Kitobni o'qish: «Ханский меч»

Пролог

Год за годом, столетие за столетием, вожди-завоеватели ведут свои армии на ближних и дальних соседей. Рушатся под ударами таранов и каменных ядер крепостные ворота и стены, пылают дворцы и храмы, летят тысячи смертоносных стрел, с дикими криками пешие и конные воины врываются в чужие города, сея страдания и смерть. Вожди надменны и безжалостны, они требуют от побеждённых полного повиновения, от непокорных остаются лишь горы отрубленных голов, не щадят никого, – ни стариков, ни женщин, ни детей. Завоевателей чтут, им поклоняются, их приказы становятся законом, неотвратимым и неизбежным.

Но однажды приходит срок – и вожди уходят в вечность, на встречу с великими предками. Одни – совсем ещё молодыми, как Александр Македонский, другие – преклонными старцами, как Чингиз-хан и Тимур. Над их могилами возводят грандиозные пирамиды, насыпают высокие курганы, строят великолепные по красоте мавзолеи.

В подземных чертогах ушедших остаются навсегда с ними их жёны, их воины, их слуги. Их сокровищницы. И оружие, – грозное оружие, с которым они вели в бой свои полчища. Луки и стрелы, копья, палицы, сабли и мечи. Пирамиды заносят пески, курганы зарастают травой, мавзолеи разрушают восставшие и землетрясения. И кости могущественных властителей, и их оружие спят вечным сном под слоем земли, камней и песка.

А потом появляются те, кто разрывает эти могилы. Сначала – алчные воры, ищущие золотые и серебряные украшения, монеты, драгоценные камни. Потом учёные, желающие побольше узнать о древних временах, о живших в ту пору людях.

Но не все захоронения можно раскапывать, не все могилы можно осквернять. Там спят не просто черепа и кости, не просто ржавые мечи, щиты и шлемы, там покоятся духи войны и насилия, духи злобы и ненависти. Не выпускайте эти тёмные силы на свободу, не давайте им шанс на пролитие новой крови, которой они жаждут. Не будите их ради своего любопытства, своих прихотей. Иначе снова запылают мирные города, мирные люди возьмут в руки современное оружие и начнут яростно истреблять друг друга на полях сражений, новые завоеватели станут вести свои армии в наступление, мечтая стать мировыми владыками.

Но кто прислушивается к мудрым советам, кто готов им следовать? Фараоны, цари, императоры, ханы, эмиры, скрытые в глубоких могилах, только и ждут своего часа, своих невольных освободителей из плена Смерти.

Часть I
Донской курган

 
«Чью кровь проливал он рекою?
Какие он жег города?
И смертью погиб он какою?
И в землю опущен когда?
Безмолвен курган одинокий
Наездник державный забыт
И тризны в пустыне широкой
Никто уж ему не свершит!»
 

А. К. Толстой «Курган»

Римская провинция Паннония, 453 год от Р. Х.

Огромный погребальный костер пылал в ночи, тысячи конных и пеших воинов стояли вокруг него, с тоской и ужасом глядя на огонь. В царство мёртвых уходил великий хан, могущественный завоеватель, от одного имени которого трепетали вожди германских племен, римский папа, императоры Запада и Востока. Несколько лет назад его войско столкнулось на Каталаунских полях Галлии с воинами «последнего римлянина»-полководца Аэция. С обеих сторон сошлись там более двухсот тысяч бойцов, среди которых были и римляне, и гунны, и тевтоны, и бургунды, и готы. С раннего утра до позднего вечера лилась их кровь, солнце над ними закрывали тучи стрел, летели копья и камни, боевые топоры и секиры прорубали просеки в живом человеческом лесе. Никто не победил в той битве народов, грозный степной властелин отошел от вражеских шеренг, так и не пробив в них дорогу на южные провинции, но и у Аэция не осталось сил для преследования. Римский генерал скоро падет от предательского смертельного удара собственного императора, боящегося потерять трон, а его соперник в равнинах Паннонии станет готовить новый поход на Запад. Но нежданно умрет в брачную ночь в объятиях прекрасной юной Ильдико, то ли перепив хмельного вина и захлебнувшись во сне, то ли по иной причине. «Все в руках великих богов», – думал, глядя на костер, Верховный жрец Дингезих, – «все смертные в их власти, от простого пастуха до великого хана. Но что будет теперь с нашим народом, какая судьба его ждет?» К нему неслышно подошел старший сын умершего Эллак, коснулся руки и прошептал:

– Я хочу поговорить с тобой.

