Парижские тайны

…- Ах ты, чёрт!.. Ой… Ай!!! – табуретка под ногами закачалась, я попыталась удержаться за что-нибудь, тщетно похватала руками воздух и рухнула на пол, с ужасом успев увидеть, как на меня с антресолей вместе с ошметками застарелой пыли падает толстенный, с обтрепанными страницами фолиант … Потирая ушибленные места, приподнялась с места, всмотрелась сквозь облако поднявшейся пыли во что-то огромное, вздувшееся от времени - и при этом невероятно загадочное и притягательное… -Ааааапчхи! – пытаюсь сдуть слой пыли и приоткрыть страницу этого нечто… О, да это фотоальбом! Боже! От каждого снимка – а их здесь судя по всему не менее тысячи – веет стариной и….тайнами. М-да…. Эх, плевать на невыглаженное белье и непроверенные тетради: такая удача! Обожаю покопаться в чужих судьбах-жизнях!..

Хм, страницы потрепаны-потрепаны, но и сквозь следы времени явственно проступает четкое деление страниц на белые и черные…. Интересно, с чем это связано?!..

Открываю черную…. «Старая женщина, закутанная в красную клетчатую шаль, в старом чепце из черного тюля, из-под которого вылезали седые пряди… Ее костлявое лицо с крючковатым носом, старое и обветренное, все в морщинах и пятнах, выражало циничную, жестокую радость; единственный красно-желтый глаз сверкал, как пылающий уголек; хищный оскал губ под длинными волосками обнажал три-четыре пожелтевших и полусгнивших зуба» - ничего себе видок! Рядом мальчишка – «болезненное и хитрое лицо его, такое же серо-желтое, как его волосы, выражало в этот момент насмешливую, дьявольскую жестокость». Всматриваюсь: рядом со старухой и подростком – что-то огромное, жуткое, невероятно агрессивное и….какое-то несчастное, что ли. Читаю подпись - французский язык! Вот и пригодился мамин русско-французский словарик… Трудно разобрать, но вот: «Сычиха, Хромуля и Грамотей». Злодеи какие-то… Правда, вот этот громила… как его.. Грамотей? что-то в нем есть… подкупающее… И взгляд какой-то: вникуда… Впрочем, рядом еще одно фото – «прикованный цепью, охватывавшей его ногу, к огромному камню, лежавшему посреди подвала, ужасный, чудовищный, со всклокоченной гривой нечесаных волос, с длинной бородою, с пеною на губах, одетый в окровавленные лохмотья…». Неужели это тот же самый человек? Но что же с ним произошло?

Вот еще – снимок на черной странице. О, сколько текста под фотографией: «нечестивец, мошенник, лицемер, кощунственный хулитель всего святого, человек хитрый и ловкий, умеющий скрыть свою глубокую безнравственность». И дальше – не могу разобрать - «Аббат Поли… Полидори»…. Что-то знакомое… А к странице степлером прикреплен лист: «Задача № 1: «пробудить в юноше любопытство полупризнаниями о сказочной жизни иных королей прежних времен; … воспламенить воображение юного принца красочными рассказами о празднествах и любовных похождениях, которыми прославились царствования Людовика XIV, регента, и главным образом Людовика XV ;...убедить мальчика, что сладострастие, даже чрезмерное, не только не развращает принца, богато одаренного от природы, по, напротив, делает его милосерднее, великодушнее по той простой причине, что счастье неизменно смягчает, облагораживает человека высокой души.» Прям какой-то гуру, выбравший себе жертву и составивший программу по совращению чистой души… Брр.

Ё-моё. А это что-за лицо?! На фоне черной страницы – фальшивая маска: сразу видно – лицемер, пройдоха, притворяющийся благодетелем. Встречали таких, угу, плавали – знаем. Тьфу, и какая-то жутко-болезненная похотливость во взгляде, и слюна стекает с уголка губ. Брр. Отвратительное зрелище. Подпись: "Жак Ферран". Кажется мне, что примерно так и должно выглядеть исчадие ада....

