Kitobni o'qish: «Дети драконов. Книга Фарра», sahifa 3

– Тогда идем! Найдем его поскорее! – Он на мгновение прикрыл глаза, а потом улыбнулся еще шире. – Лиан говорит, что ты просто умница.

Айна только головой покачала. Она никак не могла привыкнуть к тому, что теперь эти двое вовсе не нуждаются в словах, произносимых вслух, и могут общаться друг с другом даже на расстоянии.

Карта лежала на столе, придавленная с трех сторон тяжелыми предметами – кубком, книгой и доской для «Престолов». Четвертый угол Патрик удерживал рукой и осторожно водил длинным тонким пальцем по старой, но все еще прочной бумаге. Он говорил тихо и спокойно, однако Айна слышала, что его голос звучит звонче обычного.

– …А вот здесь видите эту точку недалеко от границы? Здесь родился я.

Они стояли, сдвинув головы над картой, обступив с двух сторон широкий письменный стол Патрика, и сердца их тоже стучали громче, чем положено.

Безымянный Король не обманул: карта действительно была подсказкой, да еще какой! Впрочем, свою истинную природу она раскрывала только в руках человека, наделенного Силой. И понимающего, что именно таит старый свиток с очертаниями земель и берегов. Когда ее держала Айна, карта казалась самым обычным документом – старым, потемневшим от долгих лет. Однако теперь на плотной и прочной бумаге отчетливо проступали хорошо заметные глазу точки, словно нарисованные золотыми чернилами. Впервые взглянув на карту в этом кабинете, Айна подумала, что Патрик успел нанести их за последние несколько часов, но это было не так. Стоило принцу убрать ладонь с карты, и золотые точки исчезали. Таяли, будто брызги воды под солнцем. И появлялись вновь, медленно проступая на бумаге, как только Патрик касался ее. Айна еще никогда не видела такой очевидной, простой и красивой магии.

Точек было много. Почти два десятка.

Некоторые из них казались ярче других, они почти светились: одна – возле южного удела, одна – у границы с Герной, парочка возле Золотой, а та, на которую указал Патрик, – в восточной части Феррестре. Еще несколько более тусклых точек без какой-либо системы и порядка были разбросаны по землям Закатного Края. Увы, карта показывала территории только одного королевства, захватывая лишь малые клочки от соседних.

– Я тоже так могу? – спросил Лиан.

За минувшие месяцы он сильно изменился. Из ясных синих глаз как будто совсем – до конца – исчезли те темные тени, к которым Айна привыкла с детства. Из тела ушла болезненная худоба, а светлые волосы отросли до плеч. Порой Лиан связывал их на затылке в забавный хвост, который почему-то всегда вызывал у Айны улыбку.

Вместо ответа Патрик еще раз убрал ладонь с карты, и Лиан поспешно положил туда свою. Несколько мгновений ничего не происходило, а потом на карте снова проступили золотые точки.

– Ва… – выдохнул он восторженно, совсем как сельские мальчишки из Феррестре. – Выходит, любой маг может заставить ее говорить.

– Похоже на то. – Патрик тоже выглядел взволнованным. – Фарр, попробуй ты.

И снова карта погасла, а затем показала отметки.

– Эта вещь может быть серьезным оружием, – промолвил Фарр.

– Или инструментом для создания чего-то хорошего, – мягко ответил ему Патрик, легонько сжав плечо наследника. – Ты понимаешь, что означает ее появление у нас?

– Мы можем найти любого мага?

– Нет, не совсем. Скорее, его след. Как я уже говорил, карта показывает только место, где маг родился. Ты, Дани, я, Лиан. – Палец Патрика скользил от точки к точке. Две из них были совсем рядом. Айна уже поняла, что они принадлежат двум молодым наследникам, появившимся на свет неподалеку от Золотой. – И другие… С этой штукой мы можем отследить хотя бы начало пути тех людей, которые имеют магическую силу.

– Интересно, как она измеряется, эта сила, – промолвила Айна, впервые раскрыв рот после того, как карта была развернута. – Здесь, например, нет точки на границе с Феррестре, где живет старуха, про которую я тебе говорила.

