Kitobni o'qish: «Талантливая мисс Фаруэлл»

Shrift:

Посвящается Кортни

«Даже теперь, владея всем, о чем мечтала, она не чувствовала счастья.
Порою думала: должно быть, мир полон вещей еще более желанных; она просто пока не знает о них».
«The Custom of the Country», Эдит Уортон

Emily Gray Tedrowe

TALENTED MISS FARWELL

Published by arrangement with Custom House, an imprint of HarperCollins Publishers

Перевод Татьяны Виноградовой

Глава 1
Пирсон, Иллинойс
1979

– Папа, пора ехать!

Четырнадцатилетняя Бекки Фаруэлл нажала на клаксон. Раз, другой. Завела двигатель, повернула к себе зеркало заднего вида и придирчиво рассмотрела макияж: темно-зеленые тени над верхними ресницами, светлые возле бровей. Зеленые – потому что все журналы рекомендовали этот цвет рыжеватым блондинкам – таким, как она. Попробовать бы что-нибудь другое; она видела в продаже набор фиолетовых теней: три тона, от бледно-лилового до темного как баклажан. Бекки быстро подсчитала в уме, сколько ей должны четыре девочки, для которых она делала домашние задания по геометрии и алгебре; она разбиралась и в тригонометрии, хотя училась только в девятом. Но по тригонометрии она могла гарантировать лишь хорошую оценку, не отличную. Впрочем, никто из девочек не жаловался. Иногда вместо денег предлагали обувь – например почти новые кеды, которые на ней сейчас (на босу ногу – носки с кедами никто не носит). Бекки вернула зеркало в прежнее положение, раздался легкий щелчок. Увы, семье отчаянно нужны деньги; где уж тут мечтать о макияже.

«Куда ни кинь, всюду клин», – часто повторял отец; Бекки не совсем понимала смысл этих слов, но, черт возьми, весной им пришлось очень скверно.

Посидев минуту в кабине, она спрыгнула с высокой подножки и вошла в дом. Теплый весенний день, а окна еще не открыты; в комнатах первого этажа их сельского домика темно и душно. Бекки прошла на кухню, распахнула окно и подперла раму банкой с фасолью. В раковине молочно-белого цвета стояли грязные миски с остатками хлопьев. Все вокруг покрывал тонкий липкий слой жира и пыли, однако прибираться было некогда.

На ковре в углу гостиной выделялся темный квадрат – неделю назад тут стояла тумба с телевизором; отец заложил телевизор, а также все мамины украшения (то есть думал, что все: кое-что Бекки припрятала). Он не сказал, сколько ему дали в ломбарде, – считал это временными трудностями, но она видела квитанцию. Меньше сотни за все.

– Папа? – позвала Бекки снизу. Легко взбежала по лестнице, позвякивая браслетами на руке. – Нам надо… Ты что, даже душ еще не принял?

Большой и грузный, похожий на медведя, отец лежал в постели на боку, подтянув колени к подбородку. Лицо в поту, ко лбу прилипли пряди седых волос. Желудочный грипп. Как не вовремя: они ждали покупателя из Рокфорда, отец договорился встретиться с ним в полдень.

– Ты же сказал завести машину! Папа, мы уже…

Он застонал и закрыл глаза рукой.

– Так. Поедешь первой. Покажешь ему сеялку. Пневматическую сеялку «Лайт Трак», убедись, что это именно она. И распределители, даже если он будет говорить, что ему не…

– Я не могу… – Бекки испуганными глазами обвела комнату. – Как же я…

– …ни «Масси», ни «Джон Дир» с ней не сравнятся. Можешь показать два «Викона», он интересовался. Но ты скажи, на них уже есть покупатель. Нам нужно продать сеялки. Я справлюсь за… час. Максимум. О боже! – Он вскочил с кровати и бросился в ванную, полы старого махрового халата распахнулись. Бекки тут же ретировалась.

Выехав на шоссе, Бекки включила радио. Она точно знала, когда на каком канале идет музыкальная программа. Часами могла слушать кантри; ради всего святого – почему бы им не поставить Кристал Гейл или Кенни Роджерса! Бекки крепко держала руль обеими руками и не сводила глаз с дороги, выдерживая скорость не более 45 миль в час, хотя их старый пикап вполне мог ехать быстрее. Никто на трассе не обращал внимания на школьницу за рулем, и она знала, что делать, если ее остановят: нужно сразу заплакать, сказать, что ее парень напился в стельку, а она испугалась и поехала домой, клянусь-богом-я-никогда-больше-так-не-сделаю, офицер, обещаю.

