Kitobni o'qish: «Лучший папа для моего сына»

Глава 1 Алевтина

– Волнуешься? – участливо прозвучало в трубке.

– Конечно! А ты бы не волновалась? – ответила я подруге, глядя на город из окна автобуса.

Волновалась я, потому что ехала в медицинский центр за результатами обследования сына. Кто бы не переживал о здоровье своего ребёнка? Мы проходили врачей и сдавали анализы для оформления в детский сад. Диме четыре года. Врачи ставили ему задержку речи.

– Ну, ты позвони, как только узнаешь, – попросила Люда. – Держу за вас кулачки, чтоб всё было отлично.

– Хорошо, конечно, – кивнула я.

И запнулась. Потому что увидела их. Своего мужа и какую-то девушку. Это точно был Вадим! Он сидел на капоте автомобиля и прижимал её к себе. Они целовались. Так открыто, не скрываясь, вопиюще нагло. Банальная, по-дурацки сериальная, нелепая ситуация – жена случайно видит мужа с другой… Только вот они не знали, что я их вижу.

От шока я даже рассмотреть её не успела. И совсем не запомнила, какой у неё цвет волос. Моя маршрутка уже проехала их и завернула на другую улицу. Да и какая, в сущности, разница, кто разлучница, когда твоя идеальная семейная жизнь в один момент рухнула и придавила тебя обломками?

Забирала результаты обследования сына я как во сне. Даже не помню толком подробностей. Заглянула в них, и ничего не поняла. Перед глазами все расплывалось, меня трясло, и голова совершенно отказывалась соображать. Поэтому с документами решила разобраться позднее.

Если задуматься, наши беды начались гораздо раньше. То, что вначале казалось светлым, добрым и прекрасным, закончилось с рождением сына. Дальше наши отношения стали сложными, рваными, невыносимыми. Из них ушло понимание и доверие. Не говоря уже о страсти. И когда я впервые увидела на шее мужа след чужой помады, то сначала отказывалась в это верить. Убеждала себя, что мне показалось, что я ошиблась или не так поняла. В общем, обманывала себя как могла. И этим только растягивала агонию. Я ещё надеялась что-то «починить». Думала, что нашу семью ещё есть надежда спасти. И ради этого закрывала глаза на его грубости, поздние возвращения домой, абсолютное равнодушие. В наших семейных вечерах не было ничего кроме недовольства и раздражения. Мы оба отравляли себе жизни, находясь рядом. Сейчас мне непонятно только одно – зачем он терпел меня и молчал о другой? Почему нельзя было сказать всё честно и уйти к ней? Скорее всего, дело было в общей квартире, которую мы купили через год после свадьбы. Эту мою мысль подтвердила и подруга Людка. Вместо того, чтобы сообщить ей о здоровье сына, я рассказала по телефону о случившемся.

– Ох, как же я терпеть не могу всех этих любовниц! – воскликнула она, пытаясь придать голосу бодрости. – Они как паразиты – прилипают к семье, и давай из неё сосать ресурсы. Причём сами обычно ничего собой не представляют. Жалкие, не устроенные. Хоть так могут почувствовать себя женщинами. Ну, ты не переживай. Очень скверная, конечно, ситуация, но рано или поздно все мужики идут налево. Главное помнить, что всем в отношениях нужен не только секс, но и выгода. Союз должен что-то кроме постели давать. Финансовое благополучие, комфорт, положение в обществе – у кого что. Тупо ради секса никто из семьи не уйдёт.

– А чем мы с Димкой Вадику выгодны, Люд? – всхлипнула я. – Мы, наоборот, для него обуза.

– Как это? А квартира? У вас роскошная трёшка в хорошем районе! Куда он из неё денется?

Признаться, это было слабое утешение – знать, что муж с тобой из-за квартиры.

– Никогда не понимала женщин, которые соглашаются на унизительную по сути роль любовницы, – продолжала утешать меня кума. – Быть любовницей – это заведомо проигрышная позиция. Любовниц ненавидят все жёны и сами любовницы, если им повезёт стать жёнами. Потому что знают, чего от себе подобных ожидать. Даже женой, которой изменяют, быть лучше. Потому что она – главная. Почему-то любовниц всегда скрывают от жён, а вот жён от любовниц почти никогда. Улавливаешь? Жену потерять бояться, а любовницу нет.

