Kitobni o'qish: «Маринка»

 Глава 1 . Бабушка Дуся

– Маруська, спать пора. Лезь на перину.

– Не хочу спать еще.

– А чего хочешь?

– С Васькой играть хочу.

– Васька убежал от тебя, ты его совсем замучила. Смотри, он под буфет забился и сидит там.

Маринка встала на корточки и заглянула под буфет. В дальнем углу сверкнули кошачьи глаза.

– Бабушка, нужно палкой его выгнать.

– Отстань от кота, совсем его замучила, – повторила бабушка. – Беги в постель.

– Не хочу, там холодно.

– Не придумывай. Иди быстро.

– И ты пойдешь?

– И я.

– И сказку?

– И сказку.

Январские вечера, холодные и темные, отправляли людей по домам рано, пока светло, считай, после обеда не выходили. Евдокия Петровна, хозяйка опытная и экономная, в восемь вечера гасила свет и запирала двери дома и ворота на засов.

– Маруся, ты уже в постели?

– Раздеваюсь, бабушка. А ты?

– Иду к своей девочке ненаглядной.

Сначала лежали молча, тесно прижавшись друг к другу, согревая пространство своим теплом. Потом Маринка начинала ерзать, освобождаясь из тесных бабушкиных объятий, и требовала:

– Ты не спи, сказку обещала.

И бабушка спрашивала:

– Про принцессу?

– Да.

– Ну, слушай.

… В стародавние времена жила-была девочка. Она жила в маленькой избушке посреди заколдованного леса. Жила она совсем одна – одинешенька. И неоткуда ей было ждать помощи. Рано утром она выходила из дома и шла собирать грибы – ягоды. Потом готовила себе похлебку, которая ей заменяла обед и ужин, а вечером садилась на крылечко. К ней прилетали птички, с которыми она делилась своей скудной едой. Однажды прилетел соловей. Наевшись, он взлетел на ветку березы и запел. Песня была такая грустная, что девочка заплакала. А соловушка вдруг заговорил человеческим голосом:

– Не грусти – не плачь, милая! Знаю, как одиноко и грустно тебе живется. Потерпи еще немного, и счастье постучится в твою дверь. Умей ждать.

Девочка улыбнулась теплым словам соловья, и слезы высохли. Ждать и терпеть она умела. Время шло своим чередом, девочка взрослела, а жизнь ее не менялась. Ей уже казалось, что соловушки не было, что он приснился ей. Но вот однажды, на исходе лютой зимы, в дверь избушки постучали.

– Кто там? – спросила девочка, но ничего не услышала в ответ.

Она подошла к двери, но побоялась ее отворить. Девочка прислушалась. Тихий стон донесся до нее. Она приоткрыла дверь и увидела лежащего на пороге соловушку с перебитым крылом.

– Как ты оказался здесь, среди зимы и снега? – воскликнула она и бережно внесла птичку в дом.

Девочка старательно ухаживала за соловушкой, и через несколько недель птица ожила. Наступала весна. Солнышко все чаще навещало землю, обогревая ее, и земля таяла, умываясь ручьями. Соловушка уже мог летать, весело насвыстывая свои песенки.

– Ты скоро покинешь меня, соловушка? – с грустью спрашивала его девочка.

Но соловушка только весело свистел в ответ, выдавая самые красивые свои рулады. А в один прекрасный день он улетел. Девочка проснулась утром и увидела открытую форточку. Она сразу все поняла и горько заплакала.

– Ты опять плачешь, моя милая?

На пороге комнаты стоял прекрасный принц.

– Ну, иди ко мне, ведь я пришел, чтобы забрать тебя. Неужели ты меня не узнаешь?

– Ты мой соловушка? – неуверенно спросила девочка.

– Да. Злой волшебник заколдовал меня, но ты своей заботой и добротой расколдовала злые чары. Я заберу тебя отсюда в мой прекрасный дворец, где мы будем счастливы.

– Я ждала тебя и верила, что ты придешь.

 Евдокия Петровна закончила свой рассказ, а Маринка уже вовсю спала. Бабушке казалось иногда, что она рассказывает себе, но внучка умела слушать сквозь сон.