Патрик кивнул.

– Я тоже знаю нескольких таких людей. Но… полагаю, есть определенный порог… степень одаренности. И если человек недостаточно силен изначально, при рождении, карта не определяет его как мага. Или… Возможно, она показывает только людей, отмеченных таким цветом волос, как у нас.

– У Фарра другие, – скептически ввернула Шуна. До этого она тоже молчала, делая вид, что ничуть не потрясена столь наглядным проявлением магии. – Он белее снега.

– Да… Но Фарр не только маг. Он еще и прямой наследник королевской крови, которая почти неизменно отмечена этой белизной. Тут сошлись два древних признака. Победил тот, что определяет его судьбу в большей степени. Я так думаю.

– Ты хочешь сказать, что он, – Шуна ткнула пальцем в Фарра, – в первую очередь будущий король, а потом уж колдун?

– Похоже на то. К тому же… Фарр – дархисана. Тот, кто ломает правила. – Патрик усмехнулся, лукаво блеснув глазами. – Ему можно быть сильным колдуном и не сверкать приметными патлами.

Шуна усмехнулась и посмотрела на обоих молодых магов, стоящих плечом к плечу над картой.

– Боги, как все сложно! – обронила она с нарочитой небрежностью. – И угораздило же связаться с вами… – А сама тихонечко отыскала руку Лиана. Краем глаза Айна увидела, как сплелись их пальцы, и едва заметно улыбнулась. Они были милые. Такие юные оба… Теперь-то она хорошо видела, что мудрая судьба все решила правильно.

– И что мы будем делать? – Лиан, казалось, уже сейчас готов бежать, куда скажут, и искать приключений на свой зад.

Хотя, чего уж там, у самой Айны внутри вдруг пронзительно зазвенела дорога.

– Для начала я разошлю запросы своим людям. Во все эти места, обозначенные на карте. Зная, где и кого искать, можно очень быстро найти то, что нужно. За каждой точкой стоит живой человек, про которого нам нужно понять, кто он и где он. И я имею в виду даже не положение в пространстве, а принадлежность к клану Волена. Многие из этих людей могут быть его соратниками или наследниками. По меньшей мере четверо, если я правильно понял из ваших рассказов о захвате «Стрижа». А возможно, и много больше.

– Дядя, ты обещал рассказать, откуда эта карта взялась, – напомнил Фарр, убирая ладонь с темной бумаги и глядя, как гаснут золотые точки.

– Да тут недолгий рассказ, – пожал плечами Патрик. Он тоже отошел от стола и опустился в кресло рядом. – Из архивных записей Красной Башни удалось узнать только, что карту продал лекарям какой-то заезжий купец около ста лет назад. Заплатили ему неплохо, поскольку карта выполнена тщательно, с обозначением ландшафта и всех крупных поселений. В дальнейшем с нее не раз снимали копии для использования братьями во время их путешествий. И господин картограф даже попытался намекнуть мне, что им было бы очень жаль потерять подлинник, поскольку он выполнен на хорошей прочной бумаге, не знающей износа. Хах… конечно. Бумага заговоренная, потому и не портится. Я велел назначить цену за этот документ и получить означенную сумму от дворцового казначея. Сколько бы ни заломили добрые братья, ценность карты все равно будет во сто крат выше того, что они способны себе представить. Увы, купца, конечно же, давно нет в живых, так что мы не узнаем, где он ею разжился. А было бы неплохо, да.

– Значит, – задумчиво произнес Фарр, – нам предстоит найти всех тех людей, что стоят за этими точками. И выяснить, на чьей они стороне.

– Верно. Хотя, возможно, некоторые из них еще пачкают пеленки или бегают с сопливыми носами. Тем лучше: у нас будет шанс вовремя заняться их воспитанием. А еще теперь мы всегда сможем узнать, когда на свет появится новый маг. Как и хотела Айна. Пока эта карта у нас в руках, ни один ребенок Закатного Края, наделенный колдовским даром, не окажется беззащитным перед окружающим миром и своей собственной Силой.