О, какая красотка!!! Лет тридцати (но, возможно, просто хорошо сохранилась!). Кстати, да, уверена, что она старше: на лице просматриваются следы холодного эгоизма, а я где-то читала, что «человек долго сохраняет молодость с куском льда в груди». Подпись под снимком – «Сара». На стикере, приклеенном к странице, мелким почерком: «Немало людей, введенных в заблуждение собственной внешностью, рассматривают ее как явное доказательство своего будущего призвания. Один находит у себя чрезвычайно воинственный вид, он воюет; другой — вид поэта, он слагает стихи; третий — вид конспиратора, он конспирирует; четвертый — вид политика, он политиканствует; пятый — вид проповедника, он проповедует». Что-то есть в этом заключении, ага. Но интересно, почему эта сентенция расположена рядом со снимком некой Сары? Впрочем, попробую угадать: судя по гипервеличественной осанке и посадке головы, эта дама как пить дать мнит о себе как о царственной особе! Бывает-бывает… Впрочем, ну ее… Столько злобности во взгляде!

В альбоме еще не менее десятка таких же черных страниц… Напрашивается вывод, что на всех них размещены снимки ужас-ужас каких черных личностей. Бррр. Злом, пороком, агрессией, хитростью веет от каждого взгляда, даже в целом от фигуры, облика… Меня это смущает. Я всю жизнь пропагандирую теорию, что нет черного и белого, всё - полутонА. А тут как-то... Впрочем, невероятно хочется глотка свежего воздуха. Открыть что ли белую страницу?! Впрочем, стоп. Среди белых страниц выделяется несколько особых: листы бумаги как будто разбухли, покрыты серыми пятнами и разводами… Уж не рыдали ли над этими снимками, не слезами ли политы эти фотоснимки?!

Внимательно рассматриваю снимок, на котором еле-еле угадываются лица и фигуры – немощные, слабые, обессиленные… Семейство Морель. Нищета как она есть…. Всматриваюсь в их обескровленные лица, согбенные спины... Вот, еще одно фото - г-жа де Фермон и ее дочь. Рядом размашистым почерком приписано: «В разгаре обрушившихся на человека невзгод наступает такая пора, когда будущее рисуется столь ужасным, что даже самые энергические натуры, не решаясь взглянуть прямо в лицо своим бедам, закрывают глаза и стараются обмануть себя безрассудными иллюзиями». Да, понимаю: по лицам видно, что снимок сделан в момент, когда и иллюзии уже помочь не могут….

Боже…. Какое лицо….. Совсем девочка… (Надо откашляться, странный комок подступил к горлу). Одухотворенность, возвышенность, доброта - вот что наполняет каждую черту лица.. Но почему-то глаза опущены и смотрят куда-то вбок: какой-то грех лежит на душе у этого чистого создания?! И какое-то горе явно наложило отпечаток на лицо этой незнакомки... И вот еще: что-то приколото к странице с фото... Написано мелко, не могу разобрать: что-то про происхождение.... Нет, неразборчиво... Эх, жаль. Так хотелось что-нибудь узнать об этой милой девочке с таким необычным именем - Певунья...

….Простите. Отсморкалась, попила воды…. Эээ, да, я смотрю, к разводам на страницах прибавились и лужицы моих слез… Не, ну а как же: по больному и по святому бьют эти фотографии – как тут удержишься-то?! Чужая боль рвет сердце не меньше, чем своя...

Господи, есть хоть что оптимистично-позитивное в этом альбоме?! Устала я как-то от горестей и пороков…. Открываю белую страницу… Судя по несколько наивной логике составителя фотоальбома здесь должны быть те, которые "в белых одеждах". Посмотрим-посмотрим... Ой, а я ведь не прогадала: ммм, какое благородное, мужественное лицо!!!!! Подпись – «славный Вальтер Мэрф».… Вставлен листочек, читаю: главная заслуга – передал воспитаннику «сознание того, что справедливо, честно, великодушно, и отвращение ко всему низкому, подлому, мелкому». Всматриваюсь в его умные глаза… Хотела бы я иметь такого старшего товарища, да! Довольно потираю руки. А чего хмыкаете? Ну да, люблю правильно-мужественных людей (но только в книгах! В жизни их правильность бывает порой слишком скучна и предсказуема!).

