Kitobni o'qish: «Писатели, которые потрясли мир»

К первой публикации в журнале «Юность»

«Юность» открывает новую рубрику – «100 книг, которые потрясли мир». Не только потому, что сейчас идут споры вокруг предложения Владимира Путина о списке 100 книг, которые должен прочитать каждый выпускник школы. Не только потому, чтобы выявить свои вкусы или чье-то безвкусие. И не потому, что в мире существует всего 100 книг, которые стоит прочитать. Конечно, их гораздо больше. Особенно на такой огромной планете. Но эту сотню книг почитать стоит – чтобы отблагодарить и время, и планету, которые породили великих писателей. И еще – чтобы уважать себя… Возможно, не совсем правильно начинать с далекой Бразилии. Возможно, правильнее, начать с русских писателей… Но в этом году Жоржи Амаду исполнилось бы 100 лет (2012 г. – Авт.). Сто лет одному из ста… Впрочем, в сегодняшнюю эпоху «железного занавеса», которая завоевала весь мир. В эпоху, когда избыток информации порождает духовную безграмотность и душевную бедность. В эпоху, разделившуюся на страдания и безразличия к этим страданиям. Почему бы не начать познавать мир с солнечной и не очень, загадочной и не очень, далекой, хотя сегодня уже и не очень, страны. Почему бы не начать изучать мир с Жоржи Амаду… Не просто писателя, но и общественно-политического деятеля. Его книги были переведены на 49 языков мира, он был награжден 16-ю интернациональными литературными премиями, и 18-ю бразильскими. Друг СССР. И недруг постперестроечной России. Которую он так и не сумел простить. Или не успел…

Елена Сазанович, сентябрь 2012 года.

Жоржи Амаду. Мечты из песка

Судьба писателя отобразила в себе судьбу противоречивого, бурного, жаркого ХХ века. Судьбу не только Бразилии, но и всего мира. Жоржи Амаду стал типичным представителем своего поколения. Бунтующего, непокоренного, бесстрашного. Когда самые лучшие и талантливые люди, не раздумывая, вступали в компартию. Чтобы изменить мир к лучшему. Когда, не раздумывая, сражались с бесправными режимами. Чтобы сохранить мир. Когда подвергались многократным арестам, пыткам, изгнанию из родной страны. Чтобы вернуться и победить.

Среди них был Амаду. Он видел, как полыхают в огне его книги на площади в Сальвадоре. В огне обыкновенного фашизма. С которым он обыкновенно боролся. Штыком и пером.

Жоржи Амаду (Жоржи Леал Амаду ди Фария) написал около 30 романов. Но одним из самых известных стал его ранний – «Капитаны песка», который он написал в 25 лет, ровно 75 лет назад (по которому американский режиссер Холл Бартлетт снял фильм «Генералы песчаных карьеров», культовый в СССР). Это – не магический реализм, это – не солнечный реализм Амаду. Это – реальность Бразилии. И не только. Для Союза он казался чем-то нереальным. Ведь с беспризорностью мы покончили раз и навсегда. Как нам тогда казалось…

Не предполагая, что за считанные годы она вернется к нам с удвоенной и более беспощадной силой. В эпоху желанной свободы. Только какая страна желает подобной свободы для своих детей? Когда их мечты, как песок, сочатся сквозь пальцы…

Это роман о детстве и юности. Куда для многих вход закрыт. А без детства и юности нет и Родины. И далеко не каждый назовет это время «прекрасной порой». В классовом обществе детство и юность тоже поделены на классы. Ад и рай. Для одних, сытых и разбалованных, на улице – праздник. Другие, голодные и ненужные, наблюдают за улицей из песчаных карьеров, подворотен, подвалов. А эта улица слишком шумна, весела, пестра. В мороженом и шариках. В каруселях и аттракционах. В особняках и дорогих лимузинах. Но это чужой праздник. И эта улица может толкнуть на разбой и убийство, на смерть под пулями и самоубийство. И конечно, на революцию. И войну. Сила художественного произведения заключается в вечности темы. Причем для всех стран.

