Kitobni o'qish: «Христос и карма. Возможен ли компромисс?»

Shrift:

* * *

Вступительное слово

Книга Франсуа Брюна «Христос и карма. Возможен ли компромисс?», опубликованная в 2012 году во французском издательстве «Le Temps présent», посвящена давней тяжбе между христианами и кармой.

Карму часто описывают как верование, конкурирующее с традиционными разновидностями веры. Иногда карму соотносят с тем или иным народом или группой людей, иногда это индивидуальное верование: но в разных странах или у разных групп карма оказывается не столько доктриной, сколько методологическим подходом, позволяющим по-разному описывать существование разных доктрин в самых разных частях света. В этом отношении весьма показателен пример Татьяны Горичевой. Она рассказывает, как когда-то воспользовалась молитвой «Отче наш» во время занятия йогой, и как эта молитва привела ее к обращению в христианство.

Само название книги говорит о том, что ее автор, как и многие до него, берет на себя этот тяжелый труд: еще раз попытаться примирить карму с христианством, понять, возможны ли тут компромиссы. И ставит под вопрос, начинает чуть ли не с опровержения основных христианских догматов. Как образованный католик, Франсуа Брюн хорошо осведомлен и о том, что в первые два века нашей эры бытовали разные формы «гнозиса», дошедшие до нас в виде теорий разных гностических мыслителей. На самом же деле, такое вопрошание оказывается очень продуктивным, оно ведет нас к принятию новых подходов, близких к понятию кармы, но всецело христианских.

Метод рассуждения в книге очень близок к платоновскому диалогу, мысль движется от одного отрицания к другому, в итоге создавая утверждение того, что противоположно предыдущим отрицаниям. Таким путем автор приходит к новому принятию всей христианской догматики, которая оказывается при этом как бы «перевернутой», заново открытой и сформулированной, и тем самым приемлемой для современного восприятия. Прохождение через понятие кармы становится для автора книги необходимым моментом такого преображения догматики. Восточные вероисповедания, и прежде всего, православие, оказываются для Франсуа своеобразным маяком, православного философа и богослова Владимира Лосского автор считает одним из крупнейших христианских мыслителей нашего времени.

Отметим сразу, что понятие кармы гораздо древнее монотеистических религий. Оно уходит своими корнями в глубь тысячелетий. Автор книги подробно анализирует самые разные примеры верований в идею «реинкарнации». В позитивном варианте таких верований карма может привести того, кто в нее верит, в рай, в отрицательном же варианте она его приведет к перевоплощению в какое-нибудь не слишком приятное существо. Весь этот спектр возможностей подробно рассматривается и анализируется в книге. Интересно в этом труде и то, что Франсуа Брюн, не будучи физиком или биологом, очень хорошо осведомлен и учитывает новейшие достижения современной науки, что, безусловно, очень важно для любого честного и внушающего доверие исследователя в наше время.

Автор книги хорошо знаком с традициями ислама, индуизма и буддизма и совершает грамотные экскурсы в них, высвечивая там то противоречия, то удачи и находки. Все это очень важно для современного человека, живущего в контексте разворачивающейся глобализации.

Для современного русскоязычного читателя книга эта представляет интерес еще и в социологическом аспекте: ведь большая часть современных россиян, уже успевших стать взрослыми, не прошли путь христианского воспитания и формирования в традиционной православной семье. В случае духовных поисков они будут обращаться к самым разным традициям и верованиям: и конечно, их внимание привлечет к себе идея кармы и доктрина реинкарнации. Книга Франсуа Брюна может повернуть их от притягательности кармы к настоящей встрече со Христом.

Добавим также, что у книги богатейший арсенал научных примечаний и библиографических сносок, что всегда ценно для исследования такого рода.

И самое важное в этой книге, то, ради чего Франсуа и начинал ее писать, и к чему мы, следуя за мыслью автора приходим в конце, – это убедительный вывод о том, что Бог, Христос, есть Любовь. На этой ноте любви заканчивается книга, к Любви и приведет она вдумчивого читателя.

