Kitobni o'qish: «Тень аггела»
Аггел – злой дух, дьявол.
(Словарь церковно-славянского языка)
Глава первая
Так вот какими мы стали!
Смешливый толстячок с заплывшими глазками превратился в сказочного принца! Узнать невозможно – словно другой человек носит имечко, которое кое-кому на всю жизнь запомнилось: Никола Любавин. И ведь не Колька, не Колян, а именно Никола. Так звали тебя даже учителя. Сначала Николо Паганини, а после того, как ты, ленивый и смешливый толстячок, забросил свою скрипку, фамилия великого музыканта отпала, словно засохшая ветка. А Никола остался. И теперь эта вариация простецкого в общем-то имени тебе добавляет шарма…
Щенячья смешливость обернулась блестящим чувством юмора, в спортивной фигуре и намека нет на бывшие складочки. А глаза-то такие откуда? Неужто из тех самых щелочек вылупились? Вот уж, наверное, беда девочкам от твоих веселых и ласковых синих глаз!
Обаяшка – слов нет! И держишься так, будто тебе действительно интересно видеть твоих бывших одноклассников – не из простого любопытства: кто кого обскакал на жизненной кривой. Нет, нет, что вы! Вот стоило перепившему неудачнику пустить слезу по поводу своей нескладной судьбы, наш обаяшка тут же подскочил: не помочь ли?
Мне помоги, Никола!
Помнишь, ты вычислил мелкого воришку, промышлявшего по учительским сумкам и портфелям одноклассников? Тот воришка действительно был мелок и глуп. Но он тоже вырос и изменился. По чужим сумкам и карманам уже не лазает. И даже ты забыл имя, которое тогда назвал. Так правду ли болтали, что по каким-то только тебе известным признакам ты можешь узнать в многолюдной толпе опасного человека – воришку, грабителя, душегуба? И всегда ли с тобой эта необычная, чудесная способность? А может, те разговоры – всего лишь байки?
…Нет, не поможешь ты мне ничем, синеглазый. Да я и не обижусь. Мне привычней добиваться своего без посторонней помощи, собственными руками. Собственным умом, которым и меня не обделили при зачатии. И пусть девочки с ума сходят от твоих невыносимых глаз – мое место в твоей жизни никто не займет.
До чего ты довел меня, Никола! Впору стихи в прозе издавать. Вот уж посмеется мой спонсор, когда я заявлюсь к нему с таким предложением!
Впрочем, прежде чем являться, нужно спонсору позвонить. И как можно скорее. Что же мы скажем ему?
А так и скажем: у нас проблемы.
* * *
Никола очень спешил.
Легко и непринужденно он пролетел половину лестницы, ведущей из метро, и так же легко и непринужденно чуть не врезался лбом в очередную ступеньку. Его спасли перила, которые оказались рядом, и отличная реакция.
Опять шнурки развязались!
Новые ботинки были всем хороши – легкие, удобные, из мягкой натуральной кожи. Но какому-то придурку пришло в голову на такой суперской обуви сделать крошечные дырки для шнурков! Тонюсенькие завязки были шелковистыми, скользкими и никак не хотели держать узел. И заменить нечем – Никола безуспешно обегал несколько магазинов. Если шнурок пролезал в дырку, так только такой же шелковый, никчемушный.
Красный от смущения, Никола осторожно одолел несколько оставшихся ступеней и опустился на корточки недалеко от зияющей пасти метро. Морским узлом их завязать, что ли? Или совсем выдернуть? Так хоть жизнь будет гарантирована…
Справившись со шнурками, он резко выпрямился. Вот тут и произошло столкновение. У Николы мелькнула не к месту смешливая мысль, что ступенька его все-таки догнала и стукнула по темечку. Из глаз искры, в ушах звон!
Мужичок в черном берете, похожий на престарелого художника, так же стремительно, как давеча Никола, вылетел из метро в тот момент, когда Никола поднимался с корточек. Ну Никола и врезался темечком в его подбородок.
Поднимая слетевший с головы шикарный головной убор, мужичок ругался на чем свет стоит.