«Благотворительностью эту проблему не решить… Капитаны песка по-прежнему существуют. Одни вырастают, на их место приходят другие, их с каждым годом все больше и больше…»

Сегодня как никогда этот роман интернационален и актуален. К сожалению. А вечность темы, возможно, неизбежна. Похоже, это понял Амаду в трагические 90-е. Когда вместе с СССР вдребезги разбилась его мечта о том, что там, в далекой стране, где снега и метели, есть приют и для его загорелых ребят. Где свобода – это не помойки, разбой и нищета. А равенство и право. Право на детство и юность в том числе.

Еще в тридцатых годах прошлого века, когда дипломатические связи с Бразилией не были установлены, мы открыли Амаду для мира, позднее удостоив почестями и премиями. В 90-е мы его для мира закрыли, отметив лишь бранью в прессе. Сегодня пришло время вновь его открывать. Чтобы праздник был и на нашей улице. В том числе – на улице детства. Чтобы исправить ошибки. Чтобы Амаду сумел нас простить. Правда, уже после смерти… Как и другие писатели, которые потрясли мир.

Александр Александрович Блок. И опять идут двенадцать…

Это он написал. С изысканностью: «Девичий стан, шелками схваченный, В туманном движется окне…» И утонченностью: «Как белое платье пело в луче…» И обреченностью: «Живи еще хоть четверть века – Все будет так. Исхода нет…» И это он написал тоже. Жестко, дерзко, бескомпромиссно: «В последний раз – опомнись, старый мир!..» «„Мир и братство народов“ – вот знак, под которым проходит русская революция. Вот о чем ревет ее поток. Вот музыка, которую имеющий уши должен слышать. Всем телом, всем сердцем, всем сознанием – слушайте Революцию…» «– Отвяжись ты, шелудивый, Я штыком пощекочу! Старый мир, как пес паршивый, Провались – поколочу!..» «Революционный держите шаг! Неугомонный не дремлет враг!..»

Потрясающе! Но это все он – Александр Александрович Блок. Этот дворянский интеллигент до мозга костей. Внук ректора и сын профессора. Идеалист и романтик. Утонченный эстет. Он первым услышал музыку революции и записал ее стихами. В поэме «Двенадцать». В первые зимние недели 1918-го. Ровно 95 лет назад…

Он не только поверил ей. Революции. Но всем сердцем ее принял. Он был последним поэтом старой России. И первым поэтом новой страны. И он был одним из первых русских интеллигентов, кто сразу же без колебаний согласился сотрудничать с советской властью. Кого-то – удивляя, кого-то – вдохновляя, кого-то – раздражая. До смертельной ненависти.

Он сумел почувствовать реальность. Он сумел перешагнуть через себя, модного поэта-символиста. И стал великим поэтом-гражданином… Тонкий, умный, трагичный, он сумел подняться над пошлостью, мещанством, примитивизмом и аполитичностью жизни. И поднять за собой очень и очень многих…

Закончив «Двенадцать», Блок, человек редкой скромности и глубокого самоанализа, записал в дневнике: «Сегодня я – гений». Он не преувеличивал. Это – странная поэма. Туманная поэма. И одновременно понятная и ясная. Как и «Черный вечер. Белый снег…» Как «Ветер, ветер – На всем божьем свете!»

Черно-белое произведение. Черно-белый стих. Черно-белое полотно. Черно-белая музыка по черно-белым клавишам. От частушек до марша. И до гимна новой страны. Кинематографичное как черно-белое кино. Когда цветной аккорд только в конце. Как у Эйзенштейна – взрывом – красный флаг… И это не случайно.

Двухцветная поэма. Как и наш мир. Ведь наш мир, куда ни крути, проще. Он черно-белый. Где лишь добро и зло.