Близнецы

1

К утру костер, сложенный нами меж камней, прогорел полностью.

Я лежал и смотрел на остатки пепла, которыми лениво играл легкий, едва заметный ветер, пытался понять, что меня разбудило. Не то громкий крик птицы, не то шорох в кустах. Никаких людей поблизости я не ощущал, и чувства опасности не было, но сон ушел безвозвратно. Утро вступало в свои права – по-летнему звонкое, светлое. Солнце уже золотило верхушки сосен и буков, однако здесь, у подножия деревьев, еще лежала тень – густая, точно сливки, собранные с ночи.

Я смотрел на тонкие завитки пепла, примятую нашими ногами траву и небрежно брошенный у костровища котелок, слышал негромкие шаги коней, а спиной ощущал мерное дыхание брата.

Живое тепло человеческого тела.

Я не знаю, что может быть удивительнее, в чем еще кроется столько Силы и жизни. Полотно самых ценных моих воспоминаний соткано из прикосновений…

…Говорят, что люди не помнят своих ранних дней, но я и тут отличился. Моя память хранит много такого, чего не должна, вопреки логике и здравому смыслу. Конечно, я не помню себя в младенчестве, но в моем сознании отчетливо запечатлелись разные чувства и ощущения, которые я мог испытать только тогда. Там были страх, голод и холод. Они казались мне основой моей жизни, ее константой. Я не знал ничего иного и принимал такое течение судьбы за единственно возможное. А потом впервые я ощутил прикосновение рук, которые подарили мне любовь и тепло. Это было столь отлично от всего, чем я жил прежде, что отпечаталось в моем сознании яркой золотой нитью, пронзающей все бытие. Навсегда.

Я полюбил эти руки еще прежде, чем узнал по-настоящему ту, которой они принадлежали. Много позже, когда искра разума разгорелась в моем сознании, я сумел сопоставить давние прикосновения, уносившие меня из царства мрака в мир света, и женщину, которая всегда была так ласкова со мной, что я не мог до конца поверить, будто она не моя родная мать. Это казалось ошибкой, невыносимо глупым недоразумением. Порой я не выдерживал гнета жесткой правды и ударялся в слезы даже посреди игры. Особенно часто это случалось в те годы, когда Даниэль уже нашел мое самое больное место, но еще не осознал, насколько опасно в него тыкать.

Впрочем, после того случая в саду он больше никогда не рисковал напоминать мне, что Элея не моя мать…

Лиан шевельнулся и что-то вздохнул сквозь сон. Я всегда дивился тому, как крепко он умеет спать. Бесценная способность, которую сам я давно утратил.

Мы были в пути уже почти неделю. И кони наши не знали усталости, отмахивая своими копытами долгие расстояния от Золотой Гавани до Восточного удела. Чем дальше мы удалялись от дома, тем сильнее сжималось мое сердце, терзаемое разлукой. Не первой и не последней.

Конечно, я мог бы остаться в Золотой. Не таким важным был этот поход, и Лиан прекрасно управился бы без меня. К тому же отец ясно высказался против, да и Айна не обрадовалась. Но за нее я не тревожился: во дворце, рядом с двумя лучшими колдунами, она оставалась в полной безопасности. Отцу же я напомнил, как несколько лет назад он сам ратовал за скорейшие поиски некоего одаренного юного мага. А вот отпускать Лиана одного мне не хотелось до зубовного скрежета, хотя путешествие обещало быть коротким, спокойным и не сулящим никаких опасностей.

И все же… и все же.

Тогда, зимой, я мысленно дал слово богам, что больше никогда не позволю его проклятью одержать верх. А оно все еще висело над ним. Над всеми нами. Я ощущал его кожей и кончиками волос. Ощущал во сне и наяву. Знал наверняка – стоит дать ему лишь крохотный шанс… Часто, глядя на смеющегося Лиана, на его искреннюю белозубую улыбку, сверкающие глаза, я видел совсем другое. То, что никогда не желал бы узреть воплощенным в явь. Но он как будто не понимал, не осознавал всей серьезности происходящего. Он стал таким легкомысленным, каким не был никогда до нашего путешествия по степи, до встречи с Шуной. Я уже с трудом мог вспомнить того мрачного темного человека, каким нашел его в старом доме у Таронских гор. Тогда он казался старше, много старше своих лет, а теперь я знал, что рядом со мной едет по широкому тракту беспечный мальчишка, который словно и не помнит о том, что всегда стоит на краю.