А это кто?! Не ошибся ли составитель альбома: что делает этот уголовник на белейшей и чистейшей странице?! И подпись какая-то странная… Погоняло какое-то, прости-господи: «Поножовщик»… О, обрывок письма… Читаю: «каких только мыслей я не набрался... с тех пор как узнал вас и вы мне сказали два слова: «Ты сохранил еще мужество и честь». Диву даюсь, сколько я думаю теперь. Странное дело, что два слова, всего два словечка сделали со мной такое... И то правда, бросьте в землю два крохотных зернышка пшеницы, и из них вырастут большущие колосья». (В носу защекотало). Хм… Гм… Ну, поняла-поняла я, что слишком сентиментальна! Но ведь это, судя по всему, заблудшая душа, вставшая на праведный путь!!! Разве не трогательны такие судьбы?!

Переворачиваю страницу и меня бросает в жар – от смущения и какого-то чисто женского благоговения. Какой мужчина! «Прямая, гордая посадка головы; вьющиеся каштановые волосы обрамляют его широкий, открытый, благородный лоб; взгляд у него ласковый, исполненный достоинства; когда он обращается к кому-нибудь с присущим ему остроумием, в его тонкой чарующей улыбке обнажаются два ряда жемчужных зубов, белизну которых оттеняют темные тонкие усы; такого же цвета бакенбарды обрамляют безупречный овал его бледного лица вплоть до слегка выступающего вперед подбородка с ямочкой». Пойду налью себе чаю… Чего-то аж сердце забилось сильней обычного, надо успокоиться… Вернулась к странице с портретом того самого прекрасного мужчины. Стоп, я не поняла. Сотни вклеенных в фотоальбом страниц – похоже на какой-то трактат… Читаю… Да! Это трактат!!! Ух ты. О переустройстве мира!!! О воспитании!!! О системе наказаний!!! Ничего себе!!! Надо отсканировать и отнести коллегам! Тут же панацея от всех социальных бед: может, попробуем выстроить воспитательную систему нашего лицея на основании постулатов, сформулированных этим красавцем?! Как же его… Ро-дольф. И имя красивое! Прям принц-благодетель! (Почему вы считаете, что я ерничаю?! Я всю жизнь мечтала стать невидимкой, летать над людьми и всех нуждающихся одаривать то мешком золота, то пачками необходимых лекарств, то еще чем-нибудь! Это ж моя мечта: всех и вся исправить, окутать заботой, злодеев наказать! У меня-то это мечта, а вон тут смотрю - кое-кому это прекрасно, видимо, удавалось! Вот везет же!).

Открываю последнюю страницу, вижу снимок статного солидного мужчины. Подпись – Эжен Сю. Ого! Я ж знаю это имя! Это же французский писатель первой половины 19 века! Но причем здесь он?! А что вы мне хитро подмигиваете и показываете на альбом?! Что??!!! Как - персонажи?! Т.е. все эти люди, фотографии которых я рассматривала, - плод выдумки Эжена Сю?! Хаха, ловко меня провели! То-то я и смотрю – слишком пафосно-неживые эти личности….. Но… Надо исправить упущение и прочитать роман!

UPD:….

Дальше...

