Kitobni o'qish: «Игрушка мажора»

Ревность

Я никогда не понимала и не буду понимать людей, которые совсем-совсем не ревнуют свою вторую половину. Разве это не приятно, когда твоя половина смотрит на тебя, как на свое самое драгоценное сокровище, и пытается скрыть от всех мужских взглядов, что есть на свете.

− Ты принадлежишь только мне! Слышишь? Ты! Только! Моя!

Но у ревности должен быть предел. Если она ограничивает тебя в свободе, связывает по рукам и не отпускает ни на шаг, то это уже не простая ревность. Это уже собственническое отношение, чего я ненавижу и боюсь.

Мои попытки оборвать связывающие нас нити ничем хорошим не заканчивались. Они были слишком прочны, что даже самые острые ножницы не смогли бы перерезать их.

Он грубо хватает меня за плечи и тащит к подъезду.

− Надо поговорить!

Я брыкаюсь, пытаясь вырваться из цепких рук. Из красивых пальцев, словно он был пианистом, а не чертовым садистом с огромным чувством собственничества.

− Не смей убегать!

Услышав это, я расхохоталась. Убежать? Куда? К кому?

− Не трогай меня! − кричу я, когда он пытается меня схватить.

Он даже не слушает. Спокойно закидывает к себе на плечи, не обращая внимания на ошарашенные лица проходящих мимо людей. Ему на все наплевать. У него всегда есть только одна цель, которой и являюсь я.

Идет не спеша к лифту и нажимает нужный этаж, словно все так и должно быть. Все то время, что поднимается лифт, он не отпускает меня. Кровь начинает приливать к голове и меня уже мутит, но ему все-равно.

− Отпусти меня вниз! Мне плохо!

Легкий шлепок по ягодицам, является его ответом.

− Куда я убегу из лифта?

Снова молчание.

Я так привыкла к этому. Но все же боюсь. Его молчание никогда нельзя было истолковать. Как и его взгляд. Всегда боялась увидеть в них отчуждение, что так часто видела в глазах родителей. Равнодушие, пустота, безразличие. Этот список может продолжаться вечно. Но самый главный страх – это остаться одной. Я не тешила себя иллюзиями, что кто-то да огорчится, если меня не станет, но я знаю тех, кто нуждается во мне больше, чем я в них.

Меня претила мысль, что я не с ним и осознавать это, было чересчур больно. Когда я стала так зависима от него? Когда я упустила момент, чтобы не падать все глубже, в этот бездонный колодец? Однако, я смогла остановить это действие, хоть было и тяжело. Смогла абстрагироваться от бессмысленного поедания собственных нервов и сил. Он готов был убить во мне это, желая лишь обладать мною целиком. Он добивался моей потери самой себя, делал все, чтобы я стала частью его души. Чтобы у меня не было своих желаний и мыслей. Почти так и было: я полностью зависела от этого человека. Я думала также, как и он. Я желала только того, что хотелось ему.

Это раньше я была недалекой, надеясь улететь из клетки, не понимая, что увешена замками со всех сторон. Я бросалась на прутья, стремясь сломать их. Пока не поняла, что это лишь умиляет его. Я и была птичкой, а он − котом, который игрался со своей жертвой.

А сейчас я вишу вниз головой и могу лишь дышать, чтобы меня не вырвало. Заодно и считаю про себя, надеясь отвлечься от мысли о несправедливости жизни к таким сизым и убогим, как я. И так жизнь наградила не самой любимой семейкой, а теперь еще и ним, не способным принимать меня, как отдельную личность.

Остается лишь терпеть этот отвратительный запах одеколона, который наверняка стоит, как моя месячная зарплата. Меня начинает потихоньку трясти и я понимаю, что вот-вот содержимое моего желудка очутится на полу лифта попутно задевая его штаны. Пожалуй, это способно принести мне некое удовлетворение. Но не успеваю доработать эту мысль, как стенки лифта мягко разъезжаются, и мы оказываемся на 9 этаже.

