Инсайт. Книга 2

Лорд стремительно терял силы. Он был бледен и не мог сдержать кашель из-за крови, постепенно заполнявшей легкие. Снаряды, попавшие в грудь, разорвались и, нанеся осколками множество повреждений, вызвали сильное кровотечение.

– Я думал, что знаю это… – прошептал он, – но теперь… я не уверен… – говорил лорд с паузами, отчаянно хватая ртом воздух. Он дернул рукой, словно хотел дотронуться до раненой груди, но, похоже, уже не чувствовал конечности. – Прочтите все… я… не смог…

– Дружище!.. – Стром в отчаянии обнял друга за плечи. – Ну как же так! Мо!..

Капитан понимал: Мориуса нужно немедленно доставить в госпиталь, что в данных условиях сделать было невозможно. Понимал, но до последнего не верил в это, надеясь, что лорд объяснит, чем ему помочь, и Стром сможет остановить кровотечение.

– Мне жаль, что мы познакомились вот так, – сказал Дарий, глядя лорду в глаза, – а не на том злосчастном вечере, на который ты не пришел. Мне жаль, что все сложилось так трагично.

Лорд прикрыл веки.

– Мориус! – Ева сжала его руку. – Ты останешься? Как Дарий? Останешься с нами?

Лорд приоткрыл глаза. Взгляд его был отсутствующим, и Ева поняла, что он ее уже не видит.

– Я сделал… все… что хотел… – выдохнул он, и кровь, булькая, залила его грудь. – И готов… сесть… в тот экипаж…

Это были последние слова Мориуса: бывшего священника, гениального ученого, замечательного доктора и единственного сына лорда Сагарда.

Ева плакала, надеясь увидеть призрак Мориуса, но он не появился. Она вспомнила свои ощущения после того, как утонула: она чувствовала кружение, а после сразу оказалась на перекрестке. Должно быть, лорд сейчас как раз там, ожидает серый экипаж.

– Легкого тебе путешествия, – прошептала Ева, закрывая лорду глаза рукой, – надеюсь, мы еще встретимся.

Не сосчитать, сколько слез она пролила за последние пару часов, но эти были самыми горькими. Казалось, кто-то вонзил в ее грудь крюк и вырвал им все внутренности, опустошив не только тело, но и душу.

Стром встал и, торопливо смахнув с лица слезу по погибшему другу, поспешил на помощь Висмуту. Сразу после нападения капитан на глаз оценил серьезность полученного ранения и, судя по количеству крови и углу, под которым нож вошел в тело, предположил, что Висмуту повезло куда больше, чем лорду. Он оказался прав. Крови было немного, и кок, несмотря на боль, мог вполне нормально дышать, если не двигался, а значит, важные сосуды не задеты.

– Надо отвезти тебя в госпиталь, – сказал Стром, ободряюще потрепав его по волосам, – лучше вытащить нож там. Дарий, помоги мне отнести Висмута в экипаж. Его лучше сильно не тормошить.

Они подняли кока на руки и направились на улицу.

Ева чувствовала себя ужасно. Как же так?.. Кто был этот человек, убивший их друга? Ева знала Мориуса совсем недолго, но он успел стать для нее важным, близким и в каком-то смысле родным. Каким-то чудесным образом он раскрыл жуткую правду о ее даре. Как же он смог докопаться до истины? Теперь ответы предстоит искать в его дневниках.

Стром вошел в дом и окликнул Еву.

– Поезжай с Висмутом и сообщи об убийстве лорда, – сказал он. – Этого человека, – капитан кивнул в сторону входящего Дария в теле наемника, – надо крепко связать. Я останусь здесь, чтобы дождаться следователя. А пока ждем, я с ним потолкую.

Дарий присел на стул и дал себя как следует связать. Стром, пребывая в мрачной задумчивости, с упорством паука плел узлы, однако делал это ловко и быстро. Дарий же косился на ноющее плечо, которое ранил капитан, и будто бы получал удовольствие от этой боли. Его можно было понять: ощущать себя в живом теле было приятно. Жаль, что он не мог оставаться в нем и дальше, хотя, по правде говоря, призрак не видел в этом для себя никакого смысла. Свое тело он уничтожил, а жить в чужом было бы неправильно.