Остальное – нюансы и оттенки. Такого черного и белого, такого злого и доброго мира.

Через двенадцать глав идут двенадцать красноармейцев. Как двенадцать апостолов. Несут новую правду в новый мир. А впереди – Иисус Христос. Среди бойцов. Так когда-то было разрушено язычество…

Это – символичный намек на новую религию. И в эту религию веришь. Как и Александру Блоку.

Уже в 1920-х годах поэму перевели и издали в США, Англии, Франции, Германии, Голландии, Чехии, Болгарии… Русские сторонники старого режима сразу же возненавидели Блока и его «Двенадцать». После крушения советской власти его возненавидели повторно. Революцию исключили из истории – не проходила по историческим догмам. Блока практически исключили из литературы – не проходил по литературным догмам…

Неужели эти «ликвидаторы» ближе к исторической правде? И Блок ошибался? Как и ошибались Маяковский, Алексей Толстой, Есенин, Тимирязев, Павлов, Герберт Уэллс, Джон Рид, Бернард Шоу, Чарли Чаплин?.. Да, чтобы перечислить все выдающиеся личности, поддержавшие советское государство, – одного тома вряд ли будет достаточно.

И все, оказывается, ошибались?! Вот Мережковский с Гиппиус, эти «заклятые друзья» Блока, нет – быстро перебрались за кордон. И в итоге они пришли к Муссолини и Гитлеру, рассуждая на немецком радио о «подвиге, взятом на себя Германией в святом крестовом походе против большевизма»… Политики, ученые, деятели искусств 90-х тоже и также «не ошибались»…

Впрочем, история вряд ли запишет и запомнит их имена. У истории своих достойных имен предостаточно. К тому же, как это ни волшебно звучит – она все ставит на свои места. И всех. И места эти распределены с точностью. Исторической.

Блок, человек «бесстрашной искренности» (по Горькому), искренне и бесстрашно принял советскую власть. Потому что знал: «Одно только делает человека человеком – знание о социальном неравенстве…»

У нас сегодня вновь все повторяется. Вновь голосят, что нельзя и не модно дружить с властью. Правда не уточняют – с властью, которая наконец-то стала прищемлять хвосты сытым и богатым. Хотя с властью 90-х, которая горой стояла за сытых и богатых, они прекрасно дружили с утра до вечера…

И опять идут двенадцать. Как и тогда, 95 лет назад. Куда они идут, ведомые Христом? Какие еще испытания их ждут? За такое простое и такое справедливое желание – единого счастья для всех. Какая голгофа, какое распятие, какая клевета и какие плевки? И какая бездна?.. Ответ на этот вопрос, пожалуй, уже дала Библия. Ответ на этот вопрос по-своему дал и Александр Александрович Блок… Как и другие писатели, которые потрясли мир.

Джордано Бруно. Изгнание торжествующего зверя

Когда-то он сказал, что героическая смерть в столетии дает бессмертие в веках. Но был ли прав?.. В августе 1603 года все произведения величайшего итальянского философа, мыслителя, писателя Джордано Бруно зафиксировали в истории Индекса запрещенных книг. И вычеркнули его имя из истории. Уже прошло более четырехсот лет, но католическая церковь так и не простила его. Впрочем, до сих пор в последнем издании Индекса отлученными от церкви фигурируют около 4 тысяч отдельных произведений и десятки авторов, все сочинения которых запрещены.

Это – высокая награда за правду. Этой чести удостоились Вольтер, Жан Жак Руссо, Оноре де Бальзак, Эмиль Золя, Жорж Санд. И еще отдельные произведения Гейне, Гюго, Мицкевича, Стендаля, Флобера. И, и, и… Книга Гитлера «Майн Кампф» в список не попала. Повезло? Или не удостоился чести?

