Kitobni o'qish: «Блокнот. Мистическая история», sahifa 7

21

Очнулся я, лежа в осколках люстры, что еще пару часов назад висела под потолком. Голова жутко болела. Я нащупал у себя на макушке шишку, а взглядом нашел камень, лежащий рядом. «Видимо, этот камень и разбил окно, затем попав в люстру», – разъяснил я себе, плохо соображая после удара.

Солнце слепило мои уставшие глаза. Не было времени приходить в себя, следовало быстро собрать необходимые вещи и отправляться в дорогу.

Рукопись я решил оставить в доме, будучи уверен, что, вернувшись к себе, смогу воспроизвести все, как было в оригинале. Захватил лишь свой блокнот, вырвав уже исписанные страницы и добавив к ним: «История не закончена, так как я отправляюсь в путь. Я ухожу домой».

Я оделся потеплее и собрал с собой немного еды, ведь было непонятно, сколько времени придется провести в пути. Также я взял с собой и блокнот поэта. Глупо уже останавливаться, я почти добрался до конца. Тем более дома я буду в безопасности, монстры не доберутся туда.

Попрощавшись с этим проклятым домом, рассмеявшись, я отправился на север, как советовал мой наставник. День благоприятствовал моему путешествию. Солнце светило ярко и дарило тепло, ветра совсем не было, а настроение становилось все лучше. Я чувствовал себя узником, которому через 14 лет заключения удалось сбежать.

Но с каждым часом радость угасала. Скорее всего, из-за усталости, накатывавшей все сильнее с каждым пройденным километром. Уже начинало вечереть, и страх сковывал меня все сильней с нарастающей тенью, отбрасываемой деревьями.

Дабы хоть немного себя развлечь, я нарушил тишину леса своим пением. Я не особо хорошо умел это делать, признаюсь честно, но чего мне не занимать, так это энтузиазма. Иной раз придешь в оперу, артисты поют так красиво, такие сладкие слова, но чувствуешь, как им уже наскучили эти тексты. Ведь артист выступает с этим репертуаром раз за разом, переезжая из города в город. Нет причин винить его в том, что ему слегка поднадоело.

Через пару часов голос стал пропадать, как и настрой. Я решился прочесть следующую страницу поэта. Ведь в скучном пути все средства развлечения хороши, тогда и путь становится короче и увлекательнее.

День 5

Да, я кричу в темноту,

Ведь мне больно.

Последнюю ноту

Добью добровольно.

За что же людей

Подвергать этой пытке,

Что в сказке своей

Лишь сплошные убытки.

Мой разум давно

Угнетается темой.

Зачем, как в кино,

За спиной моей демон.

Он мучает жадно,

В жестокой манере,

Настолько давно,

Что мой разум потерян.

Сожгу я все книги,

Что вы написали.

В не тлеющей сиге

Мы все потеряли.

Я умер в подвале,

Над дверью подкова,

Удача ушла,

Ну и что тут такого.

Пустые слова

Заполняют пространство.

Я в них побывал,

Не прощаю им пьянство.

Хочу показать,

Поменявшись телами.

Пустые глаза

Прикрывались мечтами.

На глазах проступили слезы. Я не мог понять, это от написанного или от того, к каким последствиям я приготовился. Но, к счастью, ничего не произошло. Это больше прежнего насторожило меня, ведь все эти дни после прочтения случалось всякое.

Может, я уже вышел за пределы влияния теней? Беспокойство не пропадало, я рассмеялся, вроде от радости, но так не естественно, что на мгновение остановился, а после продолжил путь.

Через пару часов ко мне пришли «последствия». Я чувствовал их присутствие, хоть и не видел. Невольно ускорив шаг, я все думал, когда же этот лес, наконец, закончится. Но он не собирался заканчиваться, ни одного проблеска надежды не виднелось. Зато теперь под учащенное сердцебиение, ощущая холод в конечностях, я наконец их увидел.

Вдалеке от меня стояли три темные фигуры, точно не человеческие. Я чувствовал на себе их пристальные голодные взгляды. Я не мог их разглядеть, так как боялся посмотреть прямо на них, тем самым спровоцировав нападение. Я все шел, так быстро, как мог, стараясь не обращать на них никакого внимания. Еще чуть быстрее, и это можно будет назвать бегом. Естественно, не обращать внимания было невозможно, все мои ощущения кричали, что они рядом, они наблюдают.

Мой путь казался мне долгим, безумно долгим. А они все смотрели и смотрели. «Почему не подходят? Ведь вчера они так яростно хотели до меня добраться, а тут вот он я, подойди и возьми. Но все же они бездействуют многие часы». В ногах моих уже был залит свинец, и с каждым шагом я становился все медленней.

Тени так и не тронули меня этой ночью. Совершенно беспрепятственно я продолжил путь до рассвета, хотя, можно сказать, дополз до него. Сил не было и ноги-то поднимать, не то, чтобы идти еще несколько часов.

Впервые за весь свой маршрут я увидел вдалеке дом – небольшой, деревянный, очень напоминающий мой, но это не мог быть он спустя столько времени. Вдруг там есть жильцы или телефон? Я смогу позвать на помощь или хотя бы попросить сигарет, которые так не вовремя кончились.

Я побежал к дому, если это, конечно, можно назвать бегом. Сплетающиеся между собой ноги, постоянно спотыкавшиеся о воздух, чудо, что я не упал ни разу. Расстояние между мной и домом все сокращалось, а радость и чувство освобождения с каждым шагом захлестывали все сильнее.

