Kitobni o'qish: «Затерянный книжный»

Иви Вудс

Shrift:

Original title:

THE LOST BOOKSHOP

By Evie Woods

На русском языке публикуется впервые

First published in Great Britain in ebook format by HarperCollinsPublishers under the title THE LOST BOOKSHOP

Translation © Mann, Ivanov and Ferber 2024, translated under licence from HarperCollins Publishers Ltd.

Evie Woods asserts the moral right to be acknowledged as the author of this work

* * *

Посвящается всем любителям книг

Пролог

Холодная ирландская зима. Дождливые улицы Дублина. Не лучшее место и время для маленького мальчика, чтобы шататься без дела, – разве только если он не приник носом к витрине самого очаровательного на свете книжного магазина. Внутри мерцали огни, красочные обложки манили, обещая поведать увлекательные истории о приключениях, о побеге из серой реальности. За стеклом прятались книжные новинки и разные безделушки, миниатюрные воздушные шары летали под самым потолком, а где-то в глубине магазина крутились и на все лады звенели музыкальные шкатулки с механическими птичками и каруселями.

Дама, стоящая в магазине, заметила мальчика и жестом пригласила его внутрь. Он покачал головой и чуть покраснел.

– Я опоздаю в школу, – одними губами произнес он.

Она покивала и заулыбалась. Даже через стекло она казалась очень приветливой.

– Ладно, но только на минутку, – сказал мальчик, переступая порог.

До этого он целых три секунды честно боролся с желанием зайти.

– Конечно, на минутку!

Она стояла за прилавком и вынимала только что поступившие книги из большой картонной коробки. Быстрым взглядом она окинула его незаправленную рубашку, копну волос, которые явно давно не встречались с расческой, разные носки, торчащие из ботинок, и внутренне улыбнулась. «Книжный магазин Опалин» притягивал маленьких мальчиков и девочек, словно магнит.

– В каком ты классе?

– В третьем. Школа Святого Игнатиуса. – Он запрокинул голову, разглядывая деревянные самолетики, парящие под сводчатым потолком.

– И что, нравится тебе там?

Он даже фыркнул – настолько глупым показался ему этот вопрос.

Дама оставила мальчика наслаждаться старинной книгой фокусов, но он быстро забросил это занятие, подошел к ее столу и принялся рассматривать канцелярские принадлежности.

– Можешь помочь, если хочешь, – предложила она. – Я рассылаю приглашения на презентацию книги.

Мальчик пожал плечами, но принялся (возможно, даже чересчур энергично), глядя на нее, так же складывать письма и рассовывать их по конвертам. От усердия он морщил нос, и веснушки, рассыпанные по щекам, складывались в новые созвездия.

– А что это такое – Опалин? – спросил он, выговаривая незнакомое слово так старательно, что в нем появилось несколько лишних звуков.

– Опалин – это имя.

– Ваше?

– Нет, я Марта.

Она прекрасно видела, что такое объяснение не удовлетворило мальчика.

– Могу рассказать тебе историю о ней, хочешь? Она, кстати, тоже не очень любила школу… и правила.

– И делать, что велят, да? – предположил он.

– О, это она не любила особенно, – заговорщическим тоном проговорила Марта. – Давай, заканчивай раскладывать письма по конвертам, а я пока заварю чай… Хорошая история всегда начинается с чашечки хорошего чая.

Глава 1. Опалин

Лондон, 1921

Мои пальцы нежно гладили корешок книги, и тисненый рельеф обложки позволял сознанию уцепиться за нечто материальное, за то, во что я верила больше, чем в фантастический спектакль, который разыгрывался прямо на моих глазах.

Мне исполнился двадцать один год, и матушка решила, что настало время выдать меня замуж. Мой брат Линдон отыскал, к несчастью, какого-то недалекого претендента – кажется, он только что унаследовал семейный бизнес, связанный с… ввозом товаров из каких-то отдаленных мест? Я почти не слушала.

– У женщины твоих лет есть лишь два варианта, – заметила матушка, ставя блюдце с чашкой на маленький столик подле кресла. – Выйти замуж или же найти занятие, в достаточной степени благородное.

– Благородное? – скептически переспросила я. Стоило только бросить взгляд на нашу гостиную с ее облупившейся краской на стенах, с выцветшими занавесками – и нельзя было не восхититься напыщенностью, которую демонстрировала матушка. Брак родителей был мезальянсом, о чем матушка старалась почаще напоминать отцу, дабы он не позабыл.