Среди запрещенных – и книга «Изгнание торжествующего зверя». Пожалуй, одна из немногих, написанных Джордано Бруно, если вообще не единственная, которую мы еще можем прочесть. Она и сложна, и проста. Сложна потому, что написана много веков назад. Когда люди еще могли просто так мыслить. Просто так философствовать друг с другом. И просто так – за правду – терпеть неимоверные муки… А проста эта книга потому, что эта правда до сих пор – в нас. Просто мы не умеем как они – ни мыслить, ни философствовать, ни страдать. Никак. Блестящие диалоги, блестящая мысль, блестящая правда. Которую мы в неблестящем мире еще можем познать. Если захотим…

В каждом из нас живет зверь. И мы похожи на зверей. Кто на орла, кто на лебедя. Кто на медведя, кто на мышь. Кто на скорпиона, кто на дракона… Мы все похожи на кого-то. Но мы все берем из зверей именно зверское. Плохое, а не хорошее. Так не пора ли его уничтожить? К чему и призывал Бруно. Ведь до сих пор мы так и не изгнали этого зверя в себе. Просто в определенные моменты мы его усмиряем, в определенные он нас побеждает. А мы – это просто модель общества, в котором так или иначе тоже живет зверь.

«Дабы беззащитные ограждены были от власть имущих, слабые не угнетались сильными, низлагались тираны, назначались и утверждались справедливые правители и цари, поощрялись республики, насилие не подавляло разум, невежество не презирало науку, богатые помогали бедным, добродетели и занятия, полезные и необходимые обществу, поощрялись, развивались и поддерживались, преуспевающие возвышались и награждались, а праздные, скупые и собственники презирались и выставлялись на позор. Дабы страх и почтение к невидимым силам, честь, почтение и страх к ближайшим живым правителям держались; никто не получил власти, кроме тех, что выдались своими заслугами, доблестью и умом или сами по себе, что редко бывает и почти невозможно, или с помощью и по совету других, что – желательно, обычно и необходимо…»

А еще Бруно считал самым наихудшим грехом тот, что наносит ущерб государству и его народу.

Эту книгу нельзя просто читать. В эту книгу нужно вчитываться. В каждое слово. Если вы хотите узнать себя, узнать свой народ, узнать свою страну. Впрочем, узнать и другие страны. И всю Вселенную. Которую и представлял космический человек. Джордано Бруно.

Он до сих пор отлучен от католической церкви. Она простила, кстати, многих. Даже Коперника. Но не Бруно.

Похоже, он до сих пор опасен. Похоже, до сих пор его открытия (которые так тщательно скрывают) представляют угрозу для раскрытия тайны Вселенной. И тайны жизни и смерти. И правду о жизни и смерти… Но мы эту правду, открытую нам более четырехсот лет назад, так и не знаем. И узнаем ли?

Бруно выбрал опасный путь. И этот путь привел его на костер. Бруно однажды написал, что звезда – это огромное солнце и вокруг нее тоже планеты, планеты. И это тоже есть мир. И сколько в бесконечном пространстве таких миров!.. Он был прав. И каждая звезда – наша. Но, возможно, эти миры гораздо лучше нашего? И там за идейность и убеждения на кострах не сжигают?

Бруно, возможно, первый из первых предвосхитил космонавтику. Его не могли не казнить. Его казнили изощренно, в день празднования юбилея 50-ти кардиналов.

Это был праздник всепрощения. Когда его сожгли на площади Цветов. В солнечный день христианской любви. Человека, который один из немногих за эту вселенскую любовь сражался.

На голове философа возвышался высокий колпак, на котором был нарисован человек, извивающийся в муках от пламени. На желтой одежде ученого черной краской были нарисованы уродливые черти. На руках и ногах гения звенели тяжелые железные цепи. Язык Бруно был изуродован. И во рту – кляп.

Последнего гневного слова этого свободолюбивого человека боялись как никогда. Вдруг к последнему слову все же люди прислушаются?! Его привязали к столбу в центре костра железной цепью и перетянули мокрой веревкой, чтобы мучительнее было умирать. Веревка под огнем стягивалась и врезалась в тело.