В отличие от него, я не забывал об этом ни на мгновение.

Когда Патрик сказал, что в Восточном уделе его соглядатаи нашли девочку, наделенную Силой, Лиан сразу вызвался поехать туда, отыскать ее и привезти в Золотую. Девочка была сиротой, жила с больным братом-близнецом, и потому казалось, что она охотно согласится поменять глухую деревню на жизнь в столице под защитой короля. Это и правда было путешествие, не таящее подвоха, но Лиан еще не закончил говорить свою фразу о готовности пуститься в путь, а я уже видел, как наши кони бок о бок вздымают подсвеченную солнцем пыль на дороге.

В овраге, неподалеку от нашей стоянки, тихо бормотал свою мерную песенку ручей. Я взял котелок и спустился к нему. Вода была холодна и так вкусна, как это возможно только вдали от больших городов. Напившись, я умылся, набрал полный котелок и хотел уже вернуться назад, но вместо того, сел на влажную от росы траву и заслушался чистыми звуками утра, засмотрелся на мир вокруг. Здесь, в лесу, он весь переливался радужным сиянием. Прекрасный, совершенный без отпечатка людей на его гранях. В детстве мне приходилось прищуриваться, чтобы увидеть этот чарующий свет, но с годами я стал ощущать его почти всегда. Если хотел.

Научиться не видеть изнанку мира было отдельным делом… И это оказалось намного труднее.

Вернувшись назад, я мимоходом проверил наш защитный купол. Он стоял прочно и надежно оберегал нас от чужих глаз, диких зверей и кровожадных насекомых. Лошади тоже были им укрыты и к тому же заговорены: мне хватило опыта в степи, когда Шуна увела Ястреба. С той поры я освоил несколько нехитрых приемов, позволяющих удерживать животных на одном месте и отводить от них любые недобрые взгляды.

Едва со дна котелка начали подниматься мелкие пузыри, я растолкал Лиана, чтобы тот кинул в воду своих чудесных трав. Сам я в них не разбирался, но меня всегда восхищал его дар сочетать растения так, что из них в итоге получались отвары, несущие бодрость, успокоение или исцеление от боли. На первый взгляд этот талант словно и не требовал умения владеть Силой, однако я всегда ощущал ее незримое прикосновение. Вот и на сей раз Лиан вроде бы не сделал ничего особенного, но от котелка пошел такой свежий аромат, что сразу в глазах прояснилось, хотя мне казалось, я и так уже давно проснулся.

Мы позавтракали пирогом с речной рыбой, который купили накануне в какой-то придорожной деревушке, оседлали лошадей и выехали на неширокую просеку, идущую вдоль леса. Благодаря картам я знал, что эта дорога уходит в самую глубь страны, но нам не нужно было ехать далеко: деревня, где жила та несчастная девочка, находилась в нескольких часах от места нашей ночевки, посреди леса. Она была столь мала, что о ней не ведала ни одна карта.

В том, что юная колдунья не слишком счастлива, сомневаться не приходилось: это стало очевидно из рассказа осведомителя. Он доподлинно узнал, что девочка лет одиннадцати и ее брат появились в деревне полгода назад, зимой. Сначала жили у одного из местных, но к лету перебрались в какой-то старый полусгнивший домишко и приспособились вести хозяйство сами. Как такое возможно, я представлял себе с трудом: мальчишка, если верить докладу, был совсем калекой – не мог и шагу ступить без помощи, сидел целыми днями на крылечке худого дома да плел корзинки. Из донесения также следовало, что, скорее всего, он сильно не в ладах с разумом. Про девочку известно было только то, что она, как и Лиан, наделена даром травницы, и потому деревенские не гнали ее прочь вместе с братом – ценили за умение делать настойки от любой хвори.

