Kitobni o'qish: «Лавка Аваддона»

В те дни люди будут искать смерти, но не найдут ее.

Книга Откровения 9 глава 6 стих

Плейлист

Daughter – Medicine

Øneheart, reidenshi – Snowfall (slowed + reverb)

Kim Walker-Smith – Only you

Kavinsky – Nightcall

Plenka – Call me (slowed)

White Cherry – Sunrise

White Cherry – Melancholy

Kalax – The Mountain Peak

Haux – Alone

Finneas – Happy now?

Finneas – Die alone

M83 feat Felsmann Tiley – Solitude (slowed)

Billie Eilish – Happier Than Ever

Billy Joel – Honesty

Daniel Adam – The Rain

Alpha Room – Come Back

Timecop1983 – On the Run

Пролог

«Vavilova E., death tester¹» – так написано на временном магнитном пропуске с логотипом лаборатории «Grand Choice», болтающемся на шее. К концу первого рабочего дня служба безопасности прошьёт мой виметр и надобность в бэйдже отпадёт. После быстрой экскурсии по маршруту огромная теплица под стеклянной крышей – столовая – туалеты, приветливая девушка-администратор наконец открывает дверь, шутливо называя экспериментальную палату № 9 моим рабочим кабинетом на ближайшие три месяца – таков срок договора, проект которого мне направили по электронной почте.

В узком длинном коридоре тишина, слышно только шуршание бахил на моих ногах, хотя судя по порядковому номеру палаты, комната для экспериментов в этом крыле не одна. Дверь бесшумно закрывается. Внутри всё кажется таким настоящим и… устрашающим. Будто я и в самом деле буду здесь умирать. Помещение без окон с холодным искусственным, чересчур ярким освещением и белыми стенами. Регулируемая кушетка с шестью фиксирующими ремешками застелена одноразовой простыней. С потолка опускается какой-то шлем с проводами, в изголовье огромный монитор. У стены металлический стол на колесиках, на нём разные бутыльки, ампулы, шприцы, шланги, трубки, пластиковая маска, как в киношных операционных, и даже дефибриллятор. Не иначе как реанимационная палата.

По коже пробегает холодок, хотя по спине стекает струйка пота. А ведь в письме говорилось, что это только симуляция смерти, что-то типа продвинутой виртуальной реальности, да и неоновая вывеска с лиловой бабочкой на логотипе больше подходит ночному клубу или развлекательному центру. На мне лабораторная сенсорная спецодежда с автоматической терморегуляцией, поэтому можно хотя бы забыть о мокрых кругах под мышками от волнения.

Виметр на руке вибрирует, сообщая о повышении артериального давления и температуры тела. Потерять этот гаджет страшнее, чем дать доступ незнакомцу к своему банковскому счету. Название «Vmetr», скорее всего, происходит от латинского «vitale», что означает «жизнедеятельность». Этот маленький браслет – цифровое «я». В нем содержатся удостоверяющие документы, идентификационные номера, медицинская карта, сведения об образовании, штрафах, доступ к электронному кошельку, ключи от движимого и недвижимого имущества, история покупок, доступ в режимные здания, непрерывно фиксируемые показатели организма, счетчик сна. Он даже синхронизируется с весами.

Администратор теперь молчит, но по крайней мере не бросила меня здесь одну, не закрыла дверь на замок. Дает свыкнуться с обстановкой прежде, чем приступить к эксперименту или ждёт кого-то ещё? Посматриваю в сторону выхода – ещё не поздно уйти.

Глава 1

У меня вы не сдадите зачет ценой одной бессонной ночи накануне.

И со шпоры не скатаете. Я придумал кое-что гораздо круче.

Герман Шорохов

«Специалисты предсказывают скорое извержение супервулкана Йеллоустоун. Если это произойдет, температура на Земле упадет на двадцать один градус по Цельсию. По расчетам ученых лава покроет всю территорию Северной…».

Так, эту пластинку крутят с нулевых. Терпеть не могу новости. Дальше.