Месяц с вами не виделись. Я все-таки смогла осилить эту книгу! И, знаете, нисколько не жалею: • любопытно было распутывать бесконечные узлы взаимоотношений, пусть и не окрашенные интригой и тайной, как это было обещано автором (что уж говорить: сам себе навредил: слишком уж он, видимо, боялся, что мы в этих тайнах запутаемся, поэтому постоянно их разжевывал и раскладывал по полочкам! насмешил!), но довольно интересные; порадовало, что, рассматривая фотоснимки из того самого толстенного альбома, я почти в 100 процентах попала в точку со своими оценками и предположениями! Герои оказались практически такими, какими я их увидела-почувствовала! • весьма увлекательно было следить за вязью формулировок – пусть и чересчур назидательных, но часто вполне логичных и даже полезных в наше время (как-то: «Склонность к анализу, самокритичность и умение сравнивать — непременные качества живого, острого разума. Людей бойких и гордых он заставляет во всем сомневаться и восставать против всех. Людей робких и застенчивых он заставляет сомневаться в себе и восставать против себя. Мы осуждаем первых, но они сами себя оправдывают. Мы оправдываем вторых, но они сами себя осуждают») • манера автора частенько пересказывать то, что только что было описано им же в предыдущей главе, пришлась мне на руку: придавленная объемом книги и перманентным цейтнотом, я порой сама себе ставила диагноз ЗПР, а тут так здорово – раз, и тебе напомнили, кто кому кем приходится, что между ними уже произошло! Благодать! • да и сама возможность перенестись в эпоху, мало мне знакомую, а именно в первую половину 19 века, да еще и с погружением не только в более знакомое из литературы светское общество Франции, а практически во все социальные слои - от заключенных, рецидивистов и прочих людей асоциальных до таких героев, как герцог Родольф Герольштейнский и иже с ним. • Автор с надеждой обращался к нам, читателям: «И если наше повествование, которое мы без труда признаем довольно слабой книгой, с точки зрения искусства, но зато очень нужной книгой, с точки зрения морали, если эта книга, повторяем, за короткий срок смогла привести хотя бы к одному благотворительному результату, о которых мы говорили, значит, мы можем ею по праву гордиться». И я знаете что отвечу? - «Гордитесь, брат! Привела!».

PS к UPD: Слушайте, а книга все-таки настолько атмосферная, что не могу удержаться: в ближайшее время полезу в недра Интернет искать всякие параллели и перпендикуляры - чтоб получше разобраться в историческом контексте, в психологическом подтексте и прочих текстах, созданных Эженом Сю.

И всё это - В РАМКАХ ИГРЫ «ДОЛГАЯ ПРОГУЛКА», ТУР II, БОНУС!

Книга «Парижские тайны» повествует о несправедливом устройстве общества Парижа, в особенности о гадкой доле бедных, их незавидной участи. Сломать этот порядок пытается Родольф – защитник бедных и угнетенных, наследный принц Гольштейнский. Он словно Бог, карает неправедных и награждает кротких и честных людей. Извилистый сюжет, довольно неказистый и банальный для нашего времени, изобилующий нелогичными поворотами и «роялями в кустах», тем не менее очень увлекает и заставляет следить за перипетиями истории до самого конца, несмотря на огромный объем романа. Сама же история довольно идеалистична, как и взгляды автора, которые он транслирует через свой роман. Сю верит в гуманизм и светлую природу человека, которую портит затхлое общество, нищета и плохое обращение, что достаточно спорно в наше время. Персонажи нарочито одномерны и плоски. Тем не менее, многообразие разнообразных типажей играет в плюс этому роману. Одним из первых затронув несправедливые социальные аспекты общества в контексте жизни «низов», а также представив человека в образе «карателя грешников и защитника слабых», Эжен Сю повлиял на многих великих авторов - Виктора Гюго, Александра Дюма, Федора Достоевского. Читая роман, я то и дело находил параллели то с «Отверженными», то с «Преступлением и наказанием». Стоит упомянуть, что Эжен Сю стал новатором, положив начало уголовно-сенсационному жанру литературы и тем самым породил множество подражателей со своими «тайнами». Данное произведение в свое время стало по-настоящему культовым. Каждый бедняк Парижа выписывал газетку, в нижней части которой регулярно печаталась новая глава романа. «Парижские тайны» стали частью истории Франции, частично став причиной революционных восстаний 1848 года. В нынешние времена роман уже не столь актуален для читателя, но тем не менее интересен с точки зрения взгляда на людей 19 века, их мнения, взгляды и общественный уклад.

Здесь я хочу выразить все слова лишь одной главной героини — Певунье. Она же Лилия-Мария, она же Мария, она же принцесса Герольштейнская Амалия.



