Kitobni o'qish: «Тринадцатый принц»

Глава 1

Рик чувствовал себя полным дураком. Стоять навытяжку перед сосунком, чуть не вдвое младше его самого – это уж слишком! Конечно, если б он почаще бывал при дворе, все эти условности были, наверное, не столь раздражающи, но отец умудрился избаловать сына, позволяя жить вольной жизнью подальше от реверансов и политеса. Но всему хорошему всегда приходит конец, это Рик уже понял раз и навсегда.

Четыре года назад он столкнулся с первой в своей жизни потерей – внезапно умерла мама. Рик испытал сильнейшее горе, но это печальное событие, как ни странно, не так уж значительно изменило его образ жизни. Он лишь с головой ушел в занятия боевыми искусствами, оттачивая навыки и заглушая в себе боль утраты. Уходил в лес подальше от людских глаз и доводил себя до полного изнеможения, раз за разом повторяя очередной прием ближнего боя. Задыхаясь, валился на траву, и слезы, которые он так старательно душил в себе, вырывались наружу жгучим ливнем, смешиваясь с каплями пота на лице. Рик позволял себе лишь несколько минут слабости и тщательно следил, чтоб поблизости не оказалось случайных свидетелей. Он должен быть сильным, не смотря ни на что. Слезы не достойны настоящего мужчины.

Со временем боль утраты утихла, и Рик даже был рад этому – уже не надо было тщательно скрывать постыдные слезы слабости. Он так заморозил себя к своим четырнадцати годам, что даже отец, исподволь наблюдая за сыном, качал головой, изумляясь силе воли и выдержке своего мальчика. Рик так натренировался делать каменное лицо, что даже статуя Висцериона Великого, торчащая посреди центральной площади столицы, выглядела более человечной по сравнению с ничего не выражающей маской живого мальчика.

Эдун, отец Рика, великан с горой мускулов, обожал своего единственного позднего сынка, но не баловал и не нежил. С малых лет начал обучать сына тому, что умел и любил сам – боевым искусствам: владению мечом, рукопашному бою, умению метко стрелять из лука и арбалета. Одним словом, он готовил из Рика превосходного воина. Благо сынок как-будто был создан для этого – статью и молодецкой удалью пошел в отца, выглядел гораздо старше своих лет, и силой помериться с ним не каждый взрослый рискнул бы. А ровесники уже давно обходили Рика стороной – себе дороже!

Эдун был приближенным короля, официально считался телохранителем Его Величества и наставником всех его сыновей. Сыновей у короля было много, и он сам иногда путался в количестве и именах. По старой традиции имена представителей правящей династии должны были начинаться на букву «В». Немудрено было и запутаться. Поэтому король, ничтоже сумняшеся, величал принцев: Первый, Второй и так далее. Его супругу Эвелину такое легкомысленное отношение весьма раздражало. Королева поджимала губы и всем своим видом показывала, что ей надоели несносные шутки супруга.

Надо сказать, что первые шесть сыновей были от первой супруги короля, безвременно ушедшей двадцать пять лет назад, и в которой он души не чаял, остальные – от второй супруги, прямо скажем, навязанной ему министрами из политических соображений. Король хоть и скорбел по дражайшей первой супруге, но, судя по всему, не пренебрегал супружескими обязанностями со второй, и сыновья добавлялись с завидным постоянством, пока вторая жена не вышла, наконец, из детородного состояния по возрасту своему. И не сказать, чтобы король был сильно удручен сим фактом.

Его Величество легкомысленно заявлял, что он свою миссию по вопросу престолонаследия выполнил и перевыполнил, а остальное – уже не его дело. Он упорно не желал замечать всей серьезности создавшейся ситуации, по сути пустив все на самотек. И вокруг самым естественным образом забурлили страсти и интриги заинтересованных в престолонаследии лиц и сообществ. И всем, кроме благодушно почившего на лаврах короля, было понятно, что добром это не кончится.