Не гнали, но и не любили. Чуяли в девчонке колдовскую силу, которая их пугала.

– Спорим, она не захочет ехать с нами. – Лиан небрежно сорвал листок с ветки дуба, низко нависающей над дорогой.

– Возможно, – ответил я. – Полагаю, эта девочка так же любезна, как ты сам был, когда жил в Феррестре. Уверен, тебе быстро удастся найти с ней общий язык.

Я пытался поддеть его, но Лиан ответил без улыбки:

– Думаю, что да. Если ей пришлось пережить хоть половину того, что выпало на мою долю, нам найдется, о чем поговорить. Боюсь, у нее и правда маловато поводов для любезности.

Взгляд его сделался отстраненным и прозрачным. В этот миг я очень хорошо вспомнил, каким застал своего наатха в его старом доме. Но тень прошлого уже скользнула прочь, оставив на лице Лиана лишь грусть.

– Она ведь маленькая совсем. Я был хоть постарше, когда пришлось самому добывать себе кусок хлеба. И мне не приходилось заботиться о ком-то еще. Да, думаю, эта малышка давно и прочно утратила веру в людей. Но я постараюсь…

Внезапно он резко ударил свою Душицу пятками и вырвался далеко вперед. Я сделал то же самое и, когда наши кони поравнялись друг с другом, рта больше не раскрывал. Долгое время мы ехали молча.

– Забрались к демону на рога… Не могли поближе место выбрать? – Лиан прихлопнул на плече надоедливого комара и внимательно всмотрелся в очертания крыш деревушки, которая открылась нашему взору, среди раздавшихся в стороны деревьев. Была она совсем небольшая и явно небогатая: многие дома давно требовали подновления. Я даже удивился. Казалось бы, лес – вот он, вокруг, бери да строй себе на радость. Но, видать, здешним других хлопот хватало. А может, они нраву такого были – не самого работящего.

Нужную хибару мы увидели почти сразу. Старый покосившийся дом стоял чуть поодаль от остальных, возле него не ковырялись в земле куры, не бродили собаки, не играли малые дети. Он бы и вовсе показался заброшенным, кабы не тонкая струйка дыма, едва заметно ползущая к небу из темной, почти до основания разбитой трубы… да маленькая аккуратная корзинка. Я увидел ее на кривом полусгнившем крыльце, когда мы подъехали ближе, не обращая внимания на лай местных псов, которые опасались подходить, но брехали громко. Корзинка ярко выделяясь светлым пятном на фоне потемневших от старости досок. Сам дом, если смотреть истинным взором, походил на обернутый темным коконом трухлявый пень.

Скверное место.

– Вонючее пекло! – Лиан нахмурился так, что брови столкнулись у переносицы. – Эта лачуга не больно-то подходит для того, чтоб в ней жили дети.

– Она вообще ни для кого не подходит, – обронил я. – Идем, Ли. Постараемся их не напугать.

Спрыгнув с коня, я мысленно велел ему оставаться на месте и зашагал к дому. Несколько мальчишек глазели на нас из-за чьей-то порожней телеги, но взрослые, похоже, все были заняты своими делами и не спешили узнать, что двум чужакам понадобилось в их деревне. Лиан последовал моему примеру, и к покосившемуся крыльцу мы подошли вместе. Когда я уже занес руку, чтобы постучать, то услышал его мысленный голос.

«Дай мне самому поговорить с ними».

«Хорошо».

Однако на стук никто не отвечал. Обычный человек мог бы подумать, что хибара пуста, но Сила говорила мне, что оба ребенка внутри. Одну живую душу я видел как болезненный комок ярости и страха с неровными просверками магического дара, другая казалась легким перышком на поверхности чистого ручья. У меня не было сомнений, какая кому принадлежит, и увиденное было донельзя безрадостным.

Медлить и ждать смысла не оставалось. Хотелось покончить с этим делом поскорее.

– Эй, ребятки! Мы знаем, что вы дома, – громко сказал я в одну из дверных щелей.