Резко оказываюсь на ногах. Волосы лезут в лицо, не давая увидеть что-либо вокруг. Хотя это и не нужно.

− Ну что ты? – он ласково поправляет мои волосы. – Что ты еще удумала?

Он едва ощутимо прикасается губами к глазам, а затем исследует мои губы. Дрожь пробегает по телу, и я сдаюсь. Сдаюсь его сухим губам, которые то нежно ласкают, то жестко наказывают. Затем я оказываюсь в его объятиях.

Помню, как не выдержав таких отношений, я хотела расстаться. Покончить с тем, что мучает меня не только в жизни, но и во сне, где кошмар преследует по пятам.

Тогда мы только начали строить наши отношения, и я не до конца понимала кто он, но уже тогда, он пугал меня своим характером.

После моих слов, он был взбешен. Его тело тряслось от злости, вены вздулись, и я думала, что даже схлопочу пощечину.

Мы сошлись совершенно случайно и наши отношения не должны были стать чем-то вообще. Кто он и кто я… О его характере можно было слагать легенды. Казалось, ими можно было даже пугать детей.

При других обстоятельствах, он никогда бы не привлек моего внимания, и я не думала о нем… Я и сама не знаю почему, после очередной ссоры с семьей, я очутилась возле его дома. Совершенно не понимаю, как это могло произойти. Стоял собачий холод, и не зная, куда деваться я просто так стояла и пялилась в железную дверь его дома. Продержавшись десять минут, я уже готовилась развернуться, как из подъезда вышла женщина и, ни о чем не думая, я юркнула внутрь.

Чтобы замедлить время, я поднялась пешком. Для чего замедлить время? Я так и не смогла ответить на этот вопрос. Оказавшись на нужном этаже, я прильнула к батарее, пытаясь согреть свои руки. Вечно забывала про перчатки. А вот он − никогда. Он берег свои нежные руки, как будто гребаный пианист.

Тепло быстро разморило меня. Устроившись удобнее, рядом с батареей, опустила голову между коленей. Что будет, если он меня застанет здесь? Что я смогу ответить? Растворяясь в тишине нового жилого дома, меня постепенно клонило в сон, а я совсем не сопротивлялась.

− Новый дом, а уже бомжи тут шастают! Совсем обнаглели!

Недовольный голос женщины, в красном полупальто, заставил меня открыть глаза. На часах, которые подарил отец, было без двадцати шесть. Значит я продремала около часа.

− Не бомж я, − сказала я тетке в спину.

− Ну и вали к себе домой тогда! Не бомж она!

В куртке завалялась жевательная резинка и я поскорей закинула ее в рот, чтобы не огрызнуться на напыщенную тетку в красном. Вот бывают же люди.

Дверь сотой квартиры отворилась, заставляя мое тело проснуться. Это было слишком неожиданно и таких совпадений не могло происходить в моей жизни, вообще. Дверь захлопывается и он возится с ключом. Его высокая фигура в светло-бежевом пальто и в черных брюках делали его похожим на какого-то актера, а не на того человека, которого я знала. Черные волосы, как всегда, идеально уложены.

Раздался звук телефона, и он быстро нажал на кнопку ответа:

− Что? Я же сказал иду. Жди.

Затем повернувшись, вызвал лифт. Я думала, что сегодня все-таки повезет и он меня не заметит. Но видимо, у судьбы были другие планы и он резко выглянул из угла.

− Что ты тут делаешь?

Я не знала, что ответить. Язык прилип к небу, и я никак не могла выдавить из себя, ни одного словечка.

Он стал спускаться. По мере приближения, его голубые глаза, казались еще светлее, что шло вразрез с его черными волосами. Высокий нос, острые скулы и четкая линия челюсти. На близком расстоянии, запах мужского одеколона, стал насыщеннее. Терпкий, горький и что-то такое знакомое, но слабоузнаваемое, вроде древесного аромата.