«Тебя ждет дивный новый мир, и в нем каждый молодой ученый будет намного ценнее двадцати старых политиков», – какое совпадение – вот и фильм «2012»². Видимо, отечественные каналы решили, что только так наш народ можно привести в чувства после новогодних каникул.

А если бы я совершенно точно знала, что жизнь на Земле закончится уже в этом году? Скажем, в сентябре. Да, начало учебного года – лучшее время для Апокалипсиса. Что бы я сделала первым делом? Нет, это не фантазии. Ученые называют это мыслительным экспериментом, когда ситуацию нельзя воспроизвести в реальности, её моделируют в воображении.

Представим, что впереди последние весна и лето. За свои двадцать четыре года я ни разу не брилась налысо. А ведь это так круто. И главное, всем всё равно. Даже ворчливым теткам-соседкам в задрипанных халатах. Все готовятся умирать и думают только о себе. Плевать на лысую девчонку с разными ушами (да, правое ухо – папиной формы, левое – маминой).

Что дальше? Пункт номер два – прокатиться на крутом мотоцикле. Нет, недолго, но на бешенной скорости, чтобы внутри всё замирало.

А ещё я ни разу не целовалась. Нет, у меня были парни, но все они были в сети и жили в других странах. Мы желали друг другу доброго утра и спокойной ночи, отправляли сердечки, виртуальные подарки-стикеры, даже «ходили в кино» – смотрели вместе фильмы через стриминговые платформы. С одним виртуальным бойфрендом перешли на небывалый уровень – покупали в сети подарочные сертификаты друг для друга на Новый год и дни рождения. Правда, о дне своего рождения я соврала. Появлялись общие друзья на сервере, мы играли в одной команде в Postman of Death.³ Но я так сильно завралась, что реальная Эвитта и Matheater⁴ (мой никнейм в сети) – две совершенно разных личности.

В соцсетях нет ни одной моей настоящей фотографии после того, как в возрасте четырнадцати лет прочла под одним из постов комментарий парня из параллельного класса: «Ну и уродина». Всё из-за разных ушей. А парень-то мне жутко нравился.

Позже к этому врожденному дефекту добавились ещё безобразные очки в толстой черной оправе и угри. В универе линзы сменили очки, язвы от акне зарубцевались, но уши-то никуда не делись, поэтому со старших классов школы единственная доступная мне прическа – каре с геометрической челкой, прикрывающей рассеченную бровь.

Боюсь встречи IRL⁵. И мои виртуальные парни, видимо, тоже. Ведь ты не можешь пойти на настоящее свидание с инста-фильтром на лице. А вдруг плохо пахнет изо рта? Или слишком толстые ляжки. Или маленькая грудь.

Другое дело, когда некогда выбирать. Когда вот-вот рванет самый большой вулкан, сойдёт и такая, как я. Ведь одному умирать страшнее, правда?

Интернет отрубили за неуплату – квартиранты молчком съехали, оставив на прощание казан с заплесневевшей жижей, неработающий пылесос и двухмесячный долг за телефонную связь и интернет. Но чтобы оплатить его, забавно, нужен интернет. Пойду утром искать терминал. Откопала пульт от прадедушкиного телевизора, вставила в него батарейки от своей беспроводной мышки и теперь сижу деградирую, как бумеры в 90-х, – щелкаю пультом. Ни спутникового, ни кабельного. Только двадцать федеральных телеканалов-близнецов и бесконечно длинный зимний вечер.

Лежу на диване в одном нижнем белье (ещё один плюс жить одной), на груди пакет чипсов любимого вкуса «Лайм с чили». Перед теликом, прямо как когда-то прадедушка. Только он грыз семечки. Его единственная правнучка и наследница. Он-то думал, что я умница. Я и была ею. Тогда при его жизни.

Справа на стене ковёр. Здесь с самого сотворения мира не было интернета, сколько себя помню маленькой. Иногда ночевала в этой самой комнате при свете маленького ночника – пластикового прозрачного цветка, торчащего прямо из розетки. Водила пальцем по узорам и представляла, что прохожу уровень 2D-бродилки, как в приставке. А всякие ромбики на дорожках рисунка ковра – это боссы⁶, которых нужно обмануть или перепрыгнуть.

