Kitobni o'qish: «Цугцванг»
Совпадение имен и событий фильма с реальными именами и событиями являются случайными.
Zugzwang (нем.) «требование хода» – положение в шахматной партии, когда игрок вынужден делать заведомо невыгодный ход.
1 СЕРИЯ
2016
На пленника с шумом выплескивается ведро воды. Пустырь посреди городских развалин. По периметру растянута кольцами «спираль Бруно». Въезд на пустырь, самодельный шлагбаум, часовой в чалме. На выезде пикап с минометом в кузове. Во дворе несколько боевиков с автоматами, лица прикрыты пестрыми шарфами. Пара глиняных сараев, дощатый навес. Под навесом группа разношерстных мужчин в штатском. Посреди двора недвижно лежит пленник в армейских брюках и мокрой насквозь тельняшке. Рядом грязный халат. На заднем плане ржавая цистерна, араб вешает на кран пустое ведро. Над пленником стоят двое мужчин. Бородатый командир в форме боевика, с ним разговаривает мужчина (лет 50) в европейском костюме, на голове клетчатая куфия под ободком, темные очки. Далее на усыпанной битым камнем площадке виден армейский вертолет с белой звездой в круге и обозначением USS. Они разговаривают по-английски (закадровый перевод).
– Видите, сэр? Даже не шевелится. Русский пограничник.
– Как его взяли?
– Чалму надел, халат арабский, а снизу штаны армейские. Его узнал один из туристов, – бородач кивает в сторону навеса. – Лазутчик! Стоит за ограждением, глазеет. Тут бродяг много шатается. Дезертиры, беженцы. А этот стоит, на вопросы не отвечает, хотел уйти. Его по-русски окликнули.
– Кто окликнул?
– Вон тот, рыжий который, – бородач кивает на навес. – Земляк, наверно. Этот побежал, скрылся в развалинах, обложили. Двух подстрелил! Диверсант тренированный. Из пустыни пробрался, арсенал имел. Пришлось гранатометом ударить. Почти мертвый. Как прибыл, зачем? Не допросить, без документов. Мистер Джонсон! Разрешите? Голову отрезать. Новобранцам наука?
– Ты идиот, Юзеф. Эсминец на рейде. Надо было беженцев на него выгнать. Или туристов, они без оружия. Русские по гражданским лицам не стреляют, тем более по землякам.
– Виноват, сэр. Не догадался.
Джонсон разглядывает пленника.
– Как считаешь. Есть шансы?
– Сэр, – Юзеф качает головой. – Ноль процентов.
Джонсон поворачивается к навесу.
– Туристы эти. Давно здесь?
– Прямо из аэропорта. Как вы просили, я сразу сообщил.
– Я не просил, Юзеф. Из какого региона?
– Как приказывали! Уральский регион. Сейчас посмотрим, – бородач поправляет фуражку, открывает потрепанную тетрадь. – Вот, по списку. Системный администратор, программист. Электрик с допуском, инженер есть. Водитель трейлеров, сразу на бензовоз пойдет. Возраст от двадцати до сорока лет. Выбирайте, сэр! В основном бегут от проблем. Кредиты, личная жизнь, долги. Кто вам нужен?
Джонсон снимает очки, подходит к навесу, осматривает группу.
– Пилоты есть? – спрашивает он на чистом русском. – Подрывники, саперы? Профессионалы.
Туристы переглядываются, пожимают плечами. Джонсон надевает очки, указывает на пленника, лежащего посреди двора.
– Этого парня кто знает? Два шага вперед.
– Бегом! – командир прикрикивает. – Ты, рыжий!
Белобрысый крепыш в пестрой футболке выходит из-под навеса.
– Я знаю.
– Как зовут? – спрашивает Джонсон.
– Рядовой Филимонов!
– Да не тебя, мудак, – ругается Юзеф с акцентом. – Этого парня! Платоном зовут, да? Ты кричал.
– Так точно. Платон Ермаков!
– Ермаков? – Джонсон отводит Филимонова к лежащему среди двора пленнику. – Не обознался, точно он?
– Так точно, – Филимонов мнется. – Мы в одном дворе жили, в школе учились, в футбол играли. Он в институт поступил, уехал куда-то. А я так. Срочную отслужил, решил завербоваться. Тенгиз говорит, тут хорошие деньги зарабатывают.
– Тенгиз. Это кто такой?