Он говорил негромко. Создавалось ощущение, что он вообще никогда не говорит громко. Вкрадчивый, спокойный голос, слышишь такой и ощущаешь, будто находишься на приеме у психотерапевта.

− Я спросил, что ты тут делаешь?

Его неприязненный взгляд заставлял сердце замирать, а руки холоднеть. Он смотрел не на меня, а пробирался внутрь, исследуя каждую клетку тела. Он был такой же, как и в день первой нашей встречи.

− Меня ждешь?

Я покачала головой. Его лицо озарила хитрая усмешка.

Он медленно просканировал меня с головы до ног. Затем резко, без всяких слов потащил меня наверх. В свою квартиру.

− Пойдем, согреешься.

При открытии двери, мягкий свет осветил коридор. Совершенно пустой, не считая пары обуви и шкафа. Оставляя меня одну, он прямо в обуви прошел вперед по квартире и, через пару минут, я услышала звук включенного чайника.

− Не стой там.

Я медленно побрела на его голос. Черные обои, белый стол, четыре стула, холодильник и кухонная гарнитура. Никаких постеров или сувениров. Ничего не указывало на присутствие женской руки.

Он поставил на стол шоколад. Горький. Я невольно поморщилась.

− Сахар положить?

− Две ложки, пожалуйста.

Впервые в жизни я находилась в мужской квартире, да еще и наедине с ее владельцем, который по непонятным мне причинам, относился не очень-то и дружелюбно.

Рядом с шоколадкой он поставил кружку чая. Опять же черный, без каких-либо рисунков или фраз.

− Пей.

Я руками обняла кружку, и по телу пробежала приятная дрожь.

− Да, в подъезде не так уж и тепло.

Мне не было дискомфортно. Ощущалось лишь умиротворение. Возможно, ощущая это в первый раз, я решила вернуться вновь.

Все время, что я пила чай, он не отрывался от телефона. Ему было совершенно безразлично, что практически, незнакомая девушка находилась у него дома. Даже неинтересно, что я тут делаю.

− Так, слушай, − он убрал телефон и посмотрел на меня. – У меня дела сейчас. Если тебе некуда идти, можешь остаться. У меня все-равно красть нечего, так что чувствуй себя, как дома.

Это было так внезапно, и я не знала, что ответить. Не получив от меня никакой реакции, он вздохнул.

− Еда в холодильнике. Вернусь через час.

Не знаю, насколько нормально то, что я делаю сейчас, но мне не было страшно. Хотя должно быть наоборот. А вдруг он что-то со мной сделает? Мало ли сумасшедших людей на свете.

Телефон пищал, требуя подзарядки, но я не видела в этом никакого смысла. Все-равно никто не звонит. Кроме сестры, мне никто не звонил. Она была единственным человеком, который заботился обо мне и любил всей своей душой.

Я всегда делала все, что требовали родители, но они так и не смогли проявить ко мне, хоть чуточку теплоты. Я была для них − нежеланным ребенком. Рыжим, худым и совершенно неуклюжим, не то что старшая сестра. В какие только кружки я не ходила. Балет, гимнастика, музыка. Ничего не способствовало превращению меня из гадкого утенка в красивого лебедя.

Злата была другой. Она была тем самым ребенком, на которого родители и вся родня, не могли нарадоваться. Она была красивой, но таковой себя не считала, ведь это все эфемерно. Она была умной, круглой отличницей в школе и окончила университет с красным дипломом. У нее был прекрасный жених, который любил ее со школы. Они собирались пожениться, но не успели. Авария забрала обоих.

А сейчас я сижу в квартире брата жениха Златы. Его зовут Паша. Павел Громов. В отличие от своего брата-близнеца, он обладал взрывным характером, буйным нравом и, не единожды, оказывался в полицейском участке. Родители не знали, что с ним делать и в итоге сплавили молодого человека за границу к родственникам. Сейчас он вернулся. Должен был на свадьбу, а оказалось − приехал на похороны. Как ни крути, а судьба любит пошутить.