Маринка спала легко и беззаботно, улыбаясь своим снам. А Евдокия Петровна уснуть не могла, тревожные мысли не оставляли ее, одолевали долгими ночами. «Маринке осенью в школу идти, а кто водить будет? Мне-то самой не справиться, старая я совсем стала. Пора письмо матери писать, пусть забирает к себе». Люда, мать Маринки, жила в Ленинграде, о дочери вспоминала редко, потому что знала: у бабушки – как за каменной стеной. Евдокия Петровна была Людмиле бабушкой, а Маринке – прабабушкой. Правнучку воспитывала со дня ее рождения, не позволила непутевой Людке забрать ребенка в город в общежитие.

Евдокия Петровна тяжело вздохнула: все девки в их роду оказались какими-то ущербными и несчастными. Что дочка ее, что внучка. Она поцеловала Маринку в душистую макушку: может, все счастье ей отмерено?

Трудной была жизнь Евдокии Петровны. Она родилась в 1928 году в деревне Павлово Костромской волости. Деревня была небольшая, всего 15 крестьянских дворов, но хозяйства у всех были крепкие: и коров, и овец, и поросей держали. Деревня стояла в стороне от дорог и столиц, поэтому все новости приходили сюда с опозданием, и новая власть заглянула сюда только в 1919, когда отряд лихих красноармейцев заехал отнимать излишки хлеба. Зерно отдали без боя, и о павловцах власти опять надолго забыли. А вот в 30-х, когда коллективизация катилась по стране полным ходом, вспомнили, и приехали всех раскулачивать. Дусе тогда было три года, она мало что помнила. Погрузили всю семью на телегу и повезли. Забрали все: и старого деда, и малышей. Дуся была самой маленькой, по дороге заболела, и в Угличе дальняя родственница забрала ее к себе. О судьбе своей семьи она ничего не знала, так и осталась в семье тетки. Жили голодно, но дружно. Школу закончить не довелось – началась война. Работала наравне со взрослыми.       Тетка похоронила мужа и старшего сына. А младший, вернувшись с войны, сделал Дусе предложение. Она долго не раздумывала, согласилась. Они поженились в августе 1945 года, переехали в деревню под Угличем, через год родилась Нина, а муж начал пить. На войне он был контужен, и без водки спать не мог. Напившись, становился буйным и агрессивным. В пьяной драке и погиб. Нине тогда было 5 лет. Евдокия пошла работать в колхоз, но и свое хозяйство успела доглядеть. Корову и коз держала в порядке, тем и кормились. Дочку Евдокия берегла: та росла умницей и красавицей. Парни с 15 лет под окнами не переводились. Но Нина в их сторону не смотрела – она другого поля ягода. После школы поехала в Углич поступать в техникум. И вскоре Евдокия Петровна получила от дочери письмо: мол, встретила хорошего парня, он из Ленинграда; бросаю техникум, уезжаю в Ленинград, буду писать оттуда. Евдокия Петровна молча утерла слезы. Говорили ей соседки: не отпускай Нинку от себя, собьется девка с пути. Не послушалась. Сама и виновата. А потом пошли письма из разных мест: Ленинград, Рязань, Калуга. Не жизнь у Нины – перекати-поле. Летом 1965 года дочь вернулась домой.

– Мама, прости меня. Прими к себе, некуда мне идти.

Жизнь помяла Нину порядком.

– А еще я беременна.

Евдокия Петровна только вздохнула… и приняла непутевую дочь.

Людочка родилась зимой, а летом Нина собралась на заработки. И уехала с концами. Евдокия Петровна растила внучку в строгости, чтобы избежать ошибок воспитания с Ниной. Но ситуация повторилась с точностью. Закончив школу, Люда сказала:

– Все, бабушка, я к маме в Ленинград поеду. Пойду работать на завод. Там комнату в общежитии дают.

Вернулась Люда в деревню, когда срок родов приблизился. Родила дочку и укатила обратно. Так Маринка появилась в доме Евдокии Петровны. Девочка росла, а бабушка старела. Заботы прибавлялись, а силы уходили. Вот что-то со школой делать нужно. Кто водить будет? Мысли Евдокии Петровны ходили по кругу, пока сон не пришел к ней.