– Авторитетный чувак. Бандит вообще-то, – Филимонов беспокойно оглядывается. – Тенгиз Тагиров. Ночной клуб держит, посоветовал в Сирию ехать. Я денег должен, он сказал, здесь хорошие деньги дают. Правда? Двадцать тысяч. Я понимаю, что не в рублях. Меня устраивает.
– Ночной клуб. Как называется?
– Алиби паб. Тенгиз вопросы решает. Я к нему обратился, сказал, готов отработать. Тенгиз сказал, в Сирии заработаешь, потом отдашь. Вот, приехал.
– Вы тут все из одного города? – Джонсон смотрит под навес.
– Не могу знать. Разговаривать запретили. Нас в Турции собрали, в аэропорту. – Филимонов заглядывает в непроницаемые очки. – Скажите. Документы, телефон, потом вернут?.. Смотрю, Платон за проволокой стоит, в халате. Наверно, дезертировал. А кормят здесь нормально?
Джонсон достает пистолет, передергивает затвор.
– Хорошо кормят, Филимонов. Домой позвонить разрешу, маму успокоить. Только заслужить надо. Значит, Тенгиз посоветовал ехать? Людей убивать за деньги. Вот тебе ствол. Убьешь Платона? Он твой друг, земляк. Будет тебе питание, деньги, телефон, а мне нужен надежный парень. Платон все равно умрет. Убьешь друга?
– Почему друг, – парень в сомнении смотрит на пистолет. – Мы знакомы просто.
– Хорошо. Под навесом выбирай любого, кого не знаешь. Если сюда приехал, по-другому нельзя. Решайся. Возьму в серьезную команду. Раззвонил дома, что поехал в Сирию?
– Нет, что вы. Никто не знает. Только Тенгиз. Он предупредил. Секретность, я понимаю.
– Видишь, как бывает. Платона встретил. Долги надо отдавать! Решайся.
– Причем тут Платон, – парень смотрит на раненого. – Я должен Тенгизу.
– Тогда почему его не убил, сюда приехал. Платона окликнул, он разведчик. Ты его выдал. Ему умирать под пытками, голову отрежут. Завершай дело, Филимонов! Докажи, что серьезный парень. Тогда будем работать. Ты приехал людей убивать, незнакомых, у них тоже есть друзья, родители. Будешь стрелять или нет?
– Буду! – парень протягивает руку за пистолетом.
Тут же раздается выстрел. Филимонов падает, раскинув руки и ноги, удивленно смотрит в небо. Из пестрой футболки на груди бьет алый родничок, пятно расплывается по узорам. Боевики вскидывают автоматы, собака лает. Подбегает бородатый Юзеф, придерживает фуражку рукой.
– Что случилось, сэр?
Джонсон прячет пистолет, достает бумажник, вынимает пачку купюр.
– Это плата за двоих. В вертолете носилки! Грузите раненного, аккуратней.
– Сэр? – Юзеф прячет деньги в карман. – Он же дохлый. Зачем он вам?
– Бегом за носилками! И аптечку принеси.
Юзеф кричит по-арабски, боевики бегут к вертолету. Джонсон подходит к пленнику, присаживается на корточки, пальцем щупает артерию на шее. Юзеф приносит ящик с крестом, ставит под рукой.
– Потерпи, сынок. Анестезию сделаем, сам поставлю, – Джонсон откидывает крышку, достает тюбик, зубами срывает колпачок, вкалывает раненому в плечо. Тот разлепляет глаза, шевелит разбитыми губами, смотрит на Джонсона, блаженно улыбается.
– Папа.
Глаза раненного закрываются. Арабы перемещают пленника на носилки, несут к вертолету. Джонсон поправляет очки, смотрит на погрузку. Юзеф уносит аптечку, возвращается.
– Где твоя тетрадь? Быстро. Быстро! – Джонсон крутит пальцем над головой, подавая знак пилоту. Лопасти начинают вращаться. Юзеф протягивает раскрытую тетрадь. Мельком глянув, Джонсон вырывает последнюю страницу, сворачивает, убирает в карман, говорит по-английски.
– Забудь про этого парня, Юзеф. Совсем забудь! Этих туристов распределить в разные группы. Иначе прилечу, и отрежу голову. Сам отрежу! Тебе лично. Ты меня понял, Юзеф?
– Так точно, сэр! Уже забыл.
– Тогда прощай.
– Сэр, разрешите… Что он сделал?
Джонсон поднимается в вертолет, поворачивается, смотрит поверх Юзефа. Боевики волокут за ноги труп Филимонова, подхватывают с двух сторон, качнув, забрасывают в кузов пикапа. Крупным планом лицо Джонсона в темных очках. Седые виски, мелкие шрамы на скулах.
