Kitobni o'qish: «Миражи в Лялином переулке»

Shrift:

Маме посвящаю

* * *

Никогда не думал, что буду увлечён чтением современной женской прозы. Не просто увлечён – проглочу книгу залпом. Так получилось с романом Елены Янге «Миражи в Лялином переулке». То, что я сейчас напишу, не критика, не рецензия – моё ощущение, калейдоскоп чувств и вкусов, которые случаются после знакомства с чем-то совершенно незнакомым, но понравившимся до желания поделиться с окружающим миром. Те, кто читал роман, меня поймут, те, кто не держал его в руках, надеюсь, прочтут.

Созвучие появилось с первых страниц, созвучие по переживаниям героев и их отношениям. Где-то в середине романа возникло понимание, что я читаю не женскую прозу – ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ. С поднятыми на поверхность эмоциями, присущими каждому из нас. Потом возникло ощущение, что я – ученик выпускного класса, которому тоже грустно расставаться с годами наивных и светлых чувств. И я понял, что все мы, по сути, задерживаемся в детстве – кто на большее время, кто на меньшее. Вот и героиня романа – беру на себя смелость причислить себя к близким по духу людям – именно тот задержавшийся в детстве человек, милый и наивный, трогательный и ответственный одновременно.

И вот за эту чистоту мыслей, именно за это, она и получает подарки судьбы. Подарки отнюдь не материальные, ибо как можно думать прагматично о «самой детской» подруге и о проницательном Дмитрии Павловиче, подаривших фейерверк истинных чудес… От знакомства с Дмитрием Павловичем у меня появилось первое послевкусие. Это было интересное смешение светлых человеческих оттенков, связанных не с интеллектом – с мироощущением. Именно на мироощущении и построены характеры героев романа, и читаются они не разумом, а душой.

Чего стоит знакомство с Парижем – городом, который и я впускал в себя не один раз. С его загадками за каждым углом, тайнами легенд, с его непостижимой любовью к себе, которую несёт каждый парижанин, с готовностью делясь ею при первой же возможности. И только от того, кто приехал в Париж, зависит, что он готов принять – атмосферу чудаковатой столицы Пятой Республики или парадный лоск Города Мира. И через это знакомство ближе и роднее стала Москва, с её дворцами, бульварами, неожиданными ресторанчиками… Так любить можно только что-то своё, родное, прильнувшее навсегда к сердцу.

От описаний Москвы и Парижа появилось ещё одно послевкусие – со сложным смешением оттенков каштана, хрустящего снега, Kir Royal, коньяка, водки, рыжиков и пельменей. И всё это под запах новогодних петард и бой курантов на Спасской башне. И вдруг передо мной открылся неожиданный узор сюжетных линий, где одни лежат, как струны, натянутые по предполагаемой траектории, другие свободно и оттого неожиданно проходят наперерез, словно подчёркивая непредсказуемость превратностей судьбы. И я понял, из таких нитей-линий соткан весь роман, и действие его воспринимаешь душой, именно она откликается на звуки потаённых струн, скрытых от глаз, но видимых сердцу. Именно это и называется человечностью. Когда книга воспринимается не текстом, а ощущениями, когда рождает тот сложный и неповторимый рисунок, созданный оттенками, неяркими тонами. И все характеры героев романа в своём переплетении, словно ниточки оригинального узора, так же просты, как и замысловаты. Так же, как жизнь, как вкус хлебного мякиша, притоптанного каблуком старухи-судьбы и упавшего на лист таблицы с простыми числами. И за все эти переживания, за мои разбуженные чувства, за созвучие мыслей огромная благодарность Елене Янге.

Съеджин Пасторос

режиссёр, сценарист, автор музыкальных, игровых и документальных фильмов, дипломант российских и международных кинофестивалей и литературных конкурсов

Часть 1

Глава 1

Никто не считает, что жизнь предсказуема, однако в мистику мало кто верит. Не верила в неё и я. К весне 1992-го мне было двадцать три года, и анкетные данные умещались в три строчки: родилась в Москве, окончила французскую спецшколу, затем филфак МГУ. Всё бы хорошо, но в жизненной схеме был сбой – в семнадцать лет я потеряла отца, полгода назад – маму.