В тот день Вадим появился дома вечером, когда Димка уже спал. Я старалась усмирить клокотавшие во мне ревность и злость. Но это не удавалось даже после принятого успокоительного. Поэтому мой вопрос, когда я вошла на кухню и остановилась перед ним, пившим чай, прозвучал весьма ядовито.

– Ничего не хочешь мне сказать?

Он поглядел вопросительно и сглотнул. Наверное, такое начало разговора ввергнет в ступор любого, даже того, кто ни в чём не виноват. Но тогда я об этом не думала. У меня не было никакого желания подбирать слова и быть осторожной с высказываниями, чтобы не задеть его чувства. Напротив, я как раз хотела именно задеть.

– В смысле? Ты о чём?

– Где ты сегодня был?

– На работе, – он отвёл взгляд, поднёс ко рту чашку и сделал глоток.

– Не ври!

– Слушай, если у тебя плохое настроение, то причём здесь я? – спокойно спросил Вадим.

Отличный способ снять с себя ответственность и выставить меня дурой. Он любит вот так перекинуть вину на другого и уйти от ссоры. Но сейчас я не собиралась отступать.

– Ты можешь объяснить, что происходит? – вздохнула я. – Скажи мне честно хотя бы раз, мы всё ещё семья?

По-моему, прозвучало жалко. Я так решительно начала, но как обычно спасовала перед Вадимом и его равнодушно-насмешливым взглядом. За годы наших отношений я так привыкла держать всё в себе, во всём соглашаться и уступать, что просто не научилась обсуждать проблемы. Мне всегда было проще сделать больно себе, чем ему, перетерпеть, поступиться чем-то важным. Хотя я понимала, что это не правильно. Но духу не хватало вести себя иначе.

– Ты хочешь поругаться, что ли? – осведомился муж. – У тебя ПМС?

Это выглядело, как издёвка. И у меня даже аргументов не нашлось, чтобы достойно ответить на подобную глупость. А он поставил чашку в раковину, как обычно, даже не думая её мыть, и направился в гостиную.

– Мы вообще-то не договорили! – я двинулась следом.

Но Вадик лишь фыркнул.

– Как мне всё это надоело! – выпалил он в сердцах.

Что надоело? Я? Димка? Наша совместная жизнь? От этой небрежно брошенной фразы мне стало так горько! Будто он разом обесценил все наши отношения, все десять лет брака!

В тот вечер мы так и не поговорили. Он надел наушники, сел за компьютер и больше ни слова мне не сказал. А я в ванной глотала слезы, надеясь, что звук включённого душа заглушает мои всхлипы. И корила себя за то, что неправильно начала разговор. Нужно было сказать, что я чувствую себя больше ненужной ему и единственное, что держит нас вместе, – это сын. Но я не осмелилась. А как вернуться к этому разговору – не знала.

Мой маленький уютный мир трещал по швам, а я понятия не имела, что делать, как спасать семью. Любые мои попытки что-то предпринять походили на то, как если бы хирург пытался лечить гангрену подорожником.

Мой давний глубинный страх, что он меня не любит, вырвался наружу. А ведь всё так красиво начиналось! Но к двадцати восьми годам я рисковала стать разведёнкой с неудавшейся личной жизнью и маленьким ребёнком на руках. Скажи мне кто-нибудь десять лет назад, в разгар нашего с Вадимом романа, что пройдёт сравнительно мало времени, и всё сложится именно так, я бы ни за что не поверила.

Десять лет назад

Когда мне в лицо полетел очередной ком мокрого снега, тетрадь всё-таки выпала из рук. И прямо в лужу. Я попыталась быстро поднять, но один из них с хохотом наступил на неё. Бумага размокла и просто расползалась в моих пальцах.

– Ой, порвалась, да? – заржал тот, что был в чёрной шапке с помпоном.

Шестиклашки. Они часто ошивались в нашем дворе и дразнили меня. Но обычно просто кричали издалека всякие гадости. А сегодня непонятно что на них нашло. Налетели на меня втроём и стали забрасывать снегом. Он уже таял и хорошо лепился в снежки. Только вместе с ним в меня летели и комья грязи вперемешку с прошлогодними листьями. На светлой куртке оставались следы. Я бросила эту несчастную тетрадку и побежала к подъезду. Успела заскочить внутрь и захлопнуть двери, пока мне в спину не полетел очередной тяжёлый ком грязного весеннего снега.

– Анька дура! – раздался снаружи крик.

– Овца! – добавился к нему ещё один.

– Я не Анька, – прошептала едва слышно.