Перед казнью палачи еще раз спросили мыслителя: откажется ли он от своего учения? Бруно брезгливо поморщился – вопрос был бессмысленен, нелеп и даже смешон. И твердо взошел на костер.

Спустя три столетия на площади Цветов, где он был сожжен, установили памятник великому философу. Что умирает – то вечно. Что сжигают – то бесконечно. На что клевещут – то возрождается правдой… Внизу на постаменте надпись: «Джордано Бруно – от столетия, которое он предвидел, на том месте, где был зажжен костер». Впрочем, также решительно шли на костер все гениальные философы и мыслители. Пусть по-разному. Но именно так. Как взошел Бруно… Как и другие писатели, которые потрясли мир.

Жюль Верн. Двадцать тысяч лье под водой

Кем он только не был! И страстным путешественником (на своей яхте «Сен-Мишель» дважды обошел Средиземное море, посетил многие страны Европы, заходил в африканские воды, побывал в Северной Америке). И членом Французского географического общества. И кавалером ордена Почетного легиона. И членом муниципального республиканского совета Амьена. И еще… Нет, в первую очередь, писателем-гуманистом. Классиком приключенческой и фантастической литературы. И сколько он написал! И что он только не написал! Невероятная работоспособность… Впрочем, Жюль Габриэль Верн – не легенда. Значит, вполне вероятная.

В этом году мир отмечал 185-летие со дня рождения великого писателя (2013 г. – Ред.). Автор около ста книг – стихи, пьесы, рассказы, около семидесяти повестей и романов. Многие из них проникнуты романтикой науки, идеалами утопического социализма и Парижской коммуны 1871 года. По статистике ЮНЕСКО, Жюль Верн – самый «переводимый» автор в мире. Его книги были напечатаны на ста сорока восьми языках. Сам Александр Дюма-отец ввел его в литературу. А с Дюма-младшим он дружил до конца дней. Сам Папа Римский благодарил его за нравственную чистоту произведений. А венецианцы под окнами гостиницы, где он жил, устраивали в его честь факельные шествия. Он был безумно популярен, и к нему приезжали люди со всего мира.

Но Жюль Верн был не просто писателем. Он был провидцем, предсказателем. Можно сказать – в некоторой степени ученым-романтиком без степени. То, что он предвосхитил в своих произведениях, невероятно и не поддается логике. На такое способен лишь истинный талант.

Это он предсказал научные открытия и изобретения в самых разных областях. Даже электрический стул – его выдумка. Но главное иное. Большие подводные лодки, способные длительное время находиться в плавании («Двадцать тысяч лье под водой»). Самолет («Властелин мира»). Самолет с переменным вектором тяги («Необыкновенные приключения экспедиции Барсака»). Вертолет («Робур-Завоеватель»). Космические корабли и пилотируемые полеты в космос, в том числе на Луну («С Земли на Луну»). Он точно описал размеры ракеты, место старта и даже экипаж: три человека, как это и было впоследствии в программе NASA. Башня в центре Европы (до строительства Эйфелевой башни) – описание весьма похоже. Межпланетные путешествия («Гектор Сервадак»), запуски космических аппаратов доказывают возможность межпланетных путешествий. Видеосвязь и телевидение («Париж в XX веке»). Строительство Турксиба («Клодиус Бомбарнак»). Не зря он так серьезно, так скрупулезно изучал естественные науки. Физику, астрономию, биологию. Не зря он так усердно, так верно следил за появлением новейших открытий и изобретений.

А еще Жюль Верн очень любил Россию. Хотя так в России и не побывал. Хотя так об этом мечтал. Но Россия в его творчестве есть, еще как! Полностью или частично именно в России разворачивается действие девяти его романов. Так после выхода романа «Михаил Строгов» во Франции появляется мода на все русское. В изначальной версии «Двадцать тысяч лье под водой» (это один из самых значительных романов писателя) капитан Немо был польским аристократом, построившим «Наутилус» для мести «проклятым русским оккупантам» (подразумевалось польское восстание 1863–65 годов). И только после активного вмешательства издателя Хетцеля, который торговал книгами и в России, капитан Немо стал сначала «бездомным», а в романе «Таинственный остров» превратился в индийского принца Даккара, сражающегося против рабовладения.