А Никола – что ж, бывает – потер ушибленную голову, пробормотал себе в оправдание что-то о законе парности случаев.
– Кстати, – попытался он охладить разозленного мужичка, – если сегодня у вас только эта неприятность случилась – ждите вторую.
Мужик от неожиданности рот раскрыл и с большим подозрением оглядел Николу.
– Ты что имеешь в виду?! – то ли с опаской, то ли с нерешительной угрозой прорычал он.
– Ничего конкретно. Просто, повторяю, есть такой закон – парности случаев…
Мужик надвинул на лоб берет, выругался и резво побежал к своей цели.
Николина цель находилась в той же стороне, куда вприпрыжку скакал мужик. И, кажется, в одном здании… Ого, никак они спешили даже в одно заведение с шикарной вывеской на двери – «Банк «Россия плюс». Никола развеселился и сбавил шаг – еще подумает художник, что его преследуют с целью ограбления. В двух шагах от двери банка, куда нырнул мужичок, он остановился и закурил.
По улицам центра бродила праздная публика. Кажется, на всю Москву остались только двое озабоченных – художник и Никола, остальные уже расслабляются. Вот двое парнишек стоят недалеко, тянут пиво из банок, беседуют неспешно. Впрочем, один из них бросил только что зажженную сигарету и скрылся за дверью банка. Его товарищ остался, спокойно покуривая…
Никола моргнул. Предзакатное солнце запустило из-за старого особняка пучок лучей, они били прямо в глаза. Из-за этого, наверное, только что четкая фигура вдруг как будто расплылась, по ее контуру словно заклубилась темная полоса… Никола замер. Что-то такое уже было в его жизни… В детстве, в шестом или седьмом классе… Что-то странное, необъяснимое и оттого страшное…
Бросив сигарету под ноги – урны в Москве практически исчезли из-за терактов – он поспешно вошел в небольшое помещение банка. Девица за стойкой – у нее он получит нужную информацию и быстрей, быстрей к Аллочке.
Мужичка в берете Никола увидел сразу. Тот колдовал у банкомата, неширокой спиной старательно закрывая от посторонних глаз свои манипуляции.
Давешний парень внимательно изучал за столиком банковские буклеты. Он сидел в трех шагах от Николы, очертания плеч и рук на столе были размытыми, расплывались, будто за ними колыхался темно-серый туман.
Никола перевел взгляд на девицу за стойкой. Обтянутые голубым плечики четко вырисовывались на фоне светлой офисной стены. Роскошные формы ее собеседницы – дамы в белом пиджаке – Никола видел также четко.
Он прошел через арку в другую часть помещения, встал вполоборота к парню за столиком, не выпуская его из виду.
Если все так, как было давно – в детстве – , надо что-то предпринимать. А что?
Никола закрыл глаза.
«Это случайно. Это ничего не значит. У меня свои проблемы. Я ничего не могу предотвратить». Судорожные самоуговоры ничего не изменили. Он понял это, когда открыл глаза и увидел, как художник, засунув толстый бумажник во внутренний карман курточки, пошел к выходу. А парень с тенью за спиной, которую видел один Никола, положил буклет на стол и, не торопясь, двинулся ему вслед.
Никола помедлил и решился. Он просто пройдет немного за парнишками, чтобы убедиться: у него нелады со зрением, или глюки, или паранойя. Он просто убедится и вернется к своим делам.
Только немного пройдет за ними.
* * *
Художник двигался в сторону метро все той же торопливой нервной рысцой, но на углу, у гастронома, притормозил, секунду постоял в нерешительности и махнул рукой – видимо, на что-то уговорил себя.
«Вот сейчас парнишки пройдут мимо гастронома, скроются в сиреневой дали, и я убедюсь, что все нормально», – Никола нервно хохотнул на слове «убедюсь».
Парни действительно прошли мимо магазинной двери, но чуть подальше остановились. Опять покурить решили?
Никола замешкался, не зная, как поступить. Светиться у этой парочки нельзя. Лучше за художником –мало ли людей в гастрономе?
