Kitobni o'qish: «Мои непутёвые путевые заметки»

Shrift:

* * *

С большой благодарностью ко всей Маминой большой семье от всего ее любящего сердца.
За «безвозмэздно» подаренные минуты счастья, смеха и радости.
Потому что она, семья, есть и именно такая.
Живая, противоречивая, вредная, забавная…
Жизнеутверждающая такая, самая обычная – правильная.

Из прошедшего

Когда Мамино семейство только сюда приехало, отгремела очередная война и дальний родственник мужа, живший как раз на севере страны, где и был конфликт, делился своими впечатлениями.

Больше всего Маме тогда запомнился его рассказ о том, как сирена службы тыла застала его в ванной и бедный мужик, прикрытый местами только мыльной пеной, вылетел на лестничную клетку (в некоторых домах бомбоубежища были оборудованы именно там), где уже были его соседи.

По дороге, естественно, по закону подлости грохнулся и набил себе здоровенный синяк на бедре (хорошо хоть ничего не сломал).

Так вот, когда начали в этот раз обстреливать Мамин городок, у Мамы прямо-таки пунктик появился по поводу ванной (для нее, с ее-то занятостью, сломать себе что-то, выскакивая и поскользнувшись, был бы «ой, какой караул!», а если еще и сломать одну из четырех конечностей, «караул» вдвойне!

Сломать себе шею и то Маму так не пугало (после этого ее вообще что-либо пугало бы), потому душ принимала она обычно быстро и оперативно, утешая себя тем, что все же и от этого есть польза – экономия воды как-никак.

Но, сами понимаете, закон подлости – наше все.

Как раз под самый конец всей этой заварушки с бомбежками все и случилось.

Оно самое, душ и сирена.

Ну что вам сказать? Мама вынесла и из этого урок.

Вывод первый – никогда в период обстрелов не закрывайте двери ванной на ключ/ щеколду/ загнутые гвоздики – реально мешает скоростному вылету. Мокрые пальцы становятся во время спешки до ужаса неуклюжими, а ключ/ щеколда/ загнутый гвоздик (нужное подчеркнуть) совершенно неповоротливыми.

Еле успев захватить пару полотенец и на ходу в них заматываясь кое-как, Мама мокрой курицей с разъезжающимися ногами в таких же мокрых тапочках (почему-то казалось, что с босыми мокрыми ногами добираться будет намного хуже) поскакала в детскую, которая в ее жилище находилась в комнате-бомбоубежище.

Вывод второй – в мокрых тапочках скользишь по плитке сильнее, чем босыми ногами.

Босой и с нестриженными ногтями (теоретически) вы возможно еще сможете за что-то зацепиться и затормозить (по примеру альпинистских «кошек»), а вот резиновые сланцы вам такого выбора не оставляют.

В общем, угроза «упасть, потерять сознание, очнуться – гипс» превращалась из призрачной в реальную.

И вот когда бронированная ставня со всем ее тарахтением и скрежетом задвинута (на фиг Маме гантели, она тут и так железо таскает!), окно наглухо задраено, бронированная же дверь закрыта и заблокирована поднятой вверх ручкой, Мама поняла – с нее капает, противно так, холодно и уже успело собраться в целую лужу.

Вывод третий – держите всегда под рукой длинный банный халат с капюшоном. А лучше несколько (запас лишним не бывает). Полотенца, даже во множественном числе, вам в таких ситуациях не помощники.

* * *

В тот раз, слава Всевышнему, все обошлось.

Радовало Маму, что дети не проснулись и не лицезрели ее во всей капающей красе.

Выводы из произошедшего извлечены. Подробная инструкция или, проще говоря, памятка – составлена…

И Мама таки, несмотря на все ее старания самоубиться, осталась жива и во всех местах здоровая.

Из учебного

Заканчивает Мама со Средним учить дома русский словарь.

Дошли до буквы «щ».

Мама говорит: «Читай «шчу».

Средненький старательно складывает губы трубочкой.

Разминает.

Опять тянет их куриной гузкой.

Потом задумчиво косится на книжку и наконец-то выдает: «Шу-у-у-чу».

Посмотрели они друг на друга – губы сами растягиваются в улыбке.

Маму окончательно разбирает смех:

– «Шучу» – это, конечно, хорошо, но (!). Шутки шутками, а повторить придется.

Средний уже и сам заливисто хохочет:

– Я же не виноват, что в иврите такой буквы нет.

