Kitobni o'qish: «Принц Николас»
Emma Chase
ROYALLY SCREWED
Copyright © 2016 by Emma Chase All rights reserved, including the right to reproduce this book or portions thereof in any form whatsoever.
© Подшивалова В., перевод на русский язык, 2020
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
Пролог
Мое первое воспоминание ничем не отличается от всех остальных. Мне три года, и это мой первый день в садике. По какой-то причине моя мать проигнорировала тот факт, что я мальчик, и одела меня в ужасный комбинезон, рубашку с рюшами на манжетах и лакированные ботинки. Я планировал при первой же возможности испортить свой наряд.
Но не это я сильнее всего запомнил.
На тот момент видеть объективы камер, преследующие меня, было привычно, как видеть птицу в небе. Я должен был к ним привыкнуть, и думаю, что так и произошло. Но в тот день все шло по-другому.
Потому что там были сотни камер.
Они заполняли каждый дюйм тротуара и улиц, собирались у входа в мой детский сад, как одноглазые монстры, готовые напасть. Я помню голос своей матери, нежно успокаивающий, когда я вцепился в нее, но я не мог разобрать ее слова. Они были заглушены щелчками затворов и криками фотографов, зовущих меня по имени.
– Николас! Николас, сюда, улыбнись! Посмотри сюда, малыш! Николас, сюда!
Тогда я впервые заметил, что мы другие. Годы спустя я понял почему. Всемирно известные, узнаваемые, наша жизнь привлекала внимание газет.
Слава – странная, мощная вещь. Она похожа на приливы и отливы. Люди захлебываются в ней, она их захватывает, но со временем слава отступает, и бывший объект ее внимания становится никем.
Этого никогда не случится со мной. Я знал, что мое имя вошло в историю еще до моего рождения и останется в ней и после того, когда я превращусь в пыль. Дурная слава временна, популярность быстротечна, а король… король вечен.
1
Николас
Можно было подумать, что я уже привык и не замечаю, как за мной наблюдают, пока я сплю.
Но это не так.
Я открываю глаза, чтобы увидеть тощее и морщинистое лицо Фергуса, склонившегося в нескольких дюймах от моего лица.
– Черт возьми!
Не очень приятный вид.
Он посмотрел на меня неодобрительно, и затем его взгляд стал блуждать по комнате. Мы с братом всегда думали, что он имеет удивительную способность видеть все и сразу, в то время как его пристальный взгляд направлен в противоположную сторону комнаты.
В каждом стереотипе есть что-то от истины. Я всегда подозревал, что стереотип о снисходительном, но вздорном слуге начался с Фергуса.
Бог знает, морщинистый ублюдок довольно старый.
– Я прождал слишком долго, пока вы проснетесь. Думаете, у меня нет других дел? Я уже подумывал вас просто ударить. – Он выпрямляется у моей кровати, насколько его древний позвоночник позволяет ему.
Он преувеличивает. О наличии других дел, а не о том, чтобы ударить меня.
Я обожаю свою кровать. Это подарок на мое восемнадцатилетие от короля Женовии. Это блестящее произведение искусства с четырьмя стойками с ручной резьбой XVI века, выполненное из бразильского красного дерева. Матрас набит мягчайшим пухом венгерского гуся, а в египетских хлопковых простынях количество нитей настолько высоко, что это незаконно в некоторых частях света. Все, чего я хочу, это перевернуться и скрыться под ними, как ребенок, который не хочет идти в школу.
– Вы должны появиться в зеленой гостиной через двадцать пять минут, – скрипучее предупреждение Фергуса, как наждачной бумагой проходится по моим ушным перепонкам.
Нырнуть под одеяло уже не вариант. Это не спасет вас от вооруженного мачете психопата… или плотного графика.
* * *
Иногда мне кажется, что я шизофреник. Диссоциативный, возможно, с раздвоением личности. В этом не было бы ничего необычного. Всевозможные расстройства встречаются и в нашей родословной: гемофилия, бессонница, лунатизм… рыжие. Думаю, я должен чувствовать себя счастливым, что у меня ничего такого нет.