Они ушли от толпы скорбящих, направились в сторону безлюдной рощи, всю дорогу храня молчание. Лишь когда деревья скрыли обоих, жрец спросил:

– Какие настроения у германцев, Эллак?

– Они вот-вот взбунтуются, после смерти отца германцы потеряли страх.

– Это очень плохо, – помрачнел Денгизих, – что же ты хочешь делать?

– Конечно же, сражаться.

– Но германцев очень много, они свирепы и бесстрашны.

– Все равно у нас нет другого выхода.

– Согласен. Но что ты решил сделать с победоносным мечом отца, оставишь его себе?

Эллак хмуро усмехнулся:

– Я и мои братья недостойны этой великой чести.

Денгизих кивнул:

– Да, я понимаю тебя. Если ты падешь от вражеской руки, то и меч достанется победителю. Его нужно скрыть на время, пока сам бог войны Пуру не решит, кто из будущих гуннских вождей будет достоен получить этот символ нашего могущества. В курганах далекой Скифии спрячь его от глаз людских, ведь именно там его и нашли.

Эллак молча кивнул.

…В ту же ночь семь хорошо вооруженных всадников с факелами в руках выехали на дорогу, ведущую на восток, к великой реке Борисфен, и далее – к Танаису. Один из них вез в дорожной сумке скрытый в позолоченных ножнах меч грозного властелина.

1914 год от Р. Х.

После падения Западной Римской империи минуло почти полторы тысячи лет и вот в середине девятнадцатого века явилась миру новая великая империя – Британская. Нелегко и непросто достался Соединенному Королевству этот титул. Сначала в шестнадцатом веке англичане одолели Испанию Габсбургов, разгромив с помощью страшной морской бури и королевского корсара сэра Френсиса Дрейка Великую Армаду. Весь восемнадцатый век они боролись с Францией, непрекращающиеся сухопутные и морские сражения шли в Европе, в Северной Америке, в Индии. Эта долгая (почти новая Столетняя) война подорвала бюджет Бурбонов, разорила их королевство, и династия была сметена в одночасье великой и жестокой революцией, положившей под нож гильотины дворянских потомков крестоносцев. Наполеон создал на краткий период свою Империю, подчинил половину Европы, но так и не смог сладить с Британией и Россией, первый тяжелый удар получив в Трафальгарской битве, второй – возле деревни Бородино, в Малоярославце и при переправе через Березину, и третий, смертельный, на полях и холмах Ватерлоо. Затем в Крымской войне уже в союзе с Францией Лондон остановил продвижение России на Ближний Восток и Балканы, став обладателем колоний по всему миру – от Южной Африки до Фолклендов, а значит получив дешевое сырье и рынки сбыта для своей стремительно развивающейся промышленности. Эту Империю воспел ее преданный бард Редьярд Киплинг, он писал о мертвецах в полярных льдах и в диких джунглях, кровью заплативших за владычество Великобритании над миром, о простом солдате Томми Аткинсе, которого провожают в добрый путь почтительные штатские, стоит позвать трубе в поход. Казалось, ничто не угрожает имперским интересам, однако вскоре после Крымской войны объединилась Германия под предводительством Пруссии, ее заводы и фабрики росли теперь как на дрожжах, ей также нужны были сырьё и рынки. Когда кайзер понял, что Англия и Франция делиться колониями не собираются, он решил взять их силой. В Рурской области сталелитейные предприятия работали без перерыва, на верфях Киля и Гамбурга строились новейшие боевые корабли, армия с утра до вечера участвовала в маневрах. В ответ англичане создали гигантские по тем временам линкоры-дредноуты, французы рвались взять реванш за позор Седана, балканские славяне мечтали о полной независимости от Австро-Венгрии. А Россия, при Александре Освободителе германофильская, при его сыне и внуке стала верной сторонницей республиканской Франции (получив от неё крупные займы), а значит союзником Англии и противником Германии. Нагнеталась с каждым годом обстановка в Европе, штабы армий и флотов противостоящих союзов внимательно изучали противника, готовясь к неизбежной войне. А значит разведслужбы этих штабов работали на полную мощь, собирая всеми легальными и нелегальными способами самую разную информацию – от количества пехотных и кавалерийских полков до устройства аэропланов и дредноутов. В те годы не было ни спутников космической разведки, ни самолетов-шпионов, ни станций радиоперехвата. Сбор секретных данных лежал целиком и полностью на плечах агентов, легальных и нелегальных. Последние всегда рисковали свободой и самой жизнью, выполняли свой долг или же работали за «презренный металл».