– Ее много где нет, – ворчит, пытаясь выглядеть серьезно, Мама.

Так она и появилась буква под названием «шу-чу».

Из утреннего-приветственного

Рано утром.

Провела Мама своих младших до школы.

Стоит возле перехода, ждет, когда, повернувшая с круга на перекрестке, проедет машина.

Она таки подъезжает – оказывается, такси.

Спереди, из пассажирского окна, наполовину вываливается совершенно незнакомый марокканец:

– Женщина, ты знаешь, что у моего сына сегодня день рождения?!

Следующие несколько секунда она судорожно пытается вспомнить – знакомы они с этим индивидом или нет? Причем вопроса по поводу самой фразы даже не возникает.

В то же время на заднем сиденье замечает любопытно торчащие большущие черные глаза, смуглый лоб и темную кудрявую макушку пятилетнего мальчишки.

– Нет, – и замирает, пытаясь предугадать, что будет дальше.

– Ну-у-у, – с требовательной интонацией выдает слегка возмущенный отец, – ты почему не говоришь «мазаль тов»?!

От возмущенной требовательности папаши губы сами собой расползаются в улыбке:

– Мазаль тов, – поворачивается к заднему окну Мама, понимая, что этот день так и будет продолжать улыбаться. Просто так.

Тем временем в ответ из этого самого окна такая счастливая улыбка засияла, как будто Мама этому ребенку луну подарила.

Из школьного

Чем родительское собрание отличается от детско-школьного представления для родителей? Отсутствием музыки и детей. Ну, почти.

Груднички в колясках, слингах, автокреслах и прочее были представлены в ассортименте.

Музыка тоже отчасти присутствовала – то у одного родителя, то у другого мелодично звонил телефон и в очередной раз голосом старшего детя, на которого был оставлен весь остальной кагал, выяснял каждый раз новый, срочно важный вопрос.

А остальное…

Француженки бонжурят, англоязычные омайгадят, сабры (коренные израильтяне) и остальные мэдабэрят.

И только Мама с еще одной теткой, единственные русскоговорящие на всю школу, сначала со всеми помэдабэрили, а потом уселись рядышком и начали перемывать косточки, но уже на русском.

Кто с коляской уже пришел.

У кого неожиданно за два месяца живот вырос.

В общем, базар.

Через полчаса руководство школы решило, что дали достаточно времени для обсуждения последних новостей (наивные) мамам (дисциплинированные папы, тихо перешептываясь, молчаливо замирали при каждом резком звуке), и попытались навести порядок.

Директор прыгает.

Учителя за ним в унисон подскакивают.

В общем, тоже своего рода концерт.

Еще через пятнадцать минут им таки это удалось.

Нет, не концерт – угомонить не видевшихся долгое время родительниц.

Сорок минут общешкольного собрания прошло, как одна минута.

Мама уже на низком старте в уме рассчитывала, в какой из двух младших классов ей стоит сначала ломануться для «а пообщаться» с классным руководителем…

На самих классных собраниях тоже было весело.

Мама только и успевала строчить за преподами в блокнотике, стараясь не пропустить ни одного перла из серии: «Не давайте ребенку в школу бутылку с замороженной водой, потому что потом весь класс вместо того, чтобы слушать урок, наблюдает, как ваш ребенок делает массаж бутылке, пытаясь добыть оттуда хоть каплю оттаявшей жидкости…»

Мамина тактика прилежной ученицы была выбрана верно, и уже через еще час, проскакав тихой рысью по первому и второму классам, с пачкой собранных бумажек со всей нужной и околонужной информацией выползала за ворота.

Оттуда закрепив над головой нимб для освещения, отрастив крылья и вставив в зад пропеллер для ускорения, Мама полетела на другой конец города в школу к Старшенькому.

С просчетом времени в этот раз вышла ошибочка.

Директор его школы еще не закончил вводить родителей своей речью в гипнотический транс на общешкольном собрании, и Маме пришлось, как и многим другим предкам, придерживать пальцами веки, чтобы не поддаться соблазну слегка всхрапнуть на галерке.

Встреча с родителями и классным руководителем Старшенького проходила уже в фоновом режиме.

То есть Мама вроде здесь и не здесь одновременно. Работа и предыдущие сборища родителей младших классов сделали свое грязное дело, оставив механически работающую телесную оболочку для сбора еще одной порции бумажек-списков и совершенно отключив сознание.

Энергии для нимба, крыльев и пропеллера на обратный путь не хватило.