Моя проблема – голоса. Не тот вид голосов, которые звучат в моей голове, а ответы на вопросы, которые не соответствуют тому, что вылетает из моего рта.
Я почти никогда не говорю то, что действительно думаю. Иногда я так полон дерьма, что мои глаза становятся коричневыми. Возможно, это и к лучшему.
Я думаю, что большинство людей идиоты.
– И мы возвращаемся к разговору с его Королевским Высочеством Принцем Николасом!
Говоря об идиотах…
Светловолосый, худощавый мужчина, который сидит напротив меня и проводит это увлекательное интервью? Его зовут Тедди Литтлкок1. Нет, реально, это его фамилия и то, что я слышу, это не оксюморон. Можете ли вы представить, каково ему было учиться в школе с такой фамилией? Этого почти достаточно, чтобы я чувствовал себя плохо. Но не совсем.
Литтлкок журналист, а у меня есть особый вид брезгливости по отношению к ним. Миссия СМИ всегда заключалась в том, чтобы загнать могущественных людей в угол и засунуть их проступки в их аристократические задницы. Что в некотором смысле хорошо, большинство аристократов первоклассные ублюдки. Все об этом знают. Меня волнует, когда это незаслуженно. Когда в опубликованном нет ничего правдивого. Когда поблизости нет грязного белья, СМИ протащат через дерьмо накрахмаленную рубашку и создадут свое. Вот вам оксюморон: журналисты чисты.
Тедди не просто журналист, он журналист, одобренный Дворцом. В отличие от его собратьев, которые используют подкуп, шантаж, ложь, он получает прямой доступ – как это интервью – в обмен на глупые вопросы. Это ошеломляет.
Выбирая между скукой и ложью, что бы предпочли вы: чтобы его застрелили или зарезали?
– Чем вы занимаетесь в свободное время? Какое у вас хобби? – спрашивает он.
Видите, о чем я говорил? Это как интервью модели Плейбой: «Я люблю ванну с пеной, бои подушками и долгие прогулки по пляжу обнаженной». Она этого не делает. Но суть вопроса не в том, чтобы информировать о своем досуге, а в том, чтобы укрепить фантазии парней, которые дрочат на нее.
То же самое и для меня.
Я усмехаюсь, показывая намек на ямочки – женщины падки на них.
– Ну, большинство ночей я люблю читать.
Ложь.
На самом деле я люблю трахаться.
Это, вероятнее всего, предпочли бы услышать большинство моих фанатов. Но скажи я так, во Дворце все сошли бы с ума.
Тем не менее, на чем я остановился? Правильно – на сексе. Мне нравится трахаться долго, жестко и часто. Положив ладони на упругую, круглую попку, прижимать к себе девушку, слышать ее сладкие стоны, отскакивающие от стен, когда она сжимается вокруг моего члена. У этих вековых комнат фантастическая акустика.
Хотя некоторые мужчины выбирают женщин за их талант держать ноги широко разведенными, я предпочитаю тех, кто хорошо держит язык за зубами. Уверенность и нерушимость соглашения о неразглашении позволяют сохранить большинство грязных историй подальше от газет.
– Мне нравится верховая езда, поло, а во второй половине дня – стрелять по глиняным тарелкам с королевой.
Снова не то. Я люблю скалолазание, быструю езду, полеты, хороший виски, фильмы категории B, пассивно-агрессивный словесный обмен с королевой.
Именно последнее держит королеву на ногах. Мое остроумие – это для нее источник молодости. К тому же это хорошая практика для нас обоих. В Весско конституционная монархия, поэтому в отличие от наших церемониальных соседей королева имеет те же права, что и парламент. Это делает из королевской семьи политиков. Вершина пищевой цепи, без сомнения, но все равно политики. А политика – это быстрый, грязный, скандальный бизнес. Каждый скандалист знает: если ты хочешь принести на кулачный бой нож, то нож должен быть хорошо заточен.