1

Тихон Романович Быков в середине мая приехал в Будапешт на лечение. Пожилой русский помещик в первый же день стал рассказывать персоналу лечебницы на сносном немецком, что имения его в Самарской и Костромской губерниях приносят немалый доход, жизнь прекрасна, да только артрит замучил, вот он и решил погреть кости и суставы термальными водами. Здешние источники открыты были еще во времена Римской империи, когда городок Аквинкум превратился в санаторий для раненых легионеров. Быков поселился в гостинице на острове Маргит, там были оборудованы лечебные бани и купальни. Вечерами невысокий, но плечистый и атлетически сложенный русский с большими черными усами подковой и бритой головой (что делало его похожим то ли на румына, то ли на венгра), одетый строго и элегантно, посещал многочисленные рестораны и кафе, наслаждаясь яствами венгерской кухни и чудными звуками чардаша. Бывал он также в музеях и картинных галереях, один раз купил билет в оперу и даже вручил примадонне огромный букет белых роз. Одним словом, местной полиции никаких хлопот и беспокойств этот старый холостяк не доставлял и внимание к своей персоне никоим образом не привлекал. В один из таких вот майских вечеров, на десятый своего пребывания в городе, Быков перешел с острова на левый берег Дуная и отправился на прогулку по набережной Пешта. Темнело, на небе появились первые звезды, с реки потянуло вечерней прохладой. Тихон Романович шел не торопясь, с интересом рассматривая мрачные готические здания и величественные соборы, прогулочные катера на дунайских голубых волнах, проходящих мимо него горожан. Все ему было в диковинку, все интересно. Иногда он останавливался, чтобы завязать потуже шнурки на ботинках, закурить или изучить театральную афишу на тумбе. При этом Быков бросал быстрые и незаметные взгляды налево, направо и назад, словно желая удостовериться, что ничего любопытного там для него нет. Уже совсем стемнело, когда он вошел в уютное кафе на узкой улочке, примыкающей к набережной как раз напротив громады королевского дворца на другом берегу Дуная, в Буде. В кафе стояло с десяток столиков, лишь два из которых пустовали. Тихон Романович направился к столику у окна, за которым сидел мужчина лет пятидесяти с военной выправкой, сухощавый, до синевы выбритый, с небольшими седыми усиками и густой шевелюрой седеющих темных волос.

– Позволите к вам присоединиться? – вежливо спросил Быков по-немецки.

Мужчина оторвал взгляд от газеты, которую читал, молча кивнул и продолжил знакомство с городскими новостями. Тут же к Быкову подбежал толстый и невысокий официант с меню, Тихон Романович заказал кофе по-венски, порцию торта «Эстерхази» и бокал токайского, принялся ждать, глядя в окно на освещенную фонарями улочку. Потом огляделся и тихо спросил у незнакомца:

– Не подскажите, сударь, сколько стоит железнодорожный билет от Будапешта до Вены?

Тот ответил так же тихо, не отрывая глаз от газеты:

– Не знаю, я привык добираться туда на пароходе.