Из ковра торчит крючок, на который прадедушка цеплял наушники от телевизора. По ночам надевал их, чтобы не будить соседей. Пять лет перед смертью просидел дома, уже не выходил на улицу. Почти как я сейчас.

Всё, как раньше. Даже запах старости, въевшийся в стены и обивку мебели, как ни драй, ни три. На потолке гипсовая лепнина: ажурная круглая розетка в месте крепления люстры, потолочные плинтусы с узорами виноградных листьев. Красно-коричневый румынский гарнитур советских времен. Деревянная коробка с шахматами на тумбе для телевизора. Помню, как прадедушка научил играть сначала в шашки, а позже в шахматы. И ни разу не поддался, несмотря на мои слезы. Как ребенок радовался каждой своей победе, а потом однажды опешил, когда я впервые поставила ему вечный шах⁷ и сказал, что совсем старым стал.

Телефонный звонок.

«Алло. Просто оставьте под дверью», – отвечаю курьеру.

Жду пять минут, надеваю футболку и смотрю в глазок, чтобы ни с кем не столкнуться за дверью. Привезли грунт, контейнеры для рассады и фитолампы. Как ловко Ваня превратил меня из математика в «агронома». Как какой-то бумер⁸, пишу ему SMS: «Прием-прием. Всё на месте». SMS! Даже моя мама не пишет смс-ки. А Ваня-то хотя бы смотрит в угол с иконкой сообщений? Там же только сотовые операторы да магазины спамят, можно не глядя удалять письма.

И Ваня здесь, как раньше. Живет на первом этаже, как и двадцать лет назад. В детстве мы с ним не дружили – стрёмно водиться с мелочью на четыре года младше тебя. Тебе целых четырнадцать, а ему только десять. Сейчас Чудину двадцать, и оказывается, у нас много общих тем. Только вот разводить плантацию в квартире никак не входило в мои планы. Но это хорошие деньги, и других вариантов нет, не могу отказаться.

Перед моим отъездом мама крикнула из окна, чтобы не заводила в прадедушкиной квартире домашних животных, а ведь я действительно подумывала наконец-то купить белую крысу и лайку. Жаль, нельзя дома держать лису. Но про «грядки» мама ничего не упоминала, хотя ей и в голову бы не пришла такая сумасшедшая мысль.

Глава 2

…произошло великое землетрясение,

и солнце стало мрачно.

Откровение 6 глава 12 стих

Монитор ожил, картинка на нём наконец-то сменилась – теперь вместо пустой тёмной комнаты зажегся тусклый холодный свет и появилась брюнетка, споткнувшись о высокое ведро с деревцем, растущим прямо из него. Девушка включила воду тоненькой струёй и начала плескать ею в лицо. Как и остальные фигуры на многих других мониторах. Сколько же таких мониторов сейчас ожило? В верхнем левом углу экрана часы отсчитывали секунды и минуты. Там же значилась дата – 1 августа 2029 года. Среда.

Девушка направилась в другую комнату. Из майки-алкоголички торчали угловатые плечи и неестественно тонкие предплечья, широкие хлопковые штаны болтались на бедрах, грозясь сползти. Черное боб-каре смотрелось жидковато.

По газовой плите, чайнику на ней и раковине без единой грязной тарелки можно было догадаться, что девушка на кухне. Ни стола, ни стульев здесь не нашлось. Живой скелет привычно переставлял ноги между пластиковыми контейнерами с растениями на полу, будто опытный сапер на минном поле. Кухонного окна толком не было видно, его загородил неокрашенный грубый металлический стеллаж, на каждой полке которого тоже стояли горшки, обрезанные пластиковые бутылки с какой-то зеленью: одни совсем крохи, другие вытянулись. Каждый уровень подсвечен своим цветом. Девушка прошла на балкон из этой же комнатушки. И там к навесным лампам тянулись бледно-зеленые кусты.

Брюнетка вернулась, щелкнула зажигалкой под чайником и коснулась браслета на левой руке. Раздались женские голоса, смех, а на потолок от браслета проецировались кадры:

– Ну мама, не снимай меня.