Я осталась одна, и в нашей когда-то уютной квартире стало тоскливо и пусто. В книжном шкафу стояли мамины альбомы, на фортепьяно лежали мамины ноты, в шкафу висели мамины платья. Вещи живут, а мамы нет.

Тяжелее всего было по вечерам. Чтобы растворить тоску, я выходила в Лялин переулок и шла по привычному маршруту: Лялин переулок, Воронцово Поле, бульвар, Покровка, Малый Казённый, опять Лялин, знакомый каштан. Круг замыкался, и мне казалось, всё плохое и хорошее осталось в прошлом.

Однако я ошибалась. Судьба вывела меня на поворот и посадила около него старуху. Хотя не совсем так. Старуха сидела у подъезда. Маленькая, худая, в нелепой широкой юбке, пыльных ботинках, на голове жёлтый вязаный шарф. Ни дать ни взять нищенка.

В тот вечер, остановившись у скамейки, я стала искать ключи. Почувствовав взгляд старухи, я подняла голову.

«Любопытное лицо, – мелькнула мысль. – Узкий, с горбинкой нос, широкие скулы, огромные миндалевидные глаза».

– Сядь, – приказала старуха.

Не попросила, не предложила – приказала. Я опустилась на скамейку.

– Хорошо, что поставила крест. Хорошо. – Скривив губы, старуха добавила: – Камень и есть камень. Слишком давит.

На меня повеяло могильным холодом.

– Мать надо отпустить. Путы ей ни к чему.

Я всхлипнула.

– Не одиночество хуже всего – неопределённость. Все беды от неё.

Старуха вытащила лист бумаги и положила его на землю.

– Вот погадаю, и успокоишься.

Кроме небольшой таблицы, состоящей из колонок цифр, на листе ничего не было.

– На-ка, пожуй.

В моей руке оказался хлеб. Засунув кусок в рот, я стала жевать.

– Старое гадание, издалека пришло. Поди, забыли про него.

Старуха сверкнула глазами и забормотала:

– И понеслась, полетела, змеёй зашуршала, а впереди – топь. Перескочила, закликала, крылами захлопала и поднялась.

Почувствовав на плече цепкие пальцы, я перестала жевать.

– Плюнь! – крикнула старуха.

Мякиш полетел на землю, и на него опустился пыльный каблук.

– Вот тебе и «таблетка». Теперь кидай.

– Куда?

– В квадраты, голубушка. Куда же ещё?

Подпрыгнув в руке, «таблетка» упала на лист бумаги.

– Десять. Это ещё ничего, – хрипло сказала старуха.

Она расставила ноги и, устремив взгляд на таблицу, скороговоркой начала:

– Мужчина. Рядом с ним книги. Много книг. Вот и ты, глупая. Попалась, теперь служи. Тоска. Годы идут, и ничего нет. Осталась с пустотой.

Старуха подняла «таблетку» и, протянув мне, приказала:

– Снова кидай.

Хлебный мякиш упал на второй квадрат, и голос старухи повеселел:

– Очень хорошо. Всё-таки встретишь его. Накоротке. Полоса – узкая, небольшая, на ней – счастье. И для тебя, и для него. Однако болезнь его заберёт. Но не горюй – с тобой останется детство. Из него она и придёт.

Старуха сникла и, вздохнув, прошептала:

– Давай, ещё раз. Последний.

Я высоко подбросила «таблетку», и она опустилась на квадрат под номером сорок пять. Стащив с головы шарф, старуха бросила его на скамейку и воскликнула:

– И чего тебя туда понесло?! А он-то, гляди, – павлин павлином, а внутри – сплошное гнильё.

Погрозив кому-то неведомому палкой, старуха продолжала:

– Однако тень рядом. Она побережёт.

В моей голове царил хаос.

«Осталась с пустотой. Всё-таки встретишь. С тобой останется детство. Сплошное гнильё. Тень рядом».

Обрывочные фразы пикировали мозг и оставляли вопросы. Глядя на таблицу, я пыталась сосредоточиться: «Мужчины, загадочная “она”, и всё это как-то связано со мной».

– Много не думай, – прервала мои размышления старуха. – Послушала – и забудь. Когда надо, вспомнишь мои слова. – Тщательно отряхнув юбку, она добавила: – Вот и освободилась.

