Kitobni o'qish: «Битва за Кавказ. Неизвестная война на море и на суше», sahifa 3

Глава 3

После празднования Дня 1 мая 1941 года Николай Герасимович возвратился домой несколько раньше, чем обычно. Поужинав с семьей, он прилег отдохнуть, но сон не шел. Ему вспоминалось его участие в гражданской войне в Испании 1936 г. и та странная встреча, которая произошла недалеко от Картахены.

…К причалу порта подходили транспорты с оружием; во внутренней гавани находился арсенал, окруженный высоким кирпичным забором. С пришедших транспортов уже разгрузили партию советских танков, и по всему городу только и шли разговоры об этом. А когда танки появились на улицы Картахены, жители приветствовали их различными возгласами.

После одного из разговоров с Мадридом, вернее, с ответственным работником по поставкам вооружений республиканцем Индалесио Приетто, Николай Герасимович принял решение прогуляться в тенистой аллее некогда прекрасного курорта. Медленно прогуливаясь, он обратил внимание на то, что с ближайшей скамьи навстречу ему поднялся человек; подойдя, незнакомец поздоровался.

– Дон Николас, здравствуйте… конечно, вы меня не знаете… Вам рекомендуется прочесть содержание этого пакета, и, прошу, не спешите выбрасывать его. Вы познакомитесь с историей Русского флота, которую вам не преподавали в Военно-морском училище большевистской России. И еще: прошу не считать это провокацией со стороны чекистов. Я знаю, вы осторожно относитесь к этой… организации… и правильно делаете… Не буду говорить о том, кого я представляю, скажу лишь, что в канун Первой мировой войны я закончил Морской корпус и служил в разведотделе Адмиралтейства. Мне, как и моим товарищам, известна установка определенных сил в США и в Европе, влияющих на то, чтобы вождь большевиков Сталин ставил на первые посты в армии и на флоте людей, подобных вам, а в окружение подбирал, скажем так… людей совершенно противоположных… чтобы вы находились под постоянным контролем их… со временем вы поймете, кто они… Скажу больше: ваша кандидатура после возвращения из Испании будет рассматриваться на пост командующего одного из флотов с перспективой дальнейшего перевода в Москву.

Не давая Кузнецову возможности что-либо ответить или спросить, незнакомец, успевший за короткий монолог невольно расположить к себе, изящным движением приподнял шляпу и, откланявшись, исчез.

Николай Герасимович невольно оглянулся, поймав себя на мысли, что человек этот выбрал прекрасное место в плане конспирации. Но тут же иная мысль остро пронзила мозг: а что, если это тщательно организованная провокация чекистов? – тогда следует, не распечатывая увесистый пакет, передать его в органы. Сунув полученный пакет под мышку, он решительно направился к своему особняку, но чем ближе подходил к дому, тем все медленнее становились его шаги, и простое человеческое любопытство вкупе со сформировавшимся уже воинским профессионализмом потребовали от него перво-наперво взглянуть и ознакомиться с содержимым бумаг…

Николай Герасимович поднялся с дивана и направился в спальню к супруге Вере Николаевне, которая, зная чрезвычайную занятость мужа, все же с трудом привыкшая к его длительным отсутствиям, старалась не показывать тревоги. Ревновала ли она его? Не исключено, на то она и женщина, которая любит.

Н. Г. Кузнецов – высокий, со слегка раскосыми глазами, с красивым баритоном, в ладно сидящей на нем форме моряка – всегда привлекал внимание не только ярко выраженной внешностью помора, но и культурой обращения с людьми. Впрочем, он не давал супруге повода для расстройства и, казалось, был всецело поглощен делами флота… А в этот Первомайский день, вернувшись с торжеств хмурым, он с трудом улыбался за столом, мало говорил, почти не ел и вскоре ушел в свой кабинет. И вот наконец, спустя немногим более двух часов, отбросив все тяжелые мысли, он вошел в ее спальню…

Еще только забрезжили первые лучи солнца, как Николай Герасимович поднялся, принял душ, выпил свежий чай и еще через полторы-две минуты автомобиль уносил его в Штаб флота.

А на четвертый день после этого – 5 мая 1941 г. – в Кремле состоялся прием выпускников военных академий Красной армии и флота, на котором Сталин выступил с «секретной» речью, заявив, что «война с Германией начнется не раньше 1942 года», т. е. по завершении пятилетки.