Может, я оказалась здесь, вовсе не случайно. Этот человек не смотрит на меня с жалостью. Он не знает всей подробности семьи, с которыми знакомы все мои друзья или друзья родителей. Здесь, рядом с ним, я могу быть другим человеком. Не той маленькой забитой девочкой, которую никто не замечал и не любил, кроме сестры.

Остаток вечера я так и провела на стуле, ожидая хозяина квартиры. В голове не было и мыслей исследовать холостяцкое логово Громова. Это было бы неправильным, да я и не особо горела желанием узнать о нем что-то. Он вернулся ровно через час. Сняв верхнюю одежду, он направился в ванную и, через пару минут, оказался на кухне. Сел передо мной и отхлебнул из моей чашки. Видимо, он не любил сладкий чай или остывший чай. Возможно, остывший сладкий чай.

− Напомни, как тебя зовут.

Меня это задело. Мы встречались пару раз, когда я была с сестрой и ее женихом. Даже в этой квартире я бываю во второй раз, а он не удосужился запомнить мое имя.

− Соня, − ответила я, и зачем-то добавила, – София.

− Если некуда идти, можешь остаться. В гостиной есть диван.

Я знала, что все же влетит от родителей, но после сегодняшней ссоры, мне не хотелось возвращаться домой. Слишком много слов, сказанные матерью, было жестокими и безжалостными. Я их не заслужила. Тем более, завтра была суббота и значит, что на учебу мне не надо.

− Не бойся, насиловать не буду. Не доросла еще. Все нужные вещи в шкафу. Сама смотри. Есть новые зубные щетки в ванной, полотенца тоже.

Как всегда, краткость – сестра таланта. С этими словами он вышел из кухни и направился к себе. В гостиной стоял диван посреди комнаты, рядом был журнальный столик и шкаф. Этот человек явно привык жить в спартанских условиях.

Я довольно быстро справилась со всеми делами и лежа на чужом и, явно новом диване, думала, что сказала бы Злата, если узнала бы, что я ночую у Паши дома. Она его сторонилась, сравнивала с диким зверем, которого невозможно приручить. Он сам кого хочет приручит, а если нет, то сожрет с потрохами. Я считаю, что она была права. С таким человеком, как он, шутить не стоит.

Танцы и спиртное

Я могла бы дождаться его, но боялась, что это чересчур. Шея ныла от неудобной позы сна. Оглядевшись, сначала не поняла, почему нахожусь в этой комнате и вообще, где я.

Взгляд зацепился за записку на журнальном столике. Слегка корявым, но понятным почерком, записка гласила о том, что хозяин квартиры позже заберет у меня ключи. Эти самые ключи, как раз лежали перед моими глазами.

Как и где он это сделает, я понятия не имела, но квартиру я же не могу оставить открытой. Собрала вещи, которые были аккуратно сложены возле дивана и вышла из квартиры, в которой только что провела ночь. Думаю, что это было в первый и последний раз.

Когда я вышла на улицу, то почувствовала, погода решила не наказывать меня за легкомыслие. Было тепло, солнце приятно грело. Я всегда любила такую погоду, когда нет даже намека на ветер, который вчера буквально сносил меня с ног.

Мне хотелось перекусить где-нибудь, но в кармане не было ни копейки, пришлось вернуться домой. Ничего не оставалось, как пешком добираться до дома.

С порога, как только я сняла обувь, над головой раздался хриплый голос матери:

− Знаешь, ты могла бы и предупредить, что тебя не будет всю ночь.

Папа, как всегда, молчал, оставаясь в стороне от всех проблем. Он сидел на кухне и активно делал вид, будто ничего не происходит. Мама как-то нервно одергивала рукав халата, что было ей не свойственно. Неужели, она все-таки волновалась за меня?

− Батарея села.

Я прошла в свою комнату и закрылась. Настенные часы показывали пол десятого. Обычно, в такое время я еще спала убитым сном, но в чужом доме, особо не поспишь. Всю ночь мне снились странные сны с участием сестры и братьев Громовых. Они втроем строили какие-то козни против меня, и на утро я проснулась, совсем не в радужном настроении.