Когда я подобрался к дому, словно камень с неба пригвоздил мое тело к земле. Не веря своим глазам, я вбежал внутрь и застыл в ужасе. Это был мой дом, с моим разбитым окном, моей рукописью и последней скомканной пачкой сигарет.

Не зная границ растерянности, горю и страху, заслонившим мне глаза, я разрыдался, упав на колени посреди комнаты, дополз до дивана и рухнул на него от усталости.

22

За разбитым окном поднималось солнце. Видно, я проспал до утра, а может, судя по моей усталости и боли в голове, еще и весь день.

Я не был готов повторить свою попытку уйти отсюда, отчаяние окутало меня своим одеялом. Принявшись описывать все произошедшее вчера, ну или позавчера… Я потерялся в днях, мне стало все равно, этот дом – моя тюрьма.

К вечеру я приготовил самый простой ужин, который только можно вообразить, а после отправился на диван читать следующую страницу.

День 6

Твое имя в оконном стекле

В аккурат нарисую я пальцем.

Свое сердце оставил в земле,

Занавесив все прошлое глянцем.

Почему-то все так поменялось,

Я теперь безнадежно устал.

Мы с тобою так часто ругались,

Но убил нас последний скандал.

Да, мой разум меня покидает,

Мое тело безумно болит,

Серость дней уж давно ослепляет,

Столько лет я, похоже, убит.

Был во тьме и прикованный цепью,

Повстречал я кошмаров рой,

Опьяненный пагубной целью,

Он так страстно питался мной.

В этой тьме повстречал человека,

Пару лет уж он ходит за мной,

Помогла его выжить опека,

Он теперь для меня не чужой.

Этой тьмой уж давно пропитан,

И кошмары приходят порой.

До сих пор все следят паразиты,

Их отравы с гниющей тобой.

Твое имя в оконном стекле

Я обвел уже раз где-то сотый.

Все записки в моем столе —

Про мой разум и сердца пустоты.

Привели меня снова к окну,

Где увидел свое отражение,

Ведь душа здесь стоит на кону,

Идет в монстра во мне обращение.

Мой запас слез уже иссяк. А если бы слезы и полились из глаз, то откуда-то из глубины моей души, ведь на поверхности я испытывал абсолютное безразличие. Мне было наплевать на судьбу автора, читал я, только чтобы закончить эту главу моей жизни.

Решив ради шутки повторить происходящее в повествовании, я подошел к окну и вывел на стекле имя. Теперь на разбитом камнем окне было написано имя «Татьяна».

Обернувшись, я застыл в ужасе, но был не в силах закричать – горло сжалось так, что я дышать-то не мог, у меня вырвался только жалобный смехотворный стон.

Омерзительное лицо моего кошмара предстало предо мной. Он был ужасный, черный, как его ногти, с острыми клыками, слюной, что стекала по его подбородку. Его лицо зависло перед моим, жадно дыша, гипнотизируя, перед тем как поглотить.

Заглянув за его спину, я увидел поэта, который, жалобно глядя на меня, молвил:

– Простите меня, мой друг.

Рядом с ним стояла юная девушка, которую он мне описывал, рассказывая свою историю. Это была его «Таня». Анна стояла и жадно смотрела на меня, вцепившись в руку поэта. Я не держал на него зла, его обманули так же, как чуть не обманули меня. Я винил себя, что не смог предостеречь и спасти его, как он в ту ночь спас меня.

«Последствие», не отрывая глаз, дышало мне прямо в лицо. Смирившись со своей участью, я закрыл глаза и тут же почувствовал… Что-то склизкое и очень теплое окутывало меня. Не решаясь открыть глаза, чувствуя, как силы покидают меня, я начал терять сознание.

23

Очнулся я в кровати этого проклятого дома. Для меня осталось загадкой, что случилось после того, как я закрыл глаза. Но я снова здесь, и это не внушало ни капли оптимизма.

А что если он меня отпустил или, наоборот, заточил здесь с ними навечно? Это мне еще предстоит узнать. Если сегодня ночью ничего не произойдет, то я свободен и спокойно уеду домой, если они придут, то я по их милости оставлен здесь. Но просто так я не дамся, сделаю все, чтобы до меня не добрались, все!

День продолжился в обычном, когда-то нормальном распорядке. После завтрака я прогулялся вдоль реки, никто и ничто меня не беспокоило. После обеда принялся писать. Не могло не радовать, что рукопись к ужину была закончена. А после пришла пора закончить и с блокнотом Романа. На последней странице строки были написаны странным, словно не его почерком. Текст был весь кривой и прыгающий. Странно.

День 7

Я обрел тебя в том месте,

Где туманы сияли огнем.

Ты же был удостоен чести

Убежать, скрывшись в сердце моем.

Я все шел за тобой, укрывшись,

Лишь белесой своей простыней.

И пришел я домой, забывшись,

Что со мной зашагал сатана.

После стал я как будто не свой,

Я улыбкой дразнил прохожих.

Проживал в моем теле дурной,

Что убил побуждения сил хороших.

И теперь он со мной постоянно,

Все кричит и кричит на меня,

В эту дверь я зашел безвозвратно,

И душа вся сгорит без огня.

Стариной небывало увлекшись,

Удержу я себя от вина,

В темной ванной сегодня укрывшись,

Я изрежу свои рукава.

Строки эти не вызвали у меня никаких чувств. После них у меня было лишь одно желание – проверить, кто же я: свободный человек или несчастный пленник.

Я подошел к окну и начал вглядываться в темноту вокруг. Увидев фигуру, стоявшую между деревьев, я ответил на свой вопрос:

– Я вам не дамся, – сказал я с твердостью в голосе…

Конец.