 ***

Бабушкин сон короток. Евдокия Петровна вставала рано: нужно печку затопить, воды наносить, еды на день приготовить. Осторожно, чтобы Маринку не потревожить, Евдокия Петровна выбралась из кровати и начала одеваться. За ночь дом выхолаживало. Хлипкие стены не выдерживали состязания с январскими ночными морозами, хотя бабушка топила печь жарко, дров не жалела.

Ночь звездная, ясная, тихая. Тропинка в сарай протоптана. Дрова у Евдокии Петровны хорошие, горячие – сухая береза – от нее самый жар. Каждое лето покупала бабушка машину дров – на зиму хватало. Денег не жалела, знала: на тепле экономить – себе дороже будет. Растопила печку – за водой отправилась. Колонка была рядом, за три двора по улице. Евдокия Петровна за раз по два ведра носила, бочку в доме наполняла, чтобы всегда запас был. Одно ведро наполнила, второе подставила, да не удержалась, потеряла равновесие, поскользнулась, упала так, что в глазах потемнело. Попыталась подняться Евдокия Петровна – страшная боль в ноге пронзила все тело. Лежит бабушка у колонки и пошевелиться не может. «Так и замерзну здесь, – подумалось. – На ноги не поднимусь – здесь ползти надо». И поползла. Каждое движение – холодный пот. Боль. К счастью, соседка, Клавдия Ивановна, шедшая за водой, увидела ее.

– Дуся, ты что, зашиблась?

– Не встать мне, Дуся, помоги.

– Погодь немного, сейчас людей покличу.

Разбудила Клавдия соседей, кое-как донесли Евдокию Петровну до дома – она грузная, тяжелая. На кровать водрузили. Маринка заплакала – испугалась.

– Бабушка, что ты? Умрешь теперь?

Молчала Евдокия Петровна.

– Врача тебе надо, Дуся. И Людке телеграмму дать, пусть приезжает.

– Хорошо, – решила бабушка.

– Не хочу к маме. Не хочу. Баба Дуся, не отдавай меня.

– Там видно будет. Как Бог даст.

Клавдия забрала Маринку к себе – до прихода врача, а Евдокия Петровна лежала, не шевелясь, и думала о том, что же теперь будет. Невеселые приходили к ней мысли. Врач приехала поздно, уже темнеть начинало. Осмотрела бабушку, пощупала ногу и сказала:

– На перелом шейки бедра похоже. В больницу надо вам. Одна не справитесь.

Клавдия Ивановна засуетилась:

– Дуся, не переживай. Маринку досмотрю. А ты лечись.

Евдокия Петровна покидала свой дом с тяжелым сердцем.

 ***

Людмила приехала на третий день. Она появилась на пороге дома Клавдии Ивановны румяная, веселая.

– Где тут моя доченька? Как она поживает?

Маринка спряталась за Клавдию и тихонько наблюдала: что же будет?

– Здравствуй, Людмила, садись. Хорошо поживает твоя дочка, а ты вот что-то к ней не торопишься.

– Так работаю я, тетя Клава, вот на неделю отпросилась, по семейным обстоятельствам отпуск получила. И сразу приехала.

– За неделю дела не делаются, – строго сказала Клавдия Ивановна, – бабушка на ноги не встанет. Дальше что делать будешь?

– Там посмотрим, – отрезала Людмила. – Собирайся, Маринка, домой пойдем.

– Ты сначала дом-то протопи. Он три дня холодный стоит, а потом ребенка дергай.

Люда хотела что-то ответить, а потом махнула рукой и ушла.

Взвился дымок над домом бабушки Дуси, Людмила разложила гостинцы на столе и стала поджидать Маринку. Но дочка не торопилась.

– Бабушка Клава, можно я у тебя останусь? Не хочу к маме, я боюсь.

– Чего ты боишься, глупая? Это же мама твоя. Смотри, как она соскучилась! Приехала, гостинцев тебе привезла, подарков. Пойдем вместе смотреть.

– А потом обратно к тебе?

– Посмотрим, Маринка, посмотрим.

Поздно вечером, уложив Маринку, Клавдия Ивановна начала неприятный разговор.