– Нельзя предавать друзей, Юзеф! – кричит он. – Их мало. Иногда вообще нет. Пошел! Go!
Дверь задвигается. Вертолет, заложив вираж, уходит на крутом крене.
•
Черная кошка сидит на столе, наблюдает за хозяйкой. Марина Сергеевна (лет 50), очки сдвинуты на лоб, в домашнем халате работает за настольным компьютером. Раздается дверной звонок. Кошка спрыгивает на пол, вопросительно оглядывается. Марина Сергеевна, близоруко сощурившись, смотрит на настенные часы, выходит в прихожую, перед трюмо снимает очки с головы, открывает дверь. На пороге симпатичная девушка (года 24) с пакетом в руках.
– Здравствуйте, теть Марина. Можно к вам?
– Кристина! Не предупредила. Здравствуй, дорогая.
Кристина подает пакет. Они обмениваются символическим поцелуем.
– Пирожные! Очень вкусные. Чаем угостите? – гостья проходит в комнату, разглядывает фото Платона в форме, тот смотрит с улыбкой. – А у вас все по-прежнему! Ничего не изменилось.
– А чему меняться! – хозяйка идет на кухню. – Чайник поставлю. Присаживайся!
Кристина садится в кресло, гладит подошедшую кошку.
– Тася помнит меня! За советом пришла, теть Марина. Слышите?
– Да, я сейчас. Подожди! – Звякают чашки, кухонная возня… Хозяйка ставит на столик блюдце с пирожными, присаживается на диван. – Чайник горячий, быстро закипит. У такой красавицы все должно быть прекрасно. Чем занимаешься? В университете училась. Личная жизнь?
– Все вместе, и все плохо.
– Вот как? Выкладывай.
– Вы, наверно, не знаете, – гостья вздыхает. – С мужем развелась, ошибка юности. Что Платон пишет, часто звонит?
– Два месяца ничего, тут сообщение. Мама, купил билет, позвоню. Целую, и все. Номер не определился, перезвонить не могла. Как встречать, когда?
– Не переживайте, Марина Сергеевна. Я Роме звонила, он тоже говорит, должен приехать, сообщение получил. Вот увидите, скоро приедет, обниматься будете.
Марина Сергеевна бросает взгляд на фотографию сына.
– Ты с Ромой общаешься?
– И с Данилой. Мы же в одном дворе росли. Нет, не видимся, только по телефону. Ошибку я сделала, Марина Сергеевна. Простите меня.
На кухне свистит чайник, хозяйка встает.
– О чем ты? Сейчас, подожди.
Хозяйка выходит. Кристина наклоняется, берет фотоальбом с полки под столиком, открывает наугад. С интересом разглядывает снимки, возвращается Марина Сергеевна.
– Чай в пакетиках, зеленый, другой не держу. Может, кофе?
– Лучше чай. Какой он милый! – Кристина смотрит в альбом. – В коляске. Старые фотографии. Обожаю! Сейчас все в компьютерах, а мне такие вот нравятся, черно-белые. Лоб. Лоб как у министра. И пустышка во рту, смешной, на Черчилля похож, – Кристина проводит пальцем по снимку. – И вы тут молодая. Красавица! Телефонная будка на углу. Это же ваш дом, да?
– Так, о чем ты, – Марина Сергеевна наливает кипяток.
– Замуж я вышла, – Кристина закрывает альбом. – Платон мне нравился. Я школу закончила, в институт поступаю, он учится. То тренировка, то футбол-волейбол. Меня воспринимал как подругу. В футбол с ними играть? И мама тоже! Платон маленький, найди парня постарше. Вот и нашла. Влюбился, замуж позвал. Зачем? Дура я, теть Марина.
– Тебе семнадцать, ему и того меньше, дети. Но он к тебе серьезно относился, сам не понимал. Я говорила, не груби! С девочками так не разговаривают. И со мной, бывало, спорит, готов об стену кулаки разбить, лбом стукался, упрямый. Я молчу. Знает, что не прав, а все равно. Ладно, все в прошлом. Чего ты?
– Я ему до свадьбы изменила, сказала ему. Думала, ревновать начнет, замуж позовет. А он не стал разбираться, повернулся и ушел. Институт закончил, сразу в армию, ребята говорили.
– А я гадала, чего разбежались. Ты взрослая девушка, поймешь. Что с нами случается, выше нас. Мы подчиняемся желаниям, иногда наперекор рассудку! Так и надо. Как мама, папа поживают?