Ползти пришлось медленно и лениво.

Дома, чисто из вредности и для поднятия боевого духа, Мама совершила диверсию по отношению к своему организьму и сделала себе очень неполезный, но компромиссный со своей совестью бутерброд с диетическим хлебцом из воздушного риса и недиетическим сгущенным молоком.

Который покупала для детей, но ест пока почему-то она сама.

Из деньрожденного

Средний и Младший старательно дорисовывают Старшему «подарок» (есть у них такая традиция – на день рождения всем младшие члены семейства в подарок дарят рисунки и другие поделки, сделанные своими руками).

Во-о-от, значит, рисуют, перечисляют по очереди, у кого, когда будет следующий день рождения.

Посчитали Старшенького.

Потом Папу.

После этого дошли и до Мамы.

Тут Средний задумался, притих и ломанулся к входной железной двери, на которой у них все это рисунчатое великолепие висит, прибитое магнитиками.

Достал рисунок, который он Маме сделал на День рождения в позапрошлый раз, и потащил обратно к карандашам и фломастерам, что на столе.

Рисунок действительно чудесный.

Весь в шариках, бантиках и с шикарным разноцветным тортом (мама тортов таких ядовитых цветов в жизни не видела), на котором нарисованы зажженные свечи в виде циферок – очередной Маминой даты (единственное, что Маму в этом рисунке немного огорчало, как и любую женщину, – напоминание о ее возрасте).

В прошлом году Мама уже получила повторно, так понравившийся ей до этого, шедевр изобразительного искусства.

С затертой старой и нарисованной новой последней циферкой.

Когда Средний опять начал стирать в дате «37» семерку и малевать на ее месте уже восьмерку, Мама опешила.

На животрепещущий вопрос: «А зачем?»

Получила такой же лаконичный ответ: «А вдруг забуду».

Ну да, до марта от сентября еще куча времени, конечно, можно забыть перерисовать цифру в мамином любимом рисунке.

А циферки, даже если они свечи на праздничном торте, точность любят.

Мама по профессии бухгалтер, Мама знает.

«И все равно, – упрямо подумала мама, – мне еще только тридцать семь с хвостиком».

* * *

Средний Младшенькому:

– Надо, чтобы он (Старший) взял кого-то из нас на руки – мы ему глаза закроем, пока он будет подходить к торту и задувать свечки.

Младший мечтательно:

– Да-а-а, а вот если бы был еще и папа дома, он бы его (опять же Старшенького) на руки поднял и самого принес свечи задувать.

Старший пытается на доступном им, младшим, уровне опровергнуть заблуждения Младшенького:

– Не, папа меня уже на руки не подымет – я уже большой, а папа старенький.

Мама, слушающая весь этот диалог, подавилась – папе, на минуточку так, сорок два всего лишь.

Пытаясь не заржать, а только похихикать, добавила:

– Папа, конечно, тебя не подымет, у тебя ноги по полу все равно будут волочиться, только про старость ему лучше не говори…

Заметив недоуменный взгляд, пояснила:

– Когда тебе, с Божьей помощью, стукнет глубоко за тридцать – сам поймешь.

Ну и кто из них после этого взрослый?

Дети, как есть дети.

Из туристического-гостевого

Иногда Просто-Маме казалось, что ей с Папиной мамой повезло больше, чем с самим Папой.

Уже полчаса обсуждался вопрос, куда повезти Папину маму и что ей показать.

Папа хотел в Массаду.

Там и горы, разрушенная крепость и торговый комплекс внизу с кафе и магазинчиками для туристов.

Мама пыталась Папе объяснить, что у его мамы уже не тот возраст для гор.

И лучше всего отвезти в Золотой Город к Стене Плача, потом и побродить по старым улочкам можно.

Сами улочки с их бесконечными ступеньками вверх-вниз тоже могли сойти за какие-нибудь горы для особо жаждущих пожилых экстремалов.

Папина мама, по незнанию местности, просто молчала и ожидала вердикта.

Папа своего добился, и вся семья поехала в Массаду.

Проблемы начались еще на подходе.

Стоило только Папиной маме увидеть единственных два пути, по которым можно было подняться в крепость.

Первый – «козья тропа», с теми же беспрерывными очень крутыми щербатыми ступеньками, по которой если начнешь взбираться ранним утром, то хорошо, если к обеду доберешься до места.

