Kitobni o'qish: ««искали Итаку»»

Shrift:

Посвящается моей бабушке Зое Ивановне Телюкиной – это она сохранила во мне маленькой желание писать стихи.

Эта книга появилась во многом благодаря серьёзному и бережному отношению бабушки к моим поэтическим опытам. Однажды она, безусловный авторитет, помогла семилетней Жене осознать ценность того, что эта девочка писала в столбик и в рифму.
Это бабушка поддерживала меня как поэта, когда мне было меньше лет и во мне было меньше понимания, что такое поэзия и почему рождаются стихи. Это бабушка мне говорила «пиши, если хочется – мы успеем сделать уроки…»
И я успевала – и уроки, и стихи.

Взросление

Кого напоминают стихи Жени Мореевой? Потому что стихи любого начинающего напоминают стихи кого-нибудь из предшественников.

Но эти стихи напоминают не кого, а что – японскую поэзию.

И не столько потому, что явлены миру в сопровождении рисунков (как известно, именно у японцев текст и рисунок неотделимы), сколько потому, что только японцы увидели «глаза рыб», которые «полны слезами», а наш автор видит в том числе «золотые глаза квартир».

Иосиф Бродский в своей Нобелевской лекции сказал, что поэзия – видовая цель человечества.

Что это значит?

Уж конечно не то, что когда-нибудь все люди станут писать стихи. А, думается, то, что когда-нибудь все люди будут чувствовать-видеть, слышать – как поэты.

Наш автор это умеет уже сейчас.

Можно было бы попенять, что эти стихи не о «времени и о себе», как мы привыкли. Но между тем из них абсолютно ясно и где они написаны, и когда.

И кем.

Ведь что такое «Искали Итаку», как не «искали себя». Росли. Взрослели.

«Взросление» – на мой взгляд, лучшее стихотворение книги.

Ключевое.

тук-тук – выходи, отдавай своё детство, не вредничай,

не плачь, мы навек, мы навек забираем его.
внезапная смерть его схватит огромными пальцами,
а ты оставайся, живи и не знай ничего.

жестокий гонец отберёт, если станешь капризничать,
и будет больней – он же выдерет с мясом, он не
заплачет потом и не станет жалеть тебя, маленький,
такие приходят ко всем, как однажды ко мне:

я спал в обустроенном мире, на радостной плоскости,
гонец постучал, а наутро мой мир посерел —
так детство ушло, и я долго рыдал от бессилия —
но всё залечило соитие духов и тел.

теперь отдавай свое детство, тук-тук, без трагедии,
малыш, отниматель жесток, ты его не гневи.
терять тяжело, но взамен, невзначай, на прощание
оставит гонец тебе искру недетской любви.

Наш автор способен увидеть «четвероногую вилку и её одноногого мужа» и не по-детски, то есть во-взрослому, их полюбить.

Нужно ли что-нибудь ещё для достижения своей видовой цели?

Инна Кабыш

поэт, педагог

Камни

(стихотворение вне циклов)

по реке на лодке плывёт человек.
рыбы за лодкой плывут по реке,
снег
водянится на тёплой руке.

мхом заросли берега. и камней
не счесть.
за лесными холмами живут старики,
им выпала честь
триста лет грустить у реки.

они смотрели, как плыли однажды
странники:
было живое, дышало —
стало
камнями.

страхи и слухи
об этом поныне
бродят по их губам:
«на лодках плыли
искали Итаку,
а приплыли к суровым богам».

искали Итаку —

мечтой плескалась,

думали: дом.

забыли: гробы.

руками снимали, душили усталость.

им снег целовал лбы.

но до Итаки доплыть не сумели:

окаменели.

поэтому здесь безопасно плыть,

если хочешь стать валуном.

человек

на лодке плывёт по реке,

и вода шумит под веслом.

О книге

Книга стихов выстроена в логике поиска «Итаки» – гипотетического места, нарисованного сознанием ищущего. «Итака» – это дом духа.

Только там «Одиссей» может в полной мере прочувствовать радость существования.

Как говорил мне поэт Андрей Родионов, «иди туда, где страшно, и защищай то, что тебе дорого»: на пути к гармонии, воплощением которой является «Итака», встречаются другие «острова», на которых жизнь предстаёт очень разной. Без понимания и осознания её всяческих проявлений невозможно достичь «Итаки», потому что путь из гомеровского физически-эмпирического понятия в этой книге превращается в путь познания чувств, которыми дышит мир вокруг, которыми живёт человек.

