Kitobni o'qish: «Семь дней счастливого детства»

Эпизод 1. Прятки в траве

– Тридцать шесть!.. Тридцать семь!.. Тридцать восемь!..

Надежда всегда считала честно: медленно и с хорошими паузами, давая достаточно времени выбрать место и как следует спрятаться каждому. Поэтому я не торопилась, потихоньку продвигаясь шаг за шагом. Пробираться было сложно. Я осторожно и бережно, стараясь не оставлять следов, раздвигала высокую, мне по грудь, полынь. Полынь соседствовала не только с такими же высокими травой и репейниками, но и с противной жёсткой крапивой. Крапива очень больно жглась, а репей из длинных волос потом достать было невозможно, только выстригать вместе с клоком запутавшихся прядей, – ходи после как огородное пугало!

– Сорок четыре!.. Сорок пять!..

Поняв, что времени осталось всего ничего, я резко дёрнулась и всё же обожглась. «Ф-с-с-с-с!…» – зашипела от неожиданной боли и досады. Ну всё, теперь до завтрашнего дня будет ныть и чесаться. Крапива здесь была злой до невозможности. Но дело того стоило. Ничего, я почти на месте.

Никого из прячущихся честный счёт до пятидесяти никогда не спасал. От Надюхиного взгляда просто невозможно было укрыться. Тем более на этом заброшенном поле, где и места особо спрятаться не было. Парочка довольно-таки чахлых кустов, небольшой насыпной холм из крупных камней, несколько участков на возвышенности с обширными зарослями крапивы и полыни, да стоящее посреди поля высоченное дерево, – вот и все укрытия. Самыми удобными и расхожими способами заныкаться было залезть на ветви липы, залечь за валунами или полынью. Забраться вглубь зарослей ещё никто ни разу не догадался или просто не рискнул, а потому это была толковая возможность наконец-то спрятаться там, где даже зоркая двоюродная сестрица меня не углядит. Главное, не оставить следов примятой травы.

– Сорок восемь!.. – звонкие выкрики, казалось, становились всё громче и победнее.

Как можно осторожнее я залегла в небольшой проплешине в глубине зарослей. Попутно, пытаясь устроиться поудобнее, ещё раз обожглась о крапиву: «Вот засада!». Наконец, свернулась клубком и уткнулась носом в колени.

– Пятьдесят! Кто не спрятался, я не виновата! – прозвучала сигнальная фраза.

И почти тут же следом:

– Сашка, Светка! Я вас вижу, слазьте! Женька, ты за камнем, вижу! Выходи!

Спустя небольшую паузу, ровно столько, сколько нужно для того, чтобы пробежать короткий путь от липы до кустов позади моих зарослей, звучат ещё два имени:

– Наташка! Ленка С.! Поднимайтесь, вижу!

В нашей компании двое Лен, я и моя тёзка. Поэтому Надежда всегда называет вторую одновременно по имени и фамилии. Двое – это ещё ничего, в моём классе нас шестеро.

Непривычное молчание.

Промелькнула и сразу исчезла довольная мысль: «Ага, задумалась!». Ужаленные крапивой места безбожно чесались. Одуряющий горчащий запах полыни, который я в запале не замечала ранее, невыносимо резкий в этот зной, здесь, в зарослях, становился почти удушающим. Но хуже всего было другое. На беззащитную, неподвижно лежащую меня радостно напала мошка и прочий больнюче-кусачий гнус. «А-а-а-а-а! Ненавижу!.. – об этой напасти я как-то вначале даже не подумала, – У-у-у-у!.. Сволочи жужжащие!…». В деревне летом больше комаров я не могла терпеть только мошек и оводов, а этих тут, в траве, оказалось более чем в достатке. Озверевшие твари без зазрений совести накинулись все скопом. Они лезли в глаза, под одежду и, казалось, кусали одновременно всюду. Я еле сдерживалась, чтобы не взвыть во весь голос и не вылететь пулей из неудачно выбранного места. Но было нельзя. Нужно обязательно дождаться заветного «сдаюсь», иначе всё напрасно.

Однако прозвучало совсем другое. В звонком Надькином голосе явно слышалось разочарование:

– Ленка, за теплотрассу убегать нельзя! Это не по правилам!

«Что-о-о?!!» – да я в жизни не нарушала правил! Ещё и «Ленка»! Знает же, что я терпеть не могу, когда меня так называют. Кожа зудела невыносимо, ужасно хотелось вскочить и закричать что есть мочи «Неправда!». Но обида на несправедливые слова заставила сжать зубы. Злость оказалась сильнее. «Терпи, казак, атаманом будешь!» – сами собой всплыли в голове шутливая дедушкина присказка.

– Надьк, её там нет… – раздался минутой позже недоумённый возглас Светки.

Послышалось растерянное шушуканье.

– Может, она домой убежала?.. – неуверенно сказал не то Сашка, не то Женька. Голоса братьев были очень похожи.

«Не хватало ещё, чтобы они меня здесь бросили и обратно в деревню пошли!» – пронеслась тревожная мысль. От огорчения, что всё оказалось зря, и от обиды на несправедливые предположения, слёзы подступили совсем близко. Неужели так и придётся просто встать, не дождавшись честного признания поражения противником? «А ну, не реветь!» – стараясь рассердиться, рявкнула я сама на себя. Только разреветься ещё не хватало! И так уже то и дело дразнят «слёзки на колёсках». Насупившись, начала озираться, придумывая, как бы половчее встать, чтобы не обжечься ещё больше…

– Ленка, я сдаюсь! Выходи, где ты?! – послышался растерянно-испуганный голос Надежды.

Чувствуя, как расплываются в улыбке губы, – «Ур-р-р-ра-а-а!.. Победа!» – уже не заботясь о крапиве и мечтая только о том, чтобы отогнать скорее от себя звенящую мошкару, встаю в полный рост.

– Я здесь! Тут я!.. – и, гордо взглянув с возвышенности на недоумённо озирающихся противников, изо всех сил размахивая руками, начинаю напролом ломиться скорее прочь из ненавистных зарослей, сбегая от вставшего вместе со мной облака гнуса.

Улепётывая со всех ног от мошкары, подлетаю к нашей ватаге и слышу ошеломлённо-одобрительный присвист и возглас потрясённого моим героизмом Сашки:

– Ну ты молорик! Ох и чесаться же будет…

Но уважение в словах Александра, моей давнишней симпатии, от которых ещё вчера я мысленно прыгала бы до потолка, сейчас меня не очень-то радует. Так же, как и столь долгожданная победа. Наконец-то отогнав от себя основную тучу мошек, я вдруг в полную силу ощущаю, как горит всё тело, и вижу со стороны свои руки и ноги, покрытые стремительно набухающими волдырями всевозможных размеров. Девчонки рядом сочувствующе сопят, пытаясь вытащить намертво запутавшийся в моих волосах репейник.