Kitobni o'qish: «Костры иллюзий»

Shrift:

* * *

Персонажи и события романа вымышленные. Любые совпадения с реальными людьми и фактами случайны.

Душа не предается отчаянию, не исчерпав всех иллюзий.
Виктор Гюго

Пролог

В мыслях, предчувствиях и снах Виктория преодолела бесчисленные переплетения дорог, проплыла по опасным, темным морям отчаяния, касалась светлых озер надежды. Ее прибивало к берегу горя, но она всегда находила силы, чтобы оттолкнуться от неумолимых камней и отправиться к берегу другому, туда, где спасение, пусть даже иллюзорное.

И она никогда не представляла себе, как это может быть на самом деле. За пределами туманных предчувствий и снов. Как это бывает в жизни. В обычной, реальной жизни, которая способна в будничном и суровом порядке достать топор палача для того, чья очередь дошла.

Наверное, это всегда бытовой случай – просто звонок по телефону, чужой казенный голос и жестко изложенный факт.

Одним совершенно обычным утром Виктория услышала: «Говорит сержант МВД Петров. Ночью случился пожар. Квартира вашего бывшего супруга Алексея Серова по адресу… полностью выгорела в результате несчастного случая или поджога. Обнаружены останки одного человека. Пока можно сказать лишь то, что это мужчина. Опознание практически невозможно. Требуется идентификация личности по ДНК. Возможно, у вас сохранились вещи мужа. Следствие запросит стоматологическую карту. Экспертам может понадобиться сравнение с ДНК детей. Примите наши сожаления. Звоню по поручению начальника отдела расследования убийств и похищений полковника Земцова. Сейчас пришлю вам наши контакты. Сообщите, пожалуйста, когда будете готовы к сотрудничеству».

– Почему отдел убийств и похищений? – только и сумела спросить Виктория.

– Слишком сложное дело для районного отдела полиции. Мы мониторим происшествия на местах и в особых случаях забираем материалы себе. К тому же был тревожный звонок.

– Чей звонок?

– Точно не скажу, но случившемуся предшествовали странные обстоятельства. Кто-то из знакомых или коллег Серова привлек частного детектива, который сотрудничает с нами на постоянной основе. Я не в курсе подробностей, но речь вроде о преследовании вашего супруга. Детектив с вами свяжется сам. Это все вне моей компетенции.

Так иногда кончаются кошмары: куда более страшным пробуждением. Как говорится, здравствуй, жизнь…

До того как будут получены первые результаты экспертизы, не только Виктория заново переживет свое прошлое, рассмотрит настоящее, попытается в ужасе спрятаться хоть на миг от грозно наступающего будущего. В поле последствий того пожара окажется немало людей. И вдруг разорвутся все или почти все связи – духовной и кровной близости, доверия, обычной и привычной поддержки – под тяжестью жестоких, скрытых до поры и теперь уже преступных тайн.

А тем утром Виктория сообщила сержанту Петрову лишь один факт, в котором была уверена.

– Леша в этой квартире очень одиноко жил все годы после нашего развода. Мы перезванивались, я иногда бывала у него… Помогала с бытом, Леша очень неприспособленный человек. Не могу, конечно, исключить, что у него бывали другие люди. Особенно после его фантастической победы, которая потрясла многих. Он недавно получил главный приз международного кинофестиваля.

Часть первая. По течению сна

Любовь

Сны – это сегодняшние ответы на завтрашние вопросы.
Эдгар Кейс

Виктория с раннего детства считала свои яркие, волнующие, пугающие, загадочные сны полноценной частью существования. С возрастом она стала находить тому логические и даже информационные подтверждения. Живой мозг не знает сна. И если он регулярно выдает своему обладателю значительные, незабываемые видеосюжеты, столь выразительные и полноценные в эмоциональном плане, – значит такова цель его программы. План судьбы, связывающий прошлое и будущее. И это, возможно, единственное объяснение того, что ты во сне испытываешь шок от узнавания совершенно незнакомых мест. Стынешь на ветру отчаяния и тоски, когда из освещенного круга сна ступает в глушь ночи силуэт, который никого не напоминает или, наоборот, похож на многих. И лишь ты и только в этот миг понимаешь, что роднее души нет на свете. Проснешься – и несешь боль потери, как драгоценный дар.