Эдун был далек от политики и по статусу и по убеждениям, но и до него доносились слухи о подковерной борьбе кланов, развернувшейся вокруг престола. Некоторые представители закулисья даже пытались подобрать ключики к Королю через Эдуна, зная, что тот является его близким другом еще с незапамятных времен их молодости, проведенных в бесчисленных военных походах. При дворе доподлинно знали, что Эдун – единственный человек, имеющий влияние на короля Видариона Непоколебимого.

К чести самого Эдуна, он никогда не пользовался своим влиянием, просто искренне любил своего друга и короля, вспоминая как в далекой молодости прикрывал его в сражениях, делил с ним на коротких привалах одно одеяло и один сухарь на двоих. Давно это было! С тех пор оба остепенились, враги, постоянно одолевавшие их в юности, куда-то подевались, воевать стало не с кем, все реже и реже удавалось размяться в настоящем бою.

А ведь когда-то бились на равных! Видарион, хоть и пониже Эдуна, но кряжист и силен, как зубр. И наставник у них был один на двоих, бесподобный Ингурд-ПройдиМимо. Это прозвище он получил за свой излюбленный прием, позволяющий при помощи пары скупых движений провести мимо себя идущего лоб в лоб противника, будь то здоровенный бугай с дубиной или дикий зверь с когтями и клыками.

Теперь же Видарион разменивал уже шестой десяток, Эдун не на много отставал, и все чаще они предавались воспоминаниям об ушедшей молодости под кружечку темного пивка или чего покрепче. Порой король, улизнув с какого-нибудь дворцового церимониала и захватив с собой пару кувшинов забористого, темными переулками крался к дому своего закадычного друга, при этом все, кто случайно сталкивался с королем, усиленно делали вид, что не узнают своего правителя и старались по-быстрому убраться подальше.

В последнее время Эдун вдруг сильно сдал, видимо, сказалась смерть любимой жены. И король все чаще тайком пробирался в дом своего верного телохранителя с неизменными кувшинчиками в руках. Вот и сейчас, распивая принесенный живительный напиток, Видарион с болью подметил нездоровую худобу и бледность когда-то пышущего здоровьем и силой друга-великана, его дрожащие руки, и осознал, что недолго уже им осталось вот так сидеть у камина, разговаривать обо всем на свете, вспоминать былое, мечтать о будущем. И правитель огромного королевства, отец целой дюжины сыновей, внезапно испытал самый настоящий панический страх, что вот он скоро останется один, совсем один на всем белом свете.

Видарион в порыве схватил друга за руку. Эдун сперва не понял, но внимательно посмотрев в глаза короля, виновато отвел взгляд. Король сконфуженно крякнул и засуетился, разливая пиво по кружкам.

– У меня есть к вам просьба, Ваше Величество,– мягко произнес Эдун. – Вы позаботитесь о моем Рике?

– Ты мог бы и не спрашивать, мой дорогой друг, – король укоризненно посмотрел на собеседника. – Я уже давно хотел обсудить с тобой этот вопрос. Я бы хотел приставить Рика к моему младшему. Ты в курсе проблемы. Как ты, одобряешь?

– К Виго? Сколько ему сейчас, лет девять?

– Уже десять, – король виновато засопел. – Ты знаешь, сколько сплетен вокруг него, вокруг его происхождения, и я ничем не могу ему помочь. Не могу же я поотрубать головы половине королевства, чтоб заткнуть всем рты.

– Бедный малыш! – Эдун покачал головой. – Он, должно быть, очень одинок…

Король сердито фыркнул.

– Ты меня хочешь в чем-то обвинить?

– Да вы что, Ваше Величество! Как вы можете такое говорить… Я и сам скоро оставлю своего сына в полном одиночестве…

Король засопел еще сильнее.