Если судить об этой фразе с высоты нашего времени без учета разнообразных нюансов, то Сталин, сделав такое заявление, «совершил политический просчет» и ошибся в сроках начала войны.

Но так ли это?

Представим себе Кремль, Георгиевский зал или Грановитую палату и сидящих академиков, как тогда называли выпускников военных академий. Не сотни, а тысячи пар вожделенных глаз, отрешившись от всего мира, сопровождают малейшее движение вождя, не сотни, а тысячи ушей внимают его словам и… вождь своим заявлением снимает напряжение с выпускников, ставит перед ними задачу: не сегодня. Кроме того, Сталин знает, что как бы ни старалась контрразведка, а среди этих выпускников могут оказаться враги, и любой срок, произнесенный им, станет достоянием общественности. А чтобы это предотвратить, надо сделать коварное заявление именно перед элитой вооруженных сил, которых на протяжении всей учебы в академиях готовили только к наступательным операциям против врага; наступать – иного понимания дальнейшей миссии для своих учеников профессорско-преподавательский состав не предусматривал.

В Кремле Сталина слушают не только выпускники и ученые, но и высшее политическое руководство партии и правительства, высший командный состав Красной армии и РККФ, среди которых и адмирал Н. Г. Кузнецов.

О выступлении Генсека проинформированы все командиры соединений и объединений армии и флота, но среди слушателей – и те, кто по приказу Сталина должны осуществить утечку некоторых моментов речи вождя. При этом он не сомневался, что найдутся и те, кто эту утечку осуществит самостоятельно. Не исключено, что удастся выявить всех «незапланированных» возможных информаторов противника и через них дезинформировать противную сторону, вводя в заблуждение в части, касающейся осуществления плана «Гроза».

Речь Сталина не была опубликована в печати; но ее содержание знают тысячи людей, слушавших его. Это не парадокс, а тщательно спланированная акция, и Николай Герасимович оставляет потомкам запись, что тогда же была разработана директива Генштаба: «…очень важная директива, нацеливающая командующих округов и флотов на Германию, как на самого вероятного противника в будущей войне» (из книги «Накануне»). Директива от 5 мая была отдана, но срок начала войны в ней не указан, указано лишь, что следует ждать условного сигнала и быть готовым в любой момент начать боевые действия. Эта фраза, помимо всех поступавших сведений, более всего беспокоила военное командование Германии, результатом чего стало введение в действие плана «Барбаросса», действие, припавшее на срок за две недели до ввода плана «Гроза».

На основании секретной директивы от 5 мая 1941 г. уже 15 июня были отданы приказы командованию соединениями и объединениями Красной армии; круг посвященных расширился до нескольких сотен командиров. А за день до этого – 14 июня 1941 г. ТАСС передает сообщение о том, что СССР не собирается нападать на Германию и перебрасывает часть сил армии в западную часть страны в связи с учениями. Тогда как генералам отдается приказ в любой момент быть готовыми к захвату чужой территории.

Но командование вермахта, как и политическое руководство Германии, усомнилось в подобном заявлении советского правительства, как и в том, что СССР нападет на Германию только в 1942 году.

13 июня 1941 г. (день подписания документа, известного как сообщение ТАСС) является одной из переломных дат в истории СССР. Ибо в этот день по всей стране началась титаническая работа по переброске такого огромного количества войск, что с этой задачей едва справлялся наркомат путей сообщения. Задействованными оказались почти все наркоматы и ведомства советской страны. В этой обстановке в военных штабах столицы царило жесточайшее напряжение, связанное с небывалой тайной передислокацией войск, которые должны были образовать Второй стратегический эшелон Красной армии. Численный состав его составлял около 80 танковых, моторизованных и стрелковых дивизий, не считая десятков отдельных полков и сотен отдельных батальонов.

Напомним, что состав Первого стратегического эшелона состоял из 16 армий, в которые входило более 190 дивизий и самая мощная группировка армии, сосредоточенная на румынской границе, имевшая целью отрезать нефтепромыслы Плоешти от Германии.

13 июня 1941 г. были также осуществлены некоторые шаги сталинской дипломатии. Так, в Лондоне состоялась встреча советского посла Ивана Михайловича Майского с министром иностранных дел (Форрин Офиса) Энтони Иденом, на которой Майский разыграл спектакль с топаньем ног и требованием отозвать британского посла в Москве Криппса. Когда впоследствии Майскому задали вопрос, с чем связана подобная бестактность его поведения, он ответил, что… встреча прошла в дружественной обстановке на пользу народам двух стран.