Знакомый берет успел отовариться. Художник держал в одной руке открытую банку пива, в другой – мобильник. Старинная громоздкая «Моторола», примитивная и надежная, совсем как вещь советского производства, в его сухонькой лапке выглядела еще более громоздкой.
– Светка, ну все, выходи. Пока доедешь – я уж там буду. Позвони Таньке-то, скажи, все в порядке, еду. Да я уже в метро, ну пока.
Никола невидящим взглядом уставился на сверкающую витрину отдела, будто выбирал что-то. Затылком он почувствовал, что художник опустошил банку и готов продолжить путь.
« В метро он уже, видишь ли. Не вовремя решил освежиться, дядя, – укорил художника Никола. – Тебе бы на такси да к Светке с Танькой под абажур».
Ему самому так нестерпимо захотелось оказаться рядом с Аллочкой в своей уютной мирной квартире, что даже под ребром заныло.
Ну какой из него сыщик? А охранник – тем более. Он привык иметь дело все больше с детьми, с их болячками и квадратными от страха и безнадеги глазами. Детский врач Никола Любавин обязан был детские болячки исцелять, а квадратным глазам придавать естественную для них форму, которая отражала бы факт исцеления и самое горячее, самое естественное ребячье чувство – скорей домой, подальше от тебя, дорогой доктор Никола!
То есть Никола по определению не подходил для такого дела, в которое неожиданно ввязался. Поэтому и под ребром ныло не переставая, трусливо и жалостно.
Правда, еще оставалась надежда, что парни испарились, пока они с художником грелись в гастрономе. Ну прикурили по дороге и пошли восвояси…
Парней и вправду не было. Несколько мгновений. Они возникли у самого входа в метро – теперь уже оба в черных бейсболках на коротко стриженых головах. Никола решил было, что это совсем даже другие ребята, случайные прохожие. Но размытый контур плеч, словно растушеванный в пространстве, не давал обмануться.
«Ладно, – твердо сказал себе Никола. – Даже если все повторяется, и я на самом деле вижу то, что не видят другие, – мне же сейчас не тринадцать лет, а целых тридцать два! И если эти парни действительно опасны для художника, я что-нибудь придумаю… А если не опасны – всего-навсего потеряю немного времени из-за этой дурацкой слежки. Ну еще Аллочка фыркнет. Ну еще к окулисту забежать придется. Пустяки!»
Значит, главное сейчас – не потерять из виду художника с сопровождением и не обнаружить себя. Ребятки-то ученые, не просто так бейсболки натянули. Любитель пива может насторожиться, если успел хоть мельком увидеть их физиономии. Но тот, кажется, весь в своих проблемах и ничего вокруг не замечает. «Козел старый», – только сейчас Никола почувствовал обжигающую, как глоток спирта, злость на недотепу в берете.
Немноголюдный вагон метро равнодушно впустил его в душное нутро. Никола встал у двери, так, чтоб видеть художника, который торопливо шлепнулся на свободное место. Устал, видишь ли… А Никола разве не устал заниматься не своим делом?
Чертыхаясь, он достал из портфеля книгу. Буквы прыгали перед глазами. Пусть прыгают, все равно сейчас не до чтения – закрыться бы от всего света.
Парни разделились. Один наглым образом устроился недалеко от художника, пониже натянув кепку и сделав вид, будто задремал. Другой со скучающим видом изучал рекламные листки, опершись плечом на створки дверей, которые на этой линии метро не открывались….
А если сейчас подсесть к художнику и попытаться втолковать, что его от банкомата провожают двое? Поверит ли? Николу он узнает – на подбородке наверняка синяк вызрел от столкновения с ним. Узнает и вспомнит Николино бормотанье про закон парности случаев. Ага, и устроит скандал – мол, не ты ли на мои денежки глаз положил, или разыграть задумал? Нет, не поверит он Николе. Надо выждать момент… Хорошо б еще угадать – какой именно…
Переходы в метро вымотали Николу больше, чем езда в одном вагоне с теми, кому нельзя было попадаться на глаза. Он очень боялся потерять художника. Ощущение опасности было уже настолько острым, будто она грозила непосредственно ему, Николе.