– Папа умер.
– Мои соболезнования, извини. А что случилось?
– Не хотел, чтобы я в конкурсе участвовала, с этого началось. Мама за меня горой, скандалы.
– Понятно. Не все одобряют. Платон тоже злился, когда я за тебя болела. Приз зрительских симпатий, девчонка с нашего двора. Все как будто хорошо складывалось?
– Поначалу. Мама парикмахер, художник-визажист, а тут конкурс. Если б вы знали, как обидно. Девчонок покупают прямо как лошадей, в зубы заглядывают. Влюбился один, сынок спонсора. Цветы, подарки дорогие. С мамой спелся, салон красоты обещал. Трудно тебе, что ли, ради матери, покрути с ним. – Кристина передразнивает мать. – Конкурс выиграешь, другая жизнь начнется, получила она свой салон. Я в финал вышла, Алик пристал. Тут я уперлась, ни за что. А ты не победишь! Сантиметра не хватило. Ростом не вышла, представляете? Наверно, я глупая. Осталась на бобах.
– Свет клином не сошелся. – Марина Сергеевна смотрит на часы. – Модель не профессия.
– Я тоже так думала. Выскочила замуж за старшекурсника, чтоб от Алика отвязаться, у мамы бизнес тут же развалился. Салон хорошо, когда денег много, а так, одни расходы. Что теперь делать?
– Понятно.
– Мне поделиться не с кем. Платон старый друг, вы тоже. Мама не понимает, все деньги на уме. Тут Алик еще объявился. Предложение сделал, замуж зовет.
– Алик?
– Сын Рустама Тагирова, который в губернаторы собирается. Вот и думаю, как дальше жить, работаю в газете, желтая пресса. Алик смеется. Да я тебе глянцевый журнал куплю, хоть даже телеканал, все равно СМИ к рукам прибирать. Папа деньги вложит! Но только в семейный бизнес.
Марина Сергеевна отодвигает блюдце.
– А он тебе нравится? Алик этот.
– Деньги, ночной клуб. Его папы заведение. Алик там за директора. Все само все в руки идет. Выйду замуж, и все. Стану блондинкой на тачке. А не выйду, так и состарюсь в газете, и сама пожелтею. Вы меня простите, ладно? Насчет Платона.
Хозяйка смягчает резкость слов.
– Платона не вернешь. Я преподаватель, сразу вижу, что из кого получится. Личную жизнь сестре или подруге запретить нельзя, он это понял, пережил. В личном плане на него не рассчитывай, он принципов не меняет. Еще чаю?
– Спасибо, Марина Сергеевна! – Кристина ставит чашку, поднимается, скрывает разочарование за храброй улыбкой. – Привет Платону, когда приедет.
– Обязательно передам, спасибо, пирожные очень вкусные, – хозяйка тоже встает, идет следом. Гостья задерживается в прихожей, достает из сумочки помаду, поправляет губы, через зеркало окидывает взглядом свою фигуру, косится на хозяйку.
– Вы тоже были молодой. Ошибки у всех бывают. И Платон без отца рос, – она бросает помаду в сумочку, открывает дверь, оборачивается на прощание. – А я все же попытаюсь. До свидания.
Марина Сергеевна закрывает дверь, смотрится в зеркало, разглаживает халат на располневших бедрах, пояском перетягивает талию потуже.
– Сучка, – она идет в комнату, садится в кресло, открывает альбом. Свадебная фотография. Жених смотрит без улыбки, под глазом кривой шрам, который делает лицо мрачным, даже зловещим.
1991
Вспыхивает зажигалка, лицо Ермакова, шрам под глазом. Ночь, зима, окраина большого города, отъезжает такси. На перекрестке трое молодых парней (21-23) с хозяйственной сумкой.
– Ты куда нас завез, Сохатый? Лес рядом, – Секачев ставит сумку на снег, в ней звякают бутылки. – Подождите, штаны подверну, – поправляет брючины, пыхтит под нос. – Не мог поменьше попросить? – выпрямившись, смотрит на друзей. – Как думаешь, Леня! Нормально?
Ермаков прикуривает, косится на брюки приятеля. Оттянутое вниз веко делает взгляд злым, а лицо похожим на морду настороженного ротвейлера.
– Сойдет.
Друзья идут через пустырь по протоптанной в снегу тропинке. Первым вышагивает высокий Лосев, за ним Ермаков, следом поспевает Секачев с большой сумкой.