Так в реальной жизни Виктории возник эффект обратного узнавания. Она забыла сюжет давнего сна, потерялась в лабиринте ночей даже сама картинка. Лишь собственная острая реакция хранится где-то в уголке сознания. Это может быть страх, отчетливое понимание опасности. Это иногда просветленное освобождение от тяжести, которая секунду назад казалась необъяснимой, неподъемной и вечной. Или самый редкий и желанный миг: плотная и теплая волна озарения, покоя, надежды и приближения какой-то особой цели, еще не разгаданное узнавание… Виктория даже не помнит, с чем это бывает связано во сне, но она давно не удивляется, когда концентрат ночных эмоций берет ее в плен наяву. Это может случиться из-за звука чьего-то голоса, сочетания слов, чужого взгляда, который она вдруг узнает и понимает.

Виктории недавно исполнилось сорок. Она пять лет замужем за кинорежиссером, снимается во всех его сериалах. У нее дочь, которая ступила в возраст своей самостоятельности и живет в отдельной съемной квартире. Лена учится в консерватории по классу фортепиано и параллельно участвует в «чесах» разных групп как пианистка или аккомпаниатор поп-звезд. Виктория редко видится с дочерью, еще реже слышит, как та играет. Она не может судить о том, насколько хороша Лена как музыкант. Но она ясно видит, что дочь выстроила свои приоритеты: она, конечно, любит музыку, но не бескорыстно. Для Лены важен тот факт, что музыка стала ее инструментом для получения постоянного и хорошего дохода. Виктория не видит в том ничего плохого. Лена сама создала свой завершенный образ делового и расчетливого человека. Она прочно стоит на ногах. Можно быть уверенной: ее дочь всегда сумеет все просчитать, чтобы не допустить погрешностей в планах и, не дай бог, эмоциональных ошибок.

В рациональности Лена пошла дальше и решительнее матери. Хотя Викторию тоже многие считают рассудительным и даже расчетливым человеком, никто не сможет привести примеры ее необдуманных слов или опрометчивых поступков. Она надежно закрыла от всех глаз свой сундук тайных путешествий из яви в сон и обратно. И она никогда и никому не признается, что сокровища того сундука часто кажутся ей самой главной реальностью, вершиной осмысленного существования, напрочь лишенного банальных толкований и примитивного порядка.

Ваня, младший сын Виктории, живет с ее родителями. Он учится в седьмом классе, нуждается в постоянном присмотре, режиме и правильном питании. А Виктория вечно пропадает на съемках. Так что и тут все в порядке: Ване лучше с бабушкой и дедушкой, Виктория за него спокойна.

С отцом своих детей, Алексеем, Виктория развелась почти шесть лет назад. Леша – кинооператор, которому раньше постоянно приходилось искать новое место работы. Он очень талантливый, невероятно импульсивный, непредсказуемый… И – как следствие такого сложного набора – пьющий, завязывающий и после трудного периода воздержания вновь впадающий в запой. Впрочем, в последний год все изменилось. Леша вырвался из порочного круга, стал сам себе режиссером, смог создать собственную студию, которая быстро приобрела известность. Он сумел прийти к большому успеху.

А после развода Виктория сама занималась разменом их четырехкомнатной квартиры: для себя и детей нашла неплохую трешку, для Леши однокомнатную в Подмосковье, в Москве не получилось. Да так и лучше – у него не будет соблазна к ним являться, когда выпьет. Она сама заботливо сложила его вещи и перевезла вместе с частью мебели в новое жилище. Аккуратно поместила одежду Леши на вешалки в новом шкафу, купила в местном хозяйственном необходимую посуду, на рынке хорошие продукты и сделала полный обед как минимум на неделю. Алексей не умеет готовить, он даже не всегда помнит, что нужно поесть.

Обустроив жилье своего бывшего мужа, Виктория долго отмывала там все до блеска, что помогало ей ни о чем не думать и ничего не чувствовать. Вечером устало присела на кухонный диванчик, размышляя: позвонить ему, чтобы рассказать, где, что и как разогревать, или просто уйти, оставив записку? Ясно понимала только одно: надо убежать, чтобы не встретиться и не прощаться. Второе как-то совсем невероятно.