После этого они вновь перестали обращать внимание друг на друга, официант принес Быкову заказ, тот сначала, смакуя, осушил бокал с вином, потом долго пил кофе и съел лишь кусочек торта. Расплатившись, Быков вытер губы салфеткой, быстро достал из кармана пиджака и положил рядом с чашечкой кофе своего соседа толстый конверт. Тот сразу же накрыл его газетой, сам же достал из стоящего рядом с ним на полу портфеля и положил на стол такой же по виду конверт, который Тихон Романович проворно спрятал в карман пиджака. Вся эта рокировка заняла не более тридцати секунд, после чего Быков поднялся и двинулся стремительно к выходу. В этот момент с двух соседних столиков разом вскочили четверо мужчин, трое ринулись на господина с газетой и мгновенно скрутили его, а один, молодой и высокий атлет, бросился вслед за русским помещиком. Тихон Романович отреагировал мгновенно: резко развернулся в дверях и ударил преследователя головой аккурат в солнечное сплетение, отправив его в нокдаун. Затем он бросился бежать по узким улицам и переулкам Пешта, сворачивая на ходу, выискивая наименее освещенные места. Сначала за спиной своей Быков слышал крики и звуки полицейских свистков, потом они стихли. Тихон Романович перешел на быстрый шаг, отдышался, поправил галстук. В гостиницу на речном острове возвращаться было опасно, поэтому он долго еще бродил по ночному городу, потом на последнем трамвае доехал до Цепного моста и перебрался по нему в Буду. На одной из улиц вблизи собора Святого Стефана Быков вошел в подъезд и поднялся на третий этаж. Здесь было тихо и сумрачно, слабая лампа лишь слегка освещала лестничную клетку. Быков позвонил в квартиру под номером девять, открыла ему почти сразу молодая брюнетка в пестром халате.

– Я привез вам подарок от тети из Праги, – снова по-немецки обратился к ней Тихон Романович.

– Входите, прошу вас, – улыбнулась та в ответ.

Через час Быкову сбрили усы, надели на голову рыжий парик и аккуратно приклеили густую рыжую бороду. Тихон Романович переоделся в потертый плащ, стоптанные сапоги и видавшую виды серую шляпу с широкими полями. Рано утром он уехал из Будапешта поездом в Софию с зашитым в полу плаща толстым запечатанным конвертом и документами на имя болгарского торговца Тодора Бостанджиева.

Участь его соседа по столику в кафе была совсем иной. Его на автомобиле доставили в центральное полицейское управление, где начальника штаба Второго пехотного корпуса полковника Альфреда Редля уже ждали руководитель контрразведки австрийского Генштаба и командир Второго корпуса. Разговор был коротким, отпираться полковнику стало бессмысленно и бесполезно. Через полчаса после начала разговора оба проводивших допрос генерала вышли из кабинета, оттуда донесся через минуту негромкий выстрел…

Русская военная разведка успешно выполняла свои задачи на территории Германии и Австро-Венгрии перед началом грядущей войны. Действовали как официальные военные агенты, так и нелегалы, рискующие головой. Вербовка Редля была большим успехом, он успел передать немало важных сведений, которые поступали в Генеральный штаб в Петербурге, тщательно изучались и анализировались. А потом принимались важные решения, основанные на этом анализе.

2

Июньским утром к перрону Николаевского вокзала Петербурга прибыл курьерский из Москвы. Одним из первых пассажиров вышел из вагона второго класса светловолосый мужчина лет тридцати, среднего роста, худощавого телосложения, с правильными чертами умного и энергичного лица, до черноты загорелого. Лицо его, впрочем, было из тех, о которых говорят – самое обыкновенное, без особых примет. Всю дорогу от Москвы он вежливо слушал пространные рассуждения своего соседа по купе, пожилого присяжного поверенного, о падении нравов, декадентах, масонстве и грядущей войне с Германией, сам же в разговоре почти не участвовал, лишь изредка слегка улыбаясь наиболее нелепым высказываниям. Пассажир этот быстро двинулся к выходу на привокзальную площадь, как вдруг его окликнул встречающий кого-то высокий статный полковник-артиллерист, с окладистой бородой и густыми бровями:

– Калугин, вы ли это, вот так встреча!

– Я, собственной персоной, – с широкой и доброй улыбкой обернулся к полковнику молодой человек, – рад вас видеть, Сергей Федорович, сколько лет – сколько зим!

– Вы все так же в отставке?

– Да, преподаю математику в Московском университете, как бывший артиллерист.

– Надолго ли в столицу?

– Пока не знаю.

