Bu va yana 2 ta kitob 399 UZS
18-ое февраля 1904 г. Мы едем весело и удобно. Все едут за одним делом; все военные совершенно покойно настроены; нет никакого разговора о возможных опасностях, все даже веселы, и большинство рвется на войну. По мере приближения в Сибири, становится все теплее. На станциях я выхожу иногда в од
В первом же бою на его глазах были убить два его лучших друга, из которых один был ему специально поручен стариком-отцом. До тех пор он все желал войны, но тут с ним произошел переворот: он слышном наглядно увидал всю жестокость и мерзость её.
Я сам чувствую, как переменился к японцам. Ехал я с самыми кровожадными чувствами. Первые раненые японцы мне были неприятны, и я должен был заставлять себя подходить к ним так же, как к нашим.
– Это господская война, – говорят, будто, солдаты. Различные сектантские и политические агитаторы тоже посеяли свое семя.
Умереть – это еще самое легкое. Мне кажется, что художники навязали миру совершенно неверное изображение смерти, в виде страшного скелета. Мне представляется смерть доброй, любящей женщиной в белом, с материнской нежностью и сверхъестественной силой подымающей умирающего на руки. Он чувствует в это время необычайную легкость, ему кажется, что он подымается на воздух и испытывает истинное блаженство… Так засыпают маленькия дети на коленях нежной матери… Какое счастье кто должно бить!..
Наша баттарея уже давно стреляла, и от каждого выстрела земля, на которой я сидел, покрытая мирными белыми цветочками вроде Edelweissа, сотрясалась, а та, на которую падали японские снаряды, буквально, стонала. В первый раз, когда я услыхал её стон, я подумал, что стонет человек; я прислушался, и во втором стоне я уже заподозрил стон земли, на третьем – я в нем убедился. Это не поэтический, а истинный был стон земли.