– А обязательно делать это именно сейчас? – осведомился Линдон, обращаясь к нашей горничной, миссис Барретт, которая чистила каминную решетку от золы.

– Мадам пожелала разжечь огонь, – ответствовала горничная тоном, который не подразумевал и тени уважения. Сколько себя помню, она всегда присматривала за домом и слушалась только матушкиных приказов, а с прочими обращалась так, будто мы не более чем самозванцы.

– Суть в том, что ты должна выйти замуж, – повторил Линдон, ковыляя по комнате и тяжело опираясь на трость.

Он был на восемнадцать лет старше меня, и всю правую сторону тела ему изуродовало шрапнелью во Фландрском сражении. Брат, которого я знала, остался похоронен где-то там, на поле боя, а от ужаса, то и дело проскальзывавшего в его глазах, меня бросало в дрожь. Не хотелось признавать, но я начинала всерьез бояться его.

– Он составит тебе хорошую партию. Пенсии отца матушке едва хватает, чтобы вести хозяйство. Пора наконец оторваться от твоих драгоценных книжек и выйти в реальный мир.

Я еще крепче сжала в руках книгу. Очень редкий том – первое американское издание «Грозового перевала», подарок отца, как и любовь к чтению в целом. Будто талисман, я носила при себе книгу в тканевом переплете, на корешке которой была золотом выгравирована наглая ложь: «От автора “Джейн Эйр”». Мы с отцом совершенно случайно наткнулись на нее, гуляя по блошиному рынку в Кэмдене (о чем, разумеется, не должна была прознать матушка). Позже я узнала, что английский издатель Эмили Бронте намеренно допустил эту ошибку, желая нажиться на коммерческом успехе «Джейн Эйр». Книга была отнюдь не в лучшем состоянии: по краям тканевый переплет потрепался, а на обороте и вовсе щеголял V-образным вырезом; страницы едва не выпадали, потому что нитки, которыми их когда-то прошили, истерлись от времени и пользования. Однако для меня все эти детали, включая запах крепких сигарет, который впитала бумага, были подобны машине времени.

Возможно, тогда-то и упало первое семя в благодатную почву. Я поняла: книга никогда не бывает такой, какой кажется.

Думаю, отец надеялся, что любовь к книгам перерастет в любовь к учебе, но в моем случае она лишь усилила отвращение к урокам. Я жила в мечтах и каждый вечер мчалась домой из школы, чтобы с порога начать упрашивать его почитать мне. Отец работал на государственной службе, был хорошим человеком и любил учиться новому. Он говорил, что книги – это нечто большее, чем просто слова на бумаге, что они, подобно порталам, переносят нас в другие места и другие жизни. Я всей душой полюбила книги и те миры, что скрывались в них, и этой любовью была обязана отцу.

– Если наклонить голову, – сказал он мне как-то раз, – можно услышать, как старые книги шепчут о своих секретах.

Я нашла на полке старинный том в переплете из телячьей кожи со страницами, выцветшими от времени. Поднесла его к уху и крепко зажмурилась, воображая, что вот сейчас-то я услышу все тайны, которые хочет поведать мне автор. Однако этого не случилось; по крайней мере, никаких слов я не уловила.

– Что ты слышишь? – спросил отец.

Я помедлила, позволяя звукам наполнить меня до краев.

– Я слышу… море!

Казалось, будто к уху поднесли раковину, будто страницы перелистывает свежий морской бриз. Отец улыбнулся и потрепал меня по щеке.

– Папа, это они дышат, да? – спросила я тогда.

– Да, – ответил он. – Ты слышишь дыхание историй.

Когда в 1918 году отец умер от испанки, я всю ночь провела подле него, без сна, держа его уже холодную руку и читая вслух его любимую книгу – «Дэвида Копперфильда» Чарльза Диккенса. Глупо, но тогда я воображала, будто слова смогут вернуть его к жизни.

– Я отказываюсь выходить замуж за мужчину, которого никогда в жизни не видела, исключительно для того, чтоб поправить семейные финансы. Сама эта идея абсурдна!

На этих словах миссис Барретт уронила щетку, металл зазвенел о мрамор, а лицо брата исказилось. Он терпеть не мог громких звуков.