– Я ребенка у себя держать не могу больше, старая уже, силы не те. А она – вон какая егоза. Забирай дочку с собой, Люда. Другого выхода у тебя нет.

– Куда же я ее заберу? В общежитие?

– Хоть в общежитие, хоть в интернат сдавай, если совести нет. Мне она чужая. День-два досмотреть – одно дело. Это я могу. А дальше – нет. Это мое твердое слово. Думай, девка, дочка-то твоя.

Клавдия Ивановна ушла. Такой поворот жизни Людку совершенно не устраивал. Она, конечно, могла забрать дочку в общежитие: в комнате жила одна, точнее, с кавалером. Вот в нем-то, в Николае, вся загвоздка и была. Он ничего не знал о ребенке. Людка хотела выйти за него замуж, а потом рассказать о Маринке, но все рушилось. Коля был парнем видным, многие Людке завидовали, но он никогда не женился бы на женщине с ребенком. Ситуация была безвыходной. И вдруг Людмилу осенило: «Отвезу Маринку к матери. Пусть у нее немного поживет, а там будет видно». Так все и разрешилось. На следующий день Людмила стала собирать Маринкины вещи, а через день, взяв в руки чемодан и плачущую дочку, она твердым шагом направлялась к автобусной остановке, чтобы навсегда покинуть ненавистную ей деревню.

 Глава 2. Бабушка Нина

Нина Ивановна молча разлила вино по стаканам.

– И вот ты решила подкинуть мне девочку, как котенка? Тебе кажется, что я соглашусь? – обратилась она к Люде.

– Мама, сейчас я не могу ее оставить у себя, понимаешь? Если Коля узнает, что у меня есть ребенок, он никогда не женится. А я хочу замуж. Не буду, как ты, одна куковать.

– Знаешь, доченька, ты меня со счетов не списывай. Я тоже … ого-го! Могу жизнь свою устроить.

– Что-то до сих пор не устроила, – скептически заметила Люда и продолжила вкрадчиво-просительно:

– Мама, ну давай договоримся до лета.

– А летом что?

– Надеюсь, свадьбу сыграем, а потом к себе заберу.

– В общежитие? Кто ж тебе позволит?

– С комендантом я договорюсь.

– Знаю я, Людка, думаешь, к лету баба Дуся поправится, к ней девочку отправишь?

Людмила молчала.

– Не рассчитывай. Она не возьмет.

– Почему?

– Потому что в школу Маринке пора идти. А баба Дуся уже старая, водить – забирать не сможет.

Людмила промолчала, а потом истерично взвизгнула:

– Тогда в интернат сдам, пусть государство воспитывает.

– Людей-то постыдись.

– Ты сама-то не больно стыдилась, когда меня в деревне бросила.

Теперь молчала Нина. Тяжело вздохнув, она влила в себя остатки вина и сказала:

– Ладно. Оставлю. Видно, пришло время долги отдавать.

 А Маринка не спала. Она лежала в тесном и жестком кресле и плакала. Она слышала разговор матери и бабушки и боялась пошевельнуться. Девочке казалось, что любой звук разозлит маму, и страшный интернат заберет ее к себе прямо сейчас. «Бабушка Дуся, бабулечка моя ненаглядная, зачем ты заболела? Зачем меня бросила?» Беззвучные слезы бежали по детским щечкам. «Бабуля моя любимая, забери меня к себе, мне плохо здесь». Но ответа детским мольбам не было. И надежды никакой не было.

 ***

Нина работала на хлебозаводе в горячем цеху. Работа сменная, тяжелая. Весь день на ногах у конвейера. Но Нина не жаловалась. Во-первых, всегда при еде; во-вторых, зарплата нормальная и доплата за вредность. И квартиру она от завода получила. В общем, грех жаловаться. Уставала, конечно, но притерпелась. На выходных и в отпуске – гуляла по полной, для себя, любимой, старалась: «Могу себе позволить, я баба видная». Так и было. Она разменяла шестой десяток, но бодрости духа не теряла, повторяя; «В 50 жизнь только начинается!» Нина считала, что прекрасно выглядит, как умела, ухаживала за собой. И каждое лето, сделав модную химию на голове и подкрасив подросшие за год корни волос, она отправлялась в Сочи в поисках своей судьбы. И всегда находила. Только судьба оказывалась краткосрочной. Таковы курортные романы, нет им продолжения. Однако Нина не унывала, потому что знала, что своего она не упустит.