Я скрещиваю руки на груди, демонстрируя загар на своих предплечьях. С закатанными рукавами бледно-голубой рубашки-оксфорд он особенно хорош. Мне сказали, что у некоторых частей моего тела есть бешеные подписчики в Твиттере. Затем я рассказываю историю моей первой охоты. Фанаты обожают ее. Я могу рассказывать ее во сне. Тедди хихикает на том месте, когда мой засранец младший брат загрузил в пусковую установку навоз вместо голубя.
Он успокаивается, поправляет свои очки, показывая этим, что сейчас начнется грустная часть программы.
– В этом мае будет уже тринадцать лет с момента трагической авиакатастрофы, унесшей жизни принца и принцессы Пембрук, – он действительно это произнес.
Я молча киваю в ответ.
– Вы часто думаете о них?
Резной тиковый браслет давит на руку.
– У меня много счастливых воспоминаний о родителях. Но самое главное для меня, что продолжают существовать их дела, которые они защищали, благотворительные организации, которые они поддерживали, пожертвования, которые названы в их честь. Это их наследие. Помогая фондам, которые они поддерживали, я гарантирую, что их будут помнить всегда.
Слова, слова, слова, разговоры, разговоры, разговоры. Я хорош в этом. Много говорю, но на самом деле не отвечаю на вопросы.
Я думаю о них каждый день.
Быть чересчур эмоциональным – это не наш путь. Держаться молодцом, вперед и только вперед. Король умер, да здравствует король. И пусть для мира они были парой королевских особ, но для меня и Генри они были просто нашими мамой и папой. Они были хорошими, веселыми и настоящими. Они часто нас обнимали и наказывали, когда мы этого заслуживали, а случалось это частенько. Они были мудрыми и добрыми и очень сильно любили нас, что достаточно редко встречается в наших кругах.
Интересно, что они бы сказали обо всем, и как бы протекала наша жизнь, будь они живы.
Тедди снова начинает говорить. Я не слушаю, но мне и не надо. Последние пару слов – это все что мне нужно услышать.
– …леди Эсмеральда в прошлые выходные?
Я знаю Иззи с наших школьных дней в «Бриар-Хауз». Она умница, но хулиганка.
– Мы с леди Эсмеральдой старые друзья.
– Просто друзья?
Также она лесбиянка. Факт, который ее семья хочет скрыть от прессы. Я ее любимое прикрытие. Наши взаимовыгодные свидания организуются через секретаря Дворца.
– Я следую правилу не разбалтывать подробности своей личной жизни, – я очаровательно улыбаюсь.
Тедди наклоняется, улавливая намек на историю. История.
– Итак, можно ли ожидать, что между вами будет что-то большее? Страна была рада наблюдать за развитием отношений ваших родителей. Люди ждут от вас, «Его Королевская Сексуальность», как они вас называют, что вы найдете свою леди и остепенитесь.
– Все возможно, – я пожимаю плечами.
Но в ближайшее время я не собираюсь жениться. И он может поспорить на свой маленький член.
* * *
Как только жаркий луч света гаснет и красный огонек камеры перестает мигать, я встаю со своего стула, снимая микрофон, прикрепленный к моему воротнику.
– Спасибо за ваше время, Ваша Светлость. – Тедди слегка склоняет голову согласно протоколу.
– Мне это всегда в радость, Литтлкок, – киваю я в ответ.
Вряд ли кто-то так ему говорит.
Бриджет, мой персональный секретарь, дородная, средних лет, хорошо обученная женщина, появляется рядом с бутылкой воды.
– Спасибо, – я отвинчиваю крышку. – Кто следующий?
«Дарк Сьютс» решили, что сейчас самое подходящее время для пиара, что подразумевает под собой дни интервью, туров и фотосессий. Для меня же это персональный четвертый, пятый и шестой круги ада.
– На сегодня он последний.
– Аллилуйя!