Уходя, Ева приказала подселенцу покинуть тело наемника и, стараясь больше не смотреть в его сторону, выскочила на улицу, чтобы не вцепиться убийце в глотку. Ева, никогда прежде не испытывавшая жажды мести, теперь ощущала невероятное желание сделать так, чтобы человек, погубивший лорда, страдал. Апатия и отрешенность, вызванные разговором с Шутом в таверне, теперь сменились гневом и яростью. Но в экипаже ожидал раненый Висмут, которому требовалась помощь, и это останавливало Еву от того, чтобы немедленно линчевать убийцу.

Ехали молча. Ева держала кока за руку, чтобы приободрить. Висмут спас ее от верной смерти, и она была ему за это благодарна. Он мужественно терпел боль в груди и сжимал руку Евы в ответ, внутренне радуясь ее вниманию.

До приезда в дом лорда Ева думала, что хуже того, что случилось с ней в таверне, быть уже не может. Как она ошибалась! Дарий был прав: ничего не может быть хуже смерти, ведь она отнимает все возможности, которыми обладает живой человек. Возможно, взамен она дарует новые, но точно не для тех, кто остается. Никогда больше Ева не сможет поделиться с Мориусом тем, что ее волнует. Он больше не даст ей мудрый совет, не улыбнется своей доброй грустной улыбкой. В дверях библиотеки не появится высокий силуэт лорда, а его понимающие глаза-маслины не заглянут прямо в душу.

Лорд не остался призраком с ними, и это было хорошо: значит, он продолжил свой путь. Но Ева испытывала боль и пустоту в сердце из-за внезапной потери друга. Никто не мог и предположить подобного исхода. Одна боль дополнила другую, и Ева вновь не смогла сдержать слез. Если бы лорд остался призраком, ей было бы легче. Однако она понимала, что в мире живых нет места мертвым, а значит, тот факт, что Мориус все же сел в серый экипаж, был хорошим знаком для него. Несмотря на это, Ева тяжело переживала утрату и в глубине души пока не могла примириться с гибелью друга.

В госпитале Висмута осмотрели и увезли в операционную. Ева с Дарием прождали примерно час.

– Вашему мужу повезло, – сказал пожилой доктор, вышедший в коридор. – Нож сломал одно ребро и угодил в мышцу, лишь слегка задев легкое. Лезвие можно было вытащить на месте, артерий рядом мало, хуже бы не сделали. Состояние молодого человека я оцениваю как среднее. Сейчас ему потребуются покой, уход и внимание. В данный момент он спит и проспит еще часов восемь или девять.

– Он останется здесь? – спросила Ева.

– Мы можем оставить его тут, но лично я замечал, что многие пациенты быстрее идут на поправку, находясь дома. Тем паче когда рядом прекрасная супруга. Лекарь же может навещать его ежедневно. От вас потребуется заявление.

Ева кивнула, не обращая внимания на то, что Висмута назвали ее мужем. Сейчас это было неважно. Доктор же, видя девушку одну – ведь Дарий был невидим, – посчитал ее супругой пострадавшего.

– Я рекомендую оставить его здесь до пробуждения, – доктор подал Еве бланк заявления, – а вечером можете забрать супруга домой.

Обратно Ева и Дарий добирались уже на рассвете. Помимо адреналина из-за последних событий, очень бодрил мороз, и спать совсем не хотелось. Солнце окрасило верхушки елей в розовый и лучами разогнало утренний туман.

Мориус услышал стук копыт и обернулся. Серый экипаж остановился в двух шагах, и лорд, словно намагниченный, ощутил непреодолимое желание шагнуть в него.

– Признаться, я надеялся забрать тебя позже, – заметил альбинос. Его белые кудри слегка светились в темноте.

Лорд забрался внутрь. Говорить не хотелось. Что там дальше? Куда он едет? Увидит ли там Электу? Почему все так сложилось, ведь он не собирался умирать?..

– Потому что «о чем думаешь, то и получаешь», Морис, – услышал он голос в своей голове. – И потому что прошлому место в прошлом. Давно пора было это понять.

– Похоже, ты все знаешь обо мне? – флегматично поинтересовался лорд.

