Kitobni o'qish: «Город-невидимка»

Над лесом поднимались дымы пожарищ, пятная черными хвостами зимнее тускло-голубое небо. Люди, нескончаемой вереницей входившие в городские ворота, с тревогой оглядывались на них. Дымы означали приближение смерти, ужаса, врага, с которым не справиться, не одолеть. Пали уже и могущественные князья, и сильные богатыри. Кто же теперь встанет за землю русскую?.. Что остается ее детям? Разве что молиться, поэтому и звенели сегодня колокола – с тревогой и надеждой.

«Беженцы, раненые, женщины и дети, – думал Юрий Всеволодович, Великий князь Владимирский, глядя на людскую змею, исчезавшую в воротах Большого Китежа. – И очень мало мужчин, способных держать оружие».

Он стиснул руки, лежащие на парапете башни, не чувствуя холода, исходящего от промороженного камня.

«Должен же кто-то уцелеть, должен кто-то прорваться! Где обещанная помощь от братьев? Да, между нами были и ссоры, и распри, но пришло время забыть их. Иначе все погибнем. Или это кара за грехи мои…»

Он вспомнил, как осенью, когда поток неведомых завоевателей хлынул на Русь, рязанский князь Юрий Игоревич, на чьи земли пришелся первый удар, просил его о помощи. Тогда князь не стал помогать давнему сопернику, решил, разорят степняки Рязань, она ослабеет, а Владимир за счет этого еще возвысится. Возвысился, как же. Вот теперь до неба буквально рукой подать.

Теперь князь рязанский в раю, как и все, павшие за родную землю, а что ждет его, Юрия?

На лестнице послышались шаги. Не тяжелые, бухающие, как у воинов, легкие и почти неслышные – ее шаги, и сердце Юрия захлестнула волна нежности. Ирина не вошла на башню – взлетела лебедью.

– Они уже здесь, татары? Мне сказали, дозорные зажгли костры. – Юрий молча показал на горизонт. – Но ведь город устоит, у нас каменные стены, у нас много людей. Так? – она просительно посмотрела на него, ожидая слов утешения.

– Большая часть их не сможет драться, – возразил князь, – а любая крепость сильна защитниками, не стенами.

Обманывать ее он не мог. Горька правда, но все же слаще губительной лжи.

– Китеж – святой город, он защитит своих обитателей, – возразила Ирина. – Тебе ли не знать этого!

Да, Юрий знал. Желая прославиться не только могуществом и ратными делами, он сам возвел в этом издавна почитаемом месте, на берегу озера Светлояр, храмы и стены, украсил их дивным каменным узорочьем. Велик и прекрасен вышел город, не найти подобного во всей Руси.

– Во всех храмах молятся о защите города от врага. Если есть Бог на небе, мы устоим, – снова сказала Ирина, и ее холодные нежные пальчики легли на его огрубевшую в боях руку.

Он не стал напоминать, что так же думали запершиеся в соборе жители Рязани и других городов – сгоревшие заживо, задохнувшиеся в дыму, разорванные ворвавшейся в святое место озверевшей ордой.

– Иди к людям. Ты правительница, княгиня. Ты нужна им сейчас. – Она жалобно смотрела на Юрия, ожидая каких-то других слов. Но он повернулся к ней спиной, снова вглядываясь в горизонт.

Вдруг среди людской толпы князь увидел гонца, пытавшегося протолкнуться к воротам. «Какие бы ни были вести, следует узнать о них первым». И Юрий бросился к лестнице, ведущей вниз, к воротам.

Гонец, с глубоко запавшими глазами, исхудавший, мял в руках шапку и так внимательно разглядывал носки своих сапог, будто увидел там что-то крайне интересное.

– Ну?! – не выдержал Юрий. – Я не степняк, за дурные вести не казню.

– Владимир пал! – выдохнул гонец и отскочил, будто боясь наказания, так изменилось лицо князя.

«Владимир – стольный град, самый укрепленный город Руси. Теперь негде укрыться, никто не придет на помощь – не захочет связываться с врагом, способным сокрушить такую мощь».

– А моя семья? – он впился взглядом в гонца.

– Не ведаю, княже, может, Бог сохранил, – неуверенно сказал гонец, уставившись в землю.

Значит, надежды нет. Семья погибла. Князь понял это с отчаянной очевидностью.

Что-то оборвалось внутри Юрия. Он обвел взглядом высокие стены и купола храмов, неведомо когда собравшуюся толпу людей вокруг и потребовал коня.

Оставшиеся от княжеской дружины воины располагались на подворье храма Святой Софии. Битые, потерявшие всех родных, но все еще не сломленные. Юрий обвел взглядом людей, вставших, когда он вошел в горницу.