Прижалась спиной к стене и расплакалась. Контрольная, за которую меня так хвалила только что учительница по русскому языку Евгения Тимофеевна, была уничтожена. Это от неё я шла домой в такое время. Уже около восьми, стемнело, прохожих немного. Вот они и накинулись на меня так открыто. Придётся всё писать заново. И куртку нужно теперь стирать. Думая об этом заметила, что дети снаружи затихли. Кто-то на них прикрикнул.

– Так пацаны, а ну пошли вон. Отстаньте от девушки! Ещё раз тут увижу…

Вадим, сосед с четвёртого этажа! Я ощутила, как подкашиваются ноги. Он был самым красивым парнем в нашем дворе! Все мои знакомые девчонки от него были без ума. Он на пять лет старше меня, учится в университете и занимается спортом. Боже, какой позор! Он всё видел и знает, что меня достают малолетки! Я изо всех сил побежала вверх по ступенькам и успокоилась, только оказавшись в квартире. Замкнула двери и с трудом перевела дыхание.

– Алечка, всё прекрасно. Отличная работа, – прозвучал в голове голос Евгении Тимофеевны.

Захотелось разрыдаться. Контрольной теперь не существовало. Включила свет и ужаснулась. Вся куртка в грязи и шапка тоже. А до завтра ничего не высохнет. Значит, идти мне в школу не в чем. Эту курточку я купила в комиссионке. Другой одежды не было. Я жила одна. Бабушка скончалась полгода назад. Мне уже было на тот момент восемнадцать. Мама жила в столице. Она уехала на заработки, когда мне было пять, и с тех пор я редко её видела. Отец давно спился и умер. Я осталась жить в нашей маленькой двушке. Училась тогда в одиннадцатом классе. В школу из-за частых болезней меня отдали на год позже, чем сверстников. Так и получилось, что я оканчивала одиннадцатый класс уже совершеннолетней. Собиралась поступать на учительницу русского и литературы.

На следующий день я никуда не пошла. С трудом постирала куртку, и теперь она сушилась на балконе. Мне казалось, что она всё равно осталась грязной. Из окна видела, как Вадим чистит снег у подъезда, а потом смахивает его со своей машины. Один раз он, словно почувствовав мой взгляд, посмотрел вверх. Я вздрогнула, отпрянула от окна. Щёки сразу заалели. Наверное, заметил меня!

Вадим был очень симпатичным. Высокий и широкоплечий, кареглазый, с красивым голосом. От него пахло мужским парфюмом. Я всегда пробегала мимо, пряча глаза и едва слышно здороваясь. Потому что жутко смущалась. Мы оба жили в этом подъезде с рождения. И я его помню, когда ему было лет пятнадцать. А мне десять. Он совсем не обращал на меня внимания. Проходил, даже не поздоровавшись, будто не замечает. Но пару лет назад всё изменилось. Я шла со школы, а он мыл машину. Одетый в джинсы и футболку, он казался мне очень красивым и накачанным.

– Привет, Алевтина.

Он знает моё имя? Я даже застыла на секунду. Обычно его все как-нибудь коверкали. Или просто забывали.

– Здравствуйте.

Он засмеялся.

– Что ещё за «здравствуйте»? Я вроде не такой уж старый. Говори мне привет.

– Хорошо, привет, – еле заставила себя это сказать и чуть не прикусила язык.

Потом всё понеслось, словно на карусели. Меня закружил мой первый настоящий роман! Вадим дарил мне цветы, приглашал в кино и кафе. Мы гуляли с ним вечерами по городу и разговаривали. И целовались, конечно.

За меня никто никогда в жизни не заступался. Только он. Поэтому Вадим виделся мне этаким благородным рыцарем. Первое время я его в буквальном смысле боготворила. Тогда я и подумать не могла, что мужчина, который станет моим супругом, склонен к подавлению, будет контролировать меня, а потом и вовсе предаст.

Предложение он мне сделал через полгода после окончания мною школы. Я очень хотела ребёнка от Вадима, но, увы, такая желанная беременность прервалась выкидышем. Всего через пару месяцев случилась внематочная, а ещё через три месяца – замершая беременность. Я долго не могла восстановиться. Цикл вернулся только через полгода, и потом месячные стали не регулярными. Я сначала не принимала это всерьёз, надеялась, что со временем всё нормализуется. Пока меня не увезли в больницу на скорой с угрозой маточного кровотечения. Тогда от врачей я узнала, самое страшное – это именно оно, маточное кровотечение. Женщина очень быстро истекает кровью. А я-то думала, что у меня просто эндометриоз.