Она идет рядом со мной, пока я шагаю по длинному ковру, который в итоге приведет меня в «Гатри-Хаус» – мои личные апартаменты во Дворце Весско.
– Скоро прибудет лорд Эллингтон. Договоренность насчет ужина в Bon Repas подтверждена, – говорит Бриджет.
Дружить со мной гораздо сложнее, чем вы думаете. В смысле, я хороший друг, но с другой стороны, моя жизнь – это геморрой. Я не могу просто внезапно пойти в паб или повеселиться в новом клубе в пятничную ночь. Все это должно быть распланировано и организовано. Спонтанность – это единственное, что я не могу получить в своей жизни.
– Хорошо.
Бриджет направляется в офис во дворце, а я захожу в свои личные покои.
Три этажа, полностью модернизированная кухня, кабинет, библиотека, две комнаты для гостей, комнаты для прислуги, две огромные комнаты с балконами, с которых открываются самые захватывающие виды на планете. Все полностью восстановлено и обновлено: цветы, гобелены, каменная кладка, лепнина. И сохранены их исторические ценности. «Гатри-Хаус» – это официальная резиденция принцев и принцесс Пембрук – наследника, кто бы им ни был. До меня это был мой отец и моя бабушка до ее коронации.
Королевская власть – это огромные подержанные вещи.
Я направляюсь в спальню, расстегивая рубашку и с нетерпением желая оказаться в душе, включив его на полную мощность. Мой душ чертовски фантастический.
Но я не дохожу до него.
На лестнице я встречаю Фергуса.
– Она хочет видеть вас, – хрипит он.
И она не нуждается в дополнительном представлении.
– Когда? – отвечаю я, провожу рукой по лицу и царапаюсь о щетину.
– А когда вы думаете? – насмехается Фергус. – Еще вчера, конечно.
Конечно.
* * *
В былые времена трон был символом власти монарха. На рисунках его изображали с восходящим солнцем над ним, облаками и звездами, под ним же место для потомка самого Бога. Если трон был символом власти, то тронный зал был местом, где властвовал порядок. Где были выпущены указы, зачитаны наказания, и фраза «принесите мне его голову» отражалась от холодных каменных стен.
Это было тогда.
Сейчас королевский офис – это то место, где делают это все, а тронный зал используют для экскурсий. И вчерашний трон – это сегодняшний рабочий стол. И сейчас я сижу напротив него. Он блестящий, из прочного красного дерева и невероятно большой.
Если бы моя бабушка была мужчиной, я бы предположил, что она кое-что компенсирует им.
Кристофер, личный секретарь королевы, предлагает мне чай, но я отказываюсь, махнув рукой. Он молод, около двадцати трех лет. Такой же высокий, как я, и привлекательный в стиле актеров боевиков. Он не страшный секретарь, но и не самый острый гвоздь в коробке. Я думаю, Королева держит его на побегушках, потому что ей нравится на него смотреть. Старая развратница. В своей голове я зову его Игорь, потому что если бы моя бабушка сказала ему ничего не есть, кроме мух до конца жизни, он бы просто спросил: «С крыльями или без?»
Наконец примыкающая к голубой гостиной дверь открывается, и Ее Величество королева Ленора стоит в дверном проеме.
Есть обезьяны в колумбийских тропических лесах, которые являются самыми восхитительными животными на свете. Их привлекательность заставляет сгореть от стыда пушистых хомячков и маленьких собачек на Pinterest. За исключением скрытых острых зубов и аппетита к человеческим глазным яблокам. Те, кто покупается на яркий внешний вид, обречены потерять их.
Моя бабушка во многом похожа на этих злобных маленьких обезьян.
Она выглядит как бабушка. Невысокая и маленькая, с мягкими пушистыми волосами, маленькими аккуратными руками, тонкими губами, которые могут смеяться над грязной шуткой, и мудрым лицом. Но ее глаза выдают правду.
Темно-серые глаза.
Тот взгляд, который заставит противоборствующую армию сбежать. Потому что это взгляд завоевателя… непобедимый.