Внутри меня кольцами пружины начало сворачиваться нетерпение, однако прошло еще несколько минут, прежде чем до нас донесся тихий голос, похожий на вкрадчивое шипение рассерженной змейки.

– Чего вам здесь надобно?!

Голос доносился не из-за двери, а откуда-то сверху.

Лиан первым спрыгнул с крыльца и, запрокинув голову, помахал рукой маленькой хозяйке дома, которая недобро выглядывала из дыры под крышей. Наверное, раньше там, под стрехами, хранилось сено или еще какая утварь: по краям дыры остались заржавленные петли, державшие когда-то дверцу. Девчонка смотрела на нас оттуда злыми глазами, на дне которых я видел бескрайний омут страха. У нее были совсем коротко, как у мальчишки-подмастерья, остриженные волосы, торчащие уши и острые черты лица. Больше я ничего особо разглядеть не сумел: маленькая колдунья скрылась в тени.

– Здравствуй, – улыбнувшись, сказал ей Лиан и вытянул вперед пустые ладони, показывая, что не имеет в них ни оружия, ни камня. – Мы слыхали, здесь живет ведунья, которая умеет заговаривать боль и раны. Надеялись найти в этом доме добрые руки.

Девчонка снова немного высунулась, сощурила глаза, пристально вглядываясь в наши лица. Солнце высветило длинный уродливый шрам на ее подбородке. Я видел, как она колеблется, выбирая между страхом и… Нет, что было второе, мне никак не удавалось понять. Жажда доказать свою силу? Желание заработать? Или что-то еще?

– Нету здесь добрых рук! Не туда пришли! – бросила она в конце концов и пихнула голой пяткой комок птичьего помета, который упал прямо Лиану на голову.

К счастью, помет был старый и сухой. Он скатился себе наземь, а Лиан только хлопнул ресницами удивленно… и вдруг рассмеялся. Этот смех – звонкий, чистый, искренний – наполнил все пространство вокруг особым теплом и сиянием. Девчонка странно дернулась, снова попав в луч света. Я успел увидеть у нее на голове маленькую, размером с монетку, проплешину, ощутив при этом болезненный укол жалости.

А маленькая колдунья уже исчезла в сумраке. Словно ее и не было.

– Спускайся! – позвал Лиан. – Пожалуйста! Мы все равно не уйдем, пока не увидим тебя поближе!

Какое-то время ответом нам была глухая тишина, а потом вдруг распахнулась входная дверь, и хозяйка дома возникла на пороге – тощая, взъерошенная, полная решимости пустить в ход длинный кухонный нож, зажатый в кулаке. Старый, тупой и такой же темный, как душа этой девочки.

– Убирайтесь вон! – Она походила на дикую ласку с яростно ощеренными зубами и злым блеском в глазах. Удивительно, как девчонке удавалось противостоять тихой магии Лиана, который приложил все усилия, чтобы окутать детей ощущением доверия и безопасности.

Мне не хотелось вмешиваться, раз уж я дал ему слово, но тянуть дальше смысла не было: девочка боялась так сильно, что даже теплые потоки Силы воспринимала как угрозу. Мне было жаль ее. И, честно говоря, совсем не хотелось рисковать. Я медленно вдохнул и сосчитал до пяти, как учил дядя Пат, а потом посмотрел ей в глаза и открыл свое сердце.

2

Настоящие имена они скрывали. Девочку люди звали Ивой, а ее брат-близнец откликался на имя Вереск. Когда-то откликался. Теперь только улыбался в ответ на любые речи, беззвучно шевелил губами и снова уходил в свои невидимые миры.

В отличие от сестры, у Вереска были длинные, до плеч, волосы, прихваченные на лбу тонкой, но прочной веревочкой из трав – чтобы не падали на глаза, когда руки заняты работой. Волосы эти сияли пепельной белизной, да только они не всегда такими были: мальчик родился солнечно-серебряным, подобно сестре. Или золотым, как сказали бы в Феррестре и Герне.