– Вот им вдвоем – самое то! Ты знаешь, Эдун, я надеюсь, что они станут друг другу такими же хорошими друзьями, какими были мы с тобой. Я очень на это надеюсь. М-да…

Глава 2

Уже прошло две недели после смерти отца, но Рик каждый вечер, когда появлялось немного свободного времени перед сном, приходил к месту захоронения. Здесь, под сенью густых акаций, тянулась нескончаемая вереница каменных надгробий. Собственного склепа у семьи Рика не было. Простолюдинам, да еще пришлым, не полагалось по статусу. Но все же, в память о своем соратнике и единственном друге, король не позволил похоронить его прах на обычном городском кладбище.

Эдуна похоронили в месте, где покоились дворцовые служащие, удостоенные особых почестей и привелегий, любимцы королей, добившиеся при жизни великой благосклонности монарших особ. Это, благодаря неписанному правилу, повелось еще со времен основателя династии В, к которой принадлежал и нынешний король Видарион Непоколебимый. Сюда же по приказу короля перенесли и останки любимой жены Эдуна, Дэнельзы, матери Рика. И сюда же с некоторых пор зачастил сам безутешный монарх с неизменным кувшинчиком забористого.

Рик не видел короля с похорон отца. И не сразу узнал его в сгорбившемся старике, методично прикладывающемся к кувшину и бурчащему что-то себе под нос. Рик хотел тихонечко повернуться и уйти, чтоб не потревожить короля, ведущего то ли диалог с мертвецом, то ли монолог с самим собой, но под ногой предательски скрипнул камешек, заставив парня испуганно замереть на месте. Бормотание резко стихло. Рик поднял глаза. Король поманил его пальцем.

Рик подошел и преклонил колено. Король молча смотрел на него с непонятным выражением лица. Потом дал ему знак подняться и подойти ближе.

– Часто сюда приходишь? – король склонил голову, с легкой усмешкой наблюдая за Риком.

– Когда есть свободное время, Ваше Величество, – настороженно ответил Рик, ожидая подвоха.

Но король отвернулся, как будто вполне себе удовлетворенный ответом, и замолчал, задумчиво вперив взгляд в надпись на надгробном камне. Рик решил воспользоваться тем, что король отвлекся, и ретироваться подобру-поздорову. Король шевельнулся:

– Ты уже подружился с Виго?

Рик оторопел:

– Э-э… ну-у… я выполняю свои обязанности…

– Будь чуточку добрее к нему. Принцу не нужна прислуга, ему нужен друг, просто хороший и верный друг. Твой отец тоже хотел, чтоб вы подружились.

– Я постараюсь, Ваше Величество, – Рик не знал, что и думать.

Король кивнул и жестом приказал ему удалиться. Рик поспешил ретироваться, пока король не начал опять свои странные речи. Друг… Как он себе это представляет? Стать другом молокососу, который за всю жизнь палец о палец не ударил? Да это просто маленький напыщенный слюнтяй, которому всю жизнь сопли вытирали специально обученные люди.

Раздосадованный Рик вернулся в комнату Тринадцатого принца, в которой ему был отведен отдельный закуток с лежанкой. Шмыгнул за ширму и затаился, прислушиваясь. У принца было тихо, только слышно было дыхание спящего да трели цикад за окном. «Как же я влип-то во все это?!» – раздражение Рика все нарастало. – «Ходить за этим щенком, как за малым дитем, прикидываясь грозным телохранителем! Да от кого его охранять, кому он, вообще, нужен-то!» Рик все больше распалялся. Как отец так мог подставить его, уговорив стать личным телохранителем и наставником этого мелкого?! Если б не предсмертная просьба отца, Рик наплевал бы даже на приказ короля! Давно бы уже ушел и жил вольной жизнью, а не прозябал бы здесь на посмешище всему двору. Грозный телохранитель принца так разошелся, что уже мечтал сам прихлопнуть охраняемое тело, но тут ему послышался тихий всхлип. Рик навострил уши, но больше подозрительных звуков так и не услышал.