Был уже поздний вечер, а она все сидела там, не включая свет. И вдруг дверь открылась. Алексей вошел в кухню, щелкнул выключателем и не удивился, увидев Викторию. Он был совершенно трезв.

– Спасибо, Вика, – сказал он. – Я утром вышел из хлева, даже отдаленно не напоминающего жилье, а вернулся в чистую, уютную, пахнущую вкусной едой квартиру. Прямо как будто домой пришел… Тебя проводить? Детям, наверное, ужинать пора. Нет, извини, не подумал. Конечно, нет. Не стану беспокоить детей. Я постараюсь не слишком их травмировать своими визитами. Буду терпеть, сколько смогу. У меня к тебе только одна просьба: не потеряй ключ от моей берлоги. Не для того чтобы тут убирать и готовить: я эти вопросы решу. Просто меня греет такая мысль: у Вики есть ключ, и она в любой момент может открыть дверь и войти. И даже не потому, что мне это нужно. У меня как раз все хорошо. Работа пошла отлично. И я уже неделю не пью ни капли. Смешно, да? Такие подвиги. Наверное, единственно возможные для такого жалкого человека, как я.

– Ты не жалкий, – произнесла Виктория. – Ты просто слишком добрый, беззащитный и ранимый. И я понимаю твою беду, ты же знаешь. Тебе нужно защищаться только от самого себя. Все остальные тобой восхищаются, любят или, на худой конец, жалеют твой талант и постоянно ноющую душу. Конечно, я не потеряю этот ключ. И к детям приезжай, когда захочешь.

– Да, конечно, спасибо тебе, – он смотрел на бывшую жену как маленький, полностью зависимый ребенок.

Она поднялась, мучительно думая, как обойти его, чтобы не коснуться, не заглянуть в его вечно виноватые глаза. Не взглянуть не получилось. Он тоже не шевельнулся, только произнес:

– Все в порядке. Я очень люблю тебя.

– Хорошо, – кивнула она. – Береги себя. И не обрывай связь ни в каком случае.

Они оба поняли, о чем она сказала. О его запоях, когда он сам укрощал себя, как дикого зверя, запирался, метался, понимал, насколько он может быть опасен самому себе. Детей Леша никогда не обижал, наоборот, постоянно чувствовал себя виноватым и сдерживал проявления своей горячей любви. Виктория не слышала от него ни одного грубого слова. И вот решилась на такой жестокий разрыв – только потому, что однажды четко поняла: их дети не должны оказаться у пропасти, на дне которой горе и боль. Ни на секунду не должны.

– Пока, Леша, – она быстро ушла.

В темном чужом дворе ей пришлось опереться на грязную стену этого ужасного дома, чтобы не упасть. Она прокусила себе губу до крови, стараясь сдержать вой на полную луну, которая пялилась на нее, издевалась и злорадствовала.

– И я тебя люблю, Леша, – прошептала Виктория.

Для нее это была аксиома – любовь к Алексею. Но ее нужно было отодвинуть, победить и в идеале истребить во имя более веской и актуальной задачи. Виктория была обязана спасать жизни тех, которым эти жизни и подарила. И самой пора жить, работать, не ожидая каждую минуту грозового приближения собственного животного страха, не думая: что-то уже случилось, я просто еще не знаю. Такие пары разлучает не естественная смерть в конце общего пути после мирного, ровного существования – их отрывает друг от друга лихая беда, несовместимая с тем, что в принципе способен вынести человек.

Очень скоро Виктория вышла замуж за своего действующего режиссера Игоря Варламова. У них получился спокойный и дружеский союз. Не так чтобы страстная любовь, но то, что гораздо лучше, надежнее и разумнее. Так все и говорили Виктории: наконец ты вышла замуж по уму.