Протоиерей Николай Лосский (Париж, Франция)

Введение

Руан, 19 мая 1994 года, четверг. Церковь Сан-Годар просто потрясла меня своей красотой. Война пощадила ее, так что и по сей день там остались в целости и сохранности все витражи. В Руане она не так знаменита, как другие, поэтому толпы туристов обходят ее стороной. Возле исповедальни горит огонек. Старик священник погружен в молитву. Он очень стар: я узнал потом, что ему 89 лет. Конечно, преемников ему не так-то легко найти. На стенде у входа в собор можно прочесть, что средний возраст священников в этой епархии 68 лет. Так было тогда по всей Франции, не только здесь. В 2012 он составлял уже 75 лет, а в 2020 будет… Этот храбрый старик, несмотря на свой возраст, все еще служит…, но по сути, кому же он служит? Церковь пуста. Нет ни одного человека! Кажется, что его служение не нужно вообще никому.

Бедная Церковь: она исчезает прямо у нас на глазах, и никто этого исчезновения не замечает, ведь уже довольно давно она просто никому не интересна.

И все же!

С каждым днем становится все очевиднее, что мир сей не имеет никакого смысла, что приоритетными в нем оказываются совершенно извращенные ценности. Всё точно так же стремится к обновлению, как природа под конец зимы. Мы уже знаем, что для того, чтобы стало лучше, не достаточно просто сменить политический режим, совершить еще одну очередную революцию. Это и не вопрос лучшего устройства общества, более гибких социальных структур.

То, что толкает стольких молодых людей на самоубийство, или приучает к наркотикам (что тоже форма самоубийства, только более медленная), – это пустота, это глубинный ужас перед лишенным смысла существованием, перед жизнью, которая никуда не ведет. Если все кончается небытием, зачем тянуть, тогда уж лучше нырнуть в него сразу.

Но зато именно пустота сильнее всего взывает к Абсолюту. Избежать небытия и абсурда мы сможем, только если найдем смысл, и найдем его в избытке. Именно это когда-то случилось с Татьяной Горичевой, в то время она была ленинградской комсомолкой. Да, город тогда еще назывался Ленинградом. Она вела в нем двойную жизнь. Днем она наслаждалась своим положением «блестящей студентки, одной из лучших на философском факультете, знакомой с самыми утонченными интеллектуалами, погруженной в умные разговоры эрудитов, в изысканную игру в духовную жизнь». Но зато по ночам она погружалась в безнадежное отчаяние «в обществе парий, в логовах воров, безумцев и наркоманов». «Мы выискивали грязные места, мы пили в сараях и подвалах».

Это был экзистенциалистский этап ее жизни, от его значимости она не отрекается и по сей день: «Сартр, этот общепризнанный враг веры, тем не менее сумел подвести нас к тому самому краю отчаяния, за которым уже начинается вера».

Следующим этапом стало увлечение йогой: «Мало-помалу я научилась пользоваться теми загадочными “энергиями”, которые мне открылись. Йога привлекала меня тем, что там проповедовался “энергетизм”, т. е. материализм без примеси всяких “басен”. Поэтому для нас, людей неверующих, она стала своеобразным мостиком между эмпирическим и трансцедентальным мирами… Но пустота, уже давно ставшая экзистенциальной, все никак не наполнялась; наоборот, она все росла и росла, превращаясь в мистический ужас, доводивший меня почти до безумия».

«Я никогда не молилась и даже не знала ни одной молитвы. Но вот один из учебников йоги предложил поупражняться с “Отче наш”, Господней молитвой. Я начала читать ее, как мантру, без выражения, почти автоматически. Я прочитала так раз шесть, и вдруг, как будто что-то внутри меня перевернулось. Вовсе не мой убогий разум, но все мое существо вдруг осознало, что Он есть, Бог живой и личный, любящий меня и все творение, Бог, создавший этот мир и из любви ставший человеком, Бог распятый и воскресший. В один миг мне открылась тайна христианства, тайна подлинной жизни и мое место в этой жизни. Воистину, я была спасена»¹.