– Подите вон!

Колени у бедной женщины были уже немолодые, поэтому она поднялась на ноги только с четвертой попытки, после чего гордо покинула комнату. Не знаю, каким чудом она удержалась и не хлопнула дверью.

Я тем временем продолжала защищаться.

– Если я для вас такая обуза, то это легко решается – я просто уеду и начну жить самостоятельно.

– И куда же, во имя всех святых, ты намерена отправиться? У тебя ведь ни гроша за душой, – прокомментировала матушка. Ей уже минуло шестьдесят, и мое появление на свет она всегда считала «небольшим сюрпризом», что звучит весьма затейливо, если не знать о ее стойком отвращении к любого рода неожиданностям. Меня растили люди много старше меня, и это лишь усиливало мое стремление вырваться на свободу и познать современный мир.

– У меня есть друзья, – упрямо сказала я. – И я могла бы работать!

От этих слов матушка так и ахнула.

– Ах ты неблагодарная дрянь! – рыкнул Линдон.

Я попыталась вскочить со стула, но он мертвой хваткой вцепился мне в запястье.

– Мне больно!

– И будет еще больнее, если не начнешь делать, что говорят!

Я дернула рукой, пытаясь высвободиться, но он держал крепко. В поисках поддержки я оглянулась на матушку, но та внимательно изучала ковер, не поднимая глаз.

– Понятно, – мрачно сказала я. Итак, Линдон теперь хозяин дома, и именно за ним будет последнее слово. – Я… буду.

Однако он все еще не отпускал меня, нависая так близко, что я ощущала его кислое дыхание.

– Я сказала, что сделаю, как ты хочешь! – Наши взгляды пересеклись, и я попыталась отстраниться. – Я встречусь с этим… воздыхателем.

– Ты за него выйдешь, – отрезал Линдон и медленно отпустил меня. Я тотчас принялась разглаживать юбку, сунув книгу под мышку.

– Значит, решено, – продолжил он, холодно глядя куда-то сквозь меня. – Я приглашу Остина на ужин, сегодня же вечером. Там и уладим все формальности.

– Да, брат, – согласилась я и удалилась наверх, к себе в комнату.

Порывшись в верхнем ящике туалетного столика, я нашла наконец сигарету, которую стащила когда-то из тайника миссис Барретт на кухне. Открыла окно, подожгла ее и медленно затянулась, будто роковая женщина из кинофильма. Потом села за туалетный столик, а сигарету положила на старую устричную раковину, которую подобрала прошлым летом на пляже. Мы отдыхали тогда с моей лучшей подругой Джейн, и она еще не вышла замуж – какое беззаботное время! Хоть женщины теперь и получили право голоса, но удачный брак все еще принято считать единственной достойной перспективой.

Я тронула место, где кончались волосы, на затылке, не сводя глаз со своего отражения. Матушка едва не лишилась чувств, увидев, что я сотворила со своими длинными локонами. «Я больше не маленькая девочка», – сказала я ей тогда. Но разве можно было в это поверить? Мне нужно стать современной женщиной, научиться рисковать… Но если нет денег, что я могу, кроме как повиноваться старшим? Почему-то снова вспомнились слова отца.

«Книги подобны порталам…»

Я бросила взгляд на книжную полку и снова глубоко затянулась сигаретой.

«Что бы сделала Нелли Блай?»

Я часто задавалась этим вопросом. Нелли Блай воплощала бесстрашие – американская журналистка, которая, вдохновившись книгой Жюля Верна, совершила кругосветное путешествие всего за семьдесят два дня, шесть часов и одиннадцать минут. Она говорила, что если внутри горит огонь, если правильно его направить, то можно достичь любой цели. Будь я мужчиной, непременно заявила бы, что до брака намерена устроить гран-тур по Европе. Мне хотелось прикоснуться к другим культурам. Мне всего двадцать один, а я еще ничего не сделала и толком ничего не видела.

Я снова посмотрела на книги. Решение было принято еще прежде, чем дотлела сигарета.

– Сколько вы дадите за них?

Я наблюдала за тем, как мистер Тертон перелистывает мои «Грозовой перевал» и «Собор Парижской Богоматери». Он владел маленькой душной лавкой (которая на деле являла собой просто длинный коридор без окон) и постоянно дымил трубкой. От дыма воздух делался еще более спертым, а глаза у меня слезились.