– Буду рад видеть вас у себя вечером в ближайший четверг, вот моя визитная карточка, – сказал, прощаясь, полковник.

Павел Иванович Калугин обменялся с бывшим сослуживцем крепким рукопожатием и уже через десять минут ехал в пролетке по оживленному Невскому в сторону Дворцовой площади. У здания Главного штаба он расплатился и легко спрыгнул на мостовую. Во втором подъезде дежурный офицер внимательно проверил документы Калугина, нашел его фамилию в списке для пропуска в здание на текущий день и вежливо сообщил:

– Вас ожидает генерал Батюшков, третий этаж, кабинет 305.

Калугин поднялся на третий этаж по широкой мраморной лестнице, быстро нашел нужную дверь, постучал и вошел. В просторной комнате у левой стены стояло несколько шкафов с папками и книгами, на правой висел портрет Николая II, а за широким письменным с зеленым сукном столом у окна сидел плотный брюнет в генеральской форме, средних лет, с небольшими усами и бородкой, в очках с тонкой оправой. Похож он был скорее на университетского профессора, чем на военного, однако за плечами сорокалетнего генерала Николая Степановича Батюшкова были и русско-японская война, и Академия Генерального штаба, и долгая служба в контрразведке штаба Варшавского военного округа. Германские и австрийские спецслужбы его побаивались, сослуживцы любили и уважали, начальство ценило. Последние месяцы Батюшков спал по пять-шесть часов в сутки, он похудел, осунулся, у него часто болела голова и стали слезиться глаза. Но все так же упорно и настойчиво он руководил работой нескольких десятков офицеров своего подразделения, за глаза называвших его «железным Степанычем».

Увидев вошедшего, генерал тут же встал, подошел к Калугину и крепко обнял со словами:

– Рад, очень рад видеть вас, дорогой Павел Иванович. Как добрались?

– Курьерским поездом, ваше превосходительство, с вокзала прямо к вам.

– Что же, спасибо за оперативность. Обстоятельства таковы, что необходимо спешить. Но прежде – как вы сейчас поживаете, Павел Иванович?

Калугин пожал плечами:

– Живу, как и все университетские преподаватели. С осени до весны читаю лекции студентам, летом участвую с друзьями с исторического факультета в археологических экспедициях, вот неделю назад как вернулся из Крыма, интересный раскоп сделали под Керчью. Много времени трачу на специальные публикации по баллистике, изредка бываю в опере…

– Женаты? – вроде бы невзначай поинтересовался генерал.

– Нет, холост, – коротко ответил Калугин.

Батюшков нахмурился и вдруг спросил:

– Вспоминаете Варшаву, Гримма, очаровательную пани Гелену Ясновскую?

Калугин вопросу этому не удивился, но ответил не сразу, разом помрачнев:

– Стараюсь забыть, Николай Степанович, но не могу…

– Понятно.

Генерал вернулся на свое место за столом, пригласил Калугина сесть напротив и сказал, глядя ему в глаза:

– Не будем терять время. Десять лет назад, Павел Иванович, в деле подполковника Гримма вы оказали Отечеству большую услугу, участвуя в разоблачении опасного германского шпиона. И гибель Ясновской, и ваше тяжелое ранение, и последующая отставка, – это все плата за успех, плата дорогая, но неизбежная. Все эти годы мы ведем тайную войну с германской и австрийской агентурой, однако контрразведке всегда не хватает людей толковых, хладнокровных и честных. Причем сейчас – как никогда. Если бы вы знали, с какой неприятной публикой иной раз приходится иметь дело… Тем более для наших кадровых сотрудников важны личная порядочность, мужество, ну и конечно – интеллект выше среднего. И всеми этими качествами вы обладаете. Одним словом, если здоровье ваше восстановилось, я хочу предложить вам вернуться на военную службу на должность офицера контрразведки.

Первым желанием Калугина при этих словах было вежливо отказаться и поскорее покинуть и этот кабинет, и это здание, и Петербург. Слишком много жестокого и страшного было в его прошлом, когда выпускник Михайловского артиллерийского училища волею судеб оказался в центре схватки разведорганов германского и российского Генеральных штабов. Но и нынешняя размеренная и спокойная жизнь в последнее время стала казаться Калугину слишком скучной и пресной. Годы шли, он все более превращался в обывателя, а для дворянина и потомственного военного это был не лучший способ существования.