– Братья, – начал он. – Владимир пал. – И, не давая разгореться отчаянию, продолжил: – Но не все еще потеряно. Здесь, в Китеже, крепкие стены и достаточно припасов. Люди со всей округи сходятся сюда. Здесь, в безопасности, мы оставим наших раненых, а сами пойдем по Владимирской земле, соберем всех, кто может носить оружие. И дадим татарам бой. Да такой, что они кровью умоются, сами себя проклянут за то, что пришли на Русь войной. Отомстим за смерть, за кровь, за поругание земли нашей. Победим или падем с честью.

– Мы с тобой, княже! – нестройным хором отозвались воины. В их глазах впервые за все это долгое, полное напряженного ожидания время появилась надежда.

В ночь перед отбытием Юрий долго не мог уснуть. Он тяжело, словно огромный зверь, ходил по горнице, вглядывался в окно, в освещенную далеким заревом ночь. Свеча погасла, но князь не стал ее зажигать.

«Что будет со мною, с Ириной? Ждет ли меня победа, или смерть, или, хуже того, рабство?». Почувствовав в комнате чье-то присутствие, Юрий стремительно развернулся, нашаривая рукой меч. Посреди комнаты стояла женская фигура, озаренная неярким серебристым светом.

«А ведь я видел ее раньше, – с удивлением вспомнил Юрий. – На иконе, в здешнем храме Святой Софии, она еще считается чудотворной».

– Не печалься, Юрий, – тихо произнесла женщина. – И тебе, и Ирине уготована иная судьба. Вы сможете жить долго и счастливо.

– Я разобью татар? – князь подался вперед. Уже предвкушая ответ, слыша рев победных труб: ведь как иначе им жить с Ириной долго и счастливо?..

Словно отвечая на его мысли, женщина покачала головой.

– Все будет не так. Я защищу свой город, скрою его от этого жестокого мира. Ты останешься в Китеже. Здесь вы с Ириной проживете долгую и счастливую жизнь.

– Но как же мое княжество, моя земля?.. – он подался вперед, позабыв о почтительности.

– Твоя земля теперь здесь. Прочие же земли предоставь их судьбе, – грустно покачала головой покровительница Китежа.

– Я князь и должен быть со своими людьми, судьба моей земли – моя судьба.

– Если ты покинешь Китеж, то погибнешь. Решать тебе…

Последние слова Юрий едва расслышал, и неведомая фигура растаяла в темноте.

«Святая? Или дьявол приходил искушать меня».

Князь потер рукою лоб и… проснулся.

Занимался рассвет – Юрий понял, что сам не заметил, как заснул, сидя на лавке. «Странный сон…» – князь почувствовал, что его рука что-то сжимает, и с удивлением уставился на зажатую в кулаке рукоять меча, которым он хотел попотчевать ночную гостью.

Князь вздохнул. Теперь он точно знал, что ему делать.

И вот уже Юрий, облаченный в доспехи, вооруженный, стоял посреди горницы. Со двора доносились людские голоса, ржание коней – дружина собиралась в поход. Кто-то постучал в дверь.

– Княже, я слышала о беде, постигшей твою семью, плачу об этом вместе с тобой. – Ирина смотрела на него глазами, полными сочувствия и печали, и вдруг обняла его.

Юрий прижал княгиню к себе, чувствуя, как проходит тоска и безнадежность, наливается силой тело. Так они стояли, и ему казалось, нет ни города, ни татар, ни бремени власти, а есть только они двое – он и она, та, что стала теперь единственной его семьей. Как он был слеп и не видел этого раньше?! Его место с ней, здесь. Не нужно никуда идти, потому что она, Ирина, – и есть единственная его родина…

– Княже! – позвал кто-то снизу, и Юрий вздрогнул.

Он едва не поддался соблазну, не согласился с таинственной ночной посетительницей.

«Изыди!» – мысленно велел он и с сожалением отвел руки Ирины:

– Мне пора, береги себя.

Он вышел из горницы, так и не услышав брошенные ему вслед тихие слова: «Живого или мертвого, я буду ждать тебя всегда».

…Солнце весело играло на снегу, на замерзшей глади реки Сить. Въехав на невысокий холм рядом с лагерем, Юрий смотрел на пестрые цвета шатров. «Еще не все потеряли голову от страха или от ордынского меча. Есть еще воины на Руси». Каждый день к лагерю выходили люди: дружинники, потерявшие своих князей, но не честь, заросшие бородой мужики, злые на татар за разоренные села. Пришел и кое-кто из князей, забыв старую вражду.