– Два фунта, и это еще скажите спасибо, что я сегодня щедрый.

– Ох! Мне нужно намного больше.

Мистер Тертон углядел в стопке отцовского «Дэвида Копперфильда» и, не успела я возразить, уже принялся листать его.

– Эту я не продаю, – быстро сказала я. – Она мне… очень дорога.

– А между тем это весьма интересный экземпляр. Так называемое издание для чтения, поскольку именно его Диккенс держал в руках, когда публично зачитывал роман.

Нос картошкой и крошечные глазки придавали книготорговцу сходство с кротом. Он даже понюхал ценную книгу, будто это был редкий трюфель.

– Мне это известно, – ответила я, пытаясь высвободить том из его жадной хватки. Мистер Тертон невозмутимо продолжал, будто уже вовсю продавал его на аукционе.

– Роскошный переплет, чистая телячья кожа. Очаровательное издание: корешок богато украшен и позолочен, как и края страниц, форзацы расписаны акварелями.

– Эту книгу подарил мне отец. Она не продается.

Он глянул на меня поверх очков, будто я тоже была книгой, которую ему предстояло оценить.

– Мисс?..

– Карлайл.

– Мисс Карлайл, это один из наиболее хорошо сохранившихся экземпляров подобного рода, который я когда-либо держал в руках.

– Вы забыли упомянуть иллюстрации Хэблота Брауна, – с гордостью добавила я. – Вот видите, он подписался здесь карандашом? Фитц – это его псевдоним.

– Могу предложить за нее пятнадцать фунтов.

Кажется, весь мир в эту секунду стих, как бывает всегда, когда принимаешь судьбоносное решение. Одна дорога обещала свободу и неизведанный мир. Другая вела прямиком в позолоченную клетку.

– Двадцать фунтов, мистер Тертон, и она ваша.

Он прищурился и сдержанно усмехнулся. Я знала, что он заплатит, а он знал, что я жизнь положу, лишь бы выкупить обратно эту книгу. Когда он отвернулся, я сунула обратно в карман «Грозовой перевал» и покинула ломбард.

Так началась моя карьера книготорговца.

Глава 2. Марта

Дублин, девять месяцев назад…

Холодным темным вечером, подходя к дому в георгианском стиле из красного кирпича и чувствуя, как капает у меня с куртки, я не планировала оставаться на Халф-Пенни-Лейн. Женщина по телефону звучала не слишком дружелюбно, но мне было некуда идти, а денег осталось мало.

Мое путешествие в Дублин началось неделю назад, на автобусной остановке у края деревни, на другом конце страны. Не знаю, сколько я там просидела, не помню, было ли тепло или холодно, проходил ли кто-нибудь мимо. Все мои чувства притупились, осталось лишь одно непреодолимое желание – уехать прочь. Правым глазом я ничего видела, так что не заметила, как подъехал автобус. Все тело будто онемело, но, когда я сползла по каменной стене, ребра заныли. И даже тогда я не позволила мыслям устремиться в прошлое. Только не это. Даже когда водитель вышел из кабины, чтобы помочь мне занести в автобус чемодан, даже когда он окинул меня таким взглядом, будто я бежала из тюрьмы. Даже тогда я велела себе не вспоминать о прошлом.

– Куда? – коротко спросил он.

«Куда угодно, только подальше отсюда».

– В Дублин, – ответила я.

Может быть, Дублин – это достаточно далеко. Я смотрела, как за окном проплывают деревенские пейзажи. Всей душой я ненавидела эти поля и эти маленькие городишки, в которых из всех достопримечательностей – школа, церковь да дюжина пабов. Эта серость давила на меня.

Должно быть, я задремала, потому что в какой-то момент подскочила от ощущения, что он снова на мне, что я закрываю лицо руками. Я не понимала, как защищаться. Он был слишком быстр. А когда он схватился за кочергу, душа моя ушла в пятки. Конец всему. Конец всем надеждам, которые у меня когда-то были, всем глупым, наивным мечтам. В ту секунду я поняла: в этом мире каждый сам по себе. Никто не придет тебе на помощь. Люди не способны измениться вот так, по щелчку пальцев, они не начнут в один прекрасный день уважать тебя. Нет, они будут копить обиду и злобу и вымещать это на всех подряд.