Вот почему я остаюсь убежденным христианином.

Одно из несчастий нашей западной христианской культуры в том, что наши богословы «ищут» Бога так, как это пристало философам: предположим, что Бог существует, тогда при каких условиях человек может надеяться суметь Его познать? В какой мере возможно проследить отношения между человеком и Богом?..

Преамбулы к богословию все удлиняются и удлиняются. А самой встречи уже не происходит.

«Кто не видел Бога, не может и богословствовать»², – гласит один из раннехристианских текстов. Да! Первичен как раз опыт Бога, а рассуждения придут потом и именно в этом опыте и почерпнут свою ценность. Если же такого опыта нет в самом истоке, в самой точке отправления, то все остальное будет просто бессмысленно.

В наше время многих привлекают восточные религии, иногда ислам, а теперь к тому же все чаще еще и самые разные эзотерические учения типа «Нью Эйдж», и привлекают как раз потому, что во всех этих течениях, при всем их разнообразии, вам предлагают сразу и с самого начала приобрести некий опыт. Само учение лишь подготовляет вас к этому опыту, сопровождает его и углубляет его последствия. Но все вращается вокруг опыта…

В наших западных церквях духовный опыт слишком часто будто зарезервирован для каких-то исключительных людей, словно что-то недостижимое и даже немного опасное. Если кто-то претендует на прямое общение с Богом, это всегда кажется подозрительным.

И все же, все же, ключом к тайне мира остается Христос: спасение придет лишь от Него, и не как от «самого великого из посвященных», как любят именовать Его в эзотерической литературе, уменьшая и искажая Его значение, – а ведь на самом деле Он гораздо больше, бесконечно больше этого: Он – единственный Сын Божий, Бог, ставший человеком, истинный Бог и истинный человек; бесконечная Божия Любовь, безусловная, снизошедшая к нам и обитающая среди нас. Есть в этом какая-то чудесная тайна, о которой наши несчастные западные церкви разучились говорить и в которую часто уже даже не осмеливаются верить.

Но все это еще и оттого, что они не сумели эту тайну понять. Тот ее образ, который они нам предлагали, слишком часто оказывался карикатурным, недостижимым. Нужно всмотреться в нее заново. Я хотел бы показать вам здесь, что всегда существовало и существует совсем другое понимание тайны Бога, ставшего человеком. И в свете этой тайны все меняется, все становится чудесным.

Основная схема

Хотим мы того или нет, современный человек так или иначе соприкасается с самыми разными верованиями, распространенными на нашей планете, будь то величайшие традиционные религии или современные эзотерические учения, которые с большей или меньшей натяжкой можно назвать духовными. Почти во всех наших городах книжным магазинам, прежде называвшимся магазинами религиозной литературы, пришлось поменять и расширить свой ассортимент. Сегодня там христианству будут посвящены всего несколько полок, а на соседних зато можно найти книги по индуизму, буддизму, исламу, каббале, а также литературу по астрологии, нумерологии, таро, нетрадиционной медицине и т. п. и т. д.

Конфронтация между христианством и другими основными религиями стала особенно заметной сначала в «странах миссии», где христианство оказывалось в меньшинстве. Сегодня обмен информацией и населением возрос до такой степени, что защищенных зон уже просто не осталось. Все реже и реже мы оказываемся католиками, иудеями или протестантами лишь потому, что выросли в соответствующем окружении.

Каждый, в зависимости от собственных устремлений, будет искать истину, способную утолить голод его собственного сердца, а также разума. Это движение уже широко началось и в дальнейшем будет лишь все больше и больше набирать силу.