К новой жизни Маринка быстро приспособилась. С утра до вечера слонялась она по пустой квартире, развлекая себя тихими играми и фантазиями. В подружки она взяла Милу – куклу, подаренную мамой. Мила сопровождала Маринку повсюду: вместе они умывались, обедали, ложились спать. Миле рассказывала девочка свои сказки, с ней делилась страхами и обидами. С Милой поджидали они бабушку Нину по вечерам и отправлялись с ней по магазинам после работы. Походы по магазинам Маринка очень любила. Не потому, что бабушка покупала ей гостинцы (это случалось редко), а потому, что каждая такая прогулка превращалась в настоящее приключение. Привыкшая к деревенской жизни, девочка удивлялась всему, что видела: многоэтажные дома, оживленные улицы, быстрые автомобили. С бабой Дусей они всегда шли в магазин медленно, не спеша, останавливались при встрече с соседями и подолгу разговаривали с ними. С бабушкой Ниной все было не так. Они шли стремительно, ни с кем не здороваясь, не останавливаясь, не глядя по сторонам. Бабушке Нине некогда было отвечать на ее вопросы, и девочка перестала их задавать. Вскоре Маринка выучила наизусть всю дорогу до магазина и могла бы пройти ее с закрытыми глазами. Прелесть вечерних прогулок пропала.

Иногда по воскресеньям приезжала в гости мама и привозила подарки и сладости. Конфеты бабушка прятала: «Много сладкого нельзя – зубы испортишь». А игрушки отдавала: «Только береги, денег стоят, детки – дорогое удовольствие. Эти приезды стали для Маринки настоящим праздником, и она полюбила маму. Больше всего ей хотелось, чтобы та забрала ее к себе. Мама говорила: «Ну, потерпи немного, летом заберу». И Маринка ждала лета.

Нина тоже приспособилась. Конечно, в некотором смысле внучка мешала ей, ограничивая свободу и требуя внимания. Нина не оставила надежду обустроить свое женское счастье, поэтому активно искала себе мужа: она обращалась в брачные агентства, к свахам, а еще каждую субботу ходила на танцы "Кому за 30." Эти танцевальные вечера проводились в Домах Культуры и были популярны у одиноких стареющих женщин, командировочных мужчин и просто ловеласов, ищущих дешевых развлечений за чужой счет. Женщины знали о подобных экземплярах, но каждая думала: ну, я-то особенная, уникальная, мне-то обязательно повезет. Так думала и Нина, каждую субботу наряжалась – прихорашивалась и ехала то в Выборгский ДК, то в ДК Ленсовета, то в ДК Горького. Ехала с надеждой, а возвращалась с разочарованием. Почти всегда. И чем старше становилась, тем чаще случались одинокие возвращения. Иногда ей удавалось заполучить в гости какого-нибудь командировочного кавалера, и тогда случался у нее кратковременный роман без продолжения и обязательств. Эти романы согревали душу и давали надежду: «Все-таки и я дождусь своего счастья!» Без них жизнь Нины стала бы совсем тусклой и безрадостной.

Весна приходила в Ленинград с белыми ночами и неожиданным теплом. Она приносила яркую зелень и радостное щебетание птиц. Май кружил голову и разливал сердечные волнения. Любовный трепет носился в воздухе, мешая спать. Нине хотелось любви. Бессонными ночами она лелеяла мечту о женском счастье, о прекрасном муже, о светлом будущем. Каждый год, весной, ее томило сладкое предчувствие перемен, и она с ожесточенным упорством отправлялась на поиски суженого. «Мое счастье – в моих руках».