– Сохатый! – окликает он. – Ты давно их знаешь? Спят они, поздно уже.
Лосев оборачивается, идет чуть боком.
– Надо было сразу сюда ехать! Кафе захотели, потом кино, вино в буфете, девочки с мороженым! Динамо прокрутили, хата пропадает. Тут надежно! Ирка на днях была. У нее соседка по комнате, Милка. Еще Маринку позовем, у той вообще своя комната. Все симпатичные! Маринка, правда, в очках. Лене умные девушки нравятся. Да, Леня?.. Пионеру Милка сойдет. Она заводная! Будь осторожен, Секачев! С кровати упадешь, за стенку держись, а то сбросит.
– Союз распался, мы тут бродим, – Секачев выдыхает пар на ходу. – Что делать будем?
– Дверь на клюшке, – Лосев не расслышал вопроса. – Через окно!
Друзья заходят с торца здания. Лосев лепит комок снега, примеривается, бросает в окно на третьем этаже. Комок ударяет в темное стекло, не оставив следа. Секачев нервно вздыхает.
– Спят уже! Лень, сколь на твоих золотых?
Ермаков выбрасывает сигарету, лепит комок покрепче. Ком попадает в раму с тяжелым стуком. Отодвигается шторка, в темноте плавает девичье лицо. Лосев поднимает руку, машет.
– Ирина! Привет! – приглушенно сообщает он. – Это я, Витя!
Девушка кивает, показывает рукой за угол. Шторка опускается, за окном вспыхивает свет.
Подхватив сумку, друзья идут вокруг здания. Секачев нервничает.
– Шалавы какие-то! Парни, с кем попало я не стану.
– Сопи в тряпочку, девственник. Связались с пионером! Не нравится, поезжай обратно, пешком топай в училище. Капитану привет! Сейчас Ирка окно откроет. Там курилка, все лазят.
Тускло светит лестничный пролет, на стыке корпусов брякает рама, между этажами открывается окно. Лосев подходит, задрав голову, вполголоса объясняется. Друзья стоят в сторонке, терпеливо ждут. Позади них от беседки отделяется темная фигура, подходит. Они оборачиваются на скрип шагов.
– Пацаны, огоньку не найдется?
Парень в надвинутой на глаза кепке с козырьком. Секачев ставит сумку, поднимает кулаки.
– Вали отсюда!
Ермаков щелкает зажигалкой. Бросив взгляд на Лосева, парень вытаскивает руку из кармана, склоняется над огоньком, пыхает сигаретой, отступает на шаг.
– Что требуется? Говорите.
– А что у тебя есть, – Ермаков спокоен.
– Вы от кого, пацаны?
– А ты от кого.
Шрам на лице ротвейлера и манера держаться внушают парню беспокойство.
– Вы откуда взялись тут? Травка есть! Гоните бабки, получите товар, и проваливайте. Если серьезный заказ, исполним. Поселок рядом, зашлю гонца.
– Обойдемся, – Ермаков отворачивается.
– А чего спрашивал?
– Ты сам подошел.
Сплюнув, парень удаляется. Лосев как раз машет рукой.
– В рыло ему! – Секачев опускает кулаки. – Надо было.
– Мы в гости пришли. Бери сумку.
Друзья подходят к стене. Ермаков встает ногой на фундамент.
– Сохатый, рогами в стену! Залезем, сумку подашь. Секач первым. Пошел!
Парни карабкаются друг на друга, залезают в окно. На лестничной площадке раздаются голоса, девичье хихиканье. Ирина выглядывает на улицу, вертит головой, со скрипом прикрывает раму. Возле беседки стоят трое, обсуждают постороннее проникновение.
– Сходим, погреемся? Спирта тяпнем, потом этих встретим.
Черные тени ныряют в темноту.
•
Комната в общежитии. На накрытом закусками столе пылает свеча. Стальные вилки, переплетенные зубцами, парят в воздухе аэропланом. Две спички, сцепившись головками, стоят под вертикальным углом. Нижняя спичка опирается на горлышко бутылки, верхняя держит конструкцию. Вилки вращаются в воздухе, как балерина на одной ножке. Марина, сидевшая до этого с безразличным видом, заинтересованно поднимает голову, поправляет очки, смотрит на Ермакова.
– Браво! – Ирина хлопает в ладоши.
Ермаков разбирает конструкцию, садится рядом с Секачевым, кладет руку ему на плечо, вдруг вытаскивает у него из-за шиворота кулон на цепочке. Все смеются, радуются фокусу. Ермаков протягивает кулон Марине, она сидит рядом, на стуле.