Пять лет Виктория и ее близкие спокойно проживают каждый день, радуются осуществлениям желаний, печалятся по поводу неудач, вместе решают проблемы каждого и в любой ситуации с надеждой готовятся встретить следующий день. И каждый вечер Виктория, поцеловав на ночь мужа, отправляется в свой лабиринт сновидений. Все тот же панический страх узнавания незнакомых мест, все та же точка, когда из круга сна уходит во тьму тот, кого она не успела рассмотреть. По утрам она бежит от этих сновидений, как от болезни или напасти, как от преследователя, жестокого и коварного охотника за ее покоем. Она глушит, истребляет даже те фрагменты сна, которые способны застревать в памяти и биться острыми осколками в сердце, нервы, отравлять кровь и поджигать все, что видят глаза. В какой-то степени у нее все получается: никто не говорит Виктории, что она меняется в худшую сторону. Наоборот, со всех сторон одни похвалы и комплименты: «А ты все хорошеешь», «Как тебе удается так выглядеть в любое время суток после любого количества работы?», «Как приятно общаться с разумным и спокойным человеком!».

Сериалы Игоря сложностью не отличались. Для того чтобы играть своих героинь, Виктории рвать душу не требовалось. И однажды, совсем недавно, ее озарило жутковатое открытие. Ее жизненные приоритеты выстроились угрожающим образом. Главным оказывалась не работа и даже не беспокойство за близких, не потребность им помогать, поддерживать, радовать и постоянно к ним стремиться. На первый и самый важный план выходили навязчивые ночные ощущения, рожденные из них предчувствия. Главными эмоциями становились уцелевшие при дневном свете и ясном сознании тоска и страх потери. Кажется, это страх окончательно потерять то, что уже утрачено.

И наступил день, когда Виктория честно, храбро и решительно призналась самой себе в том, что все изменилось. В туманных лабиринтах сна она утратила эффект неузнавания. Виктория все поняла. Переплетения черной и чужой чащи, тени, которые невозможно задержать и разглядеть… Это все даже не сам Алексей, а его тяжкая, неотвратимая беда. Только это. И Виктория напряженно пыталась понять, что более иллюзорно: ее вроде бы полноценная реальная жизнь или блуждания неспящих эмоций? Что есть ее любовь: теплота близости и взаимного понимания с Игорем или испепеляющий душу страх за Алексея?.. И как понять и унять свой безутешный тайный плач по нему? Почему это не проходит, а лишь усугубляется? Это предчувствие чего-то страшного и реального или только иллюзия, рожденная из сознания потери? Потери самой возможности задержать на краю то ли его, то ли себя.

Ненависть

Режиссер Игорь Варламов считается стабильно успешным и в меру креативным, без экстравагантных забросов. У него устойчивая репутация уравновешенного и доброжелательного человека. Он старается быть внимательным ко всем в равной степени, независимо от того, нравится ему человек или не очень. Игорь ненавязчиво демонстрирует личную заинтересованность в успехе каждого, при этом не допускает ни фальшивой похвалы, ни преувеличенных надежд. Игорь никогда не теряет критичности, объективности и чувства меры ни по отношению к другим, ни в общении с самим собой.

Чувство меры – это и есть, скорее всего, показатель сбалансированного психологического равновесия и психического здоровья. Игорь в меру предан своему делу – без фанатизма и субъективных иллюзий об особом месте в искусстве. Он в меру любит жену Викторию – без эмоциональных перепадов от экстаза до отчаяния, которые и превращают отношения людей в добровольное и перманентное кипение в котле страстей. Игорь в меру, без натужного преувеличения интересуется здоровьем и успехами детей Виктории. Это значит, что он считает их родственниками, заботится, желает добра, но не выступает с лозунгами: «Вы мне больше чем родные! Я вам отец, а не отчим, сбоку припеку». Дети – давно уже не малыши, все вроде понимают и отвечают Игорю примерно тем же. То положительное обстоятельство, что дети живут отдельно от матери и отчима, конечно, на пользу ровным и мирным отношениям в семье. Игорь и Виктория за них спокойны, дети не видят родителей в периоды творческих неудач, неуверенности и даже страха перед будущим, которое всем нередко угрожает невзгодами, потерями и даже ураганами.

Игорь имел бы полное право сказать себе, что сумел построить гармоничную основу своего внутреннего и внешнего мира, если бы не одно исключение из правил.