– Штрафа не избежать, но хотя бы не арестуют, – сказал отец.

От фермы до выставочного зала – два съезда с шоссе, один круговой перекресток и четыре светофора, и на каждом из них она покрывалась потом от страха. Хуже всего оказался поворот налево с дорожки между павильонами. Вот там Бекки немного растерялась и секунд тридцать простояла с включенным поворотником. Однако все же взяла себя в руки и с полузакрытыми глазами проехала вниз по узкой усыпанной гравием дорожке. Слава тебе господи, удалось.

Перед их павильоном стоял чужой пикап. Черт, уже здесь… Бекки выскочила из машины и опустила задний борт – там лежали ящики, ими нужно подпереть двери салона; зараз Бекки могла унести всего два, так что ей пришлось вернуться за двумя другими.

У Трэскеров в Рокфорде был собственный магазин сельскохозяйственного оборудования; сюда они приезжали, чтобы взять товар по самой низкой цене, а затем продать его с наценкой – хотя прибыль была невелика.

«Стервятники, – добродушно говорил отец. – Стараются выжать все что можно».

Так поступали все. Несколько лет назад он сам скупил остатки товара у Минтера, когда тот еще арендовал место в соседнем павильоне.

«Цена вырастет, – говорил он Бекки, – летом».

До этого говорил – весной. А потом скажет – осенью.

Из машины не торопясь вышли двое мужчин. Похоже, отец и сын.

– Добрый день, – пропела им Бекки.

Она никогда раньше не открывала салон самостоятельно, хотя много раз помогала отцу. Распахнула двери, подперла их, подбежала к щитку и включила освещение в кабинете и той половине, где по диагонали стояли в несколько рядов сеялки, косилки и другая техника.

– Я сделаю кофе! – крикнула она и прошла в неосвещенную часть салона. – Или могу предложить газировку. Папа будет с минуты на минуту.

А сын симпатичный… Бекки сняла хлопковый пуловер и проверила, не остались ли на майке потные пятна. Конечно, лучше было бы посидеть в кабинете, в освещенной застекленной комнатке, где хранятся счета и всюду разложены каталоги – на столе, на стульях, на металлических стеллажах. Но вместо этого она рассматривала гостей; любовалась кудряшками, торчащими из-под кепки сына, чистой кожей его лица и как он засунул большие пальцы в задние карманы. Взъерошила челку, задумалась, что бы сказать ему такого умного… и чуть не подпрыгнула, когда рядом с ней вдруг возник пожилой мужчина.

– Вот ты где, – тихо произнес он. Короткая крепкая шея, лысая голова, совершенно круглая.

От него пахло мятным жевательным табаком.

– Папа просил, э-э… показать вам распределители. То есть сеялки. Они там…

– Да, покажи. – Мужчина схватил ее за локоть и притянул к себе; Бекки недоуменно хмыкнула. – Тс-с-с, – прошипел он, глянул по сторонам – они стояли в темном проходе у стены – и тут же быстро, грубо ощупал ей грудь и задницу. – Не глупи, малышка.

Бекки побоялась вскрикнуть – сын может увидеть их или услышать (если она «сглупит»). Через минуту мужчина отстранился, дружелюбно хлопнул ее по спине, шагнул за угол и крикнул сыну:

– Это единственный культиватор или у них есть что-нибудь получше?

Позже, когда приехал отец и отвел покупателей в кабинет, Бекки принялась наблюдать за ними через стекло. Сын уселся на стул, не дожидаясь, пока сядет хозяин. Папа вел себя как-то чересчур жизнерадостно, размахивал руками, а старший Трэскер скрестил руки на груди и равнодушно смотрел на него. Бекки отвернулась.

Она долго сидела на штабеле деревянных поддонов, сдирала корочку с ранки на щиколотке. Под пыльными стропилами медленно вращался старый скрипучий вентилятор.

– Бек? Эй, Бек? – позвал отец, высунувшись из двери офиса. Он не видел ее. – Принеси нам две газировки!