− Соня, открой дверь.

Я кинула рюкзак в угол дома и плюхнулась на кровать. Ручка двери повернулась и в комнату вошла мама. Красивая, высокая и статная. Злата была точной ее копией. Шелковистые волосы светло-медового оттенка, белая кожа и губы нежно-розового цвета. Но сейчас, в маме с трудом можно что-то разглядеть. Лицо осунулось, круги залегли под глазами. Даже морщины стали заметны, хотя я их никогда раньше, не замечала.

Смерть Златы изменила все. В доме перестали слышать ее пение, по утрам не пахло аппетитными блинами с черничным джемом, выветрился весь запах лилии, которые Дима дарил ей, чуть ли не каждый день. Даже наш кот теперь, целыми днями не вылезает из лежанки.

− Послушай, я знаю, что вчера погорячилась и наговорила много лишнего. Ты ни в чем не виновата, это я не сдержалась. Все так поменялось. На работе начались кое-какие проблемы, и я сорвалась на тебе.

Я рассматривала подол ее халата и поняла, что он чем-то запачкан. Мама, которая не могла выносить ни одного пятнышка на одежде, теперь стояла в грязном халате и смотрела куда угодно, только не на меня.

− Все в порядке. Я уже забыла, − соврала я. Мне не впервой.

Она подошла и встала рядом. Медленно, будто в замедленной съемке, она положила руку на мою голову. Рука была тяжелой. Теплой. Мягкой.

Сколько помню, она никогда надолго не задерживалась в моей комнате. Ни разу не сидела на краю кровати, не прибиралась и не проверяла, чем я занимаюсь. Мы никогда не обнимались и не целовали друг друга. Все делала за нее сестра.

− Соня, это не так. Я же вижу. Ты бы не ушла из дома, − в конце она уже перешла на шепот.

Мне хотелось кричать на всю квартиру. Чтобы она убрала свою руку и не приближалась ко мне. Чтобы я не начала снова чувствовать, это раздирающее одиночество внутри себя! Меня больше всего бесил тот факт, что только после смерти сестры, родная мать обратила на меня внимание.

− Я же сказала. Все нормально.

Становилось тесно. Снова хочется выбежать на улицу и слоняться там, как беспризорник. Быть наедине с собой и со своими мыслями. В такие моменты, я чувствую себя, более свободно. Вся это романтика одиночества так засела в голове, что я к ней привыкла и боялась, что кто-то вторгнется в мое пространство. До вчерашнего дня.

− Я надеюсь, что это будет последний раз, когда ты, без предупреждения, не ночуешь дома. Не заставляй нас нервничать.

Можно подумать, что я вообще когда-либо ночевала вне дома. По лицу было видно, что она еще что-то хотела сказать, но передумав, вышла.

Я поставила телефон на зарядку и открыла ноутбук. В личных сообщениях несколько непрочитанных от Ани. Бывшая одноклассница, с которой я хоть как-то общалась. Оказывается, моя мама писала ей. Я почувствовала легкий укол. Возможно все не так, как мне кажется и происходящее между мной и мамой, лишь подростковый возраст, в котором молодые люди считают, что их никто не понимает и не любит. Может, я просто все драматизирую.

Но я не хотела акцентировать на этом свое внимание. Я ответила Анне, что все в порядке и вышла из беседы. Пролистав ленту еще примерно час, мне захотелось есть. В доме Громова я не посмела заглянуть в холодильник, да и мне вообще, было не до этого. Я пыталась осмыслить поступок, который я совершила в состоянии полной беспомощности.

По дороге прислушивалась к звукам, доносившимся с верхнего этажа. Над нами жили весьма неприятные личности, хотя и выглядели, вполне нормально.

На кухне никого не было и приготовив пару бутербродов и чай, я вернулась к себе. Захватила на кровать ноутбук и включила фильм.