На следующее утро все было как обычно. Но Рик, к своему собственному немалому удивлению, стал обращать внимание на те вещи, которые до сих пор просто не замечал. Или не обращал внимания? И комната Тринадцатого принца по размерам и убранству была больше похожа на келью монаха, чем на место обитания члена королевской семьи. И камзольчик на нем, хоть и бархатный, но весьма потертый, и заметно, что с чужого плеча. И кормят этого недоноска так, будто хотят, чтоб он остался хлюпиком и зачах на корню. Что-то здесь нечисто!

Невольно Рик начал присматриваться к Виго повнимательней. Мелкий, худосочный, в мешковатой одежде и разношенных старомодных туфлях, он больше походил на бродяжку, чем на титулованную особу. Только надменное выражение лица, совсем не подходящее к остальному облику, мешало подойти к этому задохлику, дать затрещину и послать на кухню.

Хотя было еще что-то неуловимое в чертах его лица, что давало понять, что этот мальчик далеко не простолюдин: некое благородство черт, утонченность и своеобразная красота. Даже Рик, скрепя сердце, вынужден был признать это. Темно-каштановые волосы обрамляли бледное, неулыбчивое лицо, всегда плотно сжатые губы придавали лицу обычное для него надменное выражение, но на этом не по-детски серьезном лице выделялись большие глаза необычного фиолетового цвета. Длинные пушистые ресницы(как у девчонки!) вкупе с необычным цветом глаз придавали лицу мальчика таинственность и некий ускользающий флер неопределенности. Никогда нельзя было понять какие эмоции в данный момент времени он испытывает: радость, гнев, страх… (или он вообще бесчувственный чурбан с глазами!)

Рик сам неплохо умел надевать каменную маску безразличия, но его часто выдавали глаза. Если он испытывал сильные эмоции, то как бы ни старался, его чувства можно было легко прочитать по глазам. По крайней мере отца никогда ни в чем невозможно было обмануть, никакая маска не мешала тому считывать сына на раз. А уж для мамы Рик всегда оставался открытой книгой. Ну, он тогда и сам был мелкий еще.

Рик дождался пока принц закончит свой скудный завтрак, и замызганная девчонка, приставленная к нему служанкой, не утащит грязную посуду, и повел Виго в тренировочный зал. Зал в это время обычно пустовал. Рик специально выбирал это время для тренировок принца. Меньше позора! Этот худосочный поскребыш абсолютно ни на что не способен! Тренировочный деревянный меч он в руках держать не может, стойку правильно он принять не может, не говоря уж о том, чтоб элементарно сделать выпад или отбить вражеский меч. Здесь просто о спарринге не могло быть и речи. Ни в ближайшем будущем, ни в далеком тоже.

Рик давал принцу самые простые упражнения: на растяжку, на поддержание мало-мальски спортивной формы. Пока Виго с надменным выражением лица приседал и отжимался, Рик отходил в дальний угол и начинал разминку с мечом. Постепенно тело, дорвавшись до излюбленного занятия, входило в раж, все существо Рика наполнялось ликованием, отточенные годами движения были четкими и выверенными. Рик в эти моменты забывал обо всем на свете. Сделав очередной выпад и отбив удар воображаемого противника, Рик повернулся в сторону принца, и его внезапно поразил горящий взгляд Виго. Принц сидел на полу, напрягшись всем телом, и восхищенно смотрел на Рика. На обычно бледном лице мальчика сейчас полыхал румянец. Рик в растерянности сбился с шага и чуть не растянулся во весь рост, но все-таки успел сгруппироваться и упал на одно колено, опершись на меч. Восхищение в глазах мальчика сменилось ужасом, он побледнел и резко отвернулся, неуклюже пытаясь сделать вид, что занимался растяжкой.

Рик притворился, что ничего не заметил, погонял принца трусцой по периметру зала, заставил пару раз пробежать с ускорением, одобрительно хмыкнул и на этой высокой ноте завершил тренировку. Отвел принца в купальню, и пока тот плескался за ширмой, наскоро сполоснулся сам. Дождавшись, пока Виго, помытый, с мокрыми волосами и надменным выражением лица, выйдет из-за ширмы, Рик проводил его в комнату и оставил дожидаться обеда. А сам решил устроить пробежку по территории дворцовых построек. Пары кругов по периметру вполне достаточно, чтоб сбросить пар. Его телу, привычному к постоянным нагрузкам, было недостаточно того, что обычно хватало среднетренированным людям. Тело требовало движения, душа – подвигов. Но с такой жизнью и того и другого была острая нехватка.