– Это подарок. Пойдешь замуж?
Подруги хихикают на кровати. Марина берет кулон, внимательно рассматривает.
– Малахит в серебре. Откуда у вас?
– Бабушкин. Она маме оставила.
– А мама что скажет?
– Мама умерла. Вот, предлагаю руку и сердце.
– Симпатично, – Марина держит в руке малахитовое сердечко. – Возьмите.
– Замуж не обязательно. Просто подарок.
– Маринка, целуй жениха, сбежит! – подруги валятся на кровати со смехом в обнимку. Марина сдерживает улыбку. В это время раздается глухой стук в окно. Лосев поворачивается, трогает край покрывала. Ирина, склонившись над столом, задувает свечу.
– Я сама! Витя. Пусти! Не мешай.
Лосев встает, неосторожно сдвигает стол, брякает посуда. В окно прилетает металлический предмет, типа болта или гайки, стекло жалобно хрустнуло. Ирина отодвигает покрывало, машет кулаком.
– Чего надо? – спрашивает она негромко.
Под окнами парень в кепке смотрит вверх, поблизости еще двое. Парень жестом показывает, требуя открыть форточку. Ирина открывает, вздергивает подбородок.
– Ну! Чего тебе?
– Пусть выходят! Базар есть. Или окно вышибу! Ждем во дворе, – парень демонстративно сплевывает, присоединяется к приятелям, совещаются. Один остается на месте, двое направляются за угол.
– Арсен! Черт его побрал, гад такой, – Ирина захлопывает форточку, поправляет покрывало. – Милка, включи свет! Я выйду.
Мила включает лампу в изголовье, лица девушек напуганы. Секачев и Лосев выбираются из-за стола, Ермаков уже на выходе, открывает замок.
– Мальчики, стойте! – Ирина пытается удержать Лосева. – Я сама! Их там много. Это заводские парни. Арсен наркотиками торгует. Милка! Я выйду, ты смотри в окно из курилки. Если закричу, звони в милицию. Скажу, они в другой комнате. У комендантши! Да, Марина Сергеевна? Пожалуйста! Марина Сергеевна? К тебе не сунутся.
– Девчонки! – Лосев отодвигает Ирину. – Сидите здесь, не высовывайтесь.
Парни выходят без верхней одежды.
•
Детская площадка в окружении высоток. По центру снег притоптан, из сугробов торчат качели, деревянная стенка для лазанья детворы. В темноте крытой беседки плавают огоньки сигарет. Арсен с двумя приятелями стоят посреди двора. Лосев пытается взять инициативу в свои руки.
– Один на один, трое на трое?
Секачев бесстрашно демонстрирует серию ударов по воздуху, изображая бой с тенью. Ермаков проходит чуть дальше, ставит ногу на стенку для детворы, закуривает.
Арсен оглядывается на беседку, указательным пальцем сдвигает кепку на лоб.
– Вариант первый! Вы извиняетесь, мы прощаем. Кричите в окно, бабы сбрасывают шмотки, валите из района. Навсегда! Чтобы мы вас тут не видели.
– Вариант второй?
– Все то же самое! Только без одежды, и бегом отсюда…
Все оборачиваются на шум мотора и свет фар. Из-за угла выезжают два джипа, один останавливается, другой, перескочив невысокое ограждение, разворачивается фарами к беседке, высветив компанию в 7-8 хулиганов. Фары переключаются на ближний свет, хлопают дверки. Ермаков ударом ноги выбивает круглый брус из стенки. Из машины выходят пять крепких парней, встают полукругом. Кожаные куртки, черные шапочки, спортивные штаны и кроссовки не оставляют сомнений в их принадлежности. Небритые челюсти вяло жуют, кулаки в карманах. По центру белобрысый крепыш без шапки.
– Кто тут Арсен?
Арсен делает шаг навстречу.
– Чего хотели?
Ермаков заходит сзади бандитов с обломками в руках, держась в тени фар второй машины.
– Зови главного, кто на районе смотрит! – белобрысый командует безапелляционно.
– Разбежался! Только штаны подтяну, – Арсен держится уверенно, у него за спиной целая команда. – Говори, что надо, завтра передам.
Лосев и Секачев ищут глазами Ермакова, тот невидим.
– Я Борман! – белобрысый достает пистолет. Ствол меняет положение дел. Роняя сигареты, хулиганы рыбками шмыгают в темноту. Арсен оборачивается, сплевывает.