В душе Игоря давно поселилась всего одна напасть. Один тяжкий груз, одна постоянно кровоточащая рана. Один страшный порок. Игорь ненавидит бывшего мужа Виктории Алексея Серова. У этой ненависти давняя и странная история. Она началась давно, когда Алексей только женился на Вике, студентке второго курса актерского факультета ВГИКа. История вообще началась как дружба двух начинающих творцов. Один был тогда старательным подмастерьем заслуженных авторитетов. Второго щедрое студенческое братство сразу признало гением. Этот второй был Алексей. И пусть никто не подумает, что Игорь ему завидовал. Ни в коем случае. Он преклонялся перед талантом товарища, восхищался красотой его жены. Когда и по какой причине дружба вдруг превратилась в непреходящую, ядовитую ненависть, больную, опасную страсть? У этого события нет конкретной даты. И не может быть причин, потому что Игорю так и не удается их для себя сформулировать. Самые тяжкие и глубокие раздумья приводят его к неизменному выводу: причин нет. Может ли ненависть быть симптомом какой-то болезни, которая поражает весь мозг? Какой-то иллюзией, фантастической химерой, предчувствием грозной опасности? Все бывает на свете. Только проходят годы, они ступили во второе десятилетие дружбы-ненависти, а мозг Игоря по-прежнему здоров, активен и настроен на позитивное отношение ко всем людям. И никто не нарушал внутреннюю безопасность Игоря, никто не внушал чувства страха, не казался опасностью. Никто! Даже Алексей, точнее, именно Алексей. Он наверняка понятия не имеет, что Игорь все годы напряженно ищет, получает и переживает информацию о нем. Они все реже встречаются. Виктория уже пять лет жена Игоря, а не Алексея. Она, конечно, всегда нравилась Игорю как красивая женщина и способная актриса, но он не собирался отбивать ее у Алексея. Он не ревновал Викторию к мужу. Они поженились, когда Вика с Лешей развелись. И мало кто поверит, но до этого у них даже романа не было. Они вместе, потому что так получилось, так им удобнее и легче.

И однажды к Игорю прилетела одна мысль. Она такая необычная, неконкретная, ее ни проверить, ни доказать, но она зацепилась, поселилась, застряла стрелой с отравленным наконечником. Ненависть Игоря рождена не поступком, словом, отношением Алексея. Не какими-то его качествами, которые Игорь не может принять. Она связана лишь с тем фактом, что Алексей есть. Его существование невероятным, почти безумным образом лишает смысла жизни самого Игоря. А она должна была быть такой безупречно полной, его жизнь. Если очень упростить сложный набор чувств и ощущений, то получается что-то вроде простенькой сказки с зеркальцем: «Кто на свете всех милее…» В жесткой реальности, в поле сурового выживания людей взрослому, опытному и уверенному в себе мужчине невыносимо каждую минуту отвечать самому себе, как дурацкое зеркальце: «Алексей это делает лучше, Алексей бы на такое не польстился, Алексей увидел бы самый удачный ракурс, выбрал самые подходящие слова…» Алексею не надо думать, как он выглядит, не надо следить за своим поведением, пытаться понятно выразить мысль. Он тот, который может себе позволить все, что хочет, потому что люди от него примут все. Даже его чудовищные, убийственные запои. Это факт: он многим людям почему-то милее всех на свете. Как недостижимый эталон безусловного и честного таланта. Ему простят ошибки и неудачи. Простят и скажут: это не ошибка, не провал, это другое. Мы просто пока не в состоянии понять.

При этом Игорь ни на минуту не допускает для себя такого примитивного объяснения: его ненависть рождена завистью. Это исключено именно для него. Ведь его удел, его профессия – ценить особый дар, человеческую уникальность. И в нем всегда есть отклик, когда он смотрит работы Алексея, слушает его слова. Но! Как-то так получилось, что из всех помех на свете Игорю причиняет настоящую, неутолимую и непоправимую боль только существование Алексея. Игорь, возможно, еще не ступил на последнюю ступень этой лестницы падения. Он не спросил у Виктории, каким Алексей был любовником. Не мужем – тут все ясно: был бы нормальным супругом, она бы его не бросила. Трудно не понять, что для Виктории развод был настоящим горем. Но Игорь не знает, как она оценивала его в постели, во время и после любви, как смотрела на него за завтраком. Игорь уверен, что он не ревнив: это просто нелепо – думать о том, что чувствовала Виктория столько лет назад, когда к ней прикасался Алексей. Но откуда же такой страх перед самой возможностью это себе представить? Это похоже на фобию того, о чем даже не имеешь представления. Он в заколдованном поле непонятных ощущений и предчувствий. Иллюзия ненависти, фантом ревности. Но эти мифические враждебные идеи разрушают обманчиво спокойный, гармоничный образ того, что он считает своей привязанностью к жене, ее искренним и доверчивым ответом.