Бекки медленно пошла вглубь салона и вернулась с двумя холодными банками «Доктор Пеппер». В темноте открыла одну из них. А потом покашляла, собирая во рту мокроту из носа и горла, и сплюнула скользкий комок в открытую банку.

С ослепительной улыбкой вошла в кабинет. Как же она все-таки любит отца; слава богу, он много чего не знает.

На следующее утро Бекки проснулась рано. Долго глядела в потолок. В голове вертелась мысль: мы на грани краха. Папа не отдает себе отчете, насколько плохи дела на самом деле, и не стоит давить на него, он просто не хочет ее волновать. Может, все шло бы иначе, если бы не умерла мама – рак груди дал метастазы по всему телу. Бекки тогда только-только исполнилось шесть. Может быть, мама сразу оценила бы ситуацию и прямо сказала: «Хэнк, нам нужно сделать то-то и то-то». Отцу было бы с кем поделиться и посоветоваться.

Хотя, слава богу, он не женился ни на одной из своих подружек, кого иногда приглашал на ужин в «Черную сову» и затем провожал домой, задерживаясь в гостях на несколько часов. Не хватало еще, чтобы вторая жена устраивала истерики, когда им отключали электричество или звонили из банка с напоминанием о задолженности. Когда становилось явным то, чего они старались не замечать: бизнес отца загибается, все катится в тартарары.

Бекки сбросила одеяло. Ночью ей стало плохо; она изо всех сил уговаривала себя: «Все в порядке», но горячая тошнотворная боль внизу живота нарастала. Бекки натянула толстовку на ночную рубашку и вышла за дверь, в предрассветный холод, глубоко вдыхая свежий воздух. Угасающая луна, как кусочек лимона, низко висела над кустами конского каштана, отделявшими их участок от соседского; раньше там жили Хинманы.

Холодно, зато, по крайней мере, меньше тошнит. Бекки нашла на заваленном обувью крыльце пару старых резиновых сапог, сунула в них ноги и стала ходить кругами по довольно грязному двору. По трассе шли машины. Одинокая ворона каркала то прямо над головой, то снова откуда-то издалека.

Бекки подумала: если они потеряют дом, то, наверное, будут снимать квартиру в городе. Может быть, в Роуз-Сьютс, недалеко от шоссе; интересно, сколько стоит долгосрочная аренда? В конце концов, отец может устроиться продавцом-консультантом в чей-нибудь магазин. А ей придется бросить школу и работать официанткой. Она с отвращением представила себе, как отец станет успокаивать ее: «Это ненадолго. Осенью дела пойдут лучше». И будет проходить осень за осенью, год за годом… она так и состарится в какой-нибудь закусочной; у нее будут тусклые глаза, вечно недовольное лицо и варикозное расширение вен.

Бекки замерзла, однако возвращаться в дом не хотелось, и она зашла в амбар, сразу наткнувшись на несколько коробок – запчасти для сеялок; забыли убрать после разгрузки. Открыла раздвижную дверь, пнула коробки, уселась на них. Только папа знал, где что лежит, у него была своя система. Бекки схватилась за живот и скрючилась, пережидая приступ тошноты. Наверняка она тоже подхватила проклятый грипп.

Этот лысый боров! Как он посмел лапать ее? Прямо в папином салоне! Сжечь бы к чертям весь торговый салон, вместе с тракторами, комбайнами, кабинетом и всем остальным. Запереть там этого жирного козла – и сжечь.

И тут ее озарило. А что, неплохая идея… и за ней последовала цепочка других идей, благодаря которым полностью изменилась их жизнь. Ее жизнь. И всего за год.

Идея состояла в том… Пожалуйста, подождите! – умоляла она неизвестно кого. – Еще минутку без тошноты, мне нужно подумать!

Встала и обошла амбар по периметру, осмотрела его – куча свободного места, крепкие балки. Вдохнула теплый знакомый запах дерева.

Зачем нам салон?

Бекки все же вырвало; на резиновых сапогах остались брызги. И продолжало рвать, когда она уже вернулась в дом – раз десять за утро, не меньше. Между приступами тошноты она не просто лежала в постели. Взяла блокнот и ручку и начала изучать все финансовые документы, которые смогла найти дома. Вечером отец, сбитый с толку ее телефонными звонками, принес домой еще несколько папок. К тому времени Бекки столько раз уже все пересчитала, что дрожала от волнения, объясняя свой план отцу.