Лично я вовсе об этом не жалею и отнюдь не хотел бы повернуть этот процесс вспять. Я верю, что он всех нас приведет к углублению наших собственных традиций, а значит к духовному росту.

Христианские богословы и философы уже давно старались обнаружить параллели и точки соприкосновения, наладить возможные мосты между нашими западными категориями и понятиями из других языков, абсолютно другими, но не менее легитимными. Я буду цитировать здесь работы Оливье Лакомба, дона Анри лё Со, отцов Жюля Мошанена, Гюя Делёри, Мориса Мопилье, с их интересом к индуизму; отцов де Любака, Кадоваки, Ласалля, Реролля, с их интересом к буддизму; Азена Паласио, Луи Масиньона, Луи Гарде, Рожера Амальдеза, с их интересом к исламу; не говоря уже о Рене Геноне, Амо Дежардене, Мичико Ишигами-Яголнитцере и многих других³… К этим именам стоит прибавить и тех, кто проделали тот же путь, но в обратном направлении и, не порвав со своей собственной культурой, открыли для себя христианство и стали, в свою очередь, учениками Христа⁴. Стоит также отметить тот обмен монахами, который систематически с 1983 года осуществляется в рамках Духовного обмена Восток-Запад.

Конечно, в своих исследованиях я буду так или иначе опираться на труды этих широко известных специалистов. Но книга, которую вы открыли, это ни в коей мере не очередная работа по «сравнительному религиоведению». Вы не найдете здесь ни систематического изложения существенных положений крупнейших мировых религий, ни детального обсуждения тех или иных отличий между ними. Все это я оставляю специалистам.

Моя задача совсем другая, и она связана с моей личной историей.

После довольно продолжительных филологических штудий я поступил в семинарию Парижского Католического института (так называемую университетскую духовную семинарию). Поступив туда, я был готов перено сить строгую дисциплину; я был готов к той аскетичности, которую извне обычно приписывают религиозным институтам; мне кажется, я даже вполне был готов на некоторые жертвы и лишения. Но зато я наделся, что мне дадут там Бога. Именно за Ним, в Его поисках, я туда и пришел. И ради этого я готов был вынести все остальное.

Но то богословие, которые пытались вдолбить мне в голову, не удовлетворяло меня ни с интеллектуальной, ни с духовной точки зрения. Так что мне пришлось, с того самого времени, начать искать что-то другое. Это был долгий и обстоятельный поиск, приведший меня в итоге к совсем другому пониманию христианства, к традиции, восходящей к самым первым векам, к той, которую наши мистики всегда спонтанно обнаруживали на собственном опыте. Но я сделал при этом и еще одно открытие: я обнаружил, что в этом, именно так понятом христианстве, есть что-то совершенно уникальное, то, чего больше нигде не найдешь.

Вот этот взгляд на христианство мне и хотелось бы вам предложить. Те беглые и очень ограниченные сравнения с другими религиями или с привычной католической доктриной, которые я буду иногда делать по ходу, понадобятся лишь затем, чтобы подчеркнуть, что при таком понимании христианства в нашу жизнь войдет Христос, и это вхождение будет совершенно ошеломляющим и чудесным. И в то же время мы увидим, хотя тоже лишь бегло и по ходу дела, что такое понимание в конечном итоге окажется более приемлемым для современных нам ученых, чем все прочие богословские концепции.

Итак, посмотрим, в чем конкретно мне тут видится вопрос и проблема.

Крупнейшие мировые религии очень близко подходят друг к другу в одной точке: когда речь заходит о нашем существование, о единении с Богом. Конечно, я немного упрощаю здесь мысль, и сам это прекрасно понимаю. Конечно, в каждом религиозном течении есть свои, принципиально важные особенности и отличия. Но в целом, мне кажется все же, что объединяет их всех мысль о вечной жизни.

В том же, что касается «механизма» нашего спасения, то есть способа избежать уничтожения в смерти и достигнуть единения с Богом, начинаются уже кардинальные разногласия.