Я могу сказать одно, что Певунья — по истине несчастная святая душа, которую я видела в книге. Ни одна книга (и их герои) из моих прочитанных не сравнится с ней. Бедная девушка пережила ужас не по своей воле. Рожденная принцессой от несчастного брака ее мать сама сделала судьбу несчастной дочери — быть падшим ребёнком. Спустя много времени ее смог вытащить из ужаса Родольф — отец главной героини и как жаль, что у них было мало времени побыть вместе как дочь и отец, ведь это случилось лишь в конце второго тома. В какой-то степени мне и правда напомнило книгу "Петербургские трущобы" Крестовского, где бедная несчастная мать, когда-то была знатного рода, но став падшей женщиной, встретила свою дочь на последних секундах жизни. Хотя бы спасибо Эжену Сю, что Родольф и его дочь смогли встретиться не при таких обстоятельствах.

После жизни полной ужаса, дна, она, до конца своих дней, считала себя на уровне преступников и проституток, Певунья не смогла привыкнуть к жизни принцессы. И это не удивительно, она скрывала свое прошлое, стыдясь этого и не могла опозорить своего отца. Люди таких сословий с отвращением относятся к жизни падших людей, поэтому бедная девушка не смогла жить спокойно, отказав человеку, которого любила (Принцу Генриху) и ушла в монастырь. Там бедняжка и умерла.

Но в каком-то плане я уверена она обрела свой рай и возможно встретилась со своей матерью Сарой, которая умерла не дождавшись своей дочери. Эжен Сю описывает две девушки — Певунья и Хохотушка. Вроде две девушки с одинаковым прошлым, а именно тюрьма и жизнь в трущобах Парижа, но совершенно разные судьбы. Хохотушка обрела свое счастье на земле, став женой и матерью и теперь живет спокойно, когда Певунья смогла стать счастливой лишь тогда, когда умерла. Возможно, если бы ее родители не были бы голубых кровей, а обычными людьми, она смогла спокойно остаться жить на ферме (или в любой деревне), найти своего человека и жить. Потому что тут она смогла бы рассказать о своем прошлом как Хохотушка, но не свету, в котором она жила.

Прекрасная книга (хотя есть некоторые вопросы, но они незначительные). Хочу поблагодарить автора за столь чудесную главную героиню, которую могу спокойно назвать Святой Лилией-Марией.

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО

уважаемым Виктории sola-menta , Маргарите margo000 и Анатолию strannik102 , а также TibetanFox и Deli .

Любезные мадам и месье!

Вам прекрасно известно, что в начале февраля ваш покорный слуга, завершая обязательную программу забега второго тура «Большой прогулки», написал Комедь в одном действии по мотивам романа «Дядюшка Наполеон» Ираджа Пезешк-зода, действие которой завершил изгнанием виновника педсовета за его намерение читать «Парижские тайны» сочинителя господина Эжена Сю.

Нынче, подробным образом ознакомившись с сим произведением, вынужден покаяться перед вами за этот непростительный ляп, ставший следствием совершенного незнания на тот момент этого произведения. Безусловно, сей талмуд громоздкий труд не может относиться к числу тех, за чтение которых преподаватель может быть заклеймен педагогическим сообществом и выдворен с позором.

В качестве оправдания могу заявить следующее.

Написать подобное я мог лишь постольку, поскольку был уверен, что произведение мсье Сю наполнено привычным мне натурализмом, часто встречающимся в литературе современной. Встретив в аннотации такие слова, как «дно», «проститутки», «притоны» и прочие, я пришёл к выводу, что мне предстоит что-то околодокументальное. И к собственному позору и стыду я, любитель французской классической литературы, совершенно забыл традиционные примеры натурализма того времени и той эпохи, ярчайшим образцом которого является произведение господина Густава Флобера «Госпожа Бовари», не такое уж острое по меркам XXI столетия. Спрашивается теперь, ну кому в голову придёт заклеймить человека за чтение этого романа? Равно, как за чтение господ Виктора Гюго и Александра Дюма, которые тоже, прямо скажем, не всегда стеснялись называть вещи своими именами?