И что понесло этот нелепый берет в центр за деньгами? Банкоматы «России плюс» наверняка есть ближе к его дому. Или они со Светкой и Танькой решили, что в центре деньги самые свежие, как когда-то мясо и булочки в Елисеевском гастрономе? Дураки, на самом деле…
«А что дальше-то?» – тоскливо и неотступно закружилась в голове мысль. Сейчас где-нибудь в пустынной подворотне эти двое пристукнут мужичка и обчистят, а у Николы нет ни «калаша», ни «стечкина». Даже хорошей дубинки не присмотрел по дороге. Хотя какие дубинки в подземке – не тайга же. Вон у мента болтается на поясе вполне пригодная к случаю – не одолжить ли на время? Или предложить самому поработать?
Только как объяснишь, чем не понравились Николе эти парни? Если у них документы в полном порядке, художник успеет уйти далеко. А вот Никола вряд ли… Не простят ему мальчики несанкционированного вмешательства в их личную жизнь…
Синий тихий субботний вечер мирно пасся на выходе из метро. Никола мельком пожалел, что их с Аллочкой планам на сегодня уже не осуществиться. Хорошо, если она его все-таки дождется…
Курить не хотелось, но надо было чем-то занять себя те несколько мгновений, пока художник, непонятно почему, остановился у длинного ряда киосков. Забыл, куда идти? Или опять жажда мучает? Воровато зыркнув по сторонам, чудак в берете вдруг рванул за киоск, в кусты.
Никола охнул. Да что ж ты делаешь, дядя? Сам башку на гильотину пристраиваешь! Вот как пиво-то втайне от жены пить! Приспичило!
Парни в бейсболках, не раздумывая, ринулись вслед за художником. Двигались они бесшумно и молниеносно.
Никола растерянно огляделся вокруг. Подвыпившая парочка – не помощники. Старуха с допотопной авоськой… Вдалеке, на автобусной остановке, несколько человек…
Поздно.
Тряхнув свой портфель и ощутив его успокаивающую тяжесть, Никола быстро шагнул за киоск. Листья на кустарнике уже пожухли. Он ударился ногой о низкую металлическую ограду, шагнул через нее и услышал тихую возню.
Один из парней держал концы удавки – Никола успел понять, что она затягивается на горле художника все туже. Другой лез за пазуху жертвы – нащупал бумажник.
Никола был выше обоих бандитов, поэтому набитый портфель, со всей отчаянностью опущенный на голову, вырубил одного сразу. Другому достались остатки – ребром портфеля по физиономии и плашмя по темечку.
Подхватив за шкирку обмякшего художника, Никола потащил его за собой. Мужик хватался за горло, хрипел и задыхался. Никола знал, что в запасе у них несколько секунд – второй наверняка очухается быстро. Он волок художника через кусты, через железную ограду, по асфальту между киосками.
– Давай, мужик, давай, ножками, ножками, – уговаривал Никола. – Торопиться надо!
От них шарахнулись какие-то люди. «Где вы раньше были, граждане?» – мельком ругнулся Никола. Он уже дотащил мужика до проезжей части, рукой с портфелем пытался голосовать. Машины шли густо, но никто не останавливался.
«Сейчас нам эти мальчики устроят вендетту», – понял Никола и выпустил из руки куртеху художника. Тот мешком свалился на асфальт.
Никола прыгнул на проезжую часть – какой-то «москвиченок» едва успел затормозить.
– Открывай! – чужим голосом заорал Никола. – Убойный отдел!
Кажется, так рекомендовались менты из любимого Аллочкиного сериала. Может, только страха в Николином голосе было побольше, чем у ментов. Впрочем, что с него взять – в спецназе не состоял, восточным боевым премудростям не обучался, в списках не значился.
Он рванул заднюю дверцу, кинул в прокуренное нутро автомобиля портфель, подхватил под руки художника и стал быстренько запихивать его в салон.