Одновременно советские дипломаты вела переговоры с Германией о Польше. Были также осуществлены встречи на уровне советского посла и руководства Госдепа США.

Буквально через несколько часов после сообщения ТАСС рано утром 14 июня 1941 года Николай Герасимович, приехав на службу, сразу же углубился в чтение оперативных документов и сводок, пришедших с флотов. К сожалению, они не радовали; о предварительных результатах учений сообщал из Севастополя начальник ГМШ адмирал Исаков; отдельная информация об этом от командующего вице-адмирала Октябрьского пока не поступила.

Николай Герасимович взглянул на аппарат ВЧ, собираясь позвонить в Севастополь, как дверь приоткрылась и вошел член Военного совета – начальник Главного управления политической пропаганды РККФ, армейский комиссар 2-го ранга Иван Васильевич Рогов. Поздоровавшись, Иван Васильевич сообщил о своей встрече с членом Военного совета РККФ, членом Политбюро ЦК ВКП(б), секретарем ЦК ВКП(б), первым секретарем Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) Андреем Александровичем Ждановым, с которым они обсудили тему дальнейшего укрепления партийной линии на кораблях и в частях флота.

Кузнецов, хорошо зная заместителя по политчасти и ничем не выказывая своего отношения, отодвинув рабочие документы, приготовился слушать. Тот, воспользовавшись этим, сразу же начал повествовать, да так, словно перед ним был не нарком Военно-морского флота, а выпускник училища, только что одевший китель с нашивками лейтенанта:

– Вот вам расклад… товарищ Сталин, подчеркивая особую значимость нашей партии, имеет в виду, что наверху ее руководящие слои составляют около 4 000 высших руководителей. Я бы это назвал генералитетом нашей партии. Далее идут 40 000 средних руководителей, что образно можно сравнить с командирами Красной армии и флота. Еще ниже насчитывается около 200 000 низшего партийного руководящего состава. Это, можно сказать, наше партийное офицерство…

Николай Герасимович читал об этом в газете «Правда» еще 29 марта 1937 г., не единожды и Рогов распинался на подобную тему; ни единым мускулом на лице не выдал нарком своего неудовольствия и продолжал внимать интерпретации газетной статьи устами начальника Главного управления политпропаганды.

– Как вы помните, партия, чтобы не загнивала, осуществила чистки в своих рядах. После чего начала новый этап, и этап этот пошел с конца 38-го года, с XVIII съезда ВКП(б). Мы должны иметь в виду, что структуры партии: райкомы, горкомы, обкомы, крайкомы, ЦК союзных республик – это властные структуры государства. И действуют они централизованно… Ну а в наших флотских структурах все коммунистические ячейки должны действовать с утроенной силой. …через военные отделы наша партия осуществляет контроль всего процесса подготовки к войне, контролирует мобилизационные запасы, перевод промышленности, сельского хозяйства, связи и транспорта на военные рельсы. Партия руководит сложнейшим и архитрудным процессом подготовки всего нашего народа к войне. Вы, Николай Герасимович, не могли не заметить, что в последнее время все партийные работники, начиная от ЦК ВКП(б) до низовых партийных звеньев одели серо-зеленые защитные гимнастерки и портупеи, да обули командирские сапоги, а? Вот ведь как, ЦК партии укрепил флотские и воинские ряды своими кадрами. Какова взаимосвязь! – в начале 1941 года организован был набор генералов и адмиралов в кандидаты и члены ЦК ВКП(б). Так грань между партией и вооруженными силами практически стерлась…

Николай Герасимович, слушая собеседника, наверняка пришедшего не только поговорить, но и так, по долгу службы, присмотреть за ним, никак не реагировал, если не считать легкого утвердительного покачивания головой. Пока ничего нового Рогов не сказал; конечно, Кузнецов знал, что помимо 4 000 коммунистов, которые были определены на политработу в РККА и флот, в августе 1939 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло ряд важнейших постановлений, после осуществления которых в том же году в армии и на флоте в числе руководящих политработников было уже 190 000 коммунистов. А к маю текущего, 1941 года, армия коммунистов составляет уже более 600 000!