– Николас.
Я поднимаюсь и кланяюсь.
– Бабушка.
– Оставь нас, – произносит она, проносясь мимо Кристофера и даже не смотря в его сторону.
Я сажусь после нее и перекладываю лодыжку на колено, небрежно скользя рукой по спинке стула.
– Я видела твое интервью, – начинает она. – Ты должен больше улыбаться. Ты должен выглядеть счастливым мальчиком.
– Я постараюсь запомнить, чтобы притворяться счастливым.
Она открывает центральный ящик своего стола, доставая клавиатуру. Бабушка справляется с ней намного лучше, чем вы можете подумать о людях ее возраста.
– Ты видел вчерашние заголовки?
– Нет.
Она поворачивает монитор ко мне. Затем быстро щелкает по одной новости за другой.
«ПРИНЦ ТУСИТ В ОСОБНЯКЕ «ПЛЕЙБОЙ»
«ГЕНРИ «РАЗБИВАТЕЛЬ СЕРДЕЦ»
«РЭНДИ КОРОЛЕВСКИЙ»
«ДИКИЙ, БОГАТЫЙ И МОКРЫЙ»
На последних снимках показан мой брат, ныряющий в бассейн голым, как младенец.
Я наклоняюсь вперед, щурясь.
– Генри будет в ужасе. Освещение жуткое, едва можно разглядеть его татуировку.
– Ты находишь это забавным? – произносит она, поджимая губы.
Скорее я нахожу это раздражающим. Генри незрелый, немотивируемый бездельник. Плывя по жизни, он летит в том направлении, куда дует ветер, как перышко по ветру.
– Ему двадцать четыре, он только что уволился со службы… – отвечаю я, пожимая плечами.
Обязательная военная служба. Любой житель Весско, мужчина, женщина или принц, должны отслужить два года.
– Его уволили несколько месяцев назад, – перебивает она меня. – И с тех пор он перебрал восемьдесят развратниц.
– Вы пытались позвонить ему на мобильный?
– Конечно, я пыталась, – заявляет она. – Он отвечает, изображает звук помех и врет, что не слышит меня. Потом говорит, что любит меня и кладет трубку.
Мои губы растягиваются в ухмылке. Этот трюк… это я научил его.
Глаза королевы потемнели, как приближающийся шторм.
– Он в Штатах, Лас-Вегасе. В скором времени собирается посетить Манхэттен. Я хочу, чтобы ты поехал и забрал его домой, Николас. Генри надо приструнить, и меня не волнует, если его нужно будет ударить и надеть ему на голову мешок.
Я посетил почти все большие города мира, и из всех я больше всего ненавижу Нью-Йорк.
– Мой график? – спрашиваю я.
– Был переделан. Находясь там, ты посетишь несколько мероприятий вместо меня. Я нужна здесь.
– Я предполагаю, что вы будете в Палате Общин? Заставите наконец этих засранцев работать?
– Я рада, что ты поднял этот вопрос, – бабушка скрещивает руки на груди. – Ты знаешь, что происходит с монархией без стабильной линии наследников, мой мальчик?
Я щурю глаза:
– Конечно, знаю. Я изучал историю в университете.
– Просвети меня.
Я пожимаю плечами. Она продолжает:
– Без четкой последовательности бесспорных наследников власть может быть захвачена. Начнутся распри. Возможна гражданская война между разными домами, которые увидят возможность заполучить трон.
Волосы на затылке встают дыбом. А мои ладони начинают потеть. Это то чувство, когда оказываешься на первом холме на американских горках. Тик, тик, тик…
– Что вы хотите этим сказать? Если Генри и я попадем в какую-нибудь катастрофу, всегда есть кузен Маркус.
– Кузен Маркус слабоумный. Он женат на слабоумной. А его дети дважды проклятые недоумки. Они никогда не будут править этой страной.
Она поправляет свое жемчужное ожерелье и вздергивает нос.