– Гони! – опять заорал Никола. Он краем глаза увидел, что из-за ларьков слишком бодро для контуженных выскакивают знакомые до ломоты в скулах фигуры.
– Куда ехать-то? – испуганно спросил водитель, миновав на красный свет первый перекресток.
– Сейчас спросим, – все еще на крике сообщил Никола, профессионально ощупывая художника. Тот хрипло постанывал, тараща бессмысленные глаза.
– Ничего, жить будешь, – уже тише и веселей уверил его спаситель.
Острое чувство, сродни мальчишескому, ударило в голову.
Словно все это время весь класс смотрел – прыгнет ли Никола с десятиметровой вышки в речку или струсит? А он прыгнул, не струсил и красиво вошел в воду, без лишних брызг, и одобрительный гул всего класса наполнил почему-то не только голову, но все внутренности, и от этого стало так весело и бесшабашно….
– Ты кто? – прохрипел художник. – Ты из милиции?
– Нет, я врач. А ты кто? Художник?
– Какой, …, художник! Сварщик я, Сергей Безуглов. А ты кто? Из милиции?
– У тебя шок, дорогой Сергей Безуглов. Не надо было пиво пить – глядишь, и обошлось бы без приключений. Говори адрес, куда тебя везти. Где твоя Танька живет?
Вот это он, конечно, напрасно сказал. Художник, который на самом деле оказался сварщиком, чуть головой не врезался в стекло – шарахнулся от Николы.
– Да не бойся ты, сварщик Сергей Безуглов, – смог улыбнуться Никола. – Я тебе сейчас расскажу, откуда про Таньку знаю. А ты не тормози, друг, – повернулся он к водителю. – Я не из убойного отдела, но мы с тобой сейчас этого сварщика от верной смерти спасли, честное слово!
Ему не жалко было поделиться славой. В конце концов, без этого «москвича» с прокуренным нутром Николины усилия действительно могли и на глазах прохожих увенчаться не лавровым венком. А другим, с искусственными неземными цветами…
Водитель глянул на своих пассажиров в зеркало и покачал головой:
– Ну рожи у вас обоих! Как будто за вами как раз менты гонятся!
Никола с удовольствием засмеялся. Потрепанный сварщик тоже одышливо хохотнул. Свой роскошный берет он потерял в кустах, где ему готовился отдых, и теперь не был похож на бывшего художника…
* * *
Жена Светка, дочь Танька с мужем и сыновьями-близняшками Колей-Толей, которых не различали даже родители, долго не отпускали Николу.
Сам пострадавший впал, по Николиному определению, в ажиатированную депрессию, носился по квартире с бутылками, ругательствами и нежными словами благодарности к спасителю и никак не хотел с ним, спасителем, расставаться.
Никола заикнулся о «скорой», но сварщик Серега так посмотрел на него, что детский врач забыл, о чем это он хотел сказать.
– Мой главный лекарь – ты, Никола, а вот это – средство, которое ты прописал, – показывал Серега на бутылку «Гжелки» и хрипло смеялся.
Они оба приняли немного «за благополучный исход», потом добавили, потом еще, и вдруг – ну какой все-таки умный и внимательный! – Никола сообразил позвонить Аллочке и сообщить, что он немедленно выезжает.
Серега в это время лез в холодильник за очередной порцией лекарства, но Никола твердо сказал:
– Серега, меня Алка бросит, если я сейчас же не приеду.
Серега внимательно оглядел Светку, Таньку, зятя и карапузов, прикидывая, каково было бы ему без них, и печально согласился:
– Надо ехать.
Несмотря на поздний час, все семейство, включая Колю-Толю, вышло ловить для Николы машину.
По дороге он задремал. А когда открыл глаза где-то на полпути к дому, понял, что ни «Гжелка», ни другое какое лекарство сегодня с его проблемой не справится. Он не сказал Сереге, чем конкретно парни вызвали его подозрение. Об этом невозможно было говорить.
Но себя-то не заболтаешь.