«Откажемся от торгового зала, сэкономим четырнадцать тысяч годовой арендной платы. Освободим амбар – он и будет нашим салоном. Дополнительная экономия: бензин, электричество, отопление, охрана. Склад сократим наполовину, только нужно сохранить оптовых клиентов. И не нанимать бухгалтера – я сама буду вести учет. Как тебе такой слоган: «ДЕЛИМСЯ ЭКОНОМИЕЙ!»?

Хэнк Фаруэлл сказал дочери: «Бекки, малышка, у тебя грипп, возьми банку имбирного эля и ляг в постель», но засиделся допоздна, изучая ее записи.

План реализовали в течение полугода, и осенью весь Пирсон говорил о чудесном воскрешении из мертвых сельскохозяйственного предприятия «Ферма Фаруэлл». То есть один из Фаруэллов (конечно, они имели в виду Хэнка) проявил смелость, сообразительность и буквально возродил семейный бизнес.

Бекки всем руководила. Навела порядок в амбаре, организовала установку указателя «Фаруэлл. Сельскохозяйственное оборудование», чтобы было видно, где нужно свернуть с шоссе. В июне устроила лимонадную вечеринку «Благодарим за сотрудничество», на которой они разыграли в качестве приза последний трактор «Джон Дир» и предложили 25 %-ную скидку на новые долгосрочные заказы. Она начала изучать бухгалтерский учет, ездила на однодневную конференцию по малому бизнесу в Рокфорде. Организаторы слишком поздно поняли, что зарегистрировали для участия в конференции десятиклассницу. К зиме Бекки принимала все звонки от клиентов и обрабатывала заказы, часто объединяя поставки и предлагая скидки, от которых невозможно отказаться. Хэнк занимался тем, что у него получалось лучше всего: в подробностях описывал и показывал товар прижимистым местным фермерам.

Однажды зимним вечером в воскресенье Фаруэллы устроили у себя дома небольшое собрание. Местный «Ротари» (клуб успешных бизнесменов) после долгих лет пренебрежительного отношения к Хэнку снова принял его в свои ряды после того, как годовой оборот его бизнеса возрос до ста восьмидесяти тысяч. Теперь Хэнку звонили за неделю вперед, причем по несколько раз, чтобы убедиться – он будет на следующем собрании.

В пирсонском отделении «Ротари» состояли в основном те, кто занимался агробизнесом. Традиционно раз в два месяца собирались у кого-нибудь дома, по очереди, обычно в выходные после обеда. Предлагалась тема для обсуждения – например цена семян в районе Рок-Ривер, однако двухчасовые посиделки заполнялись большей частью сплетнями (кто где просчитался), политикой (Рейган, субсидии) и грубоватыми шутками. А как еще развлекаться трудягам-фермерам после рабочей недели?

В то воскресенье, когда Хэнк впервые устраивал у себя такой вечер, к ним пришло много гостей. Ветер трепал установленный на участке новенький баннер: «ДЕЛИМСЯ ЭКОНОМИЕЙ!». Возле амбара кольями было размечено место, где собирались делать пристройку для небольших ручных инструментов. Зима выдалась холодная, но сухая; немного снега слетело с ботинок, когда мужчины по привычке топали ногами на крыльце, перед тем как войти в уютную гостиную Хэнка, с новым телевизором и новыми окнами: двойные рамы с теплоизоляцией.

По негласному обычаю, хозяйка дома должна подать кофе и сладости (чаще всего ореховый пирог) – и тут же уйти. Бекки внесла поднос, мужчины замолкли.

Позднее она неизменно участвовала во всех деловых встречах и клубных мероприятиях, связанных с агробизнесом в округе, к ее присутствию привыкли.

Однако в тот первый вечер у Фаруэлла мужчины очень удивились: Бекки поставила поднос, взяла себе стул и села вместе со всеми. Они взглянули на Хэнка – тот вел себя так, словно в этом не было ничего странного.

Бекки приветливо посмотрела на гостей, улыбнулась и сказала:

– Мы рады вас видеть. Давайте начнем?