Уже ближе к вечеру, мне пришло сообщение в общем чате, куда добавил наш староста группы, что в ночь субботы на воскресенье планируется встреча в клубе в честь Международного дня студентов. Заодно, в более неформальной обстановке, все смогут перезнакомиться друг с другом. Многие ребята согласились, и раз я начала совершать странные поступки, несвойственные мне, то решила, что тоже пойду. Это университет, а не школа. Пора меняться.

В моем гардеробе не было шикарных платьев или модных нарядов для походов в клуб. Поэтому, я вытащила свою любимую черную футболку и такую же черную юбку. Подкрасив глаза и губы, я вышла из комнаты и направилась к родителям. Может чуточку, я и чувствую себя виноватой.

− Я пошла гулять. Буду поздно.

Я поскорее закрыла за собой дверь, чтобы они не успели ничего сказать.

На такси до клуба я добралась за двадцать минут. В этом районе я была впервые. Здесь не было пятиэтажек или старых полуразрушенных домов. Привлекательные дома с внутренним двориком, оборудованные детской площадкой с ограждениями. Правда, сейчас местами лежал снег, но можно представить себе, как тут летом красиво. На другой стороне возвышались бизнес-центры, где как раз горела яркая вывеска с названием клуба. Указатель показал, что надо обойти здание стороной, чтобы попасть внутрь.

− Силантьева?

Я обернулась на голос.

В ярко-желтой шапке и куртке неонового зеленого цвета стоял наш староста группы. Рома Мельник. Тот еще болтун. Вечно он носится, как ужаленный.

− Я тебя видел, когда ты из такси вылезала. Если честно, не думал, что ты придешь, − слегка удивленным тоном сказал он.

− Я тоже не ожидала, − сказала я, пожимая плечами.

− Ну, тогда погнали.

Он пошел вперед и приоткрыл мне дверь, пропуская вперед. Он пожал руки парням, что стояли возле дверей и нас спокойно пропустили.

Музыка была слишком громкой. Меня даже слегка оглушило от такой громкости. Прикрывая уши руками, я следовала за старостой. Внутри клуба было темно и только местами горели светодиоды, но я все-равно спотыкалась на каждом шагу. Хорошо, что Рома шел впереди и не видел всего этого.

Мы лавировали между столиков и, только за углом, остановились. Рома резко остановился, и я не успев сориентироваться, налетела на него.

− Эй, Силантьева, ты там поаккуратней, а то девушка моя очень ревнивая, − прокричал мне в ухо староста, ухмыляясь совершенно по-дурацки. – Ребят, всем привет!

Одногруппники радостно друг друга приветствовали. Ну точнее, кто как. Я всем помахала и присела рядом с девушкой в красном платье. На столе уже стояли различные напитки.

− Ну что, ждем еще пару ребят и нальем что-нибудь, дабы согреться, а девчонки? Если кто не знает, а таких, наверное, нет, то запоминайте. Я – Егор. Егор Трофимов. Гроза девичьих сердец и любимчик всех женщин за пятьдесят, – ушастый парень подмигнул девчонкам, которые теснились в углу диванчика и весело расхохотался.

После небольшого количества алкоголя, атмосфера стала более расслабленной. Большинство ребят уже разбились по группам и активно общались.

За три месяца учебы в университете, я так и ни с кем не сдружилась, но сейчас же, после нескольких глотков алкогольного коктейля, я ощутила потребность в общении, и мой язык − трещал без умолку. Я никак не могла остановиться. Рядом со мной сидел тот самый староста Рома, его друг Тима и две девушки Вика и Лейла.

Мы спорили о методе преподавания преподавателя по истории искусств. Спор становился более разгоряченным, градус алкоголя все повышался. Лейла предложила всем пойти танцевать, и мы всей толпой двинулись к танцполу.