Освободилась? От чего?

Я походила на сомнамбулу, и своей воли у меня не было.

– Теперь проводи.

Тяжело опираясь на палку, старуха пошла к арке. У арки она остановилась.

– Прощай, голубушка. Может, и свидимся.

Я прислонилась к стене. По переулку шли люди, ехали машины, кто-то бежал. Всё серое и безликое. Казалось, передо мной другая жизнь. В той, где я находилась, была одна только старуха. Хотя нет. Рядом сверкнули два пятна. В одном появился джип. Машина притормозила около арки, и я услышала глуховатый женский смех, почувствовала запах сигарет, дорогих духов. В другое пятно вошёл пожилой мужчина. Он был одет в коричневый замшевый пиджак, в руке держал трость. Несмотря на своё состояние, трость я запомнила. Ручка из слоновой кости, полированное дерево, на нём причудливая резьба. Мужчина спросил дорогу.

– В Москве впервые, ещё не освоился.

– Знаю, милок, знаю, – ответила старуха.

– Хочу зайти в церковь. В Яковоапостольскую.

– Налево повернёшь и увидишь.

– Спасибо.

– Иди с Богом.

Проводив мужчину взглядом, старуха завернула за арку и скрылась. Я же поплелась домой. На скамейке висел шарф, рядом валялась таблица. Подняв листок, я увидела, что среди цифр, расположенных в девять столбцов и пять строчек, три будто выжжены.

– Десять, два, сорок пять, – прошептала я.

Засунув таблицу в карман, я отправилась спать. На другой день на меня снизошла несвойственная мне деловитость. Вспомнив желание мамы, я решила поступать в аспирантуру и стала готовиться к экзаменам. Книги, научные статьи, словари заполнили мой мир, а библиотечная тишина Ленинки оказалась лучшим лекарством. Я расслабилась, и, воспользовавшись моментом, судьба свела меня с Олегом Александровичем.

* * *

Наша первая встреча состоялась в библиотеке, около стола заказов. Я ждала лифта, поднимавшего из хранилища книги, Олег Александрович стоял рядом и заполнял бланки. Взглянув на бланки, увидела незнакомые слова: «Асимптотика. Интегралы и ряды». Я с интересом взглянула на соседа. Высокий, атлетичный, на первый взгляд, лет тридцать пять – сорок. Мужчина протянул библиотекарю бланки и повернулся ко мне в профиль.

«Похож на римского сенатора. Правда, подбородок несколько тяжеловат», – подумала я.

Почувствовав мой взгляд, мужчина повернулся. Его близорукие глаза вопросительно посмотрели на меня, и по лицу пробежала тень.

– Я нарушил очередь?

– Нет-нет. Я уже сдала свой заказ.

– У вас проблемы?

– Нет. То есть да, – ответила я и смутилась.

Мужчина пожал плечами и отвернулся.

– Девушка, ваши книги пришли – забирайте.

Поспешно собрав книги, я направилась в читальный зал. В зале – два свободных места: одно у двери, другое в углу. Я подошла к угловому столу, вывалила на него книги и посмотрела на соседний. Он был завален книгами и научными журналами. По всей вероятности, хозяин отправился на перекур или в столовую. Я погрузилась в статьи и не заметила, как прошло три часа. Решив перекусить, поднялась из-за стола. Мой сосед – тоже.

Да это математик из очереди!

Мужчина пошёл за мной.

Неужели решил познакомиться?

Признаюсь, эта мысль не вызвала раздражения.

– Простите мою назойливость, но, как это ни банально, хотелось бы…

Я обернулась. В серых глазах мужчины – беззащитность и растерянность. По-видимому, математик был смущён.

– Не в моих правилах знакомиться на ходу, – опять заговорил он, – но…

– Рита, – коротко представилась я.

– Олег Александрович.

Математик облегчённо вздохнул. Войдя в столовую, мы направились к стойке с комплексными обедами.

– Позвольте задать вопрос. – Я прервала затянувшуюся паузу и повернулась к новому знакомому.

– Слушаю.

– Случайно увидела ваши бланки. Одно слово запало в память и не даёт покоя.

– Готов помочь.

Олег Александрович достал из кармана белоснежный платок и аккуратно вытер узкие губы.

– Это слово – «асимптотика». Что оно означает?