В этом отношении есть два противоположных полюса мысли, к которым, так или иначе, тяготеют все крупнейшие религии. И тут перед нами уже непроходимый тупик, потому что здесь никакой синтез, никакой компромисс, попросту невозможен. Но, помимо всего прочего, оба этих полюса, на мой взгляд, выливаются в итоге в совершенно неприемлемые схемы.

С одной стороны, это направление мысли, создающее впечатление, что наше спасение зависит лишь от внешних действий, без подлинного внутреннего обращения, без нашего соучастия в таком спасении. Стоит лишь механически произнести слова или выполнить определенные обряды, можно даже не самим, их может за нас выполнить кто-то другой, и этого вполне достаточно, чтобы спастись, чтобы прильнуть к источнику всякой жизни и полноты, чтобы нам снова «подключиться» к жизни Бога.

Конечно, если рай, в конечном счете, окажется всего лишь огромным Диснейлендом, то усиленная духовная подготовка к такому раю и вправду окажется излишней. Ведь там, в конце концов, будет уже не важно, сами вы заплатили за входной билет, или это сделал кто-то другой. Но если у нас с вами более возвышенное представление о вечной жизни, тогда необходима окажется своеобразная гармония между предложенным невероятным счастьем и тем человеком, который его получит. Ведь если привести слепого на выставку потрясающих картин – это окажется не благодеянием, а нелепым фарсом. А войти в жизнь Бога без должной подготовки – может оказаться кое-чем и похуже.

Именно христианству, и особенно католицизму, угрожает сегодня это направление мысли, ориентированное на спасение, пожалованное нам извне. Но на эту идею покупались порой и другие мировые религии, как мы дальше увидим.

С другой стороны, есть и другой, диаметрально противоположный полюс мысли, предлагающий нам сполна осознать тот факт, что наша судьба только в наших руках, что зависит она лишь от нашего совершенствования, без уловок и обманов, в полноте нашей свободы, но зато тут мы уже не можем рассчитывать ни на чью помощь. В этой перспективе мы одни отвечаем за самих себя, но при этом мы и в самом деле одни, в полном одиночестве. Каждый сам за себя.

Ислам вполне соответствует такой схеме; но сегодня подобную идею спасения нам предлагают чаще всего индуизм и буддизм, через широко распространившееся у нас учение о «карме».

Конечно, я хотел бы поговорить об этих противоположных полюсах лишь для того, чтобы прояснить значимость совсем другого подхода. Таким подходом будет возвращение к христианству, но к христианству мистическому, такому, о котором почти совсем ничего не знают современные западные богословы. Они сегодня, как я уже говорил, остаются всего лишь философами. Когда они пытаются что-то сказать об опыте мистиков, то есть тех людей, которые и в самом деле «видели Бога», – то неизбежно сводят его к рационально познаваемым психологических феноменам, к компенсации или фрустрации…

Я хотел бы предложить здесь совсем другой путь, безумный, фантастический, невероятный. Но я попытаюсь также показать, что это и есть подлинное христианство, и что оно-то, на самом деле, и укоренено в традиции. И тут вдруг открывается ошеломляющая перспектива, совершенно невозможная еще в начале прошлого века: навстречу такому мистическому видению выходит современная наука, и встреча эта тоже удивительна.

Глава I. Спасение, врученное нам извне: в христианстве

Сначала рассмотрим, как проявляется такое течение мысли в христианстве, и в частности, в традиции католицизма. Речь здесь, конечно, пойдет с позиций критики такого направления мысли. И было бы несправедливостью свести к нему всю католическую традицию. Чтобы убедиться в такой несводимости, достаточно будет вспомнить об одной-единственной книге – «О подражании Христу»⁵, совершенно мистическом сочинении, настоятельно призывающем к личному обращению. Но дело в том, что вышеозначенное направление мысли все же настойчиво присутствует в той же самой Церкви и нанесло ей немало ущерба. И это одна из причин того ожесточенного отворачивания от Церкви, свидетелями которого мы сегодня являемся. Рассмотрим здесь ряд кратких примеров.