– От такого тазика клубники стошнит или сыпью покроешься, – женщина постарше смеялась.

– Дай хоть раз наесться. А то вечно: «Варенье, варенье». Кто потом ест это варенье. Прошлогоднее вон ещё стоит в кладовке.

На заднем плане фоном раздавался мужской голос диктора: «Джон Кьюсак в фильме “2012”».

Видеозапись прервалась. Брюнетка вздрогнула от протяжного «плача» закипающего чайника и утерла слезы.

***

«“Самый зрелищный фейерверк в честь Китайского Нового года” – такой заголовок новосибирские журналисты дали вчерашней катастрофе», – на экране энергичный голос блогера быстро шинковал слова, комментируя последние новости.

Подпись под видеороликом указывала, что его просмотрели уже почти два миллиона человек.

«Все мы ждали, что Земле наступит *** не раньше 2075 года, – «общественный деятель» ввернул ругательство, созвучное слову «конец», – от извержения Йеллоустоуна и Айра – двух взаимосвязанных супервулканов. Об этом трубили учёные, когда я ещё ходил пешком под стол. Но случилось то, что принято называть событиями типа “черного лебедя”⁹, в очередной раз подтверждая эффект синергии¹⁰.

Парень с пирсингом на губе, в носу, туннелями в ушах, жемчужным ожерельем на шее и фиолетовыми волосами не очень-то был похож на эксперта-эколога или хотя бы репортера, но, если закрыть глаза на нецензурщину, говорил складно, без запинок и шпаргалок. Его облик настолько контрастировал с той важной темой, которую он обсуждал, и его осведомленностью, что казалось, будто на видеоряд наложили чужую аудиодорожку.

«Когда в январе 2022 года произошло сильнейшее извержение вулкана Тонга, наш чувак из Института физики атмосферы уверял нас, что это пшик для климата. Что тоже неправда, потому что журнал «Science» назвал его тогда крупнейшим взрывом в атмосфере за всю историю наблюдений в XX веке. И даже сильнее любых ядерных испытаний после Второй мировой войны. Жители Аляски за десять тысяч километров офигели от звуков ударов. Ничего такой пшик.

Вчера пшик на Тонга повторился, но уже помноженный на десять взрывов других вулканов. Вот уже сутки в Австралии, Новой Зеландии, Бали и Филиппинах сбывается апокалиптическое предсказание восьмой главы книги «Откровения» – «огненный дождь» с камнями, горят деревья. Землетрясения, цунами. Но главное, что теперь чуваки из РАН помалкивают, когда вся эта ***, – рассказчик опять выругался, – закончится. Видите ли, прогнозирование осложнено. «Ангельская труба» может замолчать через день, а может трубить и пыхтеть и несколько месяцев.

Короче говоря, добро пожаловать в twenty hundred and froze to death.¹¹ Нас так пугали глобальным потеплением, а в итоге надо доставать валенки на лето и ждать нового Ледникового периода, если 2029 год станет лишь разогревом для файер-шоу супервулканов.¹²

Так что разбирайте свои чемоданы, дамы и господа, мы опять никуда не летим. По прогнозам небо будет закрыто до декабря 2029 года. А я побежал за билетом на поезд «Москва – Пекин». В молодости пританцовывал в китайских клубах гоу-гоу. И видимо, придется тряхнуть стариной. В Поднебесной нос, как Эйфелева башня, – идеал красоты, так что я вполне подхожу. Но в этот раз готов работать за еду, потому что самая сытая нация на планете теперь китайцы. Спасибо, что за последние десять лет скупили 80% мировых продовольственных запасов. Видать, знали наперёд, раз еще во время пандемии хвастались, что им пшеницы хватит, чтобы кормить всю страну полтора года. И кто тут ещё самая хлебосольная страна.

Только не пишите мне в комментариях, какие марки семян я советую для балконного огорода, потому что мне за такую рекламу никто не платит».