Дело в том, что после замершей прошло уже полгода, а нормальные месячные у меня были всего два раза. Насторожило то, что вдруг ни с того ни с сего начало тянуть низ живота и бельё иногда пачкалось. Я думала, это всё ещё нарушение после выскабливания. Но однажды утром подняла сумки с продуктами и резко почувствовала, как внутри что-то рвануло. Мужу не сказала. К ночи немного поднялась температура, и я позвонила подруге Люде.

– Звони в скорую! – сразу заявила та. – Не жди, когда откроется кровотечение. Конечно, хорошо если эндометриоз, но и тут температура не о чём хорошем не говорит… Звони. Кровотечения в гинекологии – это неотложные состояния. Не шути с этим, а то если откроется, то время будет играть не в твою пользу.

Каюсь, сглупила, в скорую позвонила только утром, когда Вадик ушёл на работу. И не смогла встать. Врачи несли меня на носилках. Чуть на тот свет не отправилась от потери крови. Вадим потом ругался, что я ему ничего не говорила и тянула с обращением к доктору. А я просто боялась опять попасть в больницу и узнать о новых проблемах.

Я никогда не признавалась в этом Вадиму, но после череды неудачных беременностей меня всё чаще посещала мысль, а вдруг со мной и правда что-то не так? Особенно остро я чувствовала свою женскую несостоятельность, когда кто-нибудь с улыбкой спрашивал: «Когда уже родите малыша?» или «Вы что, не хотите деток?» В такие моменты я ненавидела всех вокруг, включая себя и Вадима, но при этом вынуждена была отшучиваться или вежливо отвечать на вопрос. Говорила, что пока не планируем, может попозже. Не рассказывать же, сколько кругов ада я прошла, как выла от отчаяния на полу в ванной. Для меня тема беременности стала тогда очень интимной и болезненной. Я чувствовала себя уязвимой и беззащитной перед теми, кто так любит лезть с расспросами и советами в чужую душу и постель. Не знаю, что чувствовал муж, когда я теряла наших детей. Он не говорил мне об этом, предпочитая замкнуться в себе. Мне же ничего не оставалось, как пережить свою потерю в одиночестве.

Моей лучшей подруге Людмиле Вадик никогда не нравился. С самого начала наших отношений она его невзлюбила. В том, что я попала в больницу в тяжёлом состоянии, она винила его.

– Ох уж эти современные мужчины, – вздыхала Люда. – Вести себя по-мужски не хотят, но считаться настоящими мужчинами хотят. Какие там цветы, сюрпризы, подарки, ты что, меркантильная баба, ишь чего удумала! Но при этом уважать его должна, в глаза с благоговением заглядывать, восхищаться, и чтоб слово его закон, и чтоб дома идеальная чистота, и горячий ужин чтоб после работы. А в трудной ситуации вон, не на кого положиться.

Я с ней спорила и совершенно не винила Вадика в случившемся со мной. С ребёнком мы решили повременить. Я посвятила себя учёбе и, наконец, окончила университет. Поэтому Димка родился только через шесть лет после свадьбы. Когда в три года сыну диагностировали задержку речи, мама и многие знакомые стали говорить мне, что мужчины часто уходят из семей с больными детьми. А я уверяла всех, что Вадим не такой. А Дима здоров.

Глава 2 Алевтина

На следующий день у Димки были занятия с нейропсихологом. Пропустить их я не могла себе позволить. Сыну они шли на пользу. И за них уже была уплачено весьма серьёзная для меня сумма. Поэтому я держалась, чтобы не расплакаться. На автомате забрала ребёнка от бабушки, и мы поехали к доктору. Вернулись уже затемно. Когда двери лифта открылись, я едва не вскрикнула от неожиданности. На площадке между нашей и соседской дверями стоял гроб. Бархатный, красный, с ужасными чёрными рюшами. Меня чуть не парализовало на месте. Я тут же нажала кнопку лифта, запихнула в него сына и быстро вывела его из подъезда.

На улице немного пришла в себя. Стала думать. Наши соседи среднего возраста, я их обоих видела утром. Соседи напротив тоже накануне здоровались. Бабушки в подъезде не живут.

Муж приехал через час. Всё это время мы с Димкой гуляли во дворе. Мне было не до выяснений отношений, настолько я была напугана этой ситуацией с гробом.