Маринке бабушкина страдания были неведомы, и она просто радовалась наступившей весне: дни стали долгими, солнышко жарким, можно было играть во дворе, а не сидеть запертой в квартире. Друзей у Маринки не было, да и не нуждалась она ни в ком, потому что безграничными были ее фантазии. Она представляла себя сказочной принцессой, владеющей всеми богатствами мира, и пусть другие не подозревают об этом, она-то знала правду! Маринка придумала делать секретики: выискивала красивое стеклышко, рыла ямку, клала туда цветочек, или листик, или веточку, накрывала стеклом и закапывала сверху землей. А потом немножко раскапывала и смотрела. Таких секретиков по всему двору она наделала множество. И по утрам каждый день проверяла и осматривала. Она придумала, что через год ее секретики превратятся в настоящие сокровища, и тогда все узнают, что она прекраснейшая из принцесс. Она верила в свою сказку, и поэтому без устали искала красивые стекляшки, создавая секретики в новых местах.

Бабушка Нина не обременяла себя мыслями о воспитании внучки. Она искренне удивилась бы, узнав, что она плохая бабушка. Девочка накормлена, умыта, чисто одета. Что еще? В отношениях бабушки и внучки не было тепла, не было любви. Какое уж тут воспитание! Хотя в глазах окружающих Нина, конечно, возвысилась: пригрела сиротку, родной матери ненужную, а бабушка заботится, в интернат не сдала! Так что соседи, всегда осуждавшие Нину за разгульную жизнь, неожиданно повернулись к ней лицом и даже приглядывали за девочкой, когда Нина сильно задерживалась по вечерам. А Нина в последнее время задерживалась частенько. Наконец-то у нее случился роман! С Русланом она познакомилась на танцах. Парень был привлекательный, хорошо одетый, трезвый. Он первым пригласил Нину, и она согласилась. Весь вечер танцевали и разговаривали. Нина узнала, что Руслан приехал из Абхазии на заработки. Остановился у родни и решил здесь обосноваться. Нина догадывалась, что он ищет женщину, чтобы пристроиться, и такой вариант ее совершенно не устраивал, к тому же он был на 20 лет моложе. Быть может, раньше она пригласила бы его к себе, но дома была Маринка, и это останавливало. В общем, они распрощались, даже не обменявшись телефонами. И когда через неделю на танцах Руслан опять подошел, Нина очень удивилась.

– Нина, я ждал тебя, почему не пришла в воскресенье?

– Не знала, что ты ждешь.

Они опять танцевали весь вечер, а потом Руслан отправился ее провожать. Конечно, он ждал, что его пригласят в гости, но Нина не собиралась этого делать.

– Нина, а телефон свой оставишь?

– Зачем? Мы можем встретиться на танцах.

– А если я захочу пригласить тебя в ресторан? Как найду?

– Ладно, пиши.

Он позвонил в среду. В пятницу был ресторан, и Руслан остался ночевать, через неделю приехал к Нине с чемоданом.

После переезда Руслана жизнь Маринки поначалу не изменилась: Руслан уходил и приходил вместе с Ниной. Он хорошо относился к девочке: приносил в дом фрукты и овощи, подкармливал ее сладостями. Но потом, спустя месяц, он стал чувствовать себя свободнее, по-хозяйски, мог прикрикнуть на Маринку, а чаще всего использовал ее в качестве «принеси – подай». Нина не возражала и не останавливала его. Наконец-то в доме появился мужчина, который заботится о ней и дарит любовь по ночам. А любовь была жаркая, и Нина была счастлива.

 ***

Лето вступило в свои права, и Нина вспомнила обещание дочери забрать Маринку к себе. Разговор оказался неприятным для обеих.

– Мы с Русланом в конце июля на море собираемся, в отпуск, – начала Нина, – так вот к этому времени Маринку забирай.

Людмила молчала.

– Что молчишь? – Накинулась Нина. – Почему Николаю про ребенка не сказала? Столько времени прошло!

– Как я ему скажу? Он бросит меня.

– А может, не бросит. Вот слушай, я что узнала. У тебя дочка, он на тебе женится, и вы, как семья из трех человек, получите комнату в общежитии на законных основаниях. Понимаешь? Никого больше подселить к тебе не смогут. Все по закону будет. Пусть комната, но своя.

Людмила задумалась. Мать предлагала дельные вещи. И она, и Коля работали на ЛМЗ. Она кладовщицей, а он слесарем. В одном общежитии жили, так и познакомилась. А что, если предложить ему этот вариант? Может, не откажется?

– Может, ты и права. Попробую. Вечером позвоню

Люда позвонила вечером и сказала, что в субботу они с Николаем заберут Маринку к себе.