– Обо всех, кого забираю на перекрестках.

– А о других?

– Живых? – уточнил Треор.

– Да.

– Возможно, – уклончиво ответил перевозчик.

– Значит, встретив на перекрестке Еву, ты знал, кто она?

– Не знал, но догадался.

– Почему же не сказал ей сразу?

– Нельзя вмешиваться, – ответил Треор. – Всему свое время.

Лорд не стал выспрашивать. Чем дальше оставалась Сенталия – мир живых, тем меньше она его интересовала.

– И о чем же я таком думал? – уточнил лорд, возвращаясь к прежнему разговору.

– О том, что теперь и умереть не жалко. Забыл?

– Забыл.

– А мог бы еще пожить эту жизнь, – продолжал голос.

– Разве я мог повлиять на случившееся? – возразил Мориус. – Меня же убили.

– Убили, – согласился Треор. – А теперь оглянись чуть назад. У тебя был такой шанс! Ты создал лекарство, получил признание, уважение, почет. Ты мог уехать на родину и жить там. И та девушка – твоя верная спутница… она любила тебя, Морис. У тебя было все. Но ты так боялся потерять свою связь с прошлым, что в итоге стал им сам.

Треор был прав. Мориус, преданно любивший лишь одну женщину в своей жизни, так и не нашел в себе силы полюбить снова. На протяжении долгих лет он старательно лелеял свою боль от потери Электы, не только лишь из-за страха перед новыми утратами: лорд искренне верил, что места для новой любви в его сердце не хватит, а вытеснить старую не был готов.

– Живя прошлым, Морис, ты совершенно не замечал настоящего, – продолжал возничий, – и твое будущее не наступило из-за того, что прошлое ты так и не отпустил. Ты буквально вцепился в него мертвой хваткой.

Конечно, он имеет в виду возвращение Мориуса в усадьбу за дневником Электы. Даже умирая, лорд прятал тетрадь во внутреннем кармане плаща – прямо возле сердца.

– А теперь скажи, действительно ли ты не мог повлиять на то, что случилось? Ты ведь прекрасно знал, что убивает твоих пациентов, однако забыл, что разрушительные мысли действуют на всех без исключения. Даже на гениальных ученых. Обронив, даже мысленно, столь меткую фразу, ты заставил обстоятельства складываться ровно таким образом, чтобы умереть, пока ты к этому готов. Именно поэтому ты сейчас не со своими друзьями, а здесь, со мной.

И снова альбинос был прав. Лорд не собирался умирать нарочно, но подсознательно был готов к этому и принял смерть так, будто свою миссию в мире уже исполнил.

– Чтобы отменить запущенный механизм смерти, – продолжал альбинос, – достаточно было не возвращаться в дом за тетрадью, отказавшись тем самым от прошлого в пользу будущего.

Лошади бесшумно мчали по туманной мостовой. Казалось, экипаж летит, не касаясь колесами дороги. Да и была ли дорога? Лорд выглянул в окно и изумился – он увидел мир сверху. Материки, океаны, горы, реки и моря – как же красиво! Даже жаль покидать такое прекрасное место.

– Куда ты везешь меня? – вдруг спросил лорд, чувствуя, что лошади замедляют ход.

– Домой, – кратко ответил перевозчик и остановил экипаж.

Мориус вышел и осмотрелся. Вокруг ничего нет, пустота. Все абсолютно белое. Ни потолка, ни пола, ни неба над головой. Какой-то белоснежный вакуум или чистый лист, на котором лорд почувствовал себя черной кляксой.

– До встречи, Морис, – улыбнулся перевозчик и повернул коней в обратном направлении.

Лорд остался один в полной тишине и пустоте. И что, это и есть мир мертвых? Абсолютное ничто, в котором Мориус – абсолютный никто. Мысли лихорадочно закружились в голове. Лорд, не желая стоять на месте, шагнул вперед в это самое ничто и не спеша побрел, сам не зная куда. Мысли постепенно заполняли его сознание, и воспоминания разных лет зароились в… лорд так и не понял, где они возникли. Он всегда считал, что человек думает мозгом, то есть головой. Но теперь, не имея физического тела, он вдруг понял, что мысль рождается прежде всего в разуме, а серое вещество лишь генерирует электричество для того, чтобы заставлять сердце биться и тело – жить.