– И что теперь? Я под Кучумом работаю, можешь стрелку забить, я передам. Отвечаю. А то приехали тут! Детей пугать.
Эхо выстрела улетает в небо, спотыкаясь за стены высоток. Арсен валится навзничь. Борман смотрит на Лосева с Секачевым, направляет пистолет.
– Будете со мной работать? – договорить не успевает. Ермаков бьет его сзади по затылку. Борман тюкается головой в ноги Арсена. Палка рубит переносицу другому бандиту. Ермаков работает как нунчаками. Третий приседает от удара в пах, четвертый хватается за печень, пятый пятится к машине. Лосев и Секачев пребывают в ступоре. От второй машины набегают еще пятеро с бейсбольными битами, начинается жестокое избиение, силы неравны. Перепуганные девушки наблюдают из лестничного окна, как на детской площадке в свете фар чайками порхают тяжелые биты.
•
Дневной свет, больница. В сопровождении врача в палату заходит квадратный мужчина (лет 45), лицо изрыто следами старых оспин, в накинутом на плечи халате, глаза обегают палату. Друзей не узнать, конечности загипсованы вперемежку, подвешены на растяжках. Среди бинтов опухшие лица напоминают рваные наволочки, только глаза блестят, как маслины в сметане.
– Здравствуйте, дядя Игорь! – Лосев приподнимается, дергает ногой, голова падает на подушку. Гиря на тросике подпрыгивает, как поплавок от случайной поклевки. Лосев смотрит одним глазом, другая глазница залеплена тампоном.
– Красавцы, – посетитель смотрит на врача. – Подождите за дверью.
Тот подчиняется, прикрывает дверь.
– Воспитывать не буду. Как вы там оказались?
– Мы случайно, – глаз Лосева моргает. – Под раздачу попали. Арсен жив?
– В реанимации. Спасибо девушкам, вызвали милицию, – мужчина ставит на тумбочку пакет с продуктами. – Соки-мандарины, медсестер угостите. Придет следователь! От себя заявлений не пишите. Так и скажете. Пришли к девчонкам в общежитие, подрались, никого не знаете. Виктор! Заступаться не буду. Выгонят из училища, придешь ко мне. Всех касается.
Мужчина выходит из палаты, не попрощавшись.
– Витек, это кто? – Секачев смотрит на дверь.
– Игорь Валентинович! Меркулов, мамин брат. Суровый мужик, майор.
– Он мент, что ли?
– КГБ, – Лосев понижает голос. – Редко виделись, мы из другого города. Это он шмотки привез, хату предоставил. Сечете? А мы в общагу поперлись.
– И ты молчал!? – Секачев готов вскочить и бежать вдогонку за посетителем, презирая переломы, или ехать прямо на кровати. – Он из Комитета? Вот бы куда попасть! Да, Леня?..
В палату заходит медсестра с капельницами.
2016
Постаревшее лицо Меркулова в оспинах (65-70). Солнечные брызги, женский смех, стрекот моторов. Особняк на берегу горного озера, компания гостей бороздит водную гладь на катере, байк прыгает по бегущим волнам, в небе кружит легкий вертолет. На причале беседуют двое мужчин. Меркулов, приставив ладонь ко лбу, наблюдает за воздушными пируэтами. Вертолет берет выше, демонстрирует фигуры пилотажа. Его собеседник того же возраста, в вечернем смокинге с бабочкой на стойке, пребывает в ожидании. Наконец, Меркулов снимает ладонь со лба, протягивает руку.
– Спасибо, Рустам. Хороший подарок.
– Ты же охотник, да? Генерал как-никак. Проблем нет, если надо, эскадрилью поднимешь, но удобно, когда под боком. Тентовый ангар прилагается. Военная разработка для американских бизнесменов, наши гоняться будут. Я пилота оставлю на время, стажировался в фирме. Найдешь себе парня, чтобы лицензию имел. Вертолет двухместный, компьютерное управление, спутниковая навигация. Охота-рыбалка, в горы доставит за пять минут. Ружья, провиант на борт, вперед и с песней. В автономном режиме.
– Да понял я, понял. Что у тебя, какие проблемы? – Меркулов поворачивается к дому.
Неспешным шагом они идут по причалу, минуют столбы с цепью, огораживающей водную территорию. Поверх забора линии проводов, видеокамеры, прожектора на столбах.
– Дорогое удовольствие. Еще вышки с пулеметами поставить, – Тагиров делает сомнительный комплимент. – Оборону держать можно!