Есть несколько обрядов и молитв, которые, как кажется, должны непосредственно воздействовать на сердце Господа, освобождая тем самым грешника от необходимости обращения.

1. Молитва за других

Красивая проповедь

Помнится, однажды мне довелось услышать проповедь, которая является лучшей иллюстрацией к такому направлению мысли. Это было в Гренобле, на мессе, на которой я проходил конфирмацию. Произнес эту проповедь один из священников, служивших при лицее Шамполион, где я был тогда школьником. Этот священник отличался силой мысли и широким культурным кругозором, за что по праву пользовался всеобщим уважением. Уже тогда манера обращения к нам наших священников была напрямую связана с их предчувствием, почти знанием, что по окончании этой торжественной церемонии они нас больше уже не увидят; а если и увидят, то еще всего лишь несколько раз, по случаю других торжественных событий в наших жизнях: на венчании, на крещении наших детей, и, наконец, когда придет наш момент отдать душу Богу, на отпевании. Вот поэтому-то проповедь эта и звучала так похоже на прощание, а проповедник словно пытался, пользуясь случаем, дать нам как бы последнее наставление, аккумулировать в ней все те мысли, которыми мы бы могли затем руководствоваться в наших жизнях, и даже, может быть, когда-нибудь позже, в момент отчаяния и беды или же в последние мгновения жизни, мы смогли бы, вспомнив эти слова, найти путь к Богу. Он пытался нас убедить, что, даже если мы все забросили, не молились, не ходили в церковь, не участвовали в Таинствах, даже если мы вели жизнь неисправимых грешников, то даже тогда еще не все потеряно.

Итак, наш священник именно в такой перспективе говорил нам о милосердии Божием. Но, чтобы надежнее выйти к такому милосердию, он советовал нам прибегнуть к посредничеству Богородицы, Пречистой Девы Марии. И объяснил он это тем, что Бога, несмотря на всю Его любовь, все же удерживает Его же справедливость. Ведь Он отвечает за мировой порядок, поэтому, несмотря на любовь, Он не может прощать так, как Ему бы того хотелось. Мария же, наоборот, такой ответственностью не наделена, вот поэтому-то Богородица, говорил нам проповедник, может уступить движению собственного сердца и стать нашим ходатаем и адвокатом без всяких оглядок. Она обратится с ходатайством к своему Сыну, и Тот не сможет Ей отказать, как это уже было на брачном пире в Канне Галилейской. И поскольку Христос и сам Бог, то Богу-Отцу ничего другого не останется, как подтвердить Его решение, вот все и получится.

Конечно, последняя фраза звучала не так. Все было сказано гораздо тоньше и лучше, более благородным языком. Но, в конце концов, все сводилось к тому же. Я помню, что эта проповедь вызвала у всех очень живую реакцию. Выходя из церкви, «верные», то есть главным образом родители учеников, оживленно о ней спорили. Многим было не по себе от идеи Бога, который оказывается в тюрьме у собственной справедливости, тогда как одно из Его творений, пусть даже лучшее и чистейшее из всех, способно любить как бы больше Его самого, да еще и припереть Его этой любовью к стенке.

Что же это за Бог, который умеет прощать лишь по ходатайству Матери своего Сына? Либо Он вообще не умеет прощать, и тогда уже ничто не заставит Его изменить решение, либо Он все же прощать умеет, но тогда нет никакой надобности в том, чтобы кто-то смягчил Ему сердце.