И хмель, и возбужденное состояние исчезли, словно и не было. Он чувствовал только неимоверную усталость.
Пока раздевался в своей просторной прихожей, распутывал шнурки на ботинках – у, проклятые, из-за вас все! – из комнаты явилась Аллочка.
Как всегда, безмятежная и бело-розовая, теплая, мягкая, славная Аллочка разглядывала Николу, будто ставила ему диагноз.
«Ошибаетесь, коллега», – хотелось сказать Николе. Он молча пошел за ней на кухню, но по дороге сбежал в ванную – не только умыться, главное – побыть одному.
Аллочка терпеливо ждала его, не собирая ужин. Она чувствовала, что есть он вряд ли будет сейчас.
Без удовольствия прихлебывая кофе, Никола коротенько рассказал ей про свое приключение. Его радовало, что в своей обычной манере Аллочка не визжит, не захлебывается вопросами и ахами, а молча слушает. В другой раз его это бы, наверное, рассердило – как будто и вправду никаких эмоций она не испытывает, не боится за него хоть задним числом, не гордится им – таким умным, смелым, ну просто отчаянным парнем!
Но сегодня ее внешняя безмятежность была очень кстати – устал Никола.
– Мама звонила? – спросил он, заглядывая в пустую чашку. Почему-то после рассказа опять захотелось выпить. Хоть кофе.
– Да, все в порядке. Еще одноклассники звонили, с которыми ты вчера на встрече был.
– А кто из них-то? Их вчера много было.
– Не назвались. Сказали, будут еще звонить.
– Ты б им мобильный дала.
– Зачем? Разберешься сам, кому нужно давать, кому нет…
Никола внимательно посмотрел на нее и понял – как открытие сделал: какая же она чуткая девочка!
Ведь если теперь его опять будут преследовать эти зрительные… ну как их назовешь – образы? знаки? Короче, если сегодняшняя история – не одноразовое напоминание о странностях, происходивших с ним в детстве, то Боже упаси его от лишнего общения! И очень удачно, что встреча с одноклассниками прошла именно вчера, когда он был таким же, как все, видел примерно то же, что другие!
Ни с кем из одноклассников он не поддерживал отношений – так сложилось, друзья были все больше институтские. И замечательно! Сто лет он их не видел и не увидит еще столько же. Потому что как же ему жить дальше, если у кого-то из школьных ребят и девчонок он увидит за спиной клочковатый темно-серый туман: то ли крылья, то ли просто растушевка контура в пространстве…
Впрочем, одному звонить придется.
Накануне встречи с бывшими одноклассниками Никола, посмеиваясь, сказал в ординаторской, полной народа, что известный депутат Государственной думы Владимир Опенкин пару лет сидел с ним за одной партой и даже числился в друзьях. И дернуло его за язык! В этот же день Николу вызвал главврач и заявил, что если доктору Любавину небезразлична судьба родной больницы, он должен немедленно связаться с Опенкиным и возобновить с ним дружеское общение. Реанимационное отделение задыхается без нового аппарата искусственной вентиляции легких, и народный избранник Опенкин вполне может выступить в роли спонсора-спасителя. Известная сеть супермаркетов, существующая не только в столице, но и в крупных городах страны, родилась при активном участии этого депутата. В нужный момент он из бизнесмена превратился в политика, поставив на капитанский мостик финансового корабля родную жену – ну все, как обычно.
Доктор Любавин долго доказывал своему начальству, что затея бесполезна: одноклассников у Опенкина было тридцать штук, он давным-давно всех забыл, наверное.
– Ты попытайся, Никола, – главврач неожиданно сменил тон, он стал таким безнадежно-просительным, что Никола не выдержал, махнул рукой – мол, ладно, попытаюсь…
Он нисколько не надеялся, что Вовка Опенкин явится на встречу одноклассников, но разговоров о его высоком полете не избежать: авось и мелькнет какая-нибудь полезная информация. Так и случилось. Информация не только мелькнула, но осталась в записной книжке любавинского мобильника номером Вовкиного телефона.
