба, крупы, мяса, масла, запасы которых по сравнению с имевшимися на начало войны сократились в 2-3 раза. Справедливости ради следует признать, что сложившееся к этому времени трудное продовольственное положение Ленинграда объяснялось не только тем, что с началом войны руководству города следовало сразу пойти на более экономное расходование основных продуктов питания, но еще и тем, что в мирное время продовольственные ресурсы города были весьма ограничены. Несмотря на то, что Ленинград обладал высокоразвитой пищевой промышленностью, обеспечивавшей не только город, но и потребности ряда других краев и областей, запасов, которых могло бы хватить на продолжительное время, на складах не имелось. На 21 июня 1941 г. на ленинградских складах хранилось муки и зерна, в том числе и предназначенных на экспорт, на 52 дня, крупы – на 89 дней, мяса – на 38 дней, масла животного – на 47 дней, масла растительного – на 29 дней45. С началом войны расходование основных продуктов питания в Ленинграде не только не уменьшилось, но даже увеличилось. В городе скопилось большое количество беженцев и проходила концентрация войск, вследствие чего среднесуточная выпечка хлеба в июле – 2112 т – выросла в августе до 2305 т46. Введение с 18 июля 1941 г. карточной системы также не привело к заметному уменьшению расходования продовольственных запасов города. Очевидно, и в это время руководители Ленинграда еще не до конца осознавали, какая катастрофическая опасность таится в необеспеченности города продовольствием на длительный срок. Только этим можно объяснить столь непродуманную меру, как разрешение коммерческой торговли продуктами питания (было открыто 70 коммерческих магазинов) в условиях уже введенной карточной системы47. Даже 27 августа 1941 г. Военный Совет обороны Ленинграда на своем заседании поручал председателю Исполкома Ленгорсовета П. С. Попкову в качестве чрезвычайной меры «подработать для рассмотрения на Военном Совете и последующего внесения на Государственный Комитет Обороны вопроса о необходимом сокращении норм отпуска продуктов по карточкам, сокращении норм продажи в одни руки таких товаров, как спички, яйца, чай, а также о сокращении коммерческой торговли в городе»48.
Не были использованы и все возможности для пополнения продовольственных запасов Ленинграда. Об одной из таких неиспользованных возможностей рассказал А. И. Микоян, который в годы войны был председателем Комитета продовольственного и вещевого снабжения советской армии и Комитета по эвакуации из прифронтовой полосы запасов продовольствия. «В самом начале войны, когда немецко-фашистские войска развертывали наступление, – вспоминал он, – многие эшелоны с продовольствием, направляемые по утвержденному еще до войны мобилизационному плану на запад, не могли прибыть к месту назначения, поскольку одни адресаты оказались на захваченной врагом территории, а другие находились под угрозой оккупации. Я дал указание переправлять эти составы в Ленинград, учитывая, что там имелись большие складские емкости. Полагая, что ленинградцы будут только рады такому решению, я вопрос этот с ними предварительно не согласовывал. Не знал об этом и И. В. Сталин до тех пор, пока ему из Ленинграда не позвонил А. А. Жданов. Он заявил, что все ленинградские склады забиты, и просил не направлять к ним сверх плана продовольствие. Рассказав мне об этом в телефонном разговоре, Сталин сказал, зачем я адресую так много продовольствия в Ленинград. Я объяснил, чем это вызвано, добавив, что в условиях военного времени запасы продовольствия, и прежде всего муки, в Ленинграде никогда не будут лишними, тем более, что город всегда снабжался привозным хлебом (в основном из районов Поволжья), а транспортные возможности его доставки могли быть и затруднены. Что же касается складов, то в таком большом городе, как Ленинград, выход можно было найти. Тогда никто из нас не предполагал, что Ленинград окажется в блокаде. Поэтому Сталин дал мне указание не засылать ленинградцам продовольствие сверх положенного без их согласия»49. Теперь, в конце августа, Комиссия ГКО, сообщая Сталину о крайне незначительных ресурсах продовольствия Ленинграда и предлагая создать их полуторамесячный запас, просила возложить ответственность «за их срочную отгрузку и продвижение» в Ленинград на Микояна и Кагановича50.