Да-да, друзья мои, этих трёх французских классиков ваш покорный слуга часто вспоминал во время чтения «Парижских тайн». В основном из-за знакомых мотивов, как это принято сейчас выражаться. А еще на память приходили небезызвестные вам Анн и Серж Голон с их бессмертной «Анжеликой» (хотя, конечно, это писатели совершенно другого века, а сюжет происходит наоборот задолго до первой половины XIX века, но зато традиция классического французского натурализма налицо).

Такие ассоциации возникали благодаря и тому, что читается так же быстро, написано интересно, и положительным героям не можешь не сопереживать, как не можешь не желать кары героям отрицательным.

Не могу не заметить, впрочем, что истинный, чистый интерес пробуждается не сразу. Одна из первых заметок, небрежно записанных мной по ходу чтения книги на второй день чтения – «я ожидал натурализма, а попал на посредственный французский роман». Всё верно, и не отказываюсь от этих слов. Поскольку желание прервать чтение пропадает только с третьей части, где и сюжет становится более интересным, и повествование приобретает динамичность, а персонажи – законченный характер. Где наконец, преступники предстают перед нами во всём разнообразии. Тут не только убийцы и воры, но еще и развратники, садисты, коррупционеры, подделыватели ценных бумаг, подложники и прочие, которым и руку добровольно не дашь пожать, если будешь знать заранее, чья эта рука.

Да, потом становится интересно. Даже очень. Тем не менее, от главы к главе ловишь себя на мысли, что всё чрезмерно затянуто. Что «вот этого сюжета» могло бы и не быть, а «вот этот» выиграл, будучи написанным раза в два короче.

Про предсказуемость развития событий и говорить нечего. Как только узнаёшь историю мужа госпожи Жорж, так сразу понимаешь, что им является… ну вы сами уже знаете, и конечно со мной полностью согласны, что никого другого и предположить нельзя. Или, например, не успеваешь даже до конца ознакомиться с историей Сары Мак-Грегор, как сразу становится очевидно, кто её дочь.

А как наивно, как недоделано выглядят те места, в которых герои, разговаривая друг с другом, рассказывают тот или иной сюжет, который на самом деле предназначен для читателя, но автор не знает иного способа, как ввернуть сюжет в свое произведение! Вот его герои и ведут длиннющие диалоги, за которые в настоящей жизни их приняли бы за дураков.

Разговор Мэрфа и барона фон Грауна – тому пример.

Мсье Сю написал роман, который очень ассоциативен с другими книгами, персонажами и авторами. Про последних я уже сказал. Про книги – тоже могу. Не напоминает ли это произведение «Оливера Твиста»? А «Тома Джонса найдёныша»? По моему ответ очевиден, с той лишь поправкой, что «Парижские тайны» - книга более психологичная, более социальная (не путать с «социалистическая» - хоть это и так, но я имею в виду именно то, что написал) и… более растянутая.

Ну а персонажи? Опять же не буду оригинальным, поскольку наверняка повторюсь за кем-нибудь, что Сычиха – это гипертрофированная старуха Тенардье. А Родольф – типичный Флоризель Богемский. Это само воплощение благородства, отваги, доброты, мужества. Но, в противоположность Флоризелю, удивительное, непонятное безучастие в возмездии в половине случаев, когда кара наконец дотянула свои медлительные руки до тех, кто ожидал этого.

Как-то кисло на душе, что без участия Родольфа накрыли всю банду с Сычихой и Грамотеем. А не высокорождённая ли особа должна была покарать шпагой убийцу своего верного пса Поножовщика?

Несколько слов о социальных размышлениях и манере господина Сю. Они, бесспорно, убедительны. Автор видится великим гуманистом. Я бы даже мог сказать, что он мастерски обличает пороки судебно-административной и законодательной систем, а также социальное неравенство своего времени. Но Боже мой, сколько опять лишних слов, соплями размазанных по стенке! Если в такой же точно манере один из депутатов Законодательного собрания предлагал учредить дома для инвалидов, не удивительно, что его подняли на смех. Удивительно другое - что его не закидали тухлыми яйцами и гнилыми помидорами. Поскольку в таком благом деле, как отстаивание социальных, а то и социалистических идей, нужно быть хорошим оратором. А один из показателей ораторства – умение своевременно остановиться.