Бодрый голос продолжал комментировать новости за прошедшие сутки, предсказывая вероятное уничтожение Японских островов и ассимиляцию нескольких сотен миллионов азиатов, эвакуированных в соседние государства, когда в комнату вошла женщина с ультракороткой стрижкой, надевая белый медицинский халат со словами:

– Смотришь запрещенные каналы прямо на рабочем месте? – Голос её звучал низко и хрипло.

Мужчина обернулся, прищурился несмотря на то, что был в очках, и съязвил:

– Привет, босс. Что в столовую опять не завезли синтетический кофе?

Затем взглянул на браслет на руке, резко откатился от стола и в три шага достиг выхода из кабинета, негодуя невнятным бормотанием. Судя по звукам, доносившимся из длинного коридора, мужчина бежал.

Глава 3

В сумасшедшей гонке доказать свою гипотезу ученому легко

переступить черту законности и морали. Послевоенный мир не побрезговал открытиями, полученными из экспериментов в фашистских концлагерях.

И возможно, в идеальном мире эти открытия были бы до сих пор недоступны человечеству. Говоря о биоэтике, медицинская наука – дурно пахнущая женщина с руками по локоть в крови, а её лучшие слуги – мясники и хладнокровные убийцы.

И мы отчасти соучастники, ведь пользуемся их достижениями.

Я хочу, чтобы вы задавали себе вопрос: “Кому я служу?

Вправе ли я это делать?” Постоянно.

Герман Шорохов

Шестое февраля. Двадцать третий день эксперимента.

«Бред, бред, бре-е-ед. Превратить квартиру в какую-то теплицу. Так себе идея доверить мне эту работу. Мне, у которой даже кактус помер», – думала я, когда три недели назад тасовала пёстрые пакетики с семенами, как игральные карты. Ещё и названия просто балдеж: мини-морковь «Внучка», томаты «Балконное чудо», фасоль «Карамель», «Городской огурчик».

Говорят, что человек неосознанно проживает жизнь, как по сценарию любимой сказки из детства. Глядя на меня, вы решите, что я обожала Емелю-дурачка – лежу себе, никуда не выхожу, и жду, когда же вёдра с водой сами собой придут. Хотя вода и, правда, приезжает прямо к дверям (спасибо курьерам), как и остальные продукты, но любимая моя сказка – «Царевна лягушка».

Да, когда-то действительно верила, что особенная, что другие пока не замечают, но докажу, какая умная, неповторимая. Сейчас понимаю, что, как и многие подростки, испытывала синдром восьмиклассника¹³. Думала: «Никто так не одевается, как я. Никого нет круче по математике, чем я. Я слушаю музыку, которую никому не понять. И из-за этого нет ни одной души, близкой мне».

И будто в доказательство того, что я оригинал, а не чья-то копия, зимой в девятом классе заняла первое место на региональной олимпиаде по математике. Обскакала учеников из физмата. И притом девчонка. Над крыльцом школы целую неделю все читали красные буквы на бегущей строке с моей прославившейся на всю школу, да и на весь город, фамилией.

В начале 2016 года я осознала, что никакая не особенная, а просто следую общим трендам своего поколения. Из двадцати пяти первокурсников нашей группы на мехмате двадцать смотрели аниме. Как и я. Больше половины всё свободное время гамали.¹⁴ Опять же как я. Ходили в черных вещах оверсайз, слушали фонк и синтвэйв, пили «Монстр» и «Аризону», вели токсичные разговоры с иностранцами на беглом английском языке в сети. У каждого второго в соцсетях есть фото с укулеле, но вряд ли наберется хотя бы пятеро из них, кто до сих пор играет и играет сносно.

От силы десять одногруппников играли в баскетбол на физкультуре, остальные её ненавидели и рубились в шахматы в спортзале. И каждый второй грезил о путешествии в Японию.

По крайней мере у шестерых сокурсников видела зажившие следы от селфхарма,¹⁵ когда их широкие длинные (и зимой, и летом) рукава задирались.

И на втором курсе я рискнула всем, чтобы выпрыгнуть из шкуры лягушки, которая ехала на конвейере с такими же жабами, которых за стенами универа ждали душные школьные классы, аудитории, переполненные зевающими студентами и кабинеты круглосуточной работы IT-департаментов с их крепким мужским «благовонием». Оказалось, что всё испортила – корону поносить дали, а потом сняли. Лягушка так и осталась лягушкой.