Глава 2
Пирсон, Иллинойс
1981

Пирсон, штат Иллинойс, – небольшой городок на Среднем Западе примерно в трех часах езды от Чикаго. Река Рок делит город на две части; шириной он меньше мили. Основное сооружение – низконапорная плотина; вода поднимается по ступенькам, пенится, падая с высоты, и течет дальше на запад, минуя два моста Пирсона: Галена и Соук. Как и большинство городов на реке в этом районе, он был назван в честь одного из первых европейских поселенцев, который в XIX веке построил здесь паромную переправу и начал зарабатывать на торговцах и путешественниках. И, как многие другие городки Иллинойса, Пирсон претендовал на то, что его история имеет отношение к Аврааму Линкольну – он руководил военными действиями в этом районе во время войны Черного Ястреба¹. На южной набережной стоит бронзовая статуя Линкольна: первый президент обозревает фасады обращенных к реке зданий – солярий, Торговая палата, бар «Пикадилло». Краеведческий музей в здании бывшей средней школы ограничивался лишь упоминанием о Линкольне, зато располагал подробными материалами о драматическом инциденте под названием «Пирсонская авария».

В седьмом классе Бекки писала сочинение на тему Пирсонской аварии. В 1806 году паром врезался в берег, и несколько человек утонуло. Она изложила события от лица хромого хозяина салуна: он не мог никому помочь, стоял на берегу, опираясь на палку, и только смотрел. На его глазах погибали люди, и он ненавидел себя за то, что не в состоянии помочь. Наблюдал – вместо того, чтобы действовать, а это не по-мужски. Видел все с самого начала, с первого легкого толчка: как руки мужчин метнулись к шляпам, как люди падали за борт, как кричали женщины, ржали лошади… и как потом вытаскивали на берег тела.

Учительница Бекки, миссис Нэгл, задержала ее после звонка. Написала на первой странице сочинения: «Незачет».

– Кто этот человек? – спросила она.

– Не знаю. Никто не знает. – Бекки была недовольна: что, придется писать заново?

– Ты пользовалась какими-то источниками? – Миссис Нэгл имела в виду бесконечные ленты микрофильмов местной библиотеки.

– Нет, – призналась Бекки.

Миссис Нэгл пролистала сочинение, то и дело указывая ручкой на выражения вроде «воспоминания мистера Сэма Смита об этом ужасном дне». Затем написала на титульном листе два слова: «ВЫМЫСЕЛ» и «ФАКТЫ».

– Ты написала вот что. – Она ткнула в первое слово. – А задание было таким. – Ткнула во второе.

Бекки переписала сочинение и больше никогда не выходила за рамки. Вообще-то она удивилась, что миссис Нэгл нашла время высказать ей свои сомнения – обычно за сочинения Бекки получала «пятерки» и «четверки», о чем бы ни писала, и никто ничего не комментировал. В школе, которую половина учеников не оканчивает и где нет возможности вести отдельные классы для одаренных детей, отличная успеваемость означала только то, что до тебя никому нет дела.

Лишь мисс Марнер, преподававшая математику в старших классах, всегда уделяла Бекки особое внимание. Высокая, худощавая – этакий надзиратель, Диана Марнер настаивала, чтобы ее звали не миссис, а мисс: «Повторяем за мной, всем классом: «Мззззззз Марнер»! Не так уж и трудно, правда?».

Мисс Марнер давала Бекки самые сложные тесты и не желала слушать никаких жалоб. Копировала на ротаторе дополнительные задания и требовала, чтобы Бекки сдавала их ей в течение двух дней. Настояла на том, чтобы она вступила в городской клуб математиков (Бекки была в нем единственной девушкой и единственной старшеклассницей), выписывала для нее книги из библиотек других штатов и даже видеокассеты с материалом о теории происхождения чисел и о концепциях, лежащих в основе методов обработки больших массивов данных.

Бекки нравились задания, откопированные на ротаторе – каждое по-своему интересно, но она не могла понять, почему мисс Марнер так увлекается теорией, ведь это вряд ли пригодится в жизни. Бекки пользовалась математикой в прикладном плане – делать расчеты. Она представляла себе мысленно расположение цифр, соотношение величин и функций так же ясно, как если бы держала перед собой учебник. Даже мисс Марнер она не могла объяснить, что для нее это похоже на игру: цифры будто перекатываются в голове, щелк-щелк. Как цветные китайские шашки.