До девяти лет они с Ивой жили, не зная бед, в большой деревне на берегу реки. А потом слухи про его умение делать обереги дошли до местного барона, который любого колдовства боялся пуще огня и демонов. Барон не стал мелочиться и отправил в деревню старшего сына с отрядом головорезов, считавшихся воинами и защитниками той местности. Головорезы без лишних предисловий подожгли дом, где жило «колдунское отродье», а мальчишку привязали к столбу у колодца, чтобы прилюдно казнить за темные связи с демонами. Баронский сын решил, что не след ему, будущему повелителю сих земель, марать свой меч грязной кровью «колдуна» и отдал приказ закидать того камнями. В ответ на ропот местных, которые потянулись за вилами, его люди напомнили, что всегда смогут вернуться с подкреплением и довершить дело, подпалив не один дом, а всю деревню. Родители близнецов к тому моменту уже лежали заколотыми, а Ива ничего и знать не знала, собирая с младшими сестрами грибы в ближайшем лесу. Когда девочки прибежали в деревню, увидав над ней столб дыма, на месте сгоревшего дома остался только черный остов из бревен, а баронский сын и его головорезы давно покинули деревню. У колодца Ива нашла забитого до полусмерти брата и завывающую бабку. Волосы у Вереска стали белыми как снег, а сердце стучало так тихо, что расслышать это смогла только она сама – люди барона, да и сами деревенские порешили, будто мальчишка мертв.

С той поры Вереск не говорил и ходить разучился. Бабка, разом постаревшая до полной дряхлости, отправила внуков подальше, в какую-то еще более глубокую глушь, к родичам, где никто не сыщет. Хотя, сказать по правде, вряд ли кто-то сумел бы узнать в увечном мальчишке того яркого паренька, который кому хочешь мог сплести из лозы игрушку, приносящую удачу. А про Иву в ту пору и вовсе никто не ведал, что ей тоже достался колдовской дар. Никто, кроме бабки.

Жуткую эту историю мы узнали не сразу. Ива оказалась не из тех, кого легко разговорить.

Увидев поток света, который я открыл для нее, она от изумления опустила руку с ножом. Любой другой человек на ее месте выронил бы его вовсе. Уж я-то знаю, как работает эта чистая первозданная магия – та, что исцеляет и собирает разрозненное воедино, отворяет запертые двери и возвращает утраченное. Но Ива уже давно и прочно возвела вокруг себя такие стены, что даже Сила, несущая любовь, разбивалась о них, как морская волна о скалы. Все, чего я добился, – это лишь кривая недобрая усмешка. Девчонка признала в нас равных себе. Именно равных, не старших. И не тех, кому можно доверять. По счастью, этого хватило, чтобы что-то сдвинулось в ее искалеченном сознании. Ива посторонилась и дала нам войти, коротко буркнув: «Давайте тут коротко, у меня времени мало».

Коротко, конечно, не вышло.

Долгое время говорил только Лиан: рассказывал о себе, о Солнечном Чертоге и Янтарном Утесе, о море и парусах, о том, как дядя Пат и Кайза помогли ему справиться с болью и страхом. Сам я внимал не дыша: прежде история моего наатха еще никогда не звучала вслух. Я знал ее осколки, обрывки, но даже и не думал лезть с расспросами, а Лиан не считал нужным говорить об этом со мной. Однако перед злой девочкой и ее безмолвным робким братом с улыбкой небесного посланника он почему-то вывернул наизнанку всю свою душу, заставляя мое сердце сжиматься от боли.

Ива слушала молча. Длинный тупой нож лежал перед ней на грубо сколоченном дощатом столе и тускло отражал свет, падающий из маленького оконца. Вереск сидел рядом на лавке, и пальцы его непрестанно двигались, выплетая какой-то невероятно сложный узор из тонких полосочек лыка. В единственной комнате этого дома всегда царил полумрак, но, когда глаза мои привыкли к нему, я наконец разглядел детей как следует.