Второй не лучше – скользящие кабинки по канатной дороге на такой высоте, что даже у Просто-Мамы вызвали предательские мысли на тему: «А не посидеть ли мне тут – природой полюбоваться».

Что уж говорить о Папиной маме.

Выражение ее лица настойчиво говорило, что все мамы одинаковы и направление мыслей у них работает в одном и том же направлении.

О чем и высказалась собственному бородатому сыночку в пока еще культурных выражениях.

Сыночек, то есть Папа, не внял и начал бомбить свою маму обещаниями неземного рая наверху. Так в горах, на руинах древней крепости.

В общем, когда пришел фуникулер, – под шум толпы Папину маму практически внесли под локотки в качающуюся кабинку собравшаяся кучка новых посетителей.

Где она вцепилась сразу в два поручня и уставилась на Просто-Маму.

Просто-Мама тоже немного тряслась, но искренне пыталась себя уверить, что это всего лишь пол качается.

Кабинка тронулась.

Папина мама принялась буравить взглядом простомамин лоб, в душе наверняка не раз поминая «добрым» словом инициативного сыночка.

Дети и Папа прилипли к окнам. Причем сделали это с таким напором, что показалось, будто кабинка как-то опасно накренилась. Хотя это, возможно, были уже галлюцинации, навеянные страхом.

А Просто-Мама надеялась, что дырки в ее лбу в точке «бурения» все же не будет.

Не передать словами, какой вздох облегчения вырвался у Папиной мамы по прибытию наверх.

Хотя мысль о том, что возвращаться надо будет тем же путем, немного ее радость омрачала.

Но тут уж выбирать не приходилось.

Два часа брожения по развалинам за группой туристов из Польши, которым экскурсовод вещал про «добже», «вогнем» и прочее.

Постоянно летящие в ее сторону фразы «а сфоткай меня еще здесь»…

И голова крутящаяся, как перископ у подлодки, на все 360 градусов с приглядом за детьми (на Папу надежды мало, за ним самим присмотреть не мешало бы)…

Просто-Маму добили окончательно.

Потому пофигистическое отношение ко всему на обратном пути не могло ничто испортить.

Ни раскачивающаяся кабинка от топота особо непоседливых туристов.

Ни Папина мама, решившая в этот раз сделать дырку в Просто-маминой груди.

Ни Папа, которого хотелось придушить еще сильнее, чем после поездки на Мертвое море.

Просто-Маме еще пришлось в ускоренном темпе прошвырнуться с Папиной мамой по всем сувениркам.

Скупить памятные подарки всем родственникам до седьмого колена… «и дяде Вове тоже».

Приготовить материальное подтверждение посещения памятных мест в виде брошюр, диска с фотографиями и карт с экскурсионными путями для Папиного папы.

Заскочить в косметический магазин и поработать переводчиком во время выбора кремов, мазей и солей с минералами Мертвого моря.

В общем, день для Просто-Мамы закончился позднее, чем ожидалось.

Причем значительно.

Из очевидного-невероятного

Купила Мама в начале лета юбку.

И забыла совершенно, вспомнив лишь недавно, когда наткнулась на нее случайно.

Юбка оказалась подозрительно большой и так и норовила слететь с Мамы вниз.

Всем своим видом, можно сказать, существованием пытаясь доказать, что Мама таки похудела.

Мама же в растерянности смотрела на весы, которые в последнее время пытаются ее убедить в совершенно обратном.

Весы электронные, блестяще-стеклянные и, судя по инструкциям, оченно-сильно умные.

И кому после этого верить?

Загадка.

Из призывного

Год назад…

Приходит Старшенький домой, с таким выражением на лице – ну, рай просто.

И с воплями: «Наконец-то, наконец-то…»

На Мамин вопрос: «Что случилось?» – ответа она так и не дождалась.

Чес слово, грешным делом подумала, ребятенок выиграл мульон.

Оказалось, все еще круче (по его скромному мнению)…

Ему пришел тоар ришон по почте (повестка из военкомата на медкомиссию).

Все как полагается – с билетами на автобус в обе стороны, анкетами и рекламкой, в какие части и на каких условиях можно попасть.

Если бы Мама рассказала где-то на постсоветском пространстве, что подросток от радости до потолка чуть не прыгал, когда повестку в военкомат получил, то ее собеседники бы только пальцем у виска покрутили.

К слову сказать, Старшенький даже одно время очень переживал, что ему повестка все никак не приходит.

Все его друзья в классе уже получили, а он еще нет. Печаль, однако.