Итак, 4 000 коммунистов послали на партийную работу на уровень рот и кораблей 4-го и 3-го ранга, а также в боевые части кораблей 2-го и 1-го ранга. Но в 1939 г. было внесено предложение о ликвидации должностей политработников на ротном уровне, после чего эти должности стали сокращать. Что из этого получилось? После этой реорганизации количество солдат и матросов увеличилось более чем в 6 раз, а число политработников сократилось в 5 раз, ведь на уровне батальона, командира корабля 3-го ранга остался только один политработник. В этом, казалось бы, суть экономии, ибо из высвободившихся людей можно сформировать боевые подразделения. Но… это если считать в количественном соотношении относительно рядовых солдат. А политработник, как не раз утверждал и Рогов, «стоит десяти, а то и более красноармейцев и краснофлотцев». Исходя из подобной оценки, были пересмотрены подходы формирования политработников в РККА.

– А помните, – все еще продолжал говорить Иван Васильевич, – 13 марта 1940 года вышло постановление «О военной переподготовке и переаттестовании работников партийных комитетов и о порядке их мобилизации в РККА»? Я еще принимал активное участие в его разработке. В соответствии с этим постановлением и указаниями товарища Сталина, «ответственные работники аппарата ЦК ВКП(б) находятся на персональном учете обоих военных наркоматов и мобилизуются для работы в армии и на флоте решением ЦК ВКП(б) по представлению военных наркоматов и управления кадров ЦК ВКП(б)»… как видите, я даже текст помню дословно.

Иван Васильевич еще долго мусолил прописные истины, отвлекая наркома ВМФ, но Николай Герасимович постепенно переключился на другие мысли, хотя лицо его выражало полнейшее внимание к словам «достойного представителя ЦК партии в Военно-морском флоте»…

А буквально через 2–3 дня выйдет новое постановление ЦК ВКП(б) об очередном оргнаборе коммунистов на партполитработу в армию и на флот. И Кузнецову было понятно с чем это связано, – Сталин и высшее руководство партии и страны все еще сомневаются в полной надежности рядов армии и флота… Но опасно не это; опасения вызывает то, что те военачальники армии и флота, которые не оказались в лагерях, не исключено, могут допускать крамольные мысли (даже не высказывать, а допускать!), а потому их «нормальное, правильное» состояние по отношению к высшему руководству партии должны обеспечить партпредставители на всех уровнях воинской власти.

Нарком вспомнил, что точно так было в августе 1939-го на границе с Польшей. Да, точно так же… спустя 19 дней после постановления о призыве номенклатурных работников ЦК ВКП(б) в РККА, вооруженные силы СССР нанесли удар, «присоединив» Бессарабию, Молдавию, западные районы Украины и Белоруссии, а также Эстонию, Латвию и Литву… и если сопоставить, то… и сейчас, после вышедшего постановления… в условиях, когда идет планомерное сосредоточение советских войск по всему периметру западной границы с Германией и Румынией…

А тем временем начальник Генштаба Красной армии Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников после короткой встречи в кабинете у Сталина, подытожил:

– Товарищ Сталин, прошу вас меня отпустить, и в час ночи я доложу свое мнение по поставленной вами задаче.

Вождь взглянул исподлобья:

– Хорошо, Борис Михайлович, скажите, мы правильно делаем, что рассматриваем вопрос о восстановлении института комиссаров в Красной армии?

– Да, товарищ Сталин, с вами нельзя не согласиться. Восстановление института комиссаров, особенно в первые дни осуществления операции «Гроза», потребует значительного контроля действий наших генералов, в которых уже в настоящее время ощущается некоторый дефицит. Поэтому я полагаю, что буквально с 20 по 25 июня в строй должны быть возвращены ряд военачальников, которые, на мой взгляд, не совершили ничего предосудительного по отношению к нашей партии и народу, и их следует освободить из мест заключения. А чтобы быть спокойными, к ним и надо приставить опытных политработников, прошедших боевую и политическую закалку под непосредственным руководством члена Политбюро ЦК ВКП(б) Лаврентия Павловича Берия. Освобождение таких военачальников, список которых я вам готов представить немедленно и за которых я ручаюсь, следует проводить поэтапно. И чтобы дать возможность этим людям восстановить здоровье, их вместе с членами семей нужно отправить в санатории Подмосковья, Кавказа и Крыма… уверен, они почувствуют, что вами им оказано высокое доверие. После пережитого у каждого из этих военачальников возникнет огромное чувство благодарности лично вам, товарищ Сталин, за то, что вы персонально разобрались в деле каждого из них… и они проявят столь высокую преданность вам, о которой не может мечтать никакой другой человек.