И что же это за спасение, которого, по большому счету, мне даже нет надобности просить самому, поскольку кто-то другой может выпросить его для меня, даже без моего ведома! Потому что именно таким образом мы чаще всего и представляем себе действие в Церкви «механизма» заступнической молитвы. Даже в этих чудесных иконах деисусного чина, изображающих заступническую молитву: в них Христос дан в центре, обычно сидящим на троне, а по обеим сторонам от Него стоят, обратившись к Нему, чуть склонив головы, Божия Матерь и святой Иоанн Креститель, в позе моления, словно прося и умоляя. Стоит только обратиться к ним, и мы добьемся того, что они передадут нашу мольбу Господу Христу, и тогда мы сможем добиться прощения грешника; конечно, этим грешником можем быть и мы сами, но им может ведь оказаться и кто-то другой, кто-то, чье спасение кажется нам компромиссом, кто-то, кто знать не знает о том, что мы молимся за него, и кто плевать хотел на это самое спасение.

Конечно, верно и то, что порой мы выражаем такое положение вещей точнее, когда говорим, что хотим добиться не прощения грешника, но его обращения. Но все равно остается та проблема, что даже такое обращение оказывается здесь пожалованным извне, словно по мановению волшебной палочки, которой фея превратила тыкву в карету, словно Бог может мгновенно низринуть на голову грешника «благодать», способную обратить его в один-единственный миг.

Поймите меня правильно. Я вовсе не сомневаюсь в действенности молитвы, не только за себя, но и за других. Но те образы и слова, которые мы часто используем при этом, уводят нас на ложный путь. Даже сам термин «заступнической молитвы», сама мысль о том, что святые, и среди них сама Матерь Божия, могут «заступаться» за нас, то есть вместо нас обратиться к Богу, умолять Его, и, в конечном счете, как бы заставить Его передумать и уже не так строго обращаться с нами. Сама схема такого представления выводит нас на полном ходу в мифологию. Люди, конечно, не анализируют ее подробно, как я сейчас, но у них остается смутное ощущение, что что-то не так, и это ощущение не исчезает. Так что протестанты отказались от такой мифологии вполне законно. Однако, сделав это, они не сумели увидеть, что этот неприемлемый язык скрывал другую, более глубокую тайну, и вместе с водой выплеснули и ребенка, лишив себя, как мы увидим дальше, бесценного сокровища.

И все же сегодня уже невозможно по-прежнему держаться за этот язык. Он больше «не работает». Если нам и в самом деле больше нечего выставить на продажу, то нашим менеджерам по рекламе стоит проверить, как у них с воображением. И еще! Это верно, если можно так выразиться, не только на внутреннем рынке, но и при предложении товаров на экспорт. Если мы не научимся говорить по-другому, то скоро даже в центральной Папуасии площади наших рынков сморщатся, как шагреневая кожа. К тому же, проблема ведь не только в стремительном падении объема продаж! Проблема, как мы видели, и с самими продавцами. Их сегодня уже просто невозможно найти, и все потому, что такие речи уже никому не интересны.

1.Tatiana Goritchéva. Nous, convertis d’Union soviétique (Nouvelle Cité, 1983, p. 19–25).

2.Цитата из Евагрия Понтийского, византийского богослова IV в. См.: Evagre le Pontique. Centuries // Patrologie orientale, t. XXVIII, fasc. 1, p. 187.

3.Забавно, но некоторые исследователи при этом считают, что диалог между христианством и другими религиями в Европе только-только начинается! См., например, предисловие Пьера Гизела к книге Джона Б. Кобба «Буддизм, христианство, по ту сторону диалога?» (John B. Cobb. Bouddhism, christianisme, au-delà du dialogue? Labor et Fides, 1988).

4.См. книгу Мопилье об индийских мистиках или Реролля о христианах в Японии. См.: M. Maupilier. Les Mystiques hindous chrétiens (L’OEIL., 1985); Bernard Rérolle. Le Japon du silence et la contemplation du Christ (Le Centurion, 1991).

5.Широко известная в католической традиции книга «О подражании Христу» (XV в.) приписывается авторству немецкого августинского каноника, католического монаха, писателя и мистика Фомы Кемпийского (прим. перев.).