Даже образность этих рассуждений не возвращает им ту силу, которую отнимают рассусоливания.

Странный, фатальный символ! Мы представляем себе правосудие богиней с повязкой на глазах; в одной руке – карающий меч, в другой – весы, на которых взвешиваются доводы защиты и обвинения. Но это не облик правосудия. Это облик закона, вернее человека, который карает или милует по своему усмотрению Правосудие держало бы в одной руке шпагу, а в другой – корону, чтобы одной рукой поражать злодеев, а другой – увенчивать праведников.

Убедительность книги теряется благодаря ее финалу.

Я бы мог сказать, что развязка начинается рано, но да бог с этим, она сюжета не портит. Но вот то, что случилось с дочерью Родольфа – это огромное свинство со стороны мсье Сю. Вот вам и гуманность! За такой свой поступок автор заслуживает того, чтобы переворачиваться в гробу всякий раз, как книга будет прочитана, и мнение читателей относительно ее финала полностью совпадёт с моим. Он бы ещё приписал в конце – «это ждёт каждого, кто честно пройдёт свой путь до конца».

Прошу прощения, мадам и месье за столь длинное письмо, но что читал, так и написал. В завершение могу сказать, что не жалею о том, что прочитал сей труд господина Сю, но февральская прогулка у меня получилась действительно долгой, и я порядком подустал, для чего мне нужна разгрузка. Вот сейчас напьюсь французского вина с русской валерьянкой и пойду читать…

А вот этого я вам не скажу. Мало ли что, вдруг опять конфуз выйдет?

Остаюсь всегда ваш

Serovad.

Это прежде всего – очень много слёз разлито более чем на 1000 страниц текста, плачут все – от убийц до монархов, по разным поводам, но плачут безутешно. В наше время все слёзы высохли, ну как минимум по тем поводам, по которым рыдали в книге – точно. Ещё весьма забавен перевод уголовного арго, «дурилка картонный» нервно курит в сторонке. Но к концу первого тома переводчики, похоже, подустали и все персонажи стали говорить на человеческом языке.

Текст грандиозен именно масштабом – в хитросплетениях сюжета можно при большом желании разглядеть всё творчество Фёдора Михайловича Достоевского. Именно по «Парижским тайнам» написаны «Униженные и оскорблённые». Вообще у книги много отголосков – параллелится и с «Графом Монте-Кристо» и с приключениями принца Флоризеля, не говоря уже о многочисленных «тайнах»: Лондонских, Петербургских (тайнах и трущобах), Томских трущобах… И понятно что зацепило – контраст высшего света и трущоб, высокого и низкого. Беспроигрышный вариант, Эжен – молодец.