Эта книга – путешествие.

острова – циклы

● «икебана» – короткие стихи, маленькие волны, цветы и камни, затишье, начало пути

● «nebula» – туманное, чувства дышат, и много кислорода

● «а помнишь?» – остров воспоминаний, детского и полузабытого: папа, мама, рай, яблоко

на этом острове – стихотворение «Память», я очень ценю внимательное к нему отношение поэта Вадима Евгеньевича Пугача, моего мастера в образовательном центре «Сириус», научившего меня с критической точки зрения смотреть на собственные тексты. я благодарна Вадиму Евгеньевичу, Римме Вадимовне Раппопорт и ребятам из ЛитО «Сириуса» (поэтам Владиславе Мицуковой (благодаря которой появились многие стихи, я обозначила их инициалами В М), Алексею Дежину, Дарье Пановой, Ульяне Румянцевой, Диане Гулиной, Александре Ханукаевой и другим) за то, что присматриваются к моим стихам, чувствуют их и находят о них слова.

«Память» посвящена Серафиме Зотовой (С З), прекрасной, уникальной девушке – химику и творцу, человеку искусства. с Симочкой связано в моей памяти много хорошего, воспоминания говорят, что наша с ней дружба и правда «древнее тепло», самое настоящее

● «лён, лес» – нежность (лён) и разное (лес)

● «север и юг» – физически ощутимые температуры южных и северных островов

● «мессенджеры (современность)» – многие из этих стихотворений родились благодаря студии Андрея Родионова и Екатерины Троепольской. они отражают время Одиссея XXI века

● «Итака» – радость, свет и принятие. дом духа, где хорошо.

здесь живёт гармония.

хочу сказать большое спасибо моим наставникам, которые отнеслись ко мне с пониманием и принятием, – Ивану Сергеевичу Гусеву, Веронике Аркадьевне Долиной, Валентину Дубовскому, Инне Александровне Кабыш, Наталье Николаевне Климовой, Светлане Сабировне Куличенко, Ирине Александровне Неустроевой, Владимиру Владимировичу Сперантову, Алессандре Торрес и другим светлым, поддерживающим людям. я очень-очень благодарна судьбе за то, что мой путь к Итаке свёл меня с ними.

два стихотворения с этого острова появились после общения с современным молодым поэтом Егором Зерновым, чьим искусством я восхищаюсь, я обозначила их инициалами Е З.

ещё одно (К К) – посвящено моей радостной и гармоничной подруге, писательнице Кристине Ким.

на этом острове – счастье

икебана

* * *

а вместо мозгов —
Бог.

* * *

чай зелёный, зоркий зельем
приворотным.
…
ты со мной бродить не бойся:
я не ведьма.

забегай ко мне на чай – зима морозна,
чай готовлю по старинному рецепту…

* * *

помни меня. Фасмер сказал, что речь —
это вещь. так возьми мою вещь.

лампочки, сны. Фахтенбер рёк, что есть
плоть без плоти.
…
улицы льнут. Фанта кричит, вырываясь звёздами,
оставляя луну на асфальте.

* * *

ты помнишь два весёлых глаза
глядящие из тьмы времён?
первичность формы…

* * *

а потом я, юный, пошёл для тебя в горы,
нашёл орла и победил его

* * *

это так; но, если дело касается глаз,
сложно бежать

* * *

гроздьями блики горят на стене,
нитью теней разветвляются пальцы.
я оказалась в грядущем, вовне —
рай для скитальца

* * *

в пол поклонюсь и прильну губами
к горлу бутыли

* * *

дикие лошади отличаются от домашних только тем,
что не ходят по кругу

* * *

будешь желанным гостем
у чёрных деревьев.

друг, приходи на рассвете
к серому морю —

сядем на камни с тобою и станем
на одном языке говорить.

