Kitobni o'qish: «Шерше ля фарш»

Shrift:

Понедельник

– Родненькие вы мои, я очень высоко вас ценю, – проникновенно молвил шеф.

– Это не к добру, – шепнула мне Трошкина, лицо которой являло маску почтительного внимания.

Я мысленно согласилась с подругой.

В последний раз, когда Бронич заявил, что безмерно ценит гениальный коллектив нашего рекламного агентства, нам всем не выплатили премиальные. Ибо сказано было – безмерно, так как же можно оскорбить гениев оценкой таланта в пошлых денежных знаках?

– Инночка, Аллочка, Жаник. – Шеф добавил в голос душевности, и на моей спине материализовались мурашки.

Точно не к добру!

– Вы наши лучшие сотруднички, и именно вас я бросаю на новый проектик, – возвестил Бронич.

Мурашки на спине выжидательно замерли.

Я подняла руку:

– А можно лично меня бросить в ров с голодными львами?

Из-за журнала, прикрывающего выразительную физиономию нашего дизайнера Жана, донесся нервный смешок.

– Отработаешь проектик – и хоть в ров, хоть в декрет, – великодушно разрешил шеф.

Трошкина издала недоверчивое «Пф-ф-ф».

Она до сих пор не оповестила Бронича о том, что буквально на днях выходит замуж, именно по причине того, что милые женскому слуху слова «свадьба» и «декрет» шеф считает непристойными синонимами и что эти слова уважающие себя труженицы даже знать не должны. Она даже свадебный отпуск попросить постеснялась.

– Какой проектик-то? – сдался Жаник, опустив журнал.

Мы с Алкой, не сговариваясь, вопросительно наклонили головы набок, точно пара волнистых попугайчиков. Причем синхронность явили такую, какой мог бы похвастаться разве что двуглавый орел.

– Мы успешно выиграли тендерчик на продвижение компании «Сидим-едим», – объявил Бронич и выжидательно замолчал, словно надеясь на бурные аплодисменты.

Ага, сейчас.

– Только через мой труп, – сказала я.

– Только при одном условии, – в то же время произнесла Трошкина.

Шеф сориентировался моментально – игнорировал меня и благожелательно посмотрел на Алку:

– О, так скорее сообщите свое условие, труп! Только учтите, что авансика не будет.

– А бюджетик хоть будет? – спросила я без особой надежды.

«Сидим-едим» – это региональная сеть ресторанов эконом-класса. Уж если там бумажные салфетки на четвертушки режут, могу представить, как покромсают затраты на продвижение.

– Нет бюджетика – нет проектика, – напомнил Бронич одно из золотых правил рекламного бизнеса.

Значит, будем работать не за еду. Уже хорошо.

– Отлично, – кивнула Алка, как правило, более оптимистичная (или просто менее опытная), чем я. – Наше условие – двухнедельный отпуск мне и Кузнецовой.

– А мне? – обиделся Жан.

– И тебе тоже, если ты сможешь работать дистанционно, – расщедрилась Трошкина.

– Если работать, какой же это отпуск? – логично рассудил дизайнер. – Мне тогда лучше новый графический планшет.

– Ему планшет, нам отпуск, и можете продавать нас в рабство рестораторам, – подытожила я и выдвинула подбородок.

Знаю, знаю, в такие моменты я становлюсь похожа на ледокол «Ленин», но кто сказал, что это плохой объект для подражания?

– Но вы обе уже были в отпуске в прошлом годике! – неискренне возмутился Бронич.

Я скосила глаза налево, и там обнаружился ледокол «Трошкина». Правильно, будем выступать единой боевой флотилией.

Если мы с Алкой всерьез упремся, проектик встанет намертво, еще не сделав ни шагу.

– Ладно, так и быть, одна неделька отпуска, – оценив нашу с подружкой суммарную ледокольную мощь, скривился Бронич.

– Две недели! – сурово прогудели боевые ледоколы.

– Хорошо, уговорили, десять деньков отпуска! – Шеф вздохнул и отступил на заранее подготовленные позиции. – Но на связи быть круглосуточно и проектик двигать так, чтобы заказчик плясал от радости!