Меркулов сходит с причала, поворачивается.
– Тут домик стоял маленький, еще в советское время, потом соседний участок прикупил. Охота, рыбалка, теперь владение. Даром бы ничего не надо, – он смотрит на собеседника в упор. – Вот зачем ты это сказал? Про удовольствие. Взорву к чертовой матери. Только посажу тебя! Или взорву, – Меркулов показывает зубы. – Я тебя высоко поднял, могу и опустить. Ходят слухи, в губернаторы собрался? Меркулов в отставке, можно не спрашивать? Посажу, Рустам, доиграешься.
Тагиров благодушно улыбается.
– Шутки у тебя солдатские. Сто лет друг друга знаем, а ты взорву, посажу. Докладываю, товарищ генерал. Сегодня праздник! Может, отложим? Разговор серьезный.
– Шутки солдатские, – Меркулов поднимает руку ко лбу, щурится на солнце. – А москвичи твои кто? Не получится, Рустам. Думал, растаю от подарка, а я в лоб. Юмор ему не нравится, посмотрите на него. Шейх арабский, король в смокинге. В губернаторы нацелился, аж ладошки вспотели. Тагиров! Ты людей на смерть посылал?.. А я посылал. И ты меня по боку? Подарил игрушку, икрой намазал. Я танк, а не девушка. Меня розами осыпь, башню поверну и вдарю из всех орудий. Хозяином решил стать, командовать. Кем командовать? Лосевым, Секачевым? Кишка тонка. – Меркулов щелчком сбивает комара с ладони. – Сделаю тебя губернатором. Одиночной камеры, рукавицы шить будешь. Телевизор цветной, холодильник, ковер с оленями, туалет отдельный, вход бесплатный. И охрана с дубинками, ФСИН называется. Я слушаю, выкладывай. Разовую сумму предложишь или процент? – Меркулов поднимает руку, над ними завис вертолет. Тагиров подошвой ботинка трогает гальку на берегу. Вертолет уходит в сторону, оставив рябь на воде. Меркулов поворачивается.
– Элла ручкой машет, подарок твой демонстрирует, а ты головы не поднял. Кто она, по-твоему? Бизнес-леди, красивая женщина, твой компаньон. Она в курсе махинаций, ты зубами скрипишь, а поделать ничего не можешь. Так?
Тагиров ничуть не обижается на нелицеприятный разговор.
– Я все условия выполняю, работаю честно. Какие претензии?
– Между прочим, Рустам! У нее сотня прыжков с парашютом. Она рысь! Голову тебе на раз откусит. Вот так же рукой махну, костей не выплюнет. У тебя деньги, а у нас команда. Срать я хотел на ваш клуб Бильдербергский, ложи масонские. Ты меня знаешь!
Тагиров морщится.
– Игорь Валентинович, не мой выбор. Решают корпорации.
– И что? Где деньги, там война, а ты кто такой? Пятая колонна, сборище барыг. Я предупреждал? Благотворительность боком выйдет. Деньги перевел, и все шито-крыто? Тенгиз оружием промышляет, Алик наркотой. Балуются мальчики. Гора компромата, их воспитывать надо. Они тебя не спасут, или ты сам в Сирию завербуешься? Кому ты нужен, пень старый.
– Компромат есть на всех. – Тагиров рассматривает свои руки. – Ничего страшного, условие крупного бизнеса, интересы сошлись на мне. Вот и решай! Пока есть возможность.
– Пока? – Меркулов зловеще усмехается.
– Складываются не деньги, сам понимаешь, – Тагиров поднимает палец, указывая в небо мимо вертолета. – Губернаторы летят кувырком, вместе с мэрами. Либо мы в команде, либо вышибут. В принципе, я свое согласие дал, ты решай сам, у генералов свои принципы. А сумма обсуждается любая.
– У тебя все, или что-то еще? А то вон, гости причаливают.
Тагиров, забывшись, лакированным ботинком поддает гальку на песке.
– Да нет! У меня все.
Меркулов медлит в недолгом раздумье.
– Ты в Москву не сообщай, в выходные посидим, в баньке попаримся. Приедет Секачев, Лосева пригласим. Хочешь быть губернатором, сделаем, но играть будешь по нашим правилам. Тебя, Тагиров, мы никому не отдадим, не для того растили. В Москве много кабинетов, смотри, не ошибись! А то будешь бегать с чемоданом денег под мышкой, как наши футболисты. Хорошо, если поле футбольное, можно и заминировать. Понял меня?