– В парламенте ходят разговоры об изменении церемониального суверенитета.
– Они всегда о чем-то говорят.
– Не сейчас, – резко обрывает она. – Это другое. Они держатся за торговое законодательство, безработица растет, зарплаты падают.
Она стучит по экрану.
– Эти заголовки не помогают. Людей больше волнует еда на столах, в то время как их принц прыгает из одного роскошного отеля в другой. Мы должны дать прессе какой-то позитивный репортаж. Мы должны дать людям праздник. И мы должны показать парламенту, что с нами лучше дружить, или мы будем контролировать их.
Я киваю, соглашаясь. Как глупый мотылек, хлопаю крыльями в сторону пламени.
– А как насчет Дня гордости? Мы могли бы открыть бальный зал для посетителей, устроить парад? – предлагаю я. – Люди любят такие вещи.
– Я думала о кое-чем… большем. О чем-то, что захватит внимание всего мира. Событие века, – произносит она, одновременно постукивая пальцами по подбородку.
Ее глаза блестят, как у палача перед тем, как опустить топор.
И топор опускается.
– Свадьба века.
2
Николас
Все мое тело застыло. И, думаю, органы тоже перестали работать. Мой голос груб, с бессмысленной, нелогичной надеждой я спрашиваю:
– Тетя Мириам снова выходит замуж?
Королева складывает руки на столе. Плохой знак. Это подсказка, говорящая о том, что все, что она решила в своей голове, не сможет разрушить даже ураганный ветер.
– Когда ты был мальчиком, я пообещала твоей матери, что дам тебе возможность выбрать себе жену, как твой отец выбрал ее. Я смотрела и ждала, а сейчас я больше не могу ждать. Твоя семья нуждается в тебе; твоя страна нуждается в тебе. Поэтому ты должен будешь объявить имя своей невесты на пресс-конференции… в конце лета.
Ее заявление шокирует меня, и я вскакиваю на ноги.
– Это всего лишь через пять чертовых месяцев!
Она пожимает плечами.
– Я хотела дать тебе тридцать дней. Ты можешь поблагодарить своего дедушку, он уговорил меня дать тебе больше времени.
Она имеет в виду портрет, висящий напротив нее на стене. Мой дедушка умер десять лет назад.
– Может, вам лучше меньше концентрироваться на моей личной жизни и больше переживать о прессе, которая может узнать, что вы говорите с портретами.
Сейчас ее руки тоже находятся на столе, и она наклоняется ко мне.
– И это один портрет – не хами мне, Ники.
– Ничего не могу поделать, – многозначительно смотрю на нее. – Я учился у лучших.
Она игнорирует этот выпад.
– Я составлю список имен подходящих молодых леди – кого-то ты знаешь, а с кем-то незнаком. Это наш лучший курс действий, если ты не дашь мне повода думать иначе.
И у меня ничего нет. Мое остроумие покидает меня так быстро, что в моей голове остается лишь след от пыли. Потому что договорные отношения – это мудро, она права – королевская свадьба убьет двух зайцев сразу. Но зайцам плевать, что правильно, они просто увидят, как камень полетит в их головы.
– Я не хочу жениться.
Она пожимает плечами.
– Я не виню тебя. Я тоже не хотела надевать тиару королевы Бельвидеры, твоей прапрабабушки на свое двадцатиоднолетие, она была слишком тяжелой. Но мы должны выполнять свой долг. Ты это знаешь. Пришла твоя очередь, принц Николас.
Должно быть, причина в том, что она путает слова «долг» и «дерьмо».
И она приказывает мне не как моя бабушка – она приказывает как моя королева. Вся жизнь в воспитании в себе ответственности и чести, право наследия – все это делает для меня невозможным отказаться.
Мне нужен алкоголь. Прямо, твою мать, сейчас.
– Это все, Ваше Величество?
Она несколько секунд смотрит на меня, затем кивает.
– Это все. Хорошей поездки; мы поговорим об этом снова, когда ты вернешься.