Все слишком гладко и до примитивности просто, как на застывшей лубочной картинке. Виктория только кажется простой, но она никак не примитивный человек. Ее простота может быть тоже обманом его, Игоря, зрения. Она ведь хорошая актриса, а он знает, что это значит. Возможно, стоит решиться, привлечь собственное творческое воображение – и проникнуть, ворваться в ее интимное прошлое, которое, быть может, не такое уж прошлое. Сделать это и узнать, каково в аду. И заодно проверить свою отвагу. Может, эта крайность все для него окончательно и прояснит. Для всех них прояснит.

Игорь допускает, что все его сознательные, множество раз проанализированные реакции – на самом деле лишь ширма настоящих чувств, спасительная иллюзия. А за ней буйное пламя того, что он сам себе запретил видеть и понимать. И это не его хваленое чувство меры выстраивало в безупречный ряд события жизни и отношения. Это просто врожденная трусость перед тем, на что не хватает ни сил, ни ума, ни таланта.

Игорь как режиссер умеет с насмешкой или презрением отмечать раздражение и злобу тех зрителей или критиков, которые не в состоянии принять и пережить сам факт сильных чувств и вдохновенную, яркую игру актеров, способных их передать. Так бунтует всесторонняя бездарь, – сделал давно вывод Игорь. Люди бьются о собственную эмоциональную тупость и не способны из нее вырваться. Потому что признать ее наличие – их приговор себе. Они могут признать себя бедными, несчастливыми или больными, но только не ущербными, не гнилыми пнями, которые не способны осознать чужую страсть, драму, чье-то ослепительное счастье. Хотя бы допустить и смириться. Легче все это отвергать до гробовой доски.

Да, Игорь слегка презирает человеческую неполноценность, но как творец принимает и ее. Зрителя, как прохожего, не выбирают. Но однажды тяжелой бессонной ночью он уходит из супружеской спальни в кабинет, чтобы там застыть на часы, как ему казалось, без мыслей. А к утру выносит и себе приговор. Настал, как говорится, черед. Он обращается к своему отражению в темноте:

«Казалось, что неполноценность – удел других. Так долго казалось. И вдруг стало ясно: да это же мой удел! Вот в чем так трудно было признаться себе самому. Я понимаю самые тонкие и самые сильные эмоции на площадке, на экране, на страницах сценария. И я всегда панически боялся их в жизни. Я убедил себя, что мне с Викой удобно и легко, как с комфортной машиной, качественным креслом. Я бы хотел презирать Алексея за то, что он так горел на всех кострах с ней и без нее. И, наверное, горит до сих пор, если еще не обуглился. Пытаться пренебрежительно отталкиваться, как поступают все ущербные и толстокожие? Но перестало получаться. Наверное, переполнена чаша лицемерия и самообмана. Временами я ненавижу их обоих за то, что они настолько не такие, как я. И я не хочу, чтобы Алексей жил на свете. Потому что Вика не перестанет его любить, пока он жив. А я никогда не смогу свободно вздохнуть, постоянно понимая, что этот человек дышит глубже, талантливее и с гениальным результатом, при всем его нелепом безумии и преступном отношении к себе, своей жизни и любви. Алексей топчет себя, как никто и никого, – и при этом даже не становится жалким. Он всегда умудряется оставаться на недосягаемой высоте. А мой удел – лишь хорошо прятать свою ущербную ненависть. И покорно тащить свой тайный крест. Существует же миссия или синдром Сальери. Возможно ли нести эту тяжесть не покорно, а как-то иначе? Ущербность, мать ненависти, никогда не позволит мне ответить себе на этот вопрос».

И отражение Игоря в темноте бледнеет, съеживается, как на скамье подсудимых, но не исчезает совсем. Остается блеклым и бесформенным пятном. Лучшего образа не придумаешь для собственной безысходности. Для отсутствия гордого выхода у слабой и трусливой души.