Маршал открыл папку, чтобы при положительном решении со стороны вождя тут же подать список с графиком освобождения осужденных военачальников. Он рисковал, но для него игра стоила свеч; он понял, что вытребовать военачальников из лагерей можно было только согласившись на присутствие возле них сверхбдительных обученных надсмотрщиков-комиссаров.

– Что ж, Борис Михайлович, вы как всегда вовремя заботитесь о нашем с вами деле. Оставляйте список.

Как только маршал покинул кабинет, вождь нажал кнопку и сказал вошедшему секретарю А. Н. Поскребышеву:

– Вызови мне Лаврентия.

– Он здесь, товарищ Сталин.

Когда нарком внутренних дел вошел, Сталин раздраженно бросил:

– Слушай, ты что все здесь сидишь? У меня для этого есть Власик, а ты вроде как его подменяешь. Может поменять вас местами?

– Что вы, товарищ Сталин, я просто почувствовал, что вы должны меня вызвать. И вошел я тогда, когда маршал покидал вашу приемную.

– Ну хорошо. Помнишь, мы говорили о комиссарах? Подготовь таких людей к началу нашей операции. И не забывай, что и уже действующие комиссары должны быть сверхбдительными.

– Меня, товарищ Сталин, беспокоят некоторые политработники на флотах…

Но вождь перебил:

– Ты что, хочешь сказать, что Кузнецов тебя обошел? Ошибаешься. У нас там надежное обеспечение: начальник штаба Исаков, комиссар Рогов, адмиралы Галлер, Алафузов. Они всегда поставят нас в известность о… неправильном поведении товарища Кузнецова…

Глава 4

Закончив рабочий день далеко за полночь, Николай Герасимович поймал себя на мысли, что ему очень хочется к семье, но что-то не пускает, не дает подняться и уйти…

И вот снова вспомнилась Картахена, 1936 год, поставки вооружений и боевой техники, встреча с незнакомцем, вручившим увесистый пакет, который он так тогда и не поторопился сдать в органы. Внимательно ознакомившись с содержанием, он уничтожил бесценные бумаги, но они перевернули его сознание, навсегда оставив ощущение безвозвратной утерянности некоего главного стержня, на котором должен держаться дух русского человека… дух истинного флотоводца…

Конечно, из бумаг Кузнецов узнал, что тогда к нему обратился М. А Беренс, однако так никогда и не узнал, что русский морской офицер только исполнял просьбу графа А. Г. Канкрина; пути этих двух славных сынов Отечества сходились не единожды, и одной из общих болезненных точек их соприкосновения была Бизерта, где у тунисских берегов почили остатки растеребленного Русского флота…

Михаил Андреевич Беренс, родившийся в 1879 г., окончил морской корпус, затем штурманский офицерский класс, служил на эскадре Тихого океана, участвовал в войне с Китаем в 1900–1901 гг. и русско-японской войне 1904–1905 гг.; нес морскую службу на канонерской лодке «Гиляк», других кораблях, был участником сражения в Порт-Артуре. За героизм, проявленный в боях, удостоен орденов Св. Анны 2-й степени с надписью «За храбрость», Св. Владимира 4-й ст. с мечами и бантом, Золотой сабли с надписью «За храбрость». С 1906 г. служил на Балтийском флоте, с 1909-го по 1911-й был помощником старшего офицера и старшим офицером на крейсере «Диана». В 1915 г. – капитан 2-го ранга, назначен командиром самого эффективного в мире и головного в серии современных кораблей эсминца «Новик». В должности командира эсминца участвовал в Первой мировой войне; ему были Высочайше пожалованы ордена Св. Анны 3-й ст. с мечами и бантом, Св. Станислава 3-й ст. с мечами и бантом, Кавалерский крест французского ордена Почетного легиона. За боевые отличия также удостоен ордена Св. Георгия 4-й ст.

В 1916 г., получив чин капитана 1-го ранга, назначен командиром линейного корабля «Петропавловск». Однако весной 1917 г. у него возник конфликт с провокаторами в экипаже линкора. Чтобы не обострять отношения на лучшем боевом корабле флота, командование приняло решение перевести М. А. Беренса на должность начальника штаба Минной обороны Балтийского моря. В условиях царившего революционного беспредела и развала флота какое-то время он смог обеспечивать поддержание боевой готовности минных сил.