Болезненно худые, белокожие и светлоголовые, они походили на двух призраков. И были очень похожи друг на друга. Только Вереск почти все время улыбался и черты его лица оставались еще по-мальчишески нежными, а Ива в этом сумрачном свете казалась настоящим подменышем – из тех, что рисуют в книжках про хитрых лесных духов, которые крадут младенцев из колыбели, а на их месте оставляют своих собственных отпрысков. Глядя на нее трудно было осознать, что это ребенок одиннадцати лет – слишком взрослая горечь сквозила в ее взгляде, не по-детски выглядели острые скулы и тонкие, упрямо стиснутые губы.

Она заговорила после того, как Лиан положил на стол ладонь и с улыбкой выпустил из нее лепесток огня. В этот момент глаза ее вспыхнули так же ярко, как это пламя, а рот округлился, выдавая в ней наконец обычного ребенка, который не до конца разучился восхищаться чудесами. Так делать она не умела, и потому маленький нехитрый фокус моего брата почему-то стал главным аргументом в бесконечном потоке доводов, склоняющих ее отправиться с нами в столицу.

Вдоволь налюбовавшись лепестком огня, Ива коротко выдвинула свои условия: у них с братом должна быть отдельная комната, в которую никто не сунется без дозволения (боги, как же это напомнило мне Айну!), и право покинуть дворец в любой момент. Я даже изумился тому, как легко и быстро она сдалась. Однако пару часов спустя, когда мы уже ехали по лесной дороге, я поймал ее колючий взгляд и уверился крепче прежнего – с этой девочкой легко не будет. Она лишь сделала вид, будто верит нам, а на самом деле оставила все свои мысли и страхи при себе. Ива согласилась ехать с нами только потому, что хотела убраться подальше от мест, где все еще чувствовала опасность для себя и для брата.

Измученная, уставшая, озлобленная на весь мир… Глядя на ее темную, словно обгрызенную оболочку света, я вдруг впервые до конца, до самого донышка осознал, как много боли и страданий в мире. И какая огромная ноша ляжет на мои плечи, едва я надену корону. Или уже легла? Теперь я понимал, о чем говорила Айна, когда c тревогой в глазах рассказывала о своем желании отыскать всех маленьких магов и защитить их от людской жестокости. Понимал, до какой глубочайшей степени невежественны жители Закатного Края. Близнецы стали первыми, но отныне я знал, что до последнего вздоха не сумею остановиться в этих поисках. Пока не буду уверен, что история Вереска не повторится вновь.

Заночевали мы на том же месте, что и прошлой ночью. Развели костер, достали из седельных сумок еду, которой разжились в лесной деревне. Лиан бросил в котелок горсть душистых трав, и вскоре у каждого из нас была в руках деревянная чашка с напитком, от которого хотелось улыбаться.

Но Ива не улыбалась.

Она долго смотрела в огонь, напиток едва пригубила (а ведь тот в самом деле был очень хорош), есть же не стала вовсе. Зато когда я достал флягу с вином, сверкнула глазами и затребовала поделиться. Что ж, вино там было неплохое, хоть и не феррестрийское. Я вручил ей опустевший до половины меховой бурдюк и с удивлением увидел, как девчонка жадно припала к горлышку, осушив флягу едва ли не до дна. Красные струйки вина стекали по ее бледному подбородку, по страшному кривому шраму, и от этого зрелища чувство глухой тревоги во мне росло все сильнее: слишком вино походило на кровь в ярком свете огня.

После этого она вдруг заговорила. Впервые с того момента, как забралась в седло к Лиану и, не оглянувшись ни разу, покинула деревню. Не отводя глаз от костра, Ива поведала нам свою историю. Выражение глаз ее при этом оставалось холодным и бесстрастным, точно она рассказывала о ком-то другом, далеком, не имеющем к ней никакого отношения. Только когда Вереск вдруг выронил чашку и закрыл лицо руками, она прикусила губу и сморщилась. Я уж подумал – расплачется, но нет. Лишь вдохнула поглубже и добавила, что из той деревни, куда их отвезла бабка, они сбежали сразу, едва брат снова научился держать ложку, а раны у него на теле закрылись рубцами. Ива была травницей, но лечить с помощью Силы она не умела. Быстро поняла, что большего для него сделать не сможет.