«Вить, выходи. Прокатимся, поболтаем, съедим по шаурме», – раздается бодрый не по времени суток голос Чудина в аудиосообщении.

Ненавижу аудиосообщения. Те, кто их пишет, эгоисты. Слушаешь порой несколько минут пустой болтовни, довольно типичной для Вани, потому что боишься пропустить что-то важное. Особенно сейчас – там ведь может оказаться очередное задание. И не знаешь, что там дальше, нельзя, как с текстом, просканировать сообщение по диагонали.

Строчу ответный текст:

«Шаурму бы съела, если опустить первые два пункта твоего предложения».

Опять голосовое. Смеётся.

«Так и знал. У меня в рюкзаке две шаурмы. Спустись хоть на качелях посидеть, ну».

«У-у-у, ты совсем crazy? Там такой дубак. Вань, твой Sonic¹⁶ в штанах примерзнет к качелям. Давай ко мне. Хоть навестишь своих детей, отец-молодец», – пишу ещё одно сообщение.

«Ленивец», – Ваня высылает одно слово и гифку с ленивцем, лежащим на спине возле миски с едой и будто в полудреме еле-еле тянущимся рукой за овощами.

«Вечный двигатель», – я тоже не сдаюсь и отправляю гифку, где металлический шарик безостановочно носится по замкнутому кругу с бешеной скоростью. Мол много беготни, а воз и ныне там.

Хотя на самом деле Ваня нереально энергичный парень. До часу ночи развозит поздние заказы из круглосуточных кафешек и магазинов на своем скутере, потому что в это время тариф выше, а ведь учится с раннего утра и до вечера на втором курсе по специальности «Медицинская кибернетика». Хотя я так и не поняла, кем он потом будет работать, в голове всплывают какие-то врачи-роботы и кадры киберпанк-игр, а между тем им задали вырастить в квартире целый огород. Походу огурцами людей лечить будут в будущем.

Ваня запомнил меня совсем другой. Девчонкой, которую увезли зашивать бровь после того, как вписалась с разбегу в металлический бортик песочницы во время игры в прятки. Той, которая каталась на всех доступных в нашем детстве приспособлениях: роликовых коньках, лонгборде, велосипеде, роллерсерфе и детских лыжах. Из-за которой бабки высовывались из окна и кричали притихнуть и не орать во всю глотку. Мы не так долго жили в квартире вместе с прадедушкой, пока родители не получили собственную по госпрограмме, но каждое лето неделями гостила здесь лет до четырнадцати.

Папа рассказывал, что я рано пошла, рано заговорила, на прогулке во дворе и в новых местах сама знакомилась с детьми, даже если они были старше меня.

Та девочка мало похожа на меня теперешнюю, которую Ваня увидел в конце декабря во время переезда в прадедушкину квартиру. Я прикатила на такси как раз в тот момент, когда он возвращался с учебы, но ещё не ушел на работу. Тут же начал таскать вещи наверх, помогать с подключением компа. Оказалось, что он тоже играет в Postman of death. Так удивился, когда узнал мой рейтинг, будто я сказала ему, что могу телепортироваться.

Трепал языком без умолку, чуть не похоронил под горой своих вопросов. Спрашивал, что со мной случилось, всё никак не мог понять, как произошло такое чудовищное перерождение.

Холодильник тогда, естественно, пустовал, и Ваня притащил то, что нашел в своём: холодец, квашеную капусту, охотничьи колбаски, хлеб, чай. Парень-то пока с мамой живет.

От него же узнала, что все мои детские подружки разъехались: кто замуж вышел, кто после учёбы переехал в мегаполисы, чьи-то родители продали квартиру. Да, здесь райончик тот ещё, конечно.

Стук в дверь. Натягиваю длинную черную майку с рисунком шахматной доски на груди. Ваня свой, можно не причесываться.