– Захороводим, – уверенно пообещала я и встала. – Разрешите приступить к хореографическим упражнениям?

– Ты, Кузнецова, нахалка, и когда-нибудь я тебя обязательно уволю, – пообещал Бронич.

Но голос у него был довольный.

Знает ведь, старый лис, что мы и вправду самые лучшие.

– Зайдите к Зарочке Рафаэловне, она конкретизирует задачку. – Этими словами шеф завершил аудиенцию.

Зара Рафаэловна – наш коммерческий директор. В кулуарах мы зовем ее Мелкой Заразой, потому что комдирша наша невелика росточком, даже ниже Трошкиной, стройна, худощава и изящна, как холерная палочка. Ну, и ФИО у нее подходящее.

Как человек, которому тоже не повезло с именем (по паспорту я, страшно вымолвить, Индия), я считаю, что родители коллеги поступили безответственно, назвав ее Зарой при фамилии Заманян. Зара Заманян! Да даже встроенный корректор орфографии в мобильнике норовит сохранить ее контакт как «Зараза Манян»!

Поэтому Зара Рафаэловна требует, чтобы ее называли исключительно по имени-отчеству, хотя это тоже вызывает вопросы. Трошкина, помнится, поначалу все интересовалась, как зовут папу коммерческого директора – Рафаэль, как художника, или Рафаэлло, как конфеты. Оказалось – Рафаил, как архангела. Просто отчество в ЗАГСе с ошибкой записали.

В любом случае, зараза – это сама суть Зары Рафаэловны. Она неотразима и победоносна, как бубонная чума, и точно так же просачивается сквозь любые препоны. Если Зару Рафаэловну выгнать в дверь, она влетит в окно, влезет в печную трубу, проникнет в водозабор или просочится в канализацию – так или иначе найдет способ захватить позиции. Бронич души не чает в нашем ловком и добычливом, как индеец, коммерческом директоре. Образно говоря, она охапками приносит нам скальпы клиентов.

Другое дело, что Зара Рафаэловна крайне мало понимает в рекламных технологиях, а потому большая часть заказов, добытых ею, – это сущий геморрой для исполнителей. За это коммерческого директора очень не любит наш гениальный коллектив. К счастью, общаемся мы с Заразой эпизодически, потому что она все время куда-то торопится.

– Так, девочки и мальчики, у меня на вас всего одна минута, так что слушайте внимательно!

Зараза дорисовала себе алые уста, поплямкала губами, распределяя по ним колер, швырнула в огромную жесткую торбу «Луи Вьюиттон» помаду и пудреницу, щелкнула замком сумки и встала:

– Я таки урвала для нас сладенький кусочек – заказ от сети «Сидим-едим». Контракт подпишем через неделю, к этому моменту у нас должны быть два крутых фуд-блогера.

– Мы расширяем штат? – напряженно поинтересовался Жан, смахнув с плеча невидимую соринку.

В нашем славном офисе Жаник без устали борется за звание короля красоты. Бороться ему вообще-то не с кем, прочим нашим мужикам не до такой ерунды, но любого новичка ревнивый Жан воспринимает как потенциального конкурента.

– Да фигу вам! Обойдетесь без расширения! – рявкнула Зараза и для наглядности сунула в лицо Жанику скрученную из наманикюренных пальчиков дулю.

– Новый крем для рук? – пошевелив носом, невозмутимо поинтересовался наш король красоты. – Пахнет вкусно! Медом, да?

– Дерьмом вам запахнет, если завалите проект! – пообещала грубая Зараза, сдергивая с вешалки шелковый летний пыльник. – Двух крутых фуд-блогеров нужно срочно вырастить на собственных грядках, и мне плевать, как вы втроем это сделаете!

Она протопала к выходу и удалилась из офиса, воинственно стуча каблуками.

У нашей карликовой Заразы всегда высоченные каблуки, и топает она ими так, словно у нее не две ноги, а все восемь, как у паучихи. Или как будто она ходит на привязанных к ногам табуретках из железного дерева.

Мы с Трошкиной переглянулись.

– Она сказала – втроем, но я не писарчук, значит, расти в крутых фуд-блогеров придется вам, мои крошки! – абсолютно правильно трактовал происходящее наш дизайнер. – Со своей стороны готов обеспечить артподдержку офигенными визуалами, только скажите, что вам нужно.