Как было бы здорово, если б на дворец напали враги! Рик сражался бы как лев и ценой своей жизни защитил короля! Нет, ценой жизни – как-то чересчур. Лучше спасти всех, остаться в живых и потом принимать почести всю оставшуюся жизнь! Стать великим полководцем и выигрывать битву за битвой! Рик не успевал за собственными мечтами, ноги несли все быстрее и быстрее, за спиной расправлялись орлиные крылья. Даже не заметил, как пробежав два полных круга, чуть не пошел на третий. Вовремя спохватился, вернулся на бренную землю и пошел выполнять свою великую миссию по охране Тринадцатого принца от незнамо кого. Наверное, на всем белом свете не сыскать таких придурков, которые вдруг ни с того, ни с сего согласятся напасть на этого Тринадцатого заморыша.

Искупавшись после пробежки Рик вернулся в комнату принца как раз к обеду. Обед, который мало отличался от скудного завтрака, принесла все та же замухрышка. За две недели жизни здесь Рик ни разу не нашел ни одного кусочка мяса в тех порциях еды, которые приносили им двоим. Печаль! «Не знаю как мелкому, а мне сейчас точно не помешала бы жареная перепелка», – мрачно подумал Рик, глядя в миску с мутной похлебкой неизвестного происхождения, и посмотрел на Виго. Тот ел все с тем же надменным выражением лица, при этом можно было подумать, что он сидит за прекрасно сервированным столом и вкушает самые изысканные блюда. И как он так умудряется?

В свои четырнадцать Рик привык решать насущные проблемы кардинально. Для него никогда не существовало таких омрачающих жизнь понятий, как «неэтично», «не положено», «некрасиво» и тому подобных ненужных заморочек. Хочется мяса? Значит надо его добыть. И сделать это пока живот к позвоночнику не прилип окончательно. К тому же давно не расчехлял свой лук, аж руки чесались.

В столице под страхом смертной казни запрещено расчехлять какое-либо оружие: луки, мечи, арбалеты. На пропускных пунктах перед входом в город все оружие у вновь входящих проверялось и пломбировалось. А уличный патруль при проверке наличия пломбы на личном оружии имел право арестовать любого, если таковой не обнаружит. А потом дознание, пытки – в общем, себе дороже!

Конечно, у каждого правила есть свои исключения. Оружие без пломбы дозволялось носить городской страже – от патрульных до вышестоящего командования, Кавалерам Ордена Креста и Розы, членам Королевской семьи и телохранителям высокопоставленных особ. Рик официально числился телохранителем Тринадцатого принца, и бирка, удостоверяющая сей факт, у него имелась. Но что здесь во дворце, по воронам стрелять что ли? Какой интерес? Можно было, конечно, ходить на стрельбище на территории дворца, и Рик обязательно туда пойдет в следующий раз. Но сейчас-то речь совсем о другом… Сейчас-то речь о чисто гастрономическом интересе. И этот интерес с каждым днем становится все более животрепещущим. В животе заурчало. Рик успокаивающе погладил его, мол, потерпи. Телохранительские выплатят еще не скоро. Поэтому план приобрел окончательную форму и отмене не подлежал.

Самой неприятной и ставящей под сомнение все предприятие частью плана являлась часть официальная. Но дело того стоило, и Рик, бодрым шагом подойдя к принцу и сделав каменное лицо, отрапортовал:

– Ваше Высочество, я должен отлучиться по очень важному делу, вернусь к вечеру. Благодарю вас, Ваше Высочество! – и не давая ошарашенному принцу вставить слово, и удивляясь собственной наглости, Рик вышел за дверь этой осточертевшей кельи, по-уставному печатая шаг, и культурно прикрыл за собой дверь.