– Что с часами? Разрядились? – Ваня кивает головой на потухший циферблат моих умных, но старых-престарых часов на левом запястье.

– Дисплей…

– Сдох? Намочила? Разрядились? – У Чудина дурацкая привычка подсказывать мне варианты ответов, стоит на пару секунд промедлить. Ему сложно понять, что не у всех слова вылетают, как из брандспойта, некоторые люди думают, прежде чем говорят. Сколько ни делай замечание, его автомат всё равно работает без тормозов. Легко разговаривать с людьми, когда ты вот так весел, красив и прекрасно знаешь об этом. Люди вообще многое прощают внешне приятным собеседникам.

– Старые они уже, видимо, батарея больше не тянет, как раньше. Но в приложении телефона вся статистика, ну там, сон, пульс, шаги — всё отражается через синхронизацию с браслетом. На новые сейчас денег нет, да и к чему они мне. Будем честны, бегаю я теперь только в «Postman of death». Чудик, ты купил бабл-ча-а-ай,¹⁷ – кричу от радости, когда он вытаскивает еду из рабочего рюкзака на стол в зале. Останавливаю серию «Death note» ¹⁸ на компе.

– Поговаривают, что нам осталось шесть лет до вымирания, так что гулять так гулять. А ты всё сидишь дома. Сколько там у тебя шагов в день? – Ване вечно надо смотреть в глаза, когда разговаривает с людьми, будто проверяет, слушают его или нет. Вот и сейчас ходит передо мной, мешается под ногами. – Хоть пару тысяч есть?

Киваю головой. С математическим округлением тысячу шестьсот шагов за сегодня вполне можно приравнять к двум тысячам, верно?

— Досидишься, будем потом в погребе на даче в противогазах тусить. – Ещё одна Ванина разговорная фишка – дублировать слова движениями, словно в игре «Крокодил», и издавать соответствующие звуки. Например, сейчас он показывает противогаз и дышит, как Дарт Вейдер в своей маске, – и старое мамино варенье с плесенью доедать, – плюхается на диван Чудин, пока я сгребаю в мусорный пакет пустые банки от энергетиков, упаковки от чипсов, орешков в острой глазури и мармеладок.

Подумала, что терпеть не могу варенье, и не понимаю, в чем прикол варить его, когда полки магазинов и так ломятся от сладостей на любой вкус. Какой-то пережиток голодного прошлого.

– Что ж ты тогда так переживаешь из-за своего… – спрашиваю, протыкая трубочкой крышку стакана с бабл-чаем.

— Зачета? О, ты мне их покажешь? Где мои малыши? – Чудин соскакивает с дивана.

– Э-э-э, минуточку! Это мои малыши.

Веду Ваню в прадедушкину спальню, которая теперь выглядит, как подземная плантация конопли Микки Пирсона из фильма «Джентльмены». Моя гордость. Почти неделя ушла на то, чтобы изучить процесс посадки, замочить и прорастить семена. Все они уже дали всходы, а я знаю наизусть, где что у меня растёт, как часто нужно поливать, чем удобрять, как смешивать грунт с золой и опилками и даже записываю советы из видеороликов мужиков в трениках, как соорудить конструкции опор для будущих кустов томатов, огурцов, фасоли и сладкого горошка. Бегу каждое утро смотреть на зелень, будто за ночь произойдёт чудо. Свет фитоламп не гаснет от заката до полуночи, биоразлагаемые кассеты с рассадой и торфяные стаканчики на придвинутом вплотную к окну старом письменном столе, зеркало-трельяж с другого конца стола и развернуто передней частью к солнечному свету, чтобы отражать лучи и равномерно освещать растения.

– Офиге-е-еть, Вить. «Я у папы инженер». Балде-е-еж.

– Здесь у нас помидоры «Балконное чудо», – имитирую голос музейного экскурсовода, – они любят красный спектр света, а это «Городской огурчик», – Ваня ржет в голос от названий и моего серьезного тона, – у них своя фитолампа, потому что и зеленый, и красный спектр им нужен в одинаковой мере. На подоконнике в обрезанных бутылках из-под колы морковь «Внучка». А и ещё покажу тебе на балконе картофель в черных мусорных мешках с грунтом. Пока не взошел ещё, правда. Но мама когда-то смотрела своего любимого… э-э-э… как же его? – В голове вертится фамилия, но Ваня уже пустился вскачь.