Он вынул из нагрудного кармашка рубашки маленькую серебряную расческу от Тиффани, одним взмахом придал идеальную форму вздыбленному гребешком чубчику и, насвистывая, удалился в курилку – сражать неземной красотой сотрудниц чужих офисов, потому что у наших дам на него уже выработался стойкий иммунитет.

– Интересно, с чего он взял, что у Заразы новый крем для рук? – пробормотала я, проводив нашего офисного Казанову недобрым взглядом. – Что, Жаник Заразе регулярно лапки целует?

– Да пусть он хоть с ног до головы ее облизывает, нам-то что? – легко отмахнулась святая простота Трошкина, далекая от офисных интриг.

– Ну, здрасьте! – Я хлопнула руками по коленкам.

Неприкрытые короткой юбкой коленки были голые, и шлепок получился неожиданно звучный и сочный, как кряканье молодой кокетливой утки.

На призывный звук из своей темной комнаты выглянул наш видеоинженер Андрюха.

– Изыди! – сурово повелела ему я, и Эндрю, оценив интонацию, послушно развоплотился.

– Трошкина, если у Жаника с Заразой шуры-муры, он же станет пересказывать ей все разговоры коллег, и мы будем вынуждены постоянно выбирать выражения! – объяснила я наивной подружке.

– Понимаю, как трудно тебе придется, – кивнула Алка.

Она знает мою привычку выдавать на публику экспрессивные монологи в модернистском стиле «поток сознания».

Попросту говоря, если меня обуревают чувства, то я сначала говорю, а уже потом думаю.

А поскольку чувства меня не обуревают преимущественно тогда, когда я очень крепко сплю, рубить правду-матку рука бойца практически никогда не устает.

– Мне другое интересно и важно: какой блогер будет достаточно крут для выполнения поставленной перед нами задачи? – вслух задумалась бывшая отличница и вечная перфекционистка Трошкина. – Боюсь, за неделю мы больше сотни подписчиков набрать не сумеем…

– Надо с Марком посоветоваться, – решила я, одернув на себе блузку, чтобы углубить декольте.

Марк – наш штатный специалист по интернет-продвижению. С искусственным разумом он общается чаще и ближе, чем с живыми людьми женского пола, а потому отказывать красивым девушкам не умеет. Попроси его о чем-нибудь нежным голосом, умильно хлопая ресничками и надувая губки, и Марк расшибется для тебя в CD-диск. А уже если голыми коленками в поле зрения посверкаешь, можешь принимать клятву вечной вассальной зависимости.

Одно удовольствие иметь дело с такими парнями, как Марк!

– Для начала подписчиков мы вам нагоним – попросту купим их, это несложно, – пообещал нам Марк, блестя очками.

Пламенные взгляды солнечными зайчиками запрыгали по моим выпуклостям.

– Но покупные подписчики – это дутый факт, они быстро разбегутся, если на ваших страничках не будет реально классных постов. Так что генерите гениальный контент, и тогда к вам быстро налипнут уники, – посоветовал интернет-спец.

– Уники – это уникальные посетители, не боты. Уникальные – это значит реальные люди, боты – нереальные, типа вымышленных, – объяснила я Трошкиной, которая прежде брезговала соцсетями.

Она у нас натура тонкая, одухотворенная, тяготеющая к роскоши живого человеческого общения и вечной классике. Она даже книжки электронные не читает, покупает бумажные, хотя они куда дороже.

– А боты при чем? – спросила Алка, когда мы оставили Марка. – Фуд-блогеры – они же на еде специализируются, а не на обуви?

– Трошкина, как же так? Ты такая умная и такая темная! – вздохнула я. – Мне страшно делается при мысли о том, какую стремительную эволюцию придется совершить тебе всего за неделю!

– Ты имеешь в виду нашу с Зямой свадьбу? – Алка трогательно порозовела щечками.

Я посмотрела на нее с жалостью:

– Какую эволюцию ты видишь в превращении свободной самодостаточной женщины в жалкую рабу эгоистичного, самовлюбленного, наглого и беспринципного типа?