Вместе с Вадиком поднялись домой. Он поспрашивал у соседей, но все тоже пребывали в шоке. В конце концов, он отнёс этот ужас на помойку. А я долго не могла успокоиться. Было страшно и неприятно. Что это? Чья-то месть? Чёрная магия?

Димка на гроб никак не отреагировал. Дети в его возрасте ещё не осознают предназначение этих атрибутов и не знают страха смерти.

Так вымоталась, что рано заснула, и с мужем снова не поговорила. На самом деле я просто боялась начинать этот разговор. Потому что сказать ему, что я всё знаю, означало, что дальше нужно что-то менять. Стоит мне заговорить, и наша жизнь уже никогда не станет прежней. Я отодвигала этот момент, как могла. Пряталась от собственных мыслей. Убеждала себя, что мне показалось, что обозналась. Жалкая трусиха. Я не могла обознаться и перепутать собственного мужа, с которым прожила десять лет, с каким-то другим мужчиной. Да и машину нашу перепутать не могла.

Утром отвела сына на занятия в детский центр и пошла по магазинам. Домой вернулась ближе к полудню и обнаружила между дверьми венок из искусственных цветов с чёрной лентой. Пнула его ногой, и он полетел вниз по лестнице. У меня случилась настоящая истерика. Что это, кто это, зачем? Что делать? Что ещё может случиться? Не выдержала, и позвонила Вадиму. Но он сказал, что не может приехать сейчас и был крайне спокоен.

Прошлась по соседям. Ни у кого никто не умер. Один из парней этажом выше предположил, что это коллекторы резвятся.

– Вы никому ничего не должны? В моём родном городе так коллекторы отжигали, – заметил молодой человек, когда услышал про гроб и венок.

– У нас нет непогашенных кредитов или долгов, поэтому это не могут быть коллекторы, – уверенно заявила я.

Но тогда я ещё не знала, что должна…

После венка сомнений не осталось, что это намеренные действия. Только чьи и зачем?! Похоронная атрибутика дорогая. Никто не будет кидать её под чужой дверью. За что нам мстить? У нас нормальная, адекватная, спокойная семья.

В приметы и магию я не верила. Явно есть какое-то логическое объяснение. Не думаю, что кто-то готов выкинуть пару десятков тысяч, только чтобы вас напугать.

Когда шок немного улёгся, я вспомнила, что до этого происшествия, несколько дней кто-то звонил на городской телефон и молчал. Потом ещё ночью часа в четыре звонили в дверь. Очень неприятный осадок от всего этого…

Я решила, что нужно сообщить участковому. У меня имелись фото и видео-доказательства, а также свидетельства соседей. Даже мысленно сформулировала обвинение: «хулиганские действия и психологический террор, направленные на семью с маленьким ребёнком».

Поругались мы тем же вечером. И начал ссору муж. Причём поводом стал этот проклятый гроб.

– Это, наверное, кто-нибудь из твоих родственников опять накосячил, – обронил он.

Я застыла, не веря своим ушам. Для меня тема семьи всегда была табу. Я не обсуждала с ним поступки и характер его матери, чересчур легкомысленный образ жизни его сестры или денежные махинации его отца. Он же нередко упрекал меня в том, что мой отец выпивал, мать сбросила меня на бабушку и жила отдельно, а двоюродный брат под следствием. Словно этим я его позорю.

– Причём тут моя семья? – стараясь говорить спокойно, спросила я.

– Как причём? Может это твоего родственничка братки разыскивают и решили тебя припугнуть?

– Глупость какая-то, Вадик. Мой брат находится в другом городе. Если кто и хотел нас достать таким способом, то это могут быть враги твоего отца. Никому он денег не должен?

Впервые я сказала вслух то, что думаю. Я всегда осуждала тёмные делишки свёкра, но поскольку меня они не касались, молчала об этом.

– Так, ты папу не смей в это вмешивать! – угрожающе проговорил Вадим. – Благодаря ему мы тут живём, а не в нашем Задрыпанске. Не забывай, из какой грязи он тебя вытащил.

Вот этот упрёк было невыносимо слышать! Можно подумать, я до встречи с Вадимом влачила жалкое существование, а он передо мной весь мир открыл. Будто я без него никто! Это было совершенно не так! Он попросту обесценивание все мои достижения. То, что в последнее время я не могу полноценно работать и сижу с Димкой дома – не моя вина, и он об этом знает! От этого стало ещё обиднее. Вадим намеренно бил туда, где больно.

– Как ты можешь так говорить! – воскликнула я.