Я встаю, наклоняю свою голову, разворачиваюсь и ухожу. Как только дверь за мной закрывается, я слышу вздох.
– Ох, Эдвард, где мы поступили неверно? Почему все должно быть так сложно?
* * *
Час спустя я вернулся в «Гатри-Хаус», сижу перед камином в гостиной и протягиваю пустой стакан Фергусу для дозаправки. Еще одной.
Это не значит, что я не знал, что от меня ждали, весь мир об этом знал. У меня есть одна работа: передать свою кровь тигра следующему поколению. Зачать наследника, который однажды заменит меня, а я в свою очередь заменю свою бабушку. И буду управлять страной.
До сих пор все это казалось теорией. Когда-нибудь, однажды. Королева здоровее, чем вся конюшня, – в ближайшее время она никуда не денется. Но сейчас… свадьба… то ли еще будет.
– Вот он!
Я могу по пальцам сосчитать людей, которым могу доверять – и Саймон Барристер, 4-й Граф Эллингтон, один из них. Он приветствует меня мужскими объятиями с пылающей улыбкой. И когда я говорю пылающей, я имею в виду в буквальном смысле – его лицо ярко-красного цвета, с корочкой по краям.
– Что, черт возьми, случилось с твоим лицом?
– Чертово карибское солнце ненавидит меня. Независимо от того, сколько солнцезащитного крема я использовал, оно нашло способ спалить меня как щепку! – Он подталкивает меня. – Зато можно креативно провести медовый месяц, если ты понимаешь, что я имею в виду. Мазь от ожогов может быть достаточно скользкой.
Саймон женился в прошлом месяце. Я стоял рядом с ним у алтаря, хотя старался изо всех сил, чтобы он сбежал.
У него большое сердце и великолепный ум, но ему никогда не везло с женщинами.
Медные волосы, молочно-белая кожа и лишний вес, который ни теннис, ни езда на велосипеде не смогли согнать. Но потом появилась Френсис Алкотт. Френни не любит меня, и это взаимно. Она потрясающая – я опишу ее так: темные волосы и глаза, лицо ангела, кожа как у фарфоровой куклы.
Такой, у которой голова внезапно начинает вращаться вокруг шеи перед тем, как она затащит вас под кровать и задушит.
Фергус приносит напиток Саймону, и мы садимся.
– Так, я слышал, Старая Птица отпустила молот брака.
Лед постукивает в моем стакане, когда я выпиваю свой напиток залпом.
– Все так.
– Ты знаешь, как это бывает здесь. У стен есть уши и большие рты. Каков твой план, Ник?
Я поднимаю свой стакан.
– Быстрее напиться, – я пожимаю плечами. – К тому же у меня нет плана.
Я бросаю в него бумажку.
– Она составила список потенциальных невест. Полезных для нее.
Саймон просматривает список.
– Это может быть весело. Ты мог бы провести кастинг, как X-Фактор2 – «Покажи мне свой двойной-D3 талант».
Я поворачиваю шею, пытаясь размять образовавшийся узел.
– Более того, мы должны поехать в чертов Нью-Йорк и вернуть обратно Генри.
– Я не понимаю, почему ты не любишь Нью-Йорк – там хорошие шоу, отличная еда, длинноногие модели.
Мои родители возвращались из Нью-Йорка, когда их самолет упал. Это по-детски и глупо, знаю, но что я могу сказать, я злопамятен.
Саймон поднимает руки.
– Подожди, что ты имеешь в виду под «мы должны поехать в чертов Нью-Йорк»?
– Страдания любят компанию. Это значит дорожное путешествие.
К тому же я ценю мнение Саймона. Если бы мы были мафией, он был бы моим консильери4. Он смотрит в стакан, будто тот хранит в себе все секреты мира и женщин.
– Френни не обрадуется.
– Подари ей что-нибудь блестящее из магазина.
Семья Саймона владеет «Барристер», крупнейшим универмагом в мире.
– Кроме того, вы только что вместе провели месяц. Ты, должно быть, устал от нее.