– Да, я тоже очень люблю твоего брата, – хмыкнула Трошкина. – Но твоя агрессивная феминистская позиция кажется мне проигрышной. Что у вас с Денисом происходит, кстати говоря?

– Это вовсе не кстати, не переводи стрелки. – Я нахмурилась. – С майором Кулебякиным у нас холодная война и гонка вооружений. Он ищет способы принудить меня к замужеству, я без устали отстреливаюсь… Вернемся к нашим ботам!

– Вернемся, – согласилась подружка.

Она девушка деликатная и понимает, что на больные мозоли лучше лишний раз не наступать.

Отбросив ненужные мысли о личном, мы засели за работу и к вечеру набросали план блиц-крига – стремительной победоносной кампании по превращению Индии Кузнецовой и Аллы Трошкиной в фуд-блогеров-стотысячников.

Мы решили, что для начала заявим о себе в двух популярных соцсетях – в Инстаграме и на Фейсбуке, причем по-сестрински поделим аудиторию. Алка как девушка милая и благонравная станет чинно и благородно писать для старых дев, домохозяек и мамочек с детьми, а я буду культивировать идейно близкий мне имидж продвинутой оторвы.

– Набросаем план постов на ближайшие дни, – предложила я.

И мы набросали.

– О! Это будет бомба! – воодушевился Жаник, получив от меня задание подготовить иллюстрации к моим будущим публикациям «Кофе в постель», «Путь к сердцу мужчины» и «Лучшие перекусы для нудистского пляжа». – Пожалуй, я тоже на тебя подпишусь!

Я подпихнула локтем Трошкину.

Она поморщилась.

Ей, видите ли, казалось, что мои темы слишком вызывающие. Она-то запланировала сенсационные публикации «Любимый завтрак Джен Эйр», «Слоеный торт в микроволновке» и «Секрет морковного сока». По-своему тоже интересно, но с нудистским пляжем, согласитесь, не сравнить.

Набросав план постов, я задумалась, а не пора бы нам как следует подкрепиться, но тут налетело начальство.

– Кузнецова, ты вообще в курсе ЧП с покером?! – Тяжело дыша, в редакторскую сунулся наш режиссер Вениамин, известный также как Веник и Вентилятор.

Прозвища отражают Венин характер: он у нас знатное трепло, великий паникер и неутомимый разносчик слухов.

– Что за ЧП? – поинтересовалась я, в противовес нервозному Венику храня нордическую невозмутимость. – Чемпионат отменили?

– Призовой фонд разворовали? – предположила Трошкина.

В игорной зоне, расположенной в тридцати километрах от нашего города, планировалось проведение международного чемпионата по покеру. Победителю открытого турнира организаторы обещали целый миллион долларов, в связи с чем я, например, очень жалела о том, что мои навыки по части азартных игр не распространяются далее подкидного дурака на раздевание.

– ЧП не с чемпионатом, а с макетом! – взвизгнул Веник. – Это ты дала Никите текстовые блоки для верстки?!

– Ну, я, а в чем проблема? Там тех блоков-то – раз, два и обчелся. – Я пожала плечами. – Название мероприятия, дата и место проведения, всего десяток слов в три строки…

– Но ты сумела превратить их в шедевр! – Веник вывел из-за спины руку с зажатой в ней бумажкой и потряс ею в воздухе. – Кузнецова! Ты издеваешься, да?!

Трошкина присмотрелась к макету, хрюкнула и затряслась от сдерживаемого хохота.

Вместо «чемпионат по покеру» в макете было написано «чемпионат по похеру».

– Что это? Что, я тебя спрашиваю, Кузнецова?! – ярился Веник.

Хотя спрашивал он меня, к эпицентру конфликта живо подтянулись коллеги, всегда охочие до массового веселья в диапазоне от спонтанного мордобоя до хорошо организованной публичной казни. От дружного смеха затрясся фикус в углу.

– Это суровая правда, высказанная с подкупающей прямотой! – утирая слезы бескорыстной радости, объявил видеоинженер Андрюха, он же Эндрю. – Кузнецова режет правду-матку без ножа!

– Это же обыкновенная опечатка! – попыталась защитить меня добрячка Трошкина.