Чем дольше лорд думал, тем сильнее мысленно приближался к одному важному эпизоду в своей жизни. Внезапно белое ничто вокруг начало окрашиваться и приобретать знакомые очертания: словно невидимая кисть вдохнула в пустой холст жизнь.

Лорд огляделся и с изумлением обнаружил себя во дворе монастыря Марагда. Навстречу ему спешила темноволосая девушка в малахитово-зеленом плаще. Мориус взглянул на свои руки и заметил, что они не такие узловатые, какими он привык их видеть. Перед ним были руки молодого мужчины.

– Ах, Морис! Как я рада видеть тебя! – подойдя, воскликнула Электа и, взяв лорда за руку, залюбовалась изумрудом в его кольце. – Я пришла сказать тебе что-то важное.

Вот он – момент, который лорд считал роковым. Он никогда не задумывался о том, что именно этот разговор был для него так важен. А ведь Мориус не единожды прокручивал его в голове, полагая, что, если бы в этот самый день сказал Электе правду о своих чувствах, все сложилось бы иначе. Внезапная мысль озарила сознание лорда: что, если это не посмертные галлюцинации, а шанс все исправить?

Недолго думая, лорд заключил Электу в объятия.

– Я так скучал по тебе, – сказал он ей на ухо.

Электа подняла на священника изумленный взгляд и хотела было что-то спросить, но Мориус приложил палец к ее губам и покачал головой.

– Я знаю, что ты хочешь сообщить мне, Электа, – сказал он, заметив на ее пальце кольцо с сапфиром. – Но мне тоже есть, что тебе сказать. И я должен сделать это прямо сейчас.

– Но… как ты…

– Не спрашивай, – улыбнулся лорд. – Понимаешь… я будто прожил двадцать лет без тебя и теперь вдруг осознал, что должен был давно тебе признаться. Ведь с тех самых пор, как мы знакомы, я тайно люблю тебя.

Электа охнула.

– Но Морис… ты же священник!

– Оказалось, что у священников тоже есть чувства.

– Я… я не знаю, что сказать… я думала, мы друзья. Прости…

Признался. И что? Она не бросилась к нему на шею, не расцеловала, не ответила взаимностью. Но, несмотря на это, лорд не испытывал сожаления, напротив – чувствовал, что все теперь делает правильно.

– Мне важно понять одну вещь, – продолжал Мориус. – Всегда ли ты считала меня другом? Мешало ли тебе то, что я дал обет безбрачия? Полюбила бы ты меня, как я тебя, не будь я монахом?

– Морис, прости… – совсем расстроилась Электа.

Что ж, теперь он знает: она никогда не любила его так, как он любил ее. Ей не мешала его сутана, потому что Электа действительно считала его своим другом.

– Это ни к чему тебя не обязывает, – лорд взял ее за руку и покрутил кольцо на ее тонком пальце, – ведь я знаю, что ты влюблена в другого. Но что бы ни случилось, знай – я буду рядом. И, конечно, я вас обвенчаю, ведь ты об этом хотела меня попросить?

Электа удивленно кивнула.

– Ты можешь на меня рассчитывать, – улыбнулся лорд. Теперь это давалось ему легко. Если двадцать один год назад он едва сдерживал свои чувства, то теперь он был от них свободен. И, зная точно, что даже при иных обстоятельствах она бы все равно полюбила другого, он искренне желал Электе счастья.

– Мне так неловко теперь просить тебя об этом, – растерялась она.

– Все в порядке, – заверил ее Мориус.

Еще раз поздравив Электу с грядущей свадьбой, лорд проводил ее взглядом до выхода, однако теперь уже с совсем другими чувствами. Сомнения наконец развеялись: он ничего не мог изменить. У них не могло быть совместного будущего, при любом раскладе Мориус остался бы наблюдателем и другом. Мог ли он, изменив свое поведение в тот день или раньше, предотвратить ее гибель? Выходит, что нет. Ведь даже после его признания Электа не поменяла своего решения.