«Еще немного, и их будет достаточно, чтобы дать орде настоящий бой. Месяца хватит, и поганые степняки будут выметены с Руси железной метлой».

«Господи, помоги! – взмолился князь. – Не дай, чтобы нас обнаружили раньше времени».

К Китежу татары пока не вышли, заплутали в бескрайних лесах, но князь беспокоился. Слал гонцов. Вот и сейчас один из них прибыл, спешит к нему прямо на холм. Сердце Юрия кольнуло.

– Княже, татары осадили Китеж!

Юрий едва не схватился за голову. «Почти не защищенный город. Надо было оставить дружину там».

– Что далее, говори! – велел он.

Гонец сбивчиво поведал, что первый штурм горожане с трудом отбили, но когда стало ясно, что следующего городу не пережить, княгиня Ирина собрала всех горожан и, взяв икону из собора Софии Китежской, пошла с ней на стену. Юрий как наяву увидел длинную процессию. И юную княгиню впереди, держащую образ перед собой, как оружие. Услышал протяжное церковное пение. Почувствовал, как злобно зашевелились татары, увидев на стенах блистающее золотом и яркими тканями шествие.

– Что же было дальше? – он знал ответ, но правду следует выслушивать до конца, какой бы горькой она ни была.

– Город тогда будто дымкой подернулся и исчез, а озеро на землю хлынуло. Многие татары потопли. Истинное чудо, княже! – ответил гонец, крестясь.

«Я защищу свой город, скрою его от этого жестокого мира», – прозвучал в ушах князя тихий голос. Но он помнил и продолжение. Что же, значит, смерть уже совсем близко…

Следующий рассвет был невероятно, обжигающе красив… Возможно, его самый последний, самый важный рассвет…

Глава 1
Ночной гость

Люблю серьезных девушек! У них бывает такое… одухотворенное выражение лиц – как будто они съели что-то не очень съедобное, а теперь прилагают все силы, чтобы удержать желудочные колики!

Сказав эту фразу, черноволосый парень с наглыми серыми глазами, полузанавешенными асимметричной рваной челкой, покосился в сторону Александры, весьма недвусмысленно намекая, кто именно является объектом его неуклюжей и весьма спорной шутки.

– Спасибо. Все было очень вкусно, – красивая девушка с каштановыми густыми волосами аккуратно сложила крест-накрест приборы и поднялась из-за стола.

– Саш, да не обращай на него внимания! Разве не видишь, что он к тебе специально цепляется? – подала голос еще одна сидевшая за столом девушка. Вернее, даже девочка, потому что лет ей на вид было не больше четырнадцати – еще неуклюжая, уже вытянувшаяся в длину, но еще не успевшая приобрести плавные женственные формы.

– Я и не обращаю, – холодно отозвалась Александра и, так и не взглянув на черноволосого, вышла из столовой.

За столом остались трое ребят. Кроме уже описанных двух, здесь находился шестнадцатилетний или семнадцатилетний парень. На фоне подчеркнуто неформатного черноволосого, похожего, скорее, на героя аниме, он казался образцом аккуратности и элегантности. У него были правильные, красивые черты лица, волевой подбородок, внимательные спокойные глаза. Сейчас он, похоже, столь погрузился в собственные мысли, что разыгравшаяся сценка прошла мимо его внимания, а в тарелке остывал едва тронутый ужин.

– Глеб! – позвала его девочка, и парень вздрогнул, прогоняя задумчивость.

– Да, Дин? – он вопросительно взглянул на девочку.

– Глеб, а как же мы поедем без Северина? – спросила она и одним большим глотком допила добрую половину налитого в стакан густого мангового сока. После сока вокруг рта остались оранжевые разводы, однако она совершенно этого не заметила.

– Понимаешь, – Глеб вздохнул, – мы не можем заставить его вернуться. Только он сам способен принять это решение.

– Ага, – хмыкнул черноволосый, – уговорить еще можно, а вот попробуй найти! Вы когда-нибудь пробовали ловить в лесу волка? И, заметим, вовсе не факт, что он нам обрадуется. А если и обрадуется, то именно в том смысле, в котором ты ждешь, а не в гастрономическом!

Глеб бросил на говорящего короткий пронзительный взгляд:

– И почему ты, Ян, такой умный?..

– А почему вы все такие скучные? – парировал тот. – Я-то думал, что у вас весело, а тут просто похоронное бюро. Все серьезные и правильные, даже шуток не понимают. Тоскливо мне с вами, ребята, – он демонстративно широко зевнул.

Глеб тоже отставил свою тарелку и поднялся.

– Шел бы лучше в цирк. Там весело, – сказал он сухо и вышел из столовой.