* * *

…свалилась на тело южная ночь
с огромными звёздами.
проглотила руки, ноги, голову…

* * *

мы выключаем свет и замыкаем двери на один или два замочка – каждый забивается в свою норку, в конурку, чтобы не достали ни чудовища, ни мысли. чувства… в чёрной комнате остаются только чувства, пронизывающие, как дождливый летний ветер. тень наслаждается соитием с темнотой, и никто из двуногих не хочет с тобой говорить, ты не пологий, у тебя в голове —; таращатся четвероногая вилка и её одноногий муж.

* * *

глиняное тело упивается солнцем,
обожжённое лицо смуглой девочки
с разукрашенными щеками
улыбается широкой улыбкой

* * *

и сёстры с матисcовскими глазами
шепчутся не по-людски, как кобры —
сирены с посаженными голосами,
сказки недобры.

* * *

нет – волшебной шопеновской нежности!

вместо обещанного
шопена-шамана,
нашёптывающего и баюкающего,

маршировать шостаковичу!

* * *

и в популяции стремительно растут
только голые камни

* * *

под синим небом пестреют
шариками апельсинов
наранховые холмы

nebula

`плавание`

небо отбелено на славу, мистер пропер был бы
доволен:
стёрлась даже линия горизонта,
вода касается волос, нежно проводит по ним
прозрачными руками,
элементы разрозненны – встать бы, собрать бы
в цельное,
да только потерялись движения.

тело уже на выталкивающей воде держится,
говорят, потоп это страшно, но я чувствую,
что сорок дней
промелькнут незаметно: потоп – это отдых,
из обаяния которого случайные люди не выбираются.
но раз не мне и не вам было даровано эксклюзивное
право
построить многоэтажный сверхмощный, динамичный,
шикарный, высокотехнологичный
паром, чтобы переболеть потопом
и выжить,

будем плыть по воде как хотим, дадим себе волю —
я на спине плыву,
вы плывёте на катамаранах, на остатках от крыш,
на спасательных кругах, на стволах вырванных
с корнями деревьев,
рядом, захлёбываясь, рыбы выныривают из бурлящей воды,

вокруг нас разрозненные части мира,
встать бы, собрать бы,
но, говорят, по воде
только один умел ходить,
да и тот
был ли на нас похожим?

4 21

`Nebula`

дыхание новой жизни… так легко заблудиться
в кромешном тумане,
когда ты второй руки не видишь, отводя от первой.
пахнут цветы сирени, так легко заблудиться
в этом городе,
где так много воды, так много тумана и мало
людских голосов.
возвращаясь домой, смотришь в зеркало на два глаза,
распахиваешь окно, судорожно снимаешь с себя
пальто,
и трепещущие руки наливаются туманным эхом,
опускаясь в нерешительности на стол.

нога, отрываясь от земли, прислоняется к ветру,
вода, отодранная от неба, струится на удивление
плавно,
голова, ориентируясь на ощупь, слегка ударяется
обо что-то мягкое,
отшатываясь в беспокойстве, продолжает блуждание.
рука, протянутая к кисти незрелой рябины, ощущает
листья,
фигура моего тела протекает с водой, навеянной
тучей, вброд,
клетки чего-то между мембран и сердца волнуются
о приближающемся Боге,
и тело по мановению чего-то мягкого в тумане
робко плывёт.

5 20

* * *

ужин. в белых тарелках —
белая рыба и рис.
лиловый вечер лёг на соломенную крышу.

скатерть на круглом столе
как с картины.

в кувшине вода родниковая…
родник у реки, где деревья, камни и мох.

зажмурься от этого счастья,
спокойно смирись
со своим
поражением.

5 21

`Свет и след`

След от моей руки на снегу
Занесло новым снегом.
Свет от моей руки на снегу
Занесло новым светом.
След от моей тоски на снегу
Занесло новым светом.
Свет от моей тоски на свету
Занесло новым светом.
След от моих тоски и руки на снегу, на свету
Занесло новым

Новым светом снега наливаются,
Новые сны на месте старого следа.
Новым снегом рассыпается свет,
Новые сны на старом свету

3 21

`имя (говорит Америка)`

духота как дух кислоты с урока по химии —
максимально абстрактная,
химичка талдычила, что «всё в мире временно,
зато химия – на все времена!!!»
я был прикован специальной энергией к тихому
поведению, привыкший слушаться, весь из себя
пай-мальчик,
но полгода назад узнал, что в ослепительном
лоске мира есть разные имена.