Свобода! До этого момента Рик даже не осознавал до конца, как же все-таки он тосковал по ощущению независимости и личной свободы. А ведь прошло всего две недели с тех пор, как он стал служить во дворце, и уже все надоело до чертиков! Выйдя с территории дворца, Рик прошел кратчайшим путем через ряды лавочников, торгующих всякой всячиной, к городским воротам, стараясь не сильно озираться по сторонам. За две недели на постных щах у парня выработался рефлекс повышенного слюноотделения на любую вкуснятину, а зазывалы, как назло, так и терлись вокруг, зычно нахваливая пироги и кулебяки. Чуть не захлебнувшись слюной Рик выскочил за ворота.

С попутной повозкой доброго мирянина Рик добрался, наконец, до Вензоррского леса. День был солнечный, но не жаркий. Самое то для охоты на перепелов. Рик расчехлил лук, проверил стрелы и медленно пошел вдоль кромки леса, удаляясь от шумной дороги в луга. Ему вскоре повезло наткнуться на стайку перепелок, и ловко подстрелив трех из них и промахнувшись по четвертой, он был несказанно рад и этому. По скорострельности Рик не уступал самым лучшим лучникам королевства, и это сейчас обеспечило ему прекрасный ужин.

Довольный собой стрелок ушел поглубже в лес и с комфортом расположился на опушке. Развел огонь между корней большого платана, стоящего чуть на отшибе. Недалеко журчал небольшой ручей с чистой водой. Идеальное место! Пока ощипывал и потрошил перепелов, вернулся почему-то мыслями к своему подопечному. Что-то не давало Рику покоя, и он не мог понять что именно – раздражающее ощущение! «Что с ним не так?» – размышлял Рик, нанизывая очередного перепела на ивовый прут.

Понятно, что у старших сыновей короля от первого брака давно уже были свои семьи, и все они занимали важные посты… где-то на периферии, подальше от столицы. Сыновья от второго брака все кучковались во дворце вокруг своей матери, королевы Эвелины. Она всем устроила непыльные местечки в столичных департаментах на должностях, не требующих каких-либо сверхусилий, но дающих при этом явные и скрытые преимущества. Даже своему предпоследнему, двадцатилетнему оболтусу Варениану, которого за глаза все называли «Вареником», выбила должность Смотрителя Дворцовой Ратуши. Но это тоже понятно.

Почему же такое наплевательское отношение у столь заботливой матушки к своему младшенькому? Ведь он же еще малец совсем, и ему, как никому другому, требуется любовь и ласка родительская. Получается ни королю, ни королеве нет до Тринадцатого принца никакого дела. А вот это уже совсем непонятно… Но опять же, судя по словам короля тогда на могиле отца Рика, он все же переживает за своего поскребыша. Но почему-то предпочитает намекать об этом постороннему человеку, а не обеспечить своей властью достойную жизнь своему же отпрыску. Почему принц крови живет в черт-те какой дыре, не доедает, не допивает, донашивает за кем-то обноски? Что происходит?

Ломая голову над этой загадкой Рик чуть не спалил перепелов, чертыхаясь, выхватил их из огня, разложил на подготовленные листья лопуха и, убедившись, что подгорела только кожица с одного бока, облегченно выдохнул. «Черт бы побрал этого Тринадцатого сопляка», – вонзая зубы в первого перепела проворчал Рик. – «Чуть без ужина не остался». Не заметив даже ,как обглодал первого, тут же прикончил второго, и клацнув зубами на третьего, почему-то внезапно отложил его в сторонку. Перед глазами встал худосочный и бледный Виго, царственно хлебающий постную похлебку. «Тьфу ты, провались!» – чертыхнулся все еще голодный Рик и начал заворачивать оставшуюся перепелку в листья лопуха. Сложив сверток в сумку, затушил костер, попил из ручья напоследок и стал выбираться из леса на дорогу.