– Я согласен, – неожиданно для себя самого произнес Калугин.

Батюшков радостно улыбнулся в ответ:

– Иных слов я и не ждал. Итак, вы сегодня же будете оформлены и поступаете в мое распоряжение. А теперь – о новом для вас задании. Собственно, суть его можно изложить в нескольких предложениях. По недавно полученным из Вены агентурным данным, прибывший в Россию два месяца назад венгерский коммерсант Иштван Ковач на самом деле граф Шандор Карпати, полковник Генштаба австро-венгерской армии. Он сейчас находится в Ростове-на-Дону и ведет переговоры о создании компании по торговле горнорудным оборудованием для местных угольных шахт. Но это лишь прикрытие его подлинной деятельности, а вот какова истинная её цель мы пока не знаем. Что может быть нужно австрийскому тайному агенту за тысячи километров от пограничных округов, ведь Ростов – это не Варшава, не Вильно, даже не Киев?

– А глубокий тыл Юго-Западного военного округа…

– Вот именно, – кивнул генерал, – действительно, глубокий тыл. Но и важнейший железнодорожный узел на пути из центральной России на Кавказ. Перевозка войск к турецкой границе, доставка нефти из Баку, пшеницы с нижнего Дона и Кубани – вот, что такое Владикавказская железная дорога. И целью этого мнимого коммерсанта может быть организация диверсий, финансовая поддержка забастовок и мятежей, как в пятом году. Нам следует помнить, что стачка железнодорожных рабочих в Ростове в начале века была одной из самых крупных в империи, а тремя годами позднее на Темернике шли тяжелые бои с восставшими, причем полицию и местный гарнизон смяли, выручили лишь подошедшие из Новочеркасска казачьи части. Но это лишь наши предположения, никаких фактов на этот счет нет, к сожалению. Как вы понимаете, задержать коммерсанта просто так мы не можем – судебному ведомству потребуются доказательства его вины, а их нет. Да и важно найти и разоблачить его возможных сообщников, я не исключаю, что таковые имеются. Поручать дело местным жандармам нельзя – они армейскому Генштабу не подчиняются, отношения с ними, прямо скажу, непростые, да и навыков такой работы у них немного. Остается одно – наблюдать за Ковачем, за его окружением и связями в городе, за настоящей, а не мнимой миссией. Вот это и есть ваше задание, Павел Иванович. Если найдете доказательства вины Ковача – его необходимо арестовать. Однако главное – выявить контакты, вскрыть и ликвидировать шпионскую организацию, если таковая существует, а это куда труднее, чем бороться с революционерами, жандармам такая задача не по зубам.

– Но ведь именно они и следят за представителями дипкорпуса, в том числе германского и австрийского? – удивился Калугин.

– Вот именно, то есть пытаются выявить среди них разведчиков легальных, прикрытых своим дипломатическим паспортом. В лице же мнимого господина Ковача мы сталкиваемся с разведчиком нелегальным, действующим под чужим именем, с чужими документами. Сегодня таких тайных агентов успешно используют англичане, японцы, немцы и австрийцы, мы же все осторожничаем, боимся международных скандалов. А зря! Ведь любой официальный военный агент России за границей находится постоянно под плотной опекой местной полиции и работать ему там совсем не просто. Нелегал- совсем другое дело. Выявить его бывает очень сложно, разоблачить и взять с поличным – еще сложнее. Чаще всего такого разведчика сдает его же коллега, завербованный секретной службой противника.

– То же в этом случае?

Батюшков устало кивнул:

– Да, на Ковача-Карпати мы вышли именно так, но теперь наш информатор мертв. Понятно ли вам задание, есть ли вопросы?

– А в качестве кого я поеду в Ростов? – уточнил Калугин.

Батюшков кивнул:

– Да, это важно. Как археолог-любитель, каковым вы и являетесь. В Ростове базируется сейчас экспедиция профессора Володина из Московского университета, вы ведь с ним знакомы немного?

– Да, работали вместе на раскопках в Великом Новгороде.