С плеч будто бы упал тяжелый груз: вся та боль, которую он переживал снова и снова, коря себя за то, что вовремя не открылся Электе и не спас ее от смерти. Что бы он ни сделал, она снова погибнет, и он снова разуверится в Создателе, оставит монастырь и бросит все свои силы на создание лекарства. Все будет так же, с одним лишь отличием: теперь, когда лорд точно знает, что его чувства никогда не были взаимны, он позволит себе полюбить снова. Эмоциональный капкан, в который Мориус когда-то загнал себя сам, разжался, и он наконец почувствовал себя свободным.

Монастырь и пейзаж вокруг начали блекнуть, и иллюзия пропала, а Мориус оказался перед высокими серебристыми вратами. «Так вот как они выглядят», – подумал лорд и, выставив вперед руку, смело шагнул в неизвестное будущее.

Глава 3. Любовь, душа, разум

К возвращению Евы и Дария дом лорда был полон людей. Следователь и похоронщики приехали быстро. Мадрука разоружили, развязали и увезли дожидаться суда в камере. К слову, убийца во всем признался, вину свою не отрицал и при задержании не сопротивлялся.

После разговора с Мадруком Стром не мог скрыть нервозность. Беседуя с капитаном тет-а-тет, наемник сообщил, что стал жертвой шантажа, но в последний момент все же передумал убивать лорда. И не стал бы делать этого, если бы в дом внезапно не заявились друзья доктора. Сначала капитан не поверил ни единому слову убийцы, не желая осознавать фатальность произошедшего. Однако чем больше думал об этом, тем сильнее ощущал надрыв в душе. Ведь если бы они не встретили Вормака в таверне, братья не сыграли бы партию в шахматы и не узнали, что их разделение невозможно. Шут не расстроил бы Еву, и они не поехали бы к Мо, минуя ее дом. Не встретили бы Мадрука, и тот не застрелил бы лорда.

Вернись они хотя бы на пару минут позже, Мо остался бы жив.

Стром чувствовал себя отвратительно. Главное – не проболтаться о череде этих случайностей Еве, иначе она никогда не простит себе просьбы отвезти ее к лорду немедленно.

В дом на холме друзья вернулись уже днем, пребывая в самом мрачном расположении духа. Еще ночью все было хорошо: своей малочисленной, но бодрой командой они причалили к берегу, собираясь днем навестить Мориуса. И что же теперь? А теперь лорд мертв, Висмут ранен и находится в больнице, а Шут заливает горе в кабаке. Из живых и почти здоровых остались лишь Стром и Ева, да практически незаметный Шерл, прячущийся у нее в капюшоне. Дарий же в качестве сопровождающего всегда маячил рядом с некромантом.

Что касается почти здоровых. Оставшиеся в живых физически были целы, кроме Висмута, но души их отчаянно кровоточили. Тому, кто остается, всегда тяжелее, чем тому, кто уходит. Стром переживал потерю старого друга и учителя и с болью в сердце осознавал злой рок сложившейся ситуации, однако мыслями своими ни с кем поделиться не мог. Кроме того, он переживал за раненого Висмута, которого собирался забрать к вечеру на корабль и выхаживать лично, и за Еву, которая страдала из-за потери общего друга и неразделенной любви. Стром не только сочувствовал названной дочке, но и страшно беспокоился за нее, размышляя о том, как недавние события могут отразиться на ней, ведь Ева – носитель темного дара. С тех пор, как друзья узнали, что Ева – некромант, они старательно оберегали ее от всего, что могло бы поселить у нее в душе хоть каплю зла, но теперь… Стром не на шутку испугался того мимолетного взгляда, который Ева, уезжая, бросила на Мадрука. В этом взгляде отчетливо читалась ненависть, а вместе с ней ярость и непримиримая жажда мести. Это повергало капитана в ужас. Вместе со всеми этими думами он беспокоился за братьев, а в особенности за Килана, другом которого и являлся в первую очередь. Несомненно, тот придет в себя и научится жить со своей потерей, но сейчас капитану не хватало присутствия этого, как оказалось, самого серьезного шута на свете.