– Это необыкновенная опечатка! – возразил Андрюха. – Это мощный рекламный ход! С такой афишей от участников отбоя не будет!

– Почему это? – Веник сбавил обороты.

– Потому что «похер» – это наш национальный спорт, и на победу в таком чемпионате в нашей стране может претендовать буквально каждый первый! – ответил Андрюха. – Ну, спасибо, Инка, порадовала под занавес трудного рабочего дня!

Я молча взяла ручку, потянулась к стене над столом и аккуратно написала на прикнопленном к обоям листе: «чемпионат по похеру».

Я собираю гениальные опечатки и, надо признаться, моя коллекция быстро пополняется. На листе, приколотом всего месяц назад, уже красовались перлы «могильная связь», «перекись населения», «протыренная тропа», «восточные слабости» и «жульем обеспечим». Последняя фраза родилась в ходе предвыборной кампании нашего мэра и с опечаткой стала гораздо реалистичнее и правдивее.

– Все, Веник, мети дальше, я осознала свою вину и раскаялась, – объявила я паникеру-режиссеру.

– Да, Вениамин, нам нужно работать, не отвлекай нас, пожалуйста, – поддержала меня Алка.

Сердитый Веник удалился, а мы с Алкой продолжили доблестно трудиться на благо нашего рекламного агентства «МБС».

Мы придумали себе прикольные фуд-блогерские ники: Завари Кашу – для меня и Еда БезВреда – для Алки. Завели аккаунты, сочинили про запас с десяток оригинальных хэштегов, почитали посты конкурентов, интересно пишущих про еду, и, нагуляв на виртуальных просторах реальный аппетит, после работы поехали прямиком домой – ужинать.

Живем мы с подружкой в одном доме и даже в одном подъезде, только на разных этажах. Поскольку Алка давно уже проживает одна (набеги Зямы не в счет) и очень заботится о фигуре (идеал которой она подсмотрела в детстве в мультике о Дюймовочке), холодильник в ее квартире исполняет в основном роль доски для объявлений. Алка вешает на него записки-напоминалки, списки покупок, бумажки с разными нужными телефонными номерами и страшные картинки омерзительно толстых баб с подписями типа «Ты точно хочешь жрать после шести?!»

Внутри холодильника что-то интересное бывает редко, хотя для гостей у благовоспитанной Трошкиной всегда есть какая-нибудь изысканная продовольственная заначка. Тонкие до прозрачности крекеры с зернышками и пряностями, сушеные бананы, горький шоколад, яблочные чипсы и тому подобная ерунда, которую можно элегантно поклевать под бокальчик австралийского шираза.

Шираз у Алки есть всегда, потому что она счастливая владелица небольшого хозяйства в Австралии. Хозяйство не винодельческое, а овцеводческое, но это неважно. Управляющий, бесконечно признательный Трошкиной за то, что она тихо сидит в Екатеринодаре и не порывается самолично командовать овцами и овцеводами, регулярно присылает ей в подарок славные австралийские сувениры: шкурки мелких рыжих кенгуру, забавные поделки аборигенов и тот самый шираз, который неизменно спасает Алкину репутацию гостеприимной хозяюшки.

Сегодня, однако, даже самой Трошкиной откровенно хотелось бескомпромиссно жрать, да и время было конкретно после шести, так что мы пошли не к ней, а ко мне.

В фамильном гнезде Кузнецовых на каждый разинутый клювик найдется по сытному червячку!

– Привет честной компании, я Алку привела! – оповестила я родню, едва войдя в прихожую.

– Всем добрый вечер! – сделала чинный книксен благовоспитанная Трошкина.

– Что-то вы, барышни, рано вернулись в родные пенаты, – мимоходом укорила нас бабуля, выруливая из ванной в банном халате, с тюрбаном из махрового полотенца на голове и маской из розовой глины на физиономии. – Гуляли бы, пока молодые да свободные!

– Вот, слышишь? Это не я, это народная мудрость гласит! – сказала я Трошкиной.

– Старость это, а не мудрость, – буркнула она.

– Я все слышу! – крикнула бабуля.