 Глава 3. Школа

Август 1991 года ознаменовался путчем и чудовищной инфляцией. Деньги превратились в фантики, и зарплаты Людмилы едва хватало на продукты. Нужно было собрать Маринку в школу, а денег не было. Коля ситуацию разрешил быстро: раздобыл старую форму младшей сестры – в деревне вещи хранили, не выкидывали годами, и ранец десятилетней давности пригодился. Бабушка Нина купила белые гольфы и банты, а соседка за бесценок продала старые туфли дочери, из которых та давно выросла. Маринка, не избалованная подарками, каждую вещь рассматривала – разглядывала, не веря, что все это теперь принадлежит ей. Особенно хороши были гольфы: беленькие, новенькие, с помпошками наверху. Она даже трогать их боялась – вдруг испачкает, просто смотрела и радовалась. Накануне 1 сентября Людмила сказала:

– Нужно портфель собрать: тетради, ручки, карандаши. Сегодня пойдем в магазин за покупками.

В канцелярском отделе было людно: к школе готовились все. У Маринки глаза разбегались от невиданных вещей. Но мать строго сказала:

– Не разевай рот. Это не наш отдел, здесь с моей зарплатой делать нечего, дальше идем.

Государственные товары разнообразием не радовали, но цены там кусались не так сильно. В общем, все купили и в бюджет уложились. Маринка была счастлива, она готова была прыгать до небес, беспричинно смеялась и заглядывала матери в глаза. А Людмила думала о том, как залатать брешь в семейном бюджете.

Ночь накануне 1 сентября Маринка провела в грезах. Завтра она наденет новые вещи, возьмет в руки портфель, куда были сложены и карандаши, и краски, и пластилин, и чистенькие тетради. Она подружится с другими детьми и не будет жадной, она поделится своими сокровищами с остальными, только пусть потом они все положат обратно. Она будет слушать учительницу, и мама будет гордиться ею, ведь не зря бабушка Дуся говорила, что она самая лучшая, настоящая принцесса. Уснула она далеко за полночь.

 ***

Утро 1 сентября было прохладным и ветреным. Небо собирало тучки, готовые пролиться дождем. Людмила была под стать погоде: хмурая, недовольная. Еще бы! Воскресенье, выходной, она привыкла поваляться в кровати, раньше 12 не поднималась.

Зато Маринка щебетала, как птичка. Сегодня она все делала хорошо и быстро: умылась, заплела косы, даже сбегала на кухню и помыла посуду, которая осталась с вечера неубранной. Она хотела заслужить похвалу матери, но та не замечала ее стараний. Наконец сборы закончились, и Маринка с матерью отправилась на линейку в школу. Николай в суете не участвовал и крепко спал в свой законный выходной.

У школы было пестро – весело: бантики, шарики, цветы. У Маринки букета не было, Людмила не стала тратить деньги, подумала: все равно в одну кучу, поди, разберись, чей там букет. А Маринка приуныла и растерялась в шумной толпе.

– Марина, держись за меня, нам нужно найти 1 «Б» класс.

Людмила пробивалась вперед, Маринка хвостиком следовала за ней.

– А где мне найти 1 «Б»?

– Первые классы у самого крыльца, туда идите.

– Понятно.

Наконец Людмила увидела на асфальте заветные цифры и подошла к учительнице.

– Здравствуйте, вы 1 «Б»? Мы Заломовы. Марина Заломова.

– Очень хорошо. Меня зовут Юлия Петровна. А вас?

– Я же сказала, Марина Заломова.

– Это девочка. А вы?

– Людмила Алексеевна.

– Очень приятно. Вы, Людмила Алексеевна, на собрании не были, там мамы из родительского комитета поговорить с вами хотят. Вы никуда не спешите? Ребенка ждать будете?

– Я спешу, на работу нужно, – Людмила смекнула, что речь пойдет о денежных сборах.

– А кто Марину встретит?

– Никто, она сама дойдет, мы тут рядом живем.

– Понятно.

– Ну, до свидания.

И Людмила стремительно зашагала прочь от новых проблем, назойливо влезающих в ее жизнь.