и теперь я бросаюсь на них и ими —
олимпийский чемпион по бросанию имён в проходимцев.

даже архетипичный немой экран кричит мне:
«Хьюстон, ты украл мое детство!!!»
он зовёт меня Хьюстоном, потому что это чисто
американское имя.
вот проходит безымянная бэйби, ловлю аромат
духов,
ладан распыляет священник в католической церкви,
снег отдаёт зимой, той самой нежной (из «***»¹
(вчерашних стихов)),
седой охранник возмущается тем, что я несу чушь,
веду себя отвратительно, как все тинейджеры,

я отвечаю, что «мэн, ну ты и зануда»,
обезоруживаю звоном высоковольтного смеха —
охрипший охранник орёт: «Хьюстон, ты мне портишь
лирическое настроение!!! вали отсюда!!!» —
он называет меня Хьюстоном, только потому, что
я похож на пацана с соседнего цеха,
но никто не знает моего настоящего имени.

снова воспоминания. на химии элементы кулуарно
устроились в извилинах мозга с обозначениями —
рассаживаются по местам, ложатся друг на друга —
живут своей жизнью – перемешиваются как хотят,
они играют со мной, а химичка страшно расширяет
губы и старается не раздражаться:
«что это за кислота, Хью?! мы же её только что
обсудили!!!» – бро, словом, добро пожаловать в ад.

это химичка без имени. в стерилизованной
американской памяти,
где, конечно, «в раю аншлаг» и всё такое,
Джастин Бибер завывает попсу, секси бэйби
с пластилиновыми глазками,
многие звёзды, фигурировавшие в моей жизни,
не заслужили имён на специальной аллее славы.
а я так и не понял, что такое случилось с моим
именем и почему я его до сих пор не знаю,
хорошо понимая, как меня зовут??

12 20

* * *

пуховые поляны, ветер,
на пирсе грустит подросток,
тихая тоска
полощется на пруду,
растворяется в воздухе…

серая вода.
небо лежит на зелёных деревьях.
– нет,
ничего не случилось

5 21

`Чудо`

если вода то дно черноземное и она
кажется тёмной прохладной пресной
душит жадную жажду

ты видишь живую воду вода ожила
посмотри ожила и крадётся к тебе ко мне

не уйти не уйти
ведь всюду
вода
не уйти
вода
кажется
это Земля возвращается
к первоначальному
состоянию где вода
безземельная

потому не уйти
вода
не уйти не уйти
вода
уплывём уплывём
я забыла
что ты не умеешь
выживать на
воде
цепляться за волны
удерживать равновесие
хотя всю жизнь ловил рыбу
и молился у моря

отпусти мою руку
на плаву
не удержит
– встань и иди
как Лазарь
говорю тебе
плачу
вода прибывает
не веря
шепчу тебе
отчаянно настойчиво
– встань и иди
по воде

и ты
внимаешь словам моим
в тебе оживает мужское
напрягаешь мускулы
поднимаешь своё тяжёлое тело
на поверхность воды
…
идёшь

6 21

`совесть`

совесть голодную выцежу из сознания сброшу брошу
без памяти
тлеть где-то там в переулке пещерообразном почти
первобытном в самом центре
раскалённой москвы
в плюс тридцать один гиперсолнечным
маем

стану
пытаться блаженствовать жить выживать
дома
нет никого только комнаты вещи и время воркует
минутные стрелки секундные тик тик так
так так никто не скажет
никто не придёт издеваться над этой идиллией
ничей голос не обезобразит голое пространство
дома
за окнами пейзаж
деревья монотонно расстелились по улице ничего
не ждут
безмятежный безымянный размякший ветер ходит
проверяет своё хозяйство семейство все ли на месте
солнце заходит не заходит ни один человек в этот
дом
но совесть зачем ты снова пришла ко мне
я же оставила тебя в переулке в аномально
майской райской горячей москве
расплавься хотя бы на время кайфуй без меня
без тела без лишних проблем нагнетать диктовать
указывать
отпуск возьми
чего ты тревожишься боишься оставить меня
не бойся
так жарко пейзаж прогрелся дай мне воды воды
четыре стихии а лучше воздуха
весь воздух мой это не как у мандельштама
можно не воровать нет вины ничего не ворованное
всё моё можно брать коммунизм я это чувствую