– Вот интересно, как телефонную трубку разрывающуюся снять или дверь открыть по звонку, так она глухая, а как подслушать что-нибудь, не для нее предназначенное, так у нее слух как у гренландского кита, – доверительно поделилась я со смущенной Алкой.

– Я вовсе не толстая! – покричала бабуля, явно вырвав из контекста гренландского кита.

– И поэтому спокойно можешь есть после шести! – покричала я в ответ. – Кстати, что у нас на ужин?

– На ужин будут лабутены, – сообщила мамуля, следуя по коридору из кухни и при этом не отрываясь от вычитки рукописи.

Мы с Алкой молча посторонились, освобождая ей дорогу.

Когда у нашей Баси Кузнецовой горит срок сдачи нового романа, ей лучше не мешать ни в чем. Проклянет, не задумываясь.

– Лабутены? – негромко повторила я.

– Чьи? – встревожилась Трошкина.

За время затянувшегося женихания с Зямой в нашу квартиру перекочевало немало ее личных вещей.

Я хихикнула.

Нет, я в курсе, что в стародавние голодные времена люди варили и ели сапоги, но лабутены? Сколько кожи в тех фирменных лодочках? Такую семью, как наша, точно не накормишь. А если вспомнишь, сколько они стоят, еще и подавишься.

– Алка, не волнуйся, мама запоминает новые слова по ассоциации или по сходству звучания, – успокоила я подружку, с подозрением присматривающуюся к обувнице. – К примеру, ретиноевую мазь она называет рептилоидной, а капли «Лекролин» ассоциирует с французским кроликом.

– Почему?

– Потому что в некоторых аристократических французских фамилиях есть приставка «ле», а еще ударение на последний слог, – объяснила я. – Правда, этот способ не всегда помогает. В последний раз мамуля вместо «Лекролина» потребовала в аптеке капли «Фонзайц», а такого лекарства пока не существует. Хотя название, я считаю, надо запомнить и использовать, оно очень звучное. В помпезном германском стиле.

Мамуля фыркнула.

– Мам, попробуй еще раз, – предложила я. – Что на ужин?

– Ламборджини? – предположила родительница.

– Уже лучше, – кивнула я.

Ламборджини, если с кожаным салоном, на всех хватит. Хотя риск подавиться при мысли о стоимости возрастает многократно.

– Пап, ты что готовишь на ужин? – громко полюбопытствовала я в сторону кухни.

На пороге пищеблока возник папуля, приветливо помахал испачканными мукой ладонями:

– Лобиани!

– Я так и сказала! – крикнула из гостиной мамуля.

Трошкина проводила ее восхищенным взглядом.

Алка искренне считает, что ей невероятно повезло со свекровью. Посмотрим, что она скажет, когда мамуля начнет рассказывать их с Зямой малым деточкам ужастики собственного сочинения.

Сейчас мамулина штатная фокус-группа – завсегдатаи детской песочницы в нашем дворе, и мне сдается, участковый детский врач должен фиксировать повышенное относительно общероссийской нормы количество случаев ночного энуреза у своих маленьких пациентов. Я вот уже взрослая, а мамулины книжки на ночь глядя читать опасаюсь – сомневаюсь в крепости своих нервишек и мочевого пузыря!

Хотя у молодежи в этом смысле организмы, видимо, более выносливые, потому что юные читатели нашу Басю Кузнецову просто обожают. Периодически у нас в подвале или на чердаке собирается фан-клуб, и мамуля в кромешной тьме под возню летучих или пешеходных мышей (смотря где проходит сборище) с листа читает поклонникам очередной шедевр. Для этого у нее даже имеется специальный налобный фонарик из конструктора «Лего», подаренный кем-то из младых фанатов.

А еще она вполне серьезно обсуждает с юными читателями свои творческие планы.

– Уфф, – обмахнулась ладошкой Трошкина, которая в число любителей ужастиков не входит. – Отлегло! Лобиани, а не лабутены! Это хорошо.

– Пожалуй, – осторожно согласилась я.

Вкусовые качества папулиных лобиани были мне пока неизвестны. Может, лабутены не хуже, их я тоже еще не едала.