– Извините, вы кто по специальности?

– Филолог.

– Ваш интерес очевиден. В переводе с греческого «асимптота» – это «несовпадающий».

– ???

– Если посмотреть на слово с точки зрения математика, это бесконечная кривая, стремящаяся к прямой.

– Кривая, стремящаяся к прямой, – повторила я.

– Вот именно.

Взглянув на пустые тарелки, Олег Александрович предложил:

– Не хотите ли прогуляться?

– Согласна.

Мы вышли из библиотеки к Александровскому саду.

– Вернёмся к нашему разговору, – пытаясь подстроиться под мой шаг, сказал Олег Александрович. – Асимптотическая формула связывает сложную функцию с более простой.

Увидев растерянность на моём лице, Олег Александрович улыбнулся.

– Мистеру Икс соответствует определённая мисс Игрек. Представили?

– Более-менее.

– Вот и хорошо.

Олег Александрович остановился, поднял ветку и нарисовал на дорожке крест.

– Допустим, это – две оси, – показав на крест, сказал он. – На каждой сидит бесконечное множество точек. На горизонтальной оси – точки мистера Икс, на вертикальной – мисс Игрек. «Как бы нам встретиться?» – думают они.

– Разве это возможно?

– Почему бы и нет?

Олег Александрович нагнулся и дополнил рисунок. Жирная косая линия пересекла крест и убежала в траву.

– Вот взгляните. Точка мистера Икс решила попутешествовать. Она добежала до косой линии и остановилась. И в этот момент мисс Игрек дала команду.

– Кому?

– Некой определённой точке.

– Почему определённой? – удивилась я. Мне было непонятно. – Может, прогуляться решила какая-нибудь другая точка.

– Зачем устраивать бардак? – возмутился Олег Александрович. – К косой линии побежит та, что соответствует точке мистера Икс.

– И что же дальше?

Объяснение Олега Александровича завораживало. В его словах чувствовался не математический, а житейский смысл. Можно даже сказать, определённая философия.

– Дальше всё просто. Точка У добежит до линии и сольётся с точкой Х. Они превратятся в целое и будут сидеть на одном месте. То же самое произойдёт и с другими точками. Они найдут свои пары и займут на графике нужные места.

– И будут вместе, – заметила я.

– Да, вместе, – согласился Олег Александрович.

Искоса взглянув на меня, он добавил:

– Только надо учесть, что каждому У будет соответствовать строго определённый Х.

– Поняла. Не любой, а тот, что находится в прямой зависимости.

– Совершенно верно, – обрадовался Олег Александрович. – Математика – наука о строгом соответствии. Здесь не может быть хаоса. Одно соответствует другому, а между ними – строгие законы и логические связи.

* * *

Впоследствии этот крест я вспоминала не раз. Время от времени его перерезала жирная косая линия, и к ней устремлялись множество точек. Они сливались друг с другом и, усевшись на линии, повторяли одну и ту же фразу: «Одно соответствует другому, одно другому». В этой фразе была настоящая, я бы даже сказала, сермяжная правда, и в то же время…

В то же время всё чаще и чаще хотелось разворошить точечный порядок. Я даже представляла, как это будет – нет ни строгих осей, ни жирной косой линии, ни множества точек. На дорожке лежит песок, и каждая песчинка сама по себе – свободна и независима.

Однако эти мысли возникли позже, а тогда… Тогда мне было двадцать три, и рядом появился человек, который мог всё объяснить.

Мы стали встречаться. Степенные разговоры, которые так любил Олег Александрович, успокаивали и возрождали интерес к жизни. Я училась мыслить логически и получала ответы на многочисленные вопросы. Моя излишняя эмоциональность подавлялась спокойными рассуждениями; грёзы, не успев поднять голову, утопали под слоем чёткой информации. Я вошла в запрограммированное русло и тихо поплыла.

Поведение Олега Александровича было безукоризненным: любезен, внимателен, интеллигентен. Он был похож на ходячую энциклопедию. Что ни спроси, ответит; о чём ни заговори, знает. Его ненавязчивое ухаживание, неторопливая манера общения вылечили мои душевные раны, и я предложила ему жить вместе. Олег Александрович не возражал и переехал с Фрунзенской набережной, где жил вдвоём с мамой, ко мне – в Лялин переулок.