Но Вадик бросил мне пренебрежительно «успокойся!», и я ощутила себя совершенной истеричкой. Выглядело, будто он такой спокойный, хладнокровный, рациональный, а я тут всё порчу и веду себя неадекватно. Унизительное ощущение. Он ни во что не ставил мои чувства, моё право их испытывать и высказывать.

– Лучше б сыном занималась, – процедил Вадим сквозь зубы.

После этих его слов стало особенно больно. Они стали для меня плевком в душу, скальпелем, который вонзили в сердце и провернули. Он перечеркнул ими всё, что я кропотливо выстраивала все прошедшие годы. Теперь я была практически уверена, что он меня никогда не любил. Я никогда не была для него по-настоящему важна и ценна.

– Я знаю, что у тебя кто-то есть. Вот к ней и проваливай! – выпрыснула эту фразу из себя, словно укол с ядом.

И стало немного легче. Главное уже было сказано. Теперь он в курсе, что я всё знаю.

Вадим поменялся в лице и предложил сесть и поговорить.

– Я, конечно, мог бы в тихую гулять от тебя, а дома строить из себя примерного мужа, как делают миллионы мужиков, – холодно сказал супруг. – Но я так не хочу. То, что есть другая, ты уже знаешь. Это не просто флирт. Всё серьёзно.

Я молчала, не в силах сказать ни слова. Когда я их увидела, мне было больно. Но внутри ещё оставалась надежда, что это ошибка. Когда же он сказал прямо, что у него есть любовница, для меня это был такой удар под дых, который сносит с ног. Дыхание сбилось в густое масло, и я просто не могла какое-то время сделать вдох. В голове пульсировала только одна мысль: «Почему я? Почему это произошло со мной? За что?!» А ещё внезапно я ощутила липкое чувство брезгливости, отвращения к нему. До тошноты. Значит, он спал с другой, а потом приходил домой, обнимал нашего ребёнка, ложился в нашу постель, под наше общее одеяло, этими же руками прикасался ко мне? Меня передёрнуло от осознания этого. Появилась настоятельная потребность помыться. Мне было противно и очень обидно. Все незыблемое, в чём я была полностью уверена, вдруг рассыпалось в прах. Моей семьи больше не существовало. Как теперь жить свою повседневную жизнь? Как варить утром кофе, ходить по магазинам, гулять с Димкой? Как, если то, что ещё недавно казалось стабильным и навсегда, вдруг разом уничтожено до основания, обесценено и стёрто? Словно и не было ничего – ни радости от беременности и совместных походов по врачам, ни пышной выписки из роддома с морем цветов и шаров, ни прогулок с коляской и бессонных ночей с младенцем на руках, ни покупки общей квартиры, ни других общих достижений. Словно не было вообще ничего хорошего. Раньше я даже мысли не допускала, что с кем-то другим муж может быть более счастлив, чем со мной. Я же так старалась, столько для него делала! А теперь получается, что не очень-то я и хороша, а может быть даже, вовсе плоха, раз он искал другую. И нашёл.

– И есть ещё кое-что. Я продал свою часть квартиры, – объявил он.

Я смотрела на него и понимала, что он не шутит.

– Как, Вадим, ведь здесь живем я и Митя, наш сын!

– И что? Мне срочно нужны были деньги, Аля. Нам с Анжелой нужно снимать жильё, а это немалые средства. Ждать, пока мы продадим квартиру и разделим бабло, некогда.

– Но… Вадим, – еле слышно произнесла я.

Не могу верить. Не могу! Это человек, который десять лет назад добивался моей любви, боготворил, обещал, что мы вместе и в горе, и в радости… Что будет дальше? К боли от предательства добавлялась злость на него из-за квартиры. Что значит – продал свою долю? Он совсем не думал о нас с сыном? Значит, в отношения с той он готов вкладываться, готов заботиться о её комфорте, а что будет с нами, ему теперь безразлично? Чем для нас с Митей обернётся эта продажа? Митя – непростой ребёнок, с ним так тяжело! А тут ещё всё это… Когда он успел продать свою часть квартиры? Неужели живя со мной, он за моей спиной подготавливать почву для своего ухода? Похоже, так и было. Вадик просто ждал удобного случая, чтобы со мной попрощаться. А когда сделка по продаже части жилплощади состоялась, ему уже не нужно было скрывать свои истинные мотивы.

Итогом нашей ссоры стал уход мужа из дома. Ужас начался той же ночью, когда чуть за полночь ключ в замке повернулся, и в нашу тихую трёшку ввалились трое пьяных мужчин…