После Октябрьского переворота и захвата власти в России инородными силами, Беренс покинул службу на флоте и убыл на Дальний Восток, где вскоре поступил на службу к адмиралу А. В. Колчаку. По поручению которого в январе 1920 г. принял командование морскими силами на Тихом океане. После гибели адмирала Колчака (это всего лишь официальная версия…) Беренс, уже контр-адмирал, 31 января возглавил группу вспомогательных судов с гардемаринами Морского училища и беженцами на борту, уходившую из Владивостока в Цуругу. К осени 1920 г. Михаил Андреевич прибыл на Черное море и поступил в подчинение к генерал-лейтенанту и барону Петру Николаевичу Врангелю. С конца сентября возглавлял боевую деятельность сил флота на Азовском море; с 27 октября – начальник второго отряда судов Черноморского флота и старший морской начальник в Керчи. В самый сложный и трагический для Русского флота момент М. А. Беренс принял грамотные и решительные меры по организации эвакуации войск и гражданского населения, вывода кораблей и транспортных средств с Керченского полуострова и перехода в Стамбул; не потеряв при этой вынужденной эвакуации ни единой живой души, ни одной единицы боевой техники и вооружения.

Согласно послужному списку, с 21 ноября 1920-го он – младший флагман 2-го отряда, один из руководителей перехода кораблей в Бизерту. С января 1921 г. – командующий Русской эскадрой в военно-морской базе Бизерта (Тунис). М. А. Беренс обеспечил сохранность и ремонт кораблей, основного кадрового состава моряков и древних флотских традиций среди навсегда покинувших родину. Известно также, что контр-адмирал уделял большое внимание социальной и правовой защите беженцев, воспитанию и обучению кадет и гардемарин Морского корпуса в Бизерте.

С 29 октября 1924 г., после признания Францией Советского Союза, М. А. Беренс сдал командование и в последующем жил как частное лицо на территории Франции и Туниса до своей кончины в 1943 г.

Любопытный факт: старший брат Евгений Андреевич Беренс (1876 г. – 1928 г.), капитан 1-го ранга с 1916 г., принял советскую власть и с 1919 по 1920 г. был командующим морскими и речными вооруженными силами Республики; с 1920 г. – состоял уполномоченным по особо важным поручениям при Реввоенсовете Республики. Участвовал в международных конференциях в Генуе, в Лозанне, Риме и Женеве. В 1924–1926 гг. он – военно-морской атташе СССР в Лондоне и Париже. Участвовал в переговорах по проблеме о возможном возвращении Францией русских кораблей (эскадры ЧФ в Бизерте, где в роли отверженца новой инородной властью пытался уберечь остатки великих традиций Русского флота родной младший брат…).

Е. А. Беренс выполнял правительственные поручения, связанные с добыванием военных секретов в других европейских государствах. С 1926 г. состоял в должности чиновника для особо важных поручений при наркоме по военным и морским делам и председателе Реввоенсовета СССР. Занимал критическую позицию по поводу военных контактов СССР и Германии.

Итак, факт противостояния судеб двух братьев любопытен, но… были и те, или тот, кто этот факт учитывал; в 1928 году граф А. Г. Канкрин встретился с Михаилом Андреевичем Беренсом и после длительной беседы передал ему кое-какие бумаги. То были материалы Имперской разведки о планах международных еврейских финансовых групп по уничтожению Русского флота правительством приведенного ими к власти Ленина, а после его смерти – планы дальнейшего разрушения флота, остатков кадрового состава и создание уже Сталиным флота советской страны как третьестепенного атрибута новых вооруженных сил. В разговоре с М. А. Беренсом граф выражал уверенность, что, несмотря на захват власти в России резидентами международного масонства, найдутся русские люди, которые не допустят окончательного разрушения и уничтожения всего того, что накоплено достойными потомками зачинателя славы Русского флота Петра Первого. Ими был оговорен и тот факт, что в советском еврейско-большевистском правительстве – по совету заокеанских властелинов – наметилась и иная тенденция: приведя флот к патовой ситуации, создать иллюзию, что им руководят настоящие русские люди, назначив после евреев и полуевреев чистокровного русского человека, желательно выходца из северных районов страны. Получалось, что самой подходящей кандидатурой для тех, кто просчитывал на десятилетия (а то и на столетия) вперед, стал Николай Герасимович Кузнецов, выходец из поморов, которых сам Петр Первый считал лучшими моряками.