Конечно, было и чему порадоваться – скоро Эмпорий, на котором Вормак исправит шляпу, и тогда Стром сможет наконец вернуться домой. Но и здесь было то, что омрачало это радостное ожидание: вдруг дома его уже никто не ждет?

Дом Евы внутри было не узнать, и, увидев то, что с ним сотворил лорд, она расстроилась еще сильнее. Да, было красиво и уютно, но теперь все в нем будет напоминать о погибшем друге.

– Стало даже лучше, чем было до пожара, – заметил Дарий.

Ева согласилась с ним, но лицезреть устроенную Мориусом красоту без него самого было тяжко.

Совершенно вымотанные физически и морально, Ева и Стром проспали до самого вечера. Шерл в этот раз устроился на подушке рядом с ней, а Дарий остался в холле и, сидя в кресле, привычно наблюдал за языками пламени в камине.

Проснувшись, Ева обнаружила Строма накрывающим на стол, однако, несмотря на аромат, исходящий от подогретого пирога, отказалась от завтрака и даже от чая.

– Ты должна поесть, – уговаривал ее Стром. – Кто не ест, тот теряет силы. А мы с тобой уже сутки голодны.

И это была правда. Последний раз друзья ели на борту «Провидца».

– А зачем мне силы, Стром? – расстроено спросила Ева. – Из-за них в голову лезут разные мысли, а мне хочется перестать думать.

Дарий понимал ее. Ему тоже хотелось остановить поток мыслей, которые мучили его, но сделать это было крайне трудно. Глядя в огонь, призрак думал о Мориусе, задаваясь главным для себя вопросом: какую же тайну унес лорд с собой в могилу? Да, призрак понимал, что правда об Электе не поможет ему освободиться от плена этого мира, но, по крайней мере, это избавило бы его от излишних терзаний.

С трудом отвлекшись от собственных дум, Дарий присел на подлокотник кресла, в котором расположилась Ева, и легонько коснулся ее плеча, ища глазами поддержки у Строма.

– Знаешь, о чем я мечтаю сейчас? – спросил призрак. Он понимал состояние подруги, но также знал, что, отказываясь от еды, Ева может навредить своему здоровью.

– О чем? – без интереса спросила она.

– Выпить горячего чаю! – улыбнулся Дарий. – Очень хочу, но не могу! Досадно! – он развел руками. – Пожалуйста, сделай это ради меня.

Уговоры Дария сработали, и Ева приняла из рук Строма большую кружку с горячим травяным напитком. Это возымело эффект, и капитану даже удалось скормить ей кусочек капустного пирога.

Далее капитан озвучил намерение забрать Висмута на судно, однако Ева была против.

– Но почему? – удивился он. – Шляпа со мной, его даже не придется везти на пристань. Я перенесу парнишку на корабль прямо из больничной палаты.

– Потому что тебе потребуется отлучаться за лекарствами. К тому же лекарь из госпиталя должен будет осматривать Виса каждый день, – аргументировала Ева. – Кроме того, ты собирался заняться похоронами Мориуса. И кто тогда будет ухаживать за Висмутом, пока тебя нет?

– И что ты предлагаешь? – нахмурился капитан. – Оставить его в госпитале? Да он там умрет от тоски и скуки.

– Его надо везти сюда, – ответила Ева. – Пока ты улаживаешь все дела, я буду за ним ухаживать.

Стром, зная отношение Евы к Висмуту, искренне удивился такому предложению, однако посчитал его разумным и согласился.

Ева же, понимая, что обязана Висмуту жизнью, хотела хоть как-то облегчить его состояние и не могла допустить, чтобы он проводил дни и ночи один в больничной палате.

Стром уехал, а Ева осталась дома с Дарием, чтобы подготовиться к приезду больного. К счастью, дом был просторным и несколько комнат пустовали, поэтому хозяйка выделила коку отдельную спальню рядом со своей, на случай если ему срочно что-то понадобится.

Висмута привезли поздно вечером. Он был в сознании, но все еще очень слаб.

Следующие сутки Стром занимался организацией похорон друга, в чем ему активно помогал Эгирин. Губернатор, узнав о гибели доктора, впал в ярость и лично явился в камеру к наемнику, чтобы допросить его.

Через день капитана отыскали братья. После обильных возлияний в кабаке они приходили в себя примерно сутки, после чего решили выбраться из своего укрытия.