Секрет долгих и успешных отношений состоит в частых отлучках. Это сохраняет новизну, веселье – и нет времени для неизбежной скуки и раздражения.
– Нет никаких тайм-аутов в браке, Ник, – посмеивается он. – Ты сам скоро в этом убедишься.
Я указываю на него пальцем.
– Ценю сочувствие.
– Вот для чего я здесь.
Я до дна осушаю стакан. Снова.
– Кстати, я отменил наши планы на ужин. Потерял аппетит. Я сказал службе безопасности, что мы отправляемся в The Horny Goat на всю ночь.
The Horny Goat самое старое деревянное строение в городе. Он расположен в месте, которое раньше было правильно называть дворцовой деревней – дома, окружающие дворец, где жили слуги и солдаты. В те дни The Horny Goat был борделем, сейчас же это паб. Стены кривые и крыша протекает, но это самый лучший чертов паб в стране, насколько я могу судить. Я не знаю, что Макалистер – это владелец – делает, но ни один рассказ не появился обо мне или моем брате после ночи в его пабе.
А некоторые были дикими.
Мы с Саймоном уже в доску пьяные, когда подъезжаем к пабу. Логан Сент-Джеймс, глава моей личной охраны, открывает дверь машины для Саймона и меня, его глаза следуют вниз и вверх по тротуару в поисках опасности или камер.
Внутри пахнет несвежим пивом и сигаретами, но этот запах так приятен, как свежеиспеченные булочки. Потолки низкие, а пол липкий, здесь есть даже караоке и сцена в дальнем углу, где сейчас качается светловолосая девушка, исполняющая новую песню Адель. Мы садимся в баре, и Мег – дочь Макалистера – протирает стойку и сексуально улыбается.
– Добрый вечер, Ваше Высочество.
Саймон получает кивок, но и не менее сексуальную улыбку.
– Лорд Эллингтон.
Потом ее светло-карие глаза возвращаются ко мне.
– Видела вас по телевизору сегодня. Вы хорошо выглядели.
– Спасибо.
Она качает головой.
– Я не знала, что вы любите читать. Забавно, все то время, что я провела в вашей комнате, я не заметила ни одной книги.
Голос Мег эхом отражался от стен моей спальни, она громко стонала. Ее соглашение о неразглашении находится у меня дома в безопасности. Я почти уверен, что оно никогда мне не понадобится, мой первый «разговор» с отцом был не о птичках и пчелах, а о том, как хорошо иметь у себя соглашение о неразглашении, которое тебе никогда не понадобится, чем не иметь то, что может понадобиться.
Я ухмыляюсь.
– Должно быть, ты проглядела их. Когда ты была там, книги тебя не интересовали.
Женщины, живущие от зарплаты до зарплаты, воспринимают отношения на одну-три ночи лучше, чем аристократки. Благородные дамы избалованы, требовательны, они привыкли получать все, что хотят, и, в свою очередь, злопамятны, когда получают отказ. Но девушки, как моя прелестная барменша, привыкли знать, что есть вещи в жизни, которые они не в состоянии получить.
Мег улыбается, тепло и понимающе.
– Что будете сегодня пить? Как обычно?
Не знаю, из-за заполненного ли интервью дня или пинты скотча, которую я выпил, но адреналин проходит через меня, мое сердцебиение ускоряется – и ответ становится таким понятным.
Королева держит меня за яйца, и мне придется прочистить голову для завершения этой мысли, но, несмотря на это, у меня еще есть время.
– Нет, Мег. Я хочу что-нибудь другое, что-нибудь, что я еще не пробовал. Удиви меня.
Если бы вы узнали, что мир, который вы знали – жизнь, которую вы знали, – закончится через пять месяцев, что бы вы сделали?
Конечно, вы бы максимально использовали время, которое у вас осталось. Сделать все, что вы хотели сделать, – все, что вы хотели сделать так давно. Пока есть время.
Ну… что же, похоже, у меня появился план.