– Вот и отлично. Володину скажите при встрече, что в Ростове оказались проездом, находитесь в отпуске и готовы поучаствовать в его археологических изысканиях, он хорошо принят в местном купеческом обществе, там немало меценатов и патриотов родного края. Кстати, среди них и тот, с кем ведет переговоры Ковач, некто Филимонов, фабрикант и судовладелец. О вашем приезде будет оповещен лишь один человек – начальник городского отделения Донского областного жандармского управления ротмистр Куракин. Но и он будет знать лишь то, что вы являетесь сотрудником жандармерии, посланным тайно в Ростов для борьбы с эсерами и эсдеками. Соответствующая договоренность с генералом Джунковским мною достигнута, вы получите подписанный им приказ всем чинам ОКЖ на юге России оказывать вам всяческое содействие. Разумеется, и Куракин обязан помогать вам, судя по отзывам это неглупый и опытный офицер. Джунковский попросил также, чтобы вы, как лицо новое и независимое, оценили методы работы и личные качества ростовских офицеров его ведомства. Вот, вкратце, суть дела, детали мы обсудим вечером, а пока отправляйтесь-ка в гостиницу «Гельсинфорс», номер для вас заказан и оплачен на сутки. Завтра вечером выезжаете в Ростов-на-Дону. Есть ли вопросы?

Калугин отвык немного от темпа и энергии генерала Батюшкова, который в свое время также окончил Михайловское училище. Десять лет назад Николай Степанович был еще только молодым начинающим контрразведчиком, но именно его жёсткая хватка, колоссальная работоспособность, незаурядный ум и личное мужество сыграли решающую роль в разоблачении целой сети германских шпионов в Виленской губернии и в Варшаве. Калугин уже долгое время мало интересовался политическими и военными делами, но он не мог ни задать напоследок генералу вопрос, витавший в те дни в воздухе:

– Будет ли война, ваше превосходительство?

Батюшков устало пожал плечами:

– Об этом знает лишь Господь Бог. Одно могу твердо сказать – германцы имеют очень сильную тяжелую артиллерию и превосходные железные дороги вблизи русской границы, возможная война с ними будет для нас кровопролитной и весьма напряженной. Русская армия не дрогнет перед кайзером Вильгельмом, как и сто лет назад перед императором Наполеоном, но вот сможет ли русская промышленность дать достойный ответ Круппу и Сименсу – вот в чем вопрос. Выдержит ли наш тыл, где полно дельцов, мародеров, взяточников, привыкших ловить рыбу в мутной воде, тех, о ком в народе говорят- «кому война, а кому и мать родна». Так было в Крымскую, турецкую, японскую войны, но вот германцы-то куда сильнее наших старых противников. Так что я всей душой не хотел бы этой войны, дорогой Павел Иванович, однако и в обществе, и кое-кто в армии её ждут с нетерпением. Будет ли она или нет – но мы должны быть готовы к ней в любую минуту, и обязаны пресечь все происки противника против фронта и тыла. До вечера, господин капитан!

Калугин вышел из здания Штаба в глубокой задумчивости. Павел Иванович принял предложение генерала Батюшкова спонтанно, без особых колебаний, и теперь не жалел об этом. Но справится ли он, ведь столько лет прошло в спокойной и мирной жизни?

«Назвался груздем – полезай в кузов», – подумал Павел Иванович и решил для начала пообедать в хорошем ресторане на Невском, пожалуй, даже у Палкина.

Калугин с удовольствием направился по Невскому проспекту в сторону Николаевского вокзала. Он любил Петербург, его прямые проспекты, величественные дворцы, здание Адмиралтейства с золотой иглой во главе, Летний сад, набережные Мойки и Фонтанки. Здесь прошла его юнкерская молодость, здесь он встретил свою первую любовь, закончившуюся, как это часто бывает, неудачей и разочарованием. И вот на берегах Невы, в столице Российской империи, начинался теперь новый этап в его жизни. Что он сулит, чего ждать от будущего? Лучше сейчас и не пытаться думать об этом, а просто выполнять свой офицерский долг, свои обязанности. «Делай что должно – и пусть будет, что будет». Эти слова императора-философа всегда служили Калугину путеводной нитью в любых жизненных обстоятельствах.