– Это ужасно, – покачал головой Шут, – такая трагедия. Очень жаль лорда.

– Умирал он достойно, – сообщил Стром. – Даже захлебываясь кровью, заботился не о себе, а о других. Пока нас не было, он узнал, что Ева – некромант, и спешил ей об этом сообщить.

– Удивительный человек.

Стром кивнул.

– Не представляю, что Ева чувствует сейчас, – расстроился Килан. – Сначала я, а потом это убийство.

– Еве очень тяжело, – с укором произнес капитан, – но она пока держится. Ее очень поддерживает призрак.

Друзья сидели в таверне, как раз в той, что была недалеко от площади, где Ева летом познакомилась с лордом.

– Я скучаю по ней, – признался Килан, – очень.

– Скажи-ка мне лучше, что ты наговорил ей в таверне?

– То, что дало бы ей понять: я настоящая скотина.

– Но ведь это не так.

– Это не имеет никакого значения, Стром, пока я – человек с тремя лицами. Но, учитывая сложившиеся обстоятельства, я буду таким всегда. Стало быть, мое истинное к ней отношение совершенно не важно.

Стром молча закурил, внимательно поглядывая на друга.

– Я понял тебя, – кивнул он.

Шут нервно отхлебнул из чашки. После той пьянки в кабаке, спокойно теперь он мог смотреть только на чай.

– Сильно расстроилась? – тихо спросил он.

– Настолько, что мне больно на нее смотреть. И еще: после того, что случилось с Мо, я очень беспокоюсь за ее состояние. Понимаешь… она вроде та же, но во взгляде появился какой-то холод. Откровенно говоря, Шут, я побаиваюсь, как бы не случилось то, чего мы так опасались. Она начала замыкаться в себе, и я не знаю, как ее растормошить. Несмотря на то, что сейчас Ева активно помогает Висмуту, она и сама очень нуждается в поддержке. Большая удача, что рядом с ней есть этот призрак. Он не оставляет ее одну и ведет с ней беседы с точки зрения погибшего человека. Так сказать, демонстрирует потусторонний взгляд на жизнь, ведь он-то лучше всех нас понимает ее ценность. И я заметил, что именно Дарий в силах сейчас подобрать нужные слова. Я думаю, это здорово ей помогает. Вчера, например, и сегодня он убедил ее хотя бы немного поесть.

Килан совсем поник. Невыносимо было знать: виной тому, что происходит с Евой, отчасти стал их разговор в таверне. Более того, он совершенно не подумал, как это может повлиять на ее темный дар. Так жестоко уничтожая ее любовь, Килан фактически играл с огнем, ведь в услужении у Евы был опасный полтергейст. Только сейчас Шут подумал о том, что могло случиться, если бы она не сохранила самообладание. Пусть бы она расправилась лично с ним, однако могли пострадать и другие люди, но самое страшное даже не это, а то, что в душе Евы поселилась бы тьма. Та самая тьма, что когда-то поглотила Ландегора. Перед глазами вновь возник живой труп с глазами цвета вмерзшего в снег василька. Шут дернул плечом и тряхнул головой, пытаясь выбросить возникший образ из воображения.

Может, стоит отправить к ней хотя бы Сомбера? Ведь он умеет успокаивать сердца музыкой.

– Думаю, тебе не стоит сейчас появляться там, – предвосхитил идею Шута Стром, будто читал его мысли, – вряд ли Еве хочется тебя видеть. Она будет нервничать не только в твоем присутствии, но и рядом с любым из братьев.

Шут кивнул и тут же поморщился от мысли, внезапно пришедшей в голову. Но мысль эту все же решился озвучить.

– Может быть, ранение Висмута как-то сблизит их, – вздохнул он. – Все-таки кок ее спас. Ухаживая за ним, перевязывая… его… – Шут запнулся, – в общем, это как-то может повлиять на ее к нему отношение.

Думать о том, что Ева полюбит другого, было невыносимо больно, но Килан понимал: для нее было бы лучше оставить в прошлом эту разрушительную любовь. Забыть среднего из братьев Нимени, пусть даже в пользу Висмута.