А Маринка осталась одна. Юлия Петровна быстро потеряла к ней интерес, а дети ее не замечали. Так и стояла она одинокая, растерянная, словно прибитая шумом чужих разговоров и голосов. Наконец все построились и линейка началась. Маринка стояла как в тумане, ничего не слыша и не замечая. Когда всех повели в класс, она оказалась в конце строя, и на нее не хватило пары. В кабинете она тоже села одна за последнюю парту. Это оказалась единственная парта, где не было цветов. Учительница рассказывала про школу, про учение – это было интересно. А потом она сказала:

– Дети, достаньте альбомы и фломастеры. Будете рисовать.

У Маринки не было ни альбома, ни фломастеров. Ей нечего было достать.

Подошла Юлия Петровна.

– А карандаши у тебя есть?

– Да, – тихо ответила Маринка и достала наборчик из шести цветных карандашей.

– Понятно. Рисуй карандашами вот на этом листе.

– Дети, обратилась Юлия Петровна к классу, – рисуйте, кто что хочет. За рисунки вы получите пятерки. Это будут ваши первые оценки.

Маринка вспомнила бабушкину сказку и нарисовала заколдованную птичку-соловушку. Птичка получилась маленькая, а корона на голове огромная. Птичка черненькая, а корона желтая. Учительница посмотрела на рисунок и ничего не сказала.

– Дети, – сказала она классу,– принесите завтра свою любимую игрушку. Это ваше задание на завтра. Поняли?

– Да! – раздался радостный хор детских голосов.

На следующий день кабинет 1 «Б» напоминал магазин игрушек. Чего только ни принесли дети! Фарфоровые куклы в роскошных нарядах, говорящие пупсы, пожарные машины с сиренами. А один мальчик принес целую железную дорогу и сосредоточенно собирал ее у доски под восхищенные взгляды одноклассников. На уроке дети рассказывали о своих игрушках и разрешали поиграть с ними тем, кто хочет. Подошла Маринкина очередь.

– Марина, а у тебя есть любимая игрушка? Покажи нам ее.

– Это кукла Мила. Я ее очень люблю, она всегда со мной. Мы даже спим вместе.

И Маринка достала свою Милу – старенькую куклу, изрядно потрепанную временем.

– Понятно, – сказала учительница. – Дети, кто хочет поиграть в эту игрушку?

Желающих не нашлось. Зато выстроилась очередь на железную дорогу. Маринка тоже очень хотела запустить поезд и подошла к доске.

– А тебе не дам, – строго сказал мальчик-хозяин. – У тебя руки грязные.

– А еще от нее воняет, – поддержала его девочка.

– Вонючка, вонючка, – подхватили другие.

Юлия Петровна вмешалась:

– Дети, так нельзя. Все, игры закончились, садитесь на свои места.

Маринка понуро брела к своей парте. Ей было очень обидно, ведь ничего плохого она не делала, а играть с ней никто не хочет.

 ***

Маринка приходила домой после уроков, забивалась под стол и плакала, сжав в маленьких ручонках любимую Милу. Она плакала горько-тяжело, от бессилия и безысходности. Пожаловаться было некому – никто не пожалеет. И так обидно ей становилось! Она чувствовала себя нелюбимой, никому не нужной, для всех чужой. Она нуждалась в ласке матери, но не находила ее; ей хотелось дружить с детьми, но те гнали ее. Она всей душой тянулась к людям, старалась угодить им, но в ответ получала лишь пинки и затрещины. Маленький, загнанный в угол детеныш, она плакала, сидя под столом общежитской комнаты, пока никто не видит.

Как-то раз Николай, вернувшись с работы раньше обычного, трезвым, застал Маринку под столом, всю заплаканную. Николай воспринял новость о Людмилиной дочери как неизбежное зло, но смирился, поняв всю выгоду от их брака. Он был обычным парнем-работягой: зашибал копеечку, халтурил, когда предлагали, а вечерами и в выходные оттягивался с рюмочкой у телевизора. Появление Маринки мало изменило его жизнь: в воспитание он не лез и малышку старался не замечать. Но он был незлым человеком, а горе Маринки было так очевидно, что Николай вытянул девочку из-под стола и выпытал у нее все горькие обиды на школу.