Глава 2

Мама Олега Александровича, Татьяна Леонидовна, была театральным критиком и любила поговорить об актёрах и драматургах. Будучи у неё в гостях, я часто встречала чету Муровых, и казалось, что наша компания походит на участников небольшого литературного салона. Анна Семёновна и Валерий Алексеевич Муровы могли говорить долго и о чём угодно. Так, например, однажды разговор зашёл о чае. Татьяна Леонидовна поставила на журнальный столик изящные чашки из китайского фарфора и, разливая чай, сказала:

– Зелёный чай сейчас в моде. Признаюсь, не сразу к нему привыкла.

– Экзотика, – причмокнув толстыми губами, воскликнул Валерий Алексеевич.

– Олег говорит, зелёный чай мягче, в нём много витаминов, но, знаете ли, многолетняя привычка пить чёрный чай даёт себя знать.

– Да-да. В нашем возрасте трудно менять привычки, – вступила в разговор Анна Семёновна. – Головой понимаешь – полезно. Ан нет, рука тянется к маслу, сырокопчёной колбасе и традиционной заварке.

– Всё это так. Однако в нашем возрасте надо прислушиваться к мнению диетологов. С их лёгкой руки зелёный чай сейчас весьма популярен. Читала, в нём нет калорий, а тонизирующий эффект очень высок.

– Что вы говорите! Никаких калорий? – вскрикнул Валерий Алексеевич и повернулся к жене: – И нам, Аннушка, не мешало бы перейти на зелёный чай.

– Право, не знаю.

– А вы попробуйте «Зелёную жемчужину», – вступил в разговор Олег Александрович. – Я рекомендовал его и маме, и Маргарите. – Олег Александрович тепло посмотрел на мать, затем на меня и продолжал: – «Зелёная жемчужина» растёт в Китае, и порой её называют «Жемчужиной дракона».

– Как романтично, – закатил глаза Валерий Алексеевич. – Люблю, когда обеденная церемония сопровождается легендами.

– В данном случае, Лерочка, не обеденная – чайная, – заметила Анна Семёновна.

– Не спорю, не спорю. – Валерий Алексеевич повернулся к жене и поцеловал ей руку.

– Но почему же «Жемчужина»?

– Потому, что молодые побеги скручивают в маленькие шарики, – ответил Олег Александрович.

– Ты говорил, внутри этих шариков находятся распустившиеся почки, – добавила Татьяна Леонидовна.

– Да, так рассказывал продавец.

– Олег покупает чай только в специальных магазинах – он не любит подделок.

– Кто же их любит, любезная Татьяна Леонидовна? Другое дело, не все могут отделить зёрна от плевел. – Валерий Алексеевич взял очередное пирожное. – Вы уж извините меня, Олег Александрович, но я скажу. Такого светлого ума, как у вас, не встречал. Нет, не встречал.

– Помилуйте, так и захвалить можно, – воскликнула Татьяна Леонидовна. – Начали с чая, закончили умом.

– Что есть, то есть, Татьяна Леонидовна. Не постесняюсь милой барышни, которая, к слову сказать, украшает наше чаепитие, – выскажу своё мнение: Олег Александрович – выдающийся учёный.

– Давайте лучше поговорим о чае, – улыбнулся Олег и положил в тарелку Валерия Алексеевича три пирожных.

– Спасибо, друг мой. Слаб я на сладкое, ох как слаб! Анна Семёновна не даст соврать.

– Будем считать, это твой единственный недостаток, – заметила Анна Семёновна, поправив салфетку на коленях мужа.

– Я вам не рассказывала, кто Риточкины родители? – спросила вдруг Татьяна Леонидовна.

– Интересно, интересно.

Стряхнув крошки с колен, Валерий Алексеевич умилённо посмотрел на хозяйку.

– Ритин папа – знаменитый лётчик-испытатель, а мама – искусствовед

– Что вы говорите?! А как имя-отчество вашего батюшки? – обратился ко мне Валерий Алексеевич.

– Владимир Максимович Белых, – ответила я.

– С удовольствием познакомился бы.

– Он погиб, когда мне исполнилось семнадцать лет.

– Как это ужасно!