Однажды в субботний день мисс Марнер отвезла Бекки и двух мальчиков из ее класса в Пеорию (два часа езды в один конец) на олимпиаду штата по математике. Бегала по переполненному спортзалу, где разместили участников, наблюдала, как они справляются. Когда объявили, что Бекки заняла первое место, раздались жидкие вежливые аплодисменты. Которые тут же перекрыл неодобрительный гул и улюлюканье – какая-то пигалица выиграла олимпиаду! На обратном пути мисс Марнер явно была в настроении: включила кассетную магнитолу, курила, а в придорожном кафе угостила их всех гамбургерами. Позже Бекки поняла, что учительница, скорее всего, сама все оплатила: их участие и саму поездку. Плюс гамбургеры.

Как-то мисс Марнер рано отпустила своих девятиклассников, попросила Бекки остаться и завела разговор, которого та всячески пыталась избежать: о колледже.

– Иллинойский технологический институт, вот о чем я думаю. Пожалуй, университет Чикаго – это нереально. Хотя можно проконсультироваться… – Она взглянула на Бекки поверх очков; та не ответила, и мисс Марнер продолжила: – Во всяком случае, в ИТИ есть подходящее отделение. Я немного знакома с одним профессором, когда-то давно мы общались; думаю, вполне уместно позвонить.

Бекки пожала плечами.

– Большое спасибо, но… Я много помогаю отцу. Я не могу.

– Ладно, может быть, год или два поживешь дома. А потом переедешь. Перед тобой откроются потрясающие возможности!

Бекки наклонилась к своему рюкзаку, делая вид, что возится с застежкой-молнией и ремнями. Что толку говорить о том, чего никогда не будет.

– Мне надо идти.

– Если дело в деньгах, то есть всякие стипендии, кредиты. Ты не первая, кому нужно…

Бекки почти выбежала из класса, даже не попрощалась. Весь их бизнес полностью зависел от нее, и как объяснить это мисс Марнер. Стоит только остановиться – они всего лишатся.

Когда Бекки пришла домой, отец сидел в своем любимом кресле и смотрел телевизор. Он ждал дочь и обрадовался ее приходу.

– Ты сегодня поздно.

– Да уж. – Бекки принялась разогревать ужин.

Вскоре после разговора с мисс Марнер Бекки перестала посещать математический кружок, избегала ее взгляда в классе, а если учительница пыталась поговорить с ней после уроков, бормотала извинения по поводу своей занятости. Ей действительно было некогда – они только что влетели с неудачной поставкой, это обошлось в несколько тысяч, а их финансы… Нужно работать.

В июне, на выпускном вечере, мисс Марнер подошла к Бекки. Старшеклассники в пурпурных мантиях и их родители бродили по спортзалу и пили пунш.

– Я слышала, ты уже работаешь.

– Ничего особенного, – ответила Бекки. – В основном бумажная работа.

На самом деле ей очень нравилось работать в мэрии. Она и сама не знала, почему подала заявление именно туда, это был просто порыв. Убедила отца, что продолжит заниматься его бухгалтерией, только не стала говорить, что без ее зарплаты они пропадут.

– Это тебе. – Мисс Марнер вручила ей небольшую перевязанную лентой коробку. – Я скучаю по нашим занятиям. Заходи как-нибудь, если вдруг окажешься рядом.

Бекки захотелось сразу же открыть подарок, но она сдержалась.

– Спасибо, зайду.

– Ну что же, удачи тебе! Поздравляю.

Бекки поблагодарила ее и почти сразу после этого ушла.

Тем же вечером она достала из коробки «Книгу напутствий для выпускников» и довольно длинное письмо, напечатанное на машинке. Быстро просмотрела письмо, не очень вникая в содержание: мисс Марнер ценит ее как ученицу и как личность… рада ее достижениям. Вовсе не хотела давить и сожалеет, если обидела; просто Бекки напомнила ей себя в этом возрасте; возможно, осознание потенциала такой одаренной девушки заставило ее быть слишком настойчивой. И – всяческих успехов.

Бекки сложила письмо, сунула его в дурацкую подарочную книгу и запихнула в нижний ящик комода под стопку джинсов. И хранила много лет. Хотя прочла письмо один-единственный раз, в тот вечер после выпускного.

1.Вооруженный конфликт между США и индейскими племенами в 1832 г. (здесь и далее прим. перев.).