Папа вышел из кухни, выдал развернутую информацию:

– Лобиани будут грузинские, но по-кузнецовски. Мне показалось, что в классическом варианте лобиани начинка суховата, и я добавил к размятой красной фасоли немного картофельного пюре на молоке и фермерском сливочном масле.

– Отличная идея, – одобрила я, решив, что все названные компоненты вполне съедобны и между собой не конфликтуют.

У папули так бывает далеко не всегда. Он смелый кулинар-изобретатель и в порыве вдохновения иной раз не щадит живота своего, моего и всех прочих членов нашей семьи.

Помню, как-то в начале своего многотрудного творческого пути вместо кубиков зеленого болгарского перца наш кулинар новаторски использовал нарезанное мыло…

Нет, об этом лучше не вспоминать. Хотя лично я тогда буквально за сутки сбросила три с половиной кило и влезла в джинсы, которые носила в выпускном классе.

– Через десять минут убедительно прошу всех к столу! – громко, чтобы слышно было на всю квартиру, объявил папуля, и я услышала металлический скрежет.

Это бабуля в своей светелке завела допотопный механический будильник, чтобы не опоздать к ужину.

Папуля этого очень не одобряет. Он у нас бывший военный – танкист и командир полка, и дисциплину считает краеугольным камнем мироздания. А бабушке не нравится, когда за опоздание к трапезе на нее орут бронебойным голосом: «Два наряда вне очереди и пятьдесят отжиманий!»

Тем более что бабуля бывший педагог и сама умеет орать будь здоров. Гораздо лучше, чем отжиматься.

Мы, Кузнецовы, вообще все на диво горластые, даже не знаю, как у нас приживется тихоня Трошкина. Боюсь, она будет скользить вдоль стеночки боязливым призраком, вдохновляя мамулю на сочинение новых кошмарных романов.

Будильник, трезвон которого можно было услышать даже в ближнем космосе сквозь усиленную обшивку орбитальной станции и гермошлем скафандра, не подвел, и к ужину вся женская часть семейства явилась без опозданий.

Папуля довольно оглядел нас, выжидательно сглатывающих слюнки, и тоже сел за стол, объявив:

– Зяму ждать не будем, он предупредил, что задержится.

Я покосилась на Трошкину, ненавязчиво интересуясь ее реакцией.

Если бы я узнавала о планах жениха на вечер от других людей, пусть даже будущих родственников, он очень быстро вылетел бы из основного состава моих кавалеров. Да он бы и на скамейке запасных не задержался – просквозил бы навылет из моей бальной книжечки!

Но Алла кротко кивнула:

– Да, да, я знаю, Зямочка очень торопится до отъезда закончить срочный заказ.

Я посмотрела на бабулю (она у нас старая феминистка и заядлая правдорубка), бабуля скривилась и приоткрыла рот.

– Бабуль, тебе, наверное, новая вставная челюсть натирает? – упреждая ненужные откровения, спросила я с нажимом. – Тебе, должно быть, кушать больно, да?

– Да, мне очень больно, – вздохнула бабуля и с жалостью посмотрела на Трошкину.

Оставшуюся недосказанной полную фразу «Мне очень больно это видеть» угадали только я и мамуля.

Наш Зяма – жуткий бабник, и Трошкина – его единственное за всю сознательную жизнь серьезное увлечение. Серьезное оно настолько, что Зяма даже решился жениться, потому что после пары лет неузаконенных отношений Алка заявила, что не позволит и далее ее использовать. Ей, мол, нужны определенность и уверенность в крепости уз. Причем обязательным условием заключения брака была поставлена нерушимая моногамность, пока смерть не разлучит их с Зямой. Влюбленный братец со всем согласился и все порочащие его связи пресек, но, зная Казимира нашего Борисовича, я боялась, что он сорвется.

Казимир Кузнецов – красавец мужчина, прирожденный соблазнитель и известный в городе интерьер-дизайнер. А дорогие интерьеры – они, заразы, богаты всякими там диванами, банкетками и козетками, провоцирующими на моральное падение!

Так что самоотверженный труд по завершению нового важного заказа вполне мог оказаться экспрессивным парным танцем в горизонтальной плоскости.