Я должна была сама спасти себя.

– Только кофе и сэндвич с сыром, пожалуйста, – сказала я официанту, выбирая самое дешевое, что было в меню.

Мне не слишком везло онлайн, так что я взялась искать работу в газете. Всю неделю я жила в хостеле, и денег уже совсем не осталось.

Тогда-то мне и подвернулось это объявление: «Требуется домработница. Жилье гарантируется».

Я позвонила по указанному телефону и уже на следующий день стояла на крыльце величественного дома и стучала в блестящую черную дверь. Мадам Боуден – именно так она велела к себе обращаться – не походила ни на кого из моих прежних знакомых. Она носила боа из перьев и бриллиантовые серьги, словно шагнула прямиком с телеэкрана, из какого-нибудь исторического сериала. Спустя пять минут знакомства она уже потчевала меня историями о том, как выступала в Королевском театре, как танцевала с труппой и играла в старых пьесах, о которых я никогда в жизни не слышала.

– Люди считают меня эксцентричной, ну а я их – скучными, так что, как видите, все относительно. Как, вы сказали, вас зовут?

– Марта, – в третий раз повторила я, спускаясь за ней по лестнице в подвал. Мадам Боуден ходила, опираясь на трость, и, хотя она устроила из этого целый спектакль, двигалась весьма резво. Я предположила, что ей за восемьдесят, однако годы, казалось, не затронули ее. Как истинная актриса, она выбрала роль персонажа, неподвластного времени.

– Последней девушке, которая у меня работала, очень здесь нравилось, – сообщила мадам Боуден тоном, который подразумевал, что и мне надлежит ощущать то же самое.

Было так темно, что я не могла толком ничего разглядеть – только половинчатое окно под потолком, за которым виднелись ноги людей, вышагивающих по улице. Мадам Боуден стукнула тростью по выключателю, и меня окатило светом из яркой лампочки в подвесном светильнике. Поморгав, я увидела односпальную кровать в углу и шкаф у противоположной стены. Рядом со входом располагалось что-то вроде маленькой кухоньки, а дверь следом вела в крошечную ванную комнату с душем. Линолеум на полу загибался у краев, обои были в аналогичном состоянии – и все же я сразу почувствовала себя в безопасности. Мой уголок. Пространство, которое я могу назвать своим. Могу даже закрыть дверь и не бояться, что кто-то вломится.

– Ну? – Мадам Боуден выразительно приподняла бровь.

– Все замечательно, – проговорила я.

– Разумеется. А я что говорила?

– Так… работа моя?

Она прищурилась, оценивая мою растрепанную личность. Оставалось только благодарить бога, что у мадам Боуден, должно быть, весьма посредственное зрение, потому что она, кажется, не заметила, что у меня разбито лицо. А если и заметила, ее это не отпугнуло.

– Полагаю, что да, – наконец согласилась она. – Но не обольщайтесь, я беру вас, так сказать, по дефолту. Никто больше не обращался, представляете? Это беда вашего поколения, вы совершенно не готовы трудиться. Хотите только сидеть в этих ваших «тики-токах» и ждете, что за это вам будут платить…

Она ушла, продолжая бормотать, а я осторожно присела на кровать и вслушалась в скрип пружин. Будто сломанный аккордеон. Правда, это не имело значения, ведь главное, что здесь меня никто не найдет. Я поставила будильник на семь утра. Судя по ее словам, квартирная хозяйка ожидала от меня поутру «изысканную трапезу», то есть завтрак мишленовского уровня из того, что найдется в холодильнике. Что ж, подумаю об этом позже.

Я провалилась в благословенный сон, даже не сняв с себя мокрую одежду и не опустив жалюзи.

Я проснулась и сразу подскочила на кровати. Почему так светло? Где я? Почему звенит будильник? Пробуждающееся сознание отмело вопросы один за другим, и я оглядела свой наряд. Старые джинсы и мешковатый джемпер… Не знаю, как одеваются домработницы, но вряд ли в таком стиле. Я открыла чемодан и достала длинное серое вязаное платье. Я с трудом помнила, как бросила его туда. Должно быть, какая-то часть моего сознания подумала, что надо взять вещи, которые не придется гладить.