– Но я приду на похороны, – добавил Килан. – Мориус был достойным человеком, и я хочу с ним проститься. Постарайся увести Еву, когда увидишь меня. Чтобы нам с ней не видеться.

Капитан кивнул.

На том друзья и разошлись: Стром отправился в дом на холме, а братья – в гостиницу на причале.

Днем Висмуту стало хуже. Лекарь заходил с утра и отметил, что у кока сильный жар. Сообщив, что организм борется с инфекцией, он прописал лекарства и компрессы и ушел.

Ева чувствовала себя совсем разбитой, но забота о Висмуте ее дисциплинировала. Дарий держался рядом, помогая ей, но к вечеру, когда вернулся Стром, Ева была совершенно без сил.

– Похороны завтра, – сказал капитан, помогая ей с ужином. – Эгирин принял участие в приготовлениях. Не думаю, что я бы так легко управился, если бы не он.

Вечером не пришлось уговаривать Еву поесть. Очевидно, Дарий провел с ней жизнеутверждающую беседу днем, и это было заметно по ее поведению.

Висмута покормить не получилось. Из-за сильного жара его рвало, и единственное, что он принимал из рук Евы, – это вода.

После позднего ужина Стром ушел наверх, чтобы помочь больному. Требовалось обтереть его влажным полотенцем, отвести по нужде (днем ему этого ни разу не потребовалось – вся вода выходила с потом), проветрить комнату и сменить постельное белье.

Ева осталась в холле. Дарий разжег камин посильнее и присел в соседнее кресло. Шерл крутился рядом, щурясь от огня и подставляя к нему черные блестящие бока.

– Дарий, ты не скучаешь по портрету?

– Совершенно не скучаю.

Оба при этом смотрели на огонь.

– Но я ощущаю от тебя необычную эмоцию.

– Ты чувствуешь мое настроение? – насторожился призрак.

Ева кивнула.

– И давно?

– У меня открылась некая… м-м-м… эмпатия к призракам, – сообщила Ева. – Я поняла это, когда мы были на кладбище. Тогда я почувствовала настроение и боль каждого из потеряшек. И вот прямо сейчас… ты хочешь чего-то, но будто боишься попросить.

– Ничего-то теперь от тебя не утаишь, – хмыкнул Дарий.

– Так чего ты хочешь?

Дарий замялся, но глаза его заблестели.

– С тех пор, как мы вернулись сюда, я не могу игнорировать рояль…

– Да, я тоже смотрю на него и не понимаю, зачем Мориус притащил его сюда. Хочешь поиграть?

– Безумно!

– Так давай, – улыбнулась Ева. – Тогда я смогу похвастаться, что слышала музыку Дария Ле Гура в исполнении самого автора уже после его смерти.

Дарий приблизился к роялю и, подражая живому человеку, полупрозрачными руками открыл крышку инструмента. С минуту он гладил клавиши пальцами, после чего закрыл глаза и заиграл.

Обычно его руки проходили сквозь предметы, и, на самом деле, призрак мог извлекать звук из инструмента одной лишь силой мысли, даже не касаясь его пальцами или находясь при этом в любом уголке дома, но ощущать себя рядом с поющей махиной ему было в разы приятнее. Это напоминало о времени, когда он был жив и знаменит и когда перед ним открывались все двери, а впереди маячило светлое будущее.

Играл Дарий так, будто никого не видел и не слышал. Он весь погрузился в музыку и чувства, вложенные в нее. Ева никогда не слышала ничего подобного. Стоило закрыть глаза, и образы сами собой возникали в голове. Музыка Дария Ле Гура была печальной и пронзительной, но вместе с тем светлой. Когда Висмут уснул, на звуки спустился Стром и, остановившись в дверях, задумался о чем-то своем, наблюдая за произвольно нажимающимися клавишами.

Дарий играл весь оставшийся вечер. Ева, слушая его, крепко заснула, свернувшись в кресле, чему Стром очень обрадовался. Из-за всех переживаний она не только плохо ела, но и тревожно спала, отчего под глазами залегли серые тени. А тут уснула и ничего вокруг не слышала. Не проснулась, даже когда капитан отнес ее в спальню и бережно укрыл одеялом.