Базовый сюжет: по абсолютно непонятным причинам некий принц некоего Герольштейна творит добро направо и налево, когда просят и не просят – творит добро людям хорошим, не очень хорошим и совсем нехорошим. От такого натиска добра некоторые злодеи превращаются в хороших парней, а одна «падшая» девушка становится даже принцессой (по совместительству – дочерью нашего добряка). Но не тут-то было. У нас же жизнь! Принцесса должна умереть, так как она понимает откуда она вышла и кем была, а все злодеи должны быть покараны – отчаянный негодяй нотариус умрёт от безумной страсти, а беспринципный ослеплённый убийца – от раскаяния. Есть некоторые неувязочки, но здесь это несущественно. Следить за сюжетом крайне интересно, сюжет абсолютно непредсказуем и куда в следующей главе понесёт автора, только автору и известно. Это захватывает. По персонажам. Родольф – тот самый принц-супергерой. Он идеален, в нём всё сбалансировано – очарование, сила, красота, мужество, воспитание, ум, нравственность. Вот только в последних трагических главах книги Родольф впадает в сентиментальность – очень много плачет и жалеет больше себя, чем свою дочь и жену. Интересный персонаж, представляющий больше типаж положительного героя, чем живого человека. Певунья и Хохотушка. Певунья, она же Лилия-Мария, она же принцесса Амелия – страдающая барышня, её много жалеют в книге, а в последней, десятой части - вообще на каждой странице. Ангел, с вовсе не ангельским прошлым. Легко можно было поменять с Хохотушкой местами, их Хохотушки вышла бы куда более живая и интересная принцесса, без этой патины страдания. Певунья стала благотворительницей уже став принцессой, Хохотушка же, живя в крайней бедности, всегда помогала тем, кому жилось хуже, чем ей и… оставалась жизнерадостной. Меня зацепила Хохотушка, очаровала как Родольфа, именно неубиваемым жизнелюбием. Бестиарий злодеев. Два основных типа – перевоспитуемые, те, в которых остался ещё росток светлого, который взращивается Родольфом (Поножовщик) или Певуньей (Волчица) и отпетые негодяи, которые караются опять же Родольфом (ослепление Грамотея, Сесили – как возмездие для нотариуса) или роком (Сычиха). Персонажи получились яркие, но несколько неубедительные. Что-то автор явно недосказал про Жака Феррана, например. В тексте книги вообще очень много недоговорённостей. Один из ярчайших и интереснейших злодеев эпопеи – малолетний плохиш Хромуля, просто забыт автором и брошен в конце книги, а ведь интересно же! Автор, что стало с Хромулей?!

Второстепенные персонажи. Санчо Панса нашего Дон-Родольфа – сэр Вальтер Мэрф, колоритный… шотландец. Папаша Пипле – юморной персонаж, наивный, напыщенный, страдающий от приколов художника-обормота Кабриона и его (Пипле) воинственная жена, такая же смешная и стоящая на страже покоя мужа. Рецидивист Скелет, семья Марсиалей – преступников и отступников… Их очень много и все эти ребята, дружно взявшись за руки, кружатся в умопомрачительной кадрили под насвистываемую Хромулей Марсельезу…

«Парижские тайны» считаются родоначальником жанра бульварной прозы. Возможно. Но роман извиняют следующие обстоятельства: - авторские сноски – крайне интересная штука, к которой автор прибегает дабы документально подтвердить свои сюжетные ходы, поведение и реплики персонажей; - пассажи – авторские вставки в текст, рассуждения о: гомеопатии, медицине и науке вообще, пенитенциарной педагогике, «выведении» породы хороших людей на фермах (!!!, да-да, я не преувеличиваю), гуманизме и ещё много о чём, всего и не упомнишь; - серьёзная работа с текстом при всей его «рыхлости» и нестыковках – это большая литература с серьёзной проблематикой, нетривиальными сюжетными ходами, монументальными персонажами.

Вызывает крайний интерес любопытное заблуждение – автор увлекательно, многословно и неоднократно в романе выдвигает идею о необходимости поощрения честных тружеников как контраст к наказанию преступников. Это уже реализовано, уважаемый мэтр, но ожидаемых Вами результатов нет. Вообще многие мечты автора и героев книги реализованы в современности, но это не привело к тому результату, не может привести. Это так не работает. Добро не имеет мотивации, оно просто совершается ad absurdum. А вот зло имеет всегда серьёзную мотивацию и железобетонную логику.

Эта книга ещё и гимн монархии и апофеоз гуманизма. А гуманизм, всё-таки, странная штука. Крайний гуманист Сю в крайне гуманных целях предлагает заменить смертную казнь для наиболее опасных преступников… ослеплением и пожизненным содержанием в одиночной камере без всякой возможности общения с другими заключёнными. Да, это ещё и христианская литература – с моралью, монастырями, аббатисами, монахинями, молитвами, покаянием, но не напряжно – уж слишком многое интересует автора.

Незабываемое чтение. Буду теперь читать отражения этой книги. Крайне заинтригован. Не бульварную прозу создал Эжен Сю, а конкретный формат, в котором из неупоминаемого ещё и «Записки Пиквикского клуба» можно притянуть.