Анна Семёновна в волнении подняла пухлые ручки и прижала их к шее, переходящей в три подбородка.

– У Маргариты были славные родители, – продолжил разговор Олег Александрович. Он сделал ударение на слове «славные» и посмотрел в мою сторону. – К сожалению, они так мало пожили.

– Милая вы моя, как вам одиноко! – Валерий Алексеевич потянулся через стол и сочувственно пожал мою руку.

Я вздохнула. Острая боль меня уже отпустила, однако чувство утраты ещё не прошло.

– Мама Маргариты, Елена Павловна, имела благородное происхождение. – Олег Александрович обнял меня за плечи.

Он сидел рядом и прижимался ко мне своим большим телом.

– Она из рода Лопухиных.

– Бог ты мой! В это трудно поверить.

– Лерочка, ты сказал бестактность, – воскликнула Анна Семёновна и строго посмотрела на мужа. – Что значит «трудно поверить»?

– Язык мой – враг мой. Право, не думал сомневаться.

– Покойная бабушка Маргариты – урождённая княжна Лопухина, – заметил между тем Олег Александрович.

– Это не имеет никакого значения, – вмешалась я. – О своих корнях я узнала недавно. Мама рассказала бабушкину историю только перед смертью.

– Какая скромность! – Анна Семёновна сладко посмотрела на меня и обхватила руками уже не шею, а полные щёки.

– Думаю, в своём молчании Елена Павловна была абсолютно права, – проговорила Татьяна Леонидовна. – Разве вы забыли, в какое время мы жили?

– Как же, как же… Меня, например, при поступлении в институт просили заполнить анкету… – Валерий Алексеевич округлил глаза и сделал паузу. – Одним из пунктов было: «ваше социальное происхождение».

Анна Семёновна перевела взгляд с тарелки на мужа:

– Тоже мне вспомнил! В каком году ты поступал в институт?

– Сразу после войны.

– После войны от дворян и памяти не осталось. Те, кто остался в России, сменили фамилии и постарались забыть о своём происхождении.

– А те, кто не забыл, очутились в ГУЛАГе, – добавила Татьяна Леонидовна.

– Слава Богу, сейчас другие времена.

Валерий Алексеевич выпрямил спину и обвёл присутствующих блестящими глазами.

– В наше время благородное происхождение в моде. Я читал, что появились Российское Дворянское Собрание и Геральдический совет.

– Да-да, – перебила Татьяна Леонидовна. – Моя знакомая даже заказала составление своего генеалогического дерева.

– Интересно, – улыбнулась Анна Семёновна. – Вы тоже изучаете генеалогию?

– Я? Нет, у меня и других дел достаточно. – Татьяна Леонидовна бросила на Анну Семёновну взгляд кобры и обиженно замолчала.

– Что говорить, проблема существует, – не замечая пикировки дам, заявил Олег Александрович. – Однако, если ею заняться, родственников Маргариты можно найти.

– К сожалению, у меня нет в России родных, – вздохнула я.

– Откуда ты знаешь? Может, кто-то и остался, – возразил Олег Александрович. – Не здесь, так за границей.

Не скрою, внимание к моим корням было приятно. Я с симпатией взглянула на людей, сидящих вокруг стола, и благодарно улыбнулась.

– Отыскать родственников – ваш долг, Риточка, – сказала Татьяна Леонидовна. – Долг перед предками.

Она встала с кресла и заходила по комнате. Её полная фигура излучала такую решительность, что я подумала:

«Несмотря на рыхлость, она энергична».

– Надо пораскинуть мозгами, – продолжала Татьяна Леонидовна. – Если постараться, можно найти тех, кто имеет отношение к поиску родственников.

– Вот это правильно! – вскочил со своего места Валерий Алексеевич. – Тогда Маргарита Владимировна будет не так одинока.

– По-моему, Рита не одинока, – одёрнула мужа Анна Семёновна. – У неё есть Олег Александрович.

Я смутилась и покраснела.

– Очаровательно! – рассмеялся Валерий Алексеевич. – Будто тургеневская барышня. – Внимательно посмотрел на меня и добавил: – Какие у вас тонкие черты лица! Сразу видно благородное происхождение.

Олег Александрович прижался ко мне, а Татьяна Леонидовна с гордостью посмотрела сначала на меня, затем на сына.