В этом романе писатель обращается к теме угнетенных колониальных народов, попытки которых облегчить свою участь жестоко и безжалостно подавляются. И, безусловно, Жюль Верн в своем романе грезит о достойных, умных, справедливых людях. Которые будут жить в достойном, умном, справедливом обществе. Он был великий мечтатель. Увы, его мечты сбылись только наполовину. Те, что касались научно-технического прогресса. Тем мечтам, которые про равенство и братство, увы, сбыться пока не суждено… Вся прогрессивная Россия очень любила Жюля Верна. Им восхищались Некрасов, Салтыков-Щедрин, Чехов, Лев Толстой, Николай Островский, Михаил Булгаков.

Безусловно, зарубежным, а теперь и нашим критикам выгодно сделать из Жюля Верна фантаста в чистом виде. Втиснуть его в рамки собственных грез и воображений (пусть даже и осуществимых). Этакий фантазер, этакий добрый мечтатель. А возможно, и певец буржуазного прогресса и чудес капиталистической техники (хотя в его поздних произведениях чувствуется откровенный страх перед использованием науки в преступных целях). Пусть он себе своими фантазиями уводит нас от политики и социальных проблем! Но Жюль Верн никуда в сторону от социальных проблем уводить не собирался. Даже наоборот. Он не скрывал от читателя теневых сторон жизни. Он пытался заставить читателя не оставаться в тени. Писатель жил во времена агрессивно наступающего капитализма, в частности американского, стремительно поднимающего голову, набирающего силы и уже показывающего свои (далеко не голливудские) зубы…

Великолепный роман «Пятьсот миллионов бегумы» предсказывает фашизм в образе отвратительного профессора-человеконенавистника. А «Плавучий остров» построили американские миллионеры, где мечтали праздно проводить время в бездумье и роскоши. Где жизнь – это только материальный расчет, и не более.

Его роман «Вверх дном» был переведен на многие языки, и прежде всего на русский. Первоначальное название говорит за себя: «О том, как американцы напугали весь мир». Вот американцы и не торопились объявлять об этой книге и тем более ее издавать. Она все же вышла спустя десять лет (американцы помнили, что они демократы). И очень незначительным тиражом. Вдруг так, пройдет мимо. Проходная книжонка. Жюль Верн сам подчеркивал, что это антиамериканский роман: «В Соединенных Штатах ни одно предприятие, даже самое дерзкое, почти невыполнимое, не останется без сторонников, готовых взять на себя практическую сторону дела и вложить в него свои средства». И ведь был прав! Куда только не вкладывали свои средства американцы! Аж страшно подумать…

Он умер в 1905 году и похоронен около своего дома в Амьене. Однако еще до 1910 года каждые шесть месяцев, как это делалось на протяжении сорока двух лет, Жюль Верн продолжал дарить читателям новый том «Необыкновенных путешествий»… На его могиле поставили памятник, изображавший писателя-фантаста восстающим из праха, с рукой, протянутой к звездам.

Незадолго до смерти он написал сестре: «Я вижу все хуже и хуже, моя дорогая сестра. Операции катаракты еще не было… Кроме того, я оглох на одно ухо. Итак, я в состоянии теперь слышать только половину глупостей и злопыхательств, которые ходят по свету, и это меня немало утешает!..» Глупостей и злопыхательств в этом мире стало гораздо больше. И один из выходов, чтобы их не слышать и не видеть, – стать глухим и слепым. Впрочем, еще можно стать Жюлем Верном. И сочинить новый мир, который пытается жить по законам мира… Как и другие писатели, которые потрясли мир.