Для информации к размышлению приведем список тех, кто занимал пост главнокомандующего ВМФ (или соответствующую ему должность) с 1917 г. по период, который здесь означен – конец 20-х годов XX века. В. М. Альтфатер (октябрь 1918 – апрель 1919 гг., из немцев); Е. А. Беренс (май 1919 – февраль 1920 гг., из лифляндских немцев); А. В. Немитц (февраль 1920 – декабрь 1921 гг., из древнегерманского аристократического рода, из ветви императора Карла Великого); Э. С. Панцержанский (декабрь 1921 – декабрь 1924 гг., из польских евреев); В. И. Зоф (декабрь 1924 – август 1926 гг., еврей); Р. А, Муклевич (август 1926 – июль 1931 гг., еврей)…

Граф А. Г. Канкрин рекомендовал не допустить такого развития событий, при которых флот у брегов России окончательно погибнет, сделав все возможное для его спасения. Конечно, то был почти безнадежный шаг (вернее, один из шагов) истинного патриота; особенно после многих неудачных попыток эмигрантских кругов как-то изменить ситуацию. Шла ли речь в разговоре графа с М. А. Беренсом о Николае Герасимовиче Кузнецове или Михаил Андреевич по истечении времени сам пришел к выводу (или получил информацию из неких источников), что определенными кругами ставка будет сделана на Кузнецова – история умалчивает… В 1929 году в Бизерте одним из организаторов и руководителей партийной разведки Сталина был убит граф Канкрин; а в 1936 году в Испании Беренс встретился с Кузнецовым…

Расчеты оказались верны: Н. Г. Кузнецов был отправлен в Испанию с целью «проверки на вшивость», затем его в качестве командующего перебрасывают на Тихоокеанский флот. Сначала исключают возможность нахождения Кузнецова в стране, где развернулись массовые репрессии двух еврейских кланов (сталинский уничтожал ленинский), а затем – отправляют подальше от центра, поставив задачу внедрять полученный в Испании опыт войны на самом отдаленном флоте государства. И только после переводят в Москву, где с целью окончательной проверки, назначают на должность первого заместителя наркома ВМФ (хотя фактически ему было поручено руководить всем флотом страны).

Просчитал ли когда-нибудь адмирал Кузнецов этот расклад; что – живя в заданной схеме – он знал?

В пакете, переданном Михаилом Андреевичем Беренсом, находились и некоторые документы Исторической группы Адмиралтейства министерства морского флота Российской империи.

Как короткое предисловие к документам адмирал Беренс приложил записку, в которой взволнованно писал: «Из компетентных источников, которым я доверяю, я знаю что вы, уважаемый господин Кузнецов, считаетесь большевистским режимом одним из перспективных начальников флота, и что, возможно, на вас ляжет вся ответственность по совершенствованию сил русского флота в новых исторических условиях. После длительных раздумий я пришел к выводу, что в вашем перспективном росте кроется мистическая сила антирусского заговора, где русские станут жертвой определенных мировых сил, а вы, как русский человек и выходец с Белого моря, будете играть символическую роль русского флотского военачальника в окружении инородного племени. Скорее всего, так и случится, но я прошу вас сделать все возможное, чтобы даже при нашествии инородного племени вы смогли сохранить дух, традиции и силы флота, заложенного Петром Великим. Да воздастся всем от Господа нашего Создателя и да поможет вам Господь Спаситель во имя нашего святого дела».

История флота, прочитанная и пропущенная через сердце, стала основой всех дальнейших поступков Николая Герасимовича Кузнецова, – настолько, насколько это позволяли обстоятельства и люди инородного племени, окружавшие его…

Если открыть том 13 Большой Советской Энциклопедии, то уже буквально по нескольким строчкам из короткой статьи о жизни Николая Герасимовича можно сделать вывод, как много фальшивок было запушено вокруг этого человека.

«Кузнецов Николай Герасимович (р. 11 (24).7. 1902, дер. Медведки, ныне Устюженского р-на Вологодской обл.), советский военный деятель, вице-адмирал (1956), Герой Сов. Союза (14. 9. 1945). Чл. КПСС с 1925. Род. в семье крестьянина. В ВМФ с 1919, участник Гражд. войны 1918–20. Окончил Воен. – мор. уч-ще (1926) и Воен. – мор. академию (1932).