— Джонни Деппа? Гордона Рамзи? Николая Дроздова?

— Да нет же… Джейми Оливера! У него так и росла картошка. В мешках. Обогреватель пашет у меня на балконе днём и ночью. Разоришься ты на оплату электричества.

— А ёлка тебе не мешает тут? Или Китайский Новый год ждёшь? – Ваня переключился с рассады на разглядывание больших и маленьких елочных шаров, висящих между двумя «ногами» выкрашенной в зеленый цвет стремянки.

Нашла её на дедушкином балконе, когда искала коробку с новогодними игрушками, сама покрасила в зеленый прямо поверх ржавчины и приспособила в виде ёлки технаря.

– Пошути мне тут. Сейчас отдам тебе всё это добро и выращивай сам. Слушай, а что ты свою мать не попросил? Не пришлось бы мне платить.

– Маму? Т-с-с, – прикладывает палец к губам и таращится на меня, как на чокнутую. – Она вообще не должна знать, что моей учебе что-то угрожает. Проще деньги потратить, чем её грузить своими проблемами. На мне и так учебный кредит, хоть и беззалоговый. А она всё равно боится, что хату отберут. А потом, где в однушке без балкона такой сад разведёшь? И ты можешь представить, чтобы моя мама делала фотографии рассады, измеряла высоту кустов и потом ещё разобралась с электронным кабинетом студента и смогла туда выкладывать отчеты? – Казалось, что смотрю старую передачу с сурдопереводчиком.

– Вот хоть убей, не понимаю, зачем будущему врачу уметь выращивать еду?

Ваня закатывает глаза и недовольно смотрит на меня в упор:

– Сколько раз ещё повторить, что я не буду сам лечить людей? Медицинская кибернетика про другое. Новые технологии, работа с Big Data, роботизация в медицине, – изображает руками робота, – научные исследования всякие. А биотехнологии Шорохов, – теперь Чудик, видимо, показывает очки своего препода на глазах, — читает всему потоку, не только нашей группе. Классный мужик. Не бубнит под нос, не читает с бумаги, реально интересно на парах. Ходят слухи, что он гений какой-то, сдал дофигища классов экстерном и совсем зеленым поступил на биофак. И вовсе он не шизанутый, как ты думаешь. Вот наш физик — тот да. Ходит зимой и летом босиком, и на улице, и дома, седую бороду и волосы отпустил. – Чудин изображает походку своего физика.

– На себе не показывай, – смеюсь я.

– Ну, Гендальф вылитый. А-а, и ещё Шорохов окончил музыкалку, говорят, на скрипке хорошо играет.

– Под Эйнштейна косит что ли? Или Шерлока? – Спрашиваю, а сама вспоминаю об укулеле, которая пылится в шкафу моей бывшей спальни. Я выучила на ней только саундтрек к одному популярному аниме и «Somewhere over the rainbow». Всё. Не понимаю, как люди умудряются учиться в двух школах одновременно столько лет.

– Э-э-э… с чего я вообще начал?

Ване периодически нужно напоминать намеченный им же самим курс разговора, потому что, как тачку на скоростях заносит мимо нужного поворота, забывает, куда «ехали».

– Медицина и рассада.

– Ах, да. Короче, это общая дисциплина. Причем Герыч…

– Герыч? – За Ваниным словесным галопом попробуй успеть.

– Ну да, Герман зовут Шорохова. Ну и биотехнологии, порошки всякие. Короче, Герыч даже выиграл грант на разработку новой учебной программы. И там не только про получение пищевых продуктов, выведение сортов растений, но и генную инженерию, прогнозирование, клонирование, фармацевтику. Да куча всего. Вот скажи, зачем вам на мехмате читали курсы политологии и библиотековедения? Та же фигня и здесь с помидорами.

Из-за долбаной преподши по политологии меня и отчислили со второго курса мехмата.