Музыка мне уже не казалась громкой. Наоборот, она стучала в такт моему сердцебиению. Я чувствовала будто парю над людьми, что находятся здесь. Количество выпитого алкоголя давало о себе знать, спиртное, попадая в кровь, приятно разливалось по телу, оставляя после себя легкое покалывание на коже. Я закрыла глаза, покачивая бедра в такт музыке, при этом, еще вскидывала руки вверх, представляя, как дотрагиваюсь до светящихся звезд в небе, которые были, лишь светодиодами. Может я и вовсе танцевала не под музыку, но мне было наплевать. Я самозабвенно растворялась в музыке, не отдавая себе отчет.

Вокруг мелькали незнакомые лица. Кто-то уже пристроился сзади и его руки были на моей талии. Я развернулась лицом к человеку, но так и не открыла глаза. Я хотела поделиться с ним своей энергией и счастьем, которая рвалась наружу, поэтому посильнее прижалась к нему. Приятный запах одеколона окутал меня, смешиваясь с музыкой, творя невероятное комбо для моего первого танца в ночном клубе.

− Эй, я же говорил, что у меня есть девушка, Силантьева, не доводи до греха.

Ах, это же Ромка.

Музыка сменялась одна за другой. Коктейлей становилось все больше. Возможно в одном из бокалов была водка. В одно мгновение, когда я стояла за очередным напитком, почувствовала что-то вот-то грохнусь. Алкоголь уже впитался, и я достигла нужной кондиции. Не успев схватиться за барную стойку, я рухнула на кого-то.

− Тебя я как раз искал.

Я подняла глаза, надеясь увидеть Ромку, так как кавалером на сегодня, являлся именно он. Не знаю, как он смог схватить меня, тщетно пытаясь поставить меня на ноги. Но я ошиблась. На меня смотрел вовсе не зеленоглазый Ромка, а тот, у кого были льдисто-голубые глаза. И их обладатель был очень зол, судя по складке между бровей.

− Собралась, и пошла за мной, − он отпустил меня и пошел в сторону выхода.

Как только черноволосый отошел от меня, ноги подкосились, и я осела на пол, который вибрировал из-за танцующих людей, а также из-за битов, доносящихся из колонок. Через пару минут, человек, который оставил меня, вернулся. Снова недовольный и злой. Он пытался поставить меня на ноги, но его попытки не увенчались успехом, тогда ему ничего не оставалось, как перекинуть меня через плечо. За время полета я успела увидеть космос.

− Моя сумочка, − проблеяла я.

− Где?

Мы пробрались к ребятам и никак не среагировав на ошалелые взгляды, он забрал мои вещи.

− Эй, парень. Она с нами, − Ромка приподнялся с дивана.

− Была, − коротко ответил Громов.

Ромка все же приблизился к нам.

− Поставь ее на землю. Девушка с нами и ты никуда ее не уведешь.

Веселое выражение лица старосты, как рукой сняло. Рядом приподнялись одногруппники.

Низкий хриплый смех Громова заставил кожу покрыться мурашками.

− Детвора, идите развлекаться. Ее я отвожу домой. К ней домой, а не к себе.

Ромка все еще стоял на пути.

− Ты не понял. Оставь ее или пеняй на себя, мажор.

− Все нормально, − буркнула я. – Он знакомый.

Громов, после моих слов, прошел мимо Ромки и направился к выходу. По дороге я раскачивалась из стороны в сторону, и алкоголь все ближе подступал к горлу. Складывалось впечатление, что он очень скоро выйдет наружу и только тогда, мое головокружение пройдет.

Когда меня вынесли на улицу, я почувствовала свежий воздух и, тошнота отступила. Зато голова не переставала гудеть. А еще, мне хотелось спать.

Громову видимо, было не тяжело, и он донес меня до машины. Красивая, белая и дорогая. Он затолкал меня внутрь и пристегнул ремнем. Не знаю, зачем он это сделал. Будто я не справилась бы сама. В машине было очень холодно. Часы показывали пол второго. Я приехала в клуб примерно в одиннадцать. Ну, я довольно весело провела время. Никаких мыслей. Никакой грусти. Думаю, этот первый поход в клуб запомнится надолго. И это была последняя минута, когда я была в сознании.