Впрочем, вовсе не в наших интересах было наводить на эту разрушительную мысль простодушную Трошкину. Как новый член семьи она всех более чем устраивала: мы с Алкой с самых яслей шли по жизни рука об руку и практически сроднились.

– Да, совсем непросто приходится супругам гениев, – дипломатично сказала мамуля.

– Тебе так трудно со мной, дорогая? – удивился папуля.

– Вообще-то, я хотела привести в пример тебя. – Мамуля акцентировала местоимение.

Я закатила глаза.

Гениев в нашем семействе – почти как градусов в чистом спирте! Одна бабуля на лавровый венок не претендует. Уже. Лет двадцать назад мы от нее регулярно слышали: «Я заслуженный учитель России, выдающийся педагог и ученый, нишкните, смертные!»

– Супруги гениев должны быть чуткими, понимающими, умеющими вовремя отступить в тень, – продолжила мысль мамуля.

Вышеупомянутая тень широким грозовым фронтом набежала на лицо папули.

Он, конечно, чуткий и понимающий, но отступать куда-либо по военной привычке не любит, а еще чудовищно ревнив, что, по мамулиному неоднократно озвученному мнению, совершенно не подходит супругу гения.

– Очень вкусные пирожки, папульчик! – сказала я громко, умышленно меняя тему.

– Да, лобиани удались! – поддакнула Алка.

– Но перца многовато, – слегка критикнула бабуля.

– В следующий раз я попробую добавить в начинку мягкий творожок и, пожалуй, вовсе откажусь от красного перца, использую только черный, – пообещал папуля.

Он сел на своего любимого конька, и далее ужин проходил спокойно, без эксцессов.

Потом мы с Алкой пошли к ней – пить шираз, секретничать и примерять платья.

Жених с невестой решили обойтись без пафосной свадьбы, запланировав только тихую регистрацию в ЗАГСе, а сразу после нее – отбытие в аэропорт и далее – в свадебное путешествие. Неброское, но исключительно элегантное белое платье для себя и точно такое же, только жемчужно-серое, для меня Трошкина шила сама – она умеет.

Мне чрезвычайно нравилось то, что у нее получалось: наряды наши выглядели очень достойно благодаря отменному качеству шелка и безупречности линий. Прически под них планировались тоже простые и элегантные: аккуратный узел на затылке у меня и такой же узел плюс мелкие живые розы в нем – у Алки. А вот обуть подруге предстояло белые шпильки, а мне, чтобы не нависать над невестой, балетки на плоской подошве. Негоже было бы в такой день возвышаться над мелкорослой Алкой, как корабельная сосна над речной ивушкой! Визуально доминировать в нашей группе должны были жених и его дружок, оба ростом за сто девяносто.

Милые девичьи посиделки прервал Зяма, по-свойски вломившийся в квартиру со словами:

– Алка, я вернулся, ты рада?

Алка безусловно была рада, так что мне пришлось ретироваться – не смотреть же, как они целуются и обжимаются.

К тому же я просто не могла слышать, как Трошкина называет Зяму «мой пупсик».

Во-первых, из них двоих миленькая маленькая куколка – это сама Алка.

Во-вторых, почти двухметровый накачанный Зяма с сокрушительным обаянием матерого суккуба – и чей-то там пупсик?! Обхохочешься.

Я оставила парочку без помех и зрителей наслаждаться обществом друг друга, но Зямино представление о полноценном наслаждении включало также плотный ужин, поэтому очень скоро братец прибежал домой и прямо с порога поинтересовался:

– Чем сегодня кормят?

– На выбор – лабутены, ламборджини, лобиани, – сообщила я, выходя из своей комнаты.

– Мне всего и побольше.

Зяма сначала потер руки, потом помыл их, потом запустил в тазик с пирогами:

– Умммм! Это что-то грузинское? Тематический ужин?

Я кивнула.

В свадебное путешествие молодожены собрались в Тбилиси. Папуля заранее начал заботливо адаптировать их к местной кухне.

– Ха хафи? – спросил братец с набитым ртом.

«А запить?» – перевела я.

Налив прожоре мацони, я решила, что хватит за ним ухаживать, как будто я закрепощенная женщина Кавказа, и ушла к себе, но в одиночестве не осталась, потому что ко мне явилась мамуля.