Я быстро стянула джемпер и как раз расстегивала молнию на джинсах, когда увидела за окном чьи-то ноги. Кто-то проходил мимо подвала. Я затаилась. И выдохнула, только разглядев коричневые замшевые ботинки со шнуровкой. Не его ботинки.

Придерживая джемпер поверх лифчика, я наблюдала, как незнакомец за окном расхаживает взад-вперед, полукругами. Что, черт возьми, он творит? Во мне поднялась волна гнева, и, приложив все силы, я ухитрилась распахнуть окно и высунуться наружу, опершись руками о подоконник.

– Эй, извините!

Нет ответа. Я громко прокашлялась – по-прежнему ноль внимания.

– Я могу вам помочь?

– Сильно сомневаюсь.

Я была удивлена, услышав английский акцент, потому что начала уже думать, что к этим ногам не прилагается никакое тело. Лица полностью я все еще не видела, но в поле зрения то и дело возникали отдельные фрагменты. Так уж я была устроена – сразу начинала считывать людей, хоть это порой и приносило мне много проблем. Этот мужчина казался рассеянным, ищущим, несчастным.

– Что вы здесь делаете? – От безысходности я продолжала вести разговор с его голенями.

– Не думаю, что вас это касается. А что здесь делаете вы?

– Живу! – возмущенно ответила я, жалея, что ввязалась в разговор вместо того, чтобы просто опустить жалюзи. – Так что вы, мистер Любопытный Том, идите куда-нибудь подальше.

Голос немного дрожал. Я определенно не была готова препираться с незнакомцем, но в то же время мне отчаянно хотелось уединения. Его ботинки зашаркали по грязи, и в следующее мгновение он опустился на корточки, а лицо оказалось прямо передо мной. Оно совсем не подходило к его резкому, словно бритва, голосу. Глаза светились теплом (карие? зеленые? ореховые, может быть?), а волосы то и дело падали на лицо, закрывая их. Однако выражение было таким ироничным, словно он готов оспаривать каждое мое слово.

– Вы сказали: «Любопытный Том»? – явно забавляясь, переспросил он. – Вас что, машиной времени зашвырнуло к нам из восьмидесятых?

Не знаю, что мне нравилось меньше: когда меня игнорировали или когда насмехались. При всем этом он раздражающе заразительно улыбался, демонстрируя неидеальные зубы, – должно быть, играл в футбол и получил мячом по лицу, блокируя пенальти. Я невольно улыбнулась в ответ, но тут же приняла серьезный вид.

– Слушайте, если не отвяжетесь, я вызову полицию!

Он поднял руки, признавая поражение.

– Я извиняюсь, я искренне прошу прощения! Меня, кстати, зовут Генри. – И он протянул ладонь для рукопожатия. Я молча пялилась на руку, пока он ее не убрал.

– Честное слово, я не подглядывал за вами. Я… я ищу кое-что.

«Очень правдоподобно», – подумала я.

– И что же вы потеряли?

– Ну… – Он оглядел пустынный участок земли между домом мадам Боуден и соседским и запустил пальцы в свою и без того взъерошенную шевелюру. – Не то чтобы потерял…

Я закатила глаза. Он точно Любопытный Том… или как там сейчас их называют, неважно. Извращенец! Сто процентов. Я уже открыла рот, чтобы заявить это вслух, как он вдруг сказал нечто такое, чего я никак не ожидала:

– Останки! Я ищу останки…

– О господи, здесь кто-то умер? Так и знала! Здесь такая странная атмосфера, я почувствовала сразу, как приехала…

– Ох, нет-нет, боже! Не такие останки. – Он склонил голову, чтобы поймать мой взгляд. – Слушайте, я понимаю, что объясняю путано, но клянусь, ничего дурного в этой истории нет. Просто… трудно вот так рассказать.

Какое-то мгновение мы молчали: он скрючился у стены, а я наполовину высунулась в окно, стоя на табуретке, – и в это мгновение раздался звон колокольчика.

– Это что еще было? – спросил он, пытаясь заглянуть внутрь.

Я оглянулась и увидела старомодный звонок с проводом, уходящим к потолку. Судя по всему, у меня тут намечалась собственная версия «Аббатства Даунтон». Снова повернувшись, я припомнила его имя: Генри.

– Сделаете мне одолжение? Что бы вы ни искали, поищите это где-нибудь в другом месте, – попросила я и решительно захлопнула окно прямо у него перед носом.