Черноволосый тем временем спокойно доел свою порцию мяса с картошкой и долил в стакан колы.

– Ты зачем их все время дразнишь? – спросила Динка, разглядывая последнего оставшегося собеседника.

Ян беспечно пожал плечами.

– «Умное лицо – это еще не признак ума. Все глупости в мире совершаются именно с этим выражением лица… Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!» – так говорил Тот самый Мюнхгаузен, – процитировал он.

– А мне кажется, ты просто в коллектив вписываться не умеешь! – заметила Динка, наматывая на палец кончик своей косички.

– Конечно, деточка, – Ян встал и, наклонившись через стол, небрежно потрепал ее по голове. – Сама придумала или умница Глеб подсказал?..

Александра сидела на кровати в своей комнате и расчесывала волосы. В последнее время она избегала делать это перед зеркалом. Если не видеть своего отражения – как-то… спокойнее.

Только сегодня они получили новое задание, задание более необычное и, казалось, гораздо более трудное, чем предыдущие. Их, как и прежде, четверо. Только состав группы немного изменился. Вместо Северина этот Ян, которого нельзя и близко поставить рядом с Северином. Тот – сильный, спокойный, стремительный. Этот – наглый, наглый и еще раз наглый. За короткое время знакомства Ян успел надоесть Александре хуже горькой редьки. Ну как можно находиться с ним в одной группе? Тем более задания у них сложные и опасные. Когда риску подвергается твоя жизнь, все зависит не только от тебя, но и от твоего товарища, от того, насколько ты ему доверяешь. Нужно доверять другому как себе… нет, даже больше, чем себе, – иначе настоящей, способной к действию группы никогда не получится. Неужели директор школы этого не понимает? Нет, Евгения Михайловича никак нельзя заподозрить в отсутствии ума. Значит, он рассчитывает, что они притрутся с Яном, смогут его понять и с ним подружиться. Но как это возможно, если тот не то что не желает сделать хотя бы один-единственный шаг им навстречу, а напротив, похоже, задался целью показать всю свою неприятную ершистость, сознательно провоцирует их и наблюдает за реакцией. Дрессировщик нашелся!

Негромкий стук отвлек девушку от этих мыслей.

Очень странный стук.

Не в дверь – а в окно! А ведь здание школы находилось на охраняемой территории, к тому же вокруг столько видеокамер, что подобраться кому-то чужому почти невозможно.

А свой, конечно, не станет стучать в окно. Тем более сейчас, посреди ночи.

За стеклом было темно. Луна сегодня пряталась среди туч, да и сосны давали тень. Поэтому Саша не сразу разглядела смутный человеческий силуэт.

На улице кто-то стоял.

Сердце тревожно забилось. «Может, просто не реагировать?» – мелькнуло в голове Александры.

Но стук повторился. Осторожный, словно бы вкрадчивый. Кто-то привлекал ее внимание, но не хотел, чтобы его услышали остальные. Тем более странно.

С минуту Саша вглядывалась в смутно белеющее в темноте лицо, сомневаясь, не видит ли перед собой призрак, а потом встала на подоконник и решительно распахнула форточку.

– Это ты? – тихо спросила она в темноту.

– Да, открой, пожалуйста, – послышался не менее тихий, едва различимый ответ.

Этот ответ и знакомый голос окончательно убедили Александру. Она распахнула окно и протянула руку, помогая войти ночному гостю.

Теперь, когда он оказался в освещенной электрической лампочкой комнате, можно было разглядеть, что это молодой парень. У него были взлохмаченные темно-русые волосы и ярко-синие пронзительные глаза. Кроме того, так и казалось, что он побывал в нелегких передрягах: бровь рассечена, щека грязная, на локте ссадина, а одежда и вовсе столь грязная и мятая, что трудно поверить, что она достигла такого рекордного состояния естественным путем.

– Ты вернулся!.. – прошептала девушка, глядя на своего нежданного гостя. Похоже, его вид вовсе ее не отпугивал. – А Глеб знает?

Тот покачал головой, тихо вздохнул.

– Можно я сяду? Я устал, – пробормотал он.

– Да, да, конечно! – Саша придвинула ему удобное кресло, куда посетитель тотчас опустился.

– И… ты не принесешь мне что-нибудь поесть. Я голоден… как волк, – сказал он и вдруг покраснел.

– Конечно. Жди меня и никуда не уходи! – девушка на всякий случай выглянула во двор, словно проверяя, не ждут ли там другие незваные гости, затем закрыла окно и даже на всякий случай задернула плотные шторы. – Я сейчас вернусь!

Она выскочила из комнаты и бегом бросилась в столовую. Еду уже убрали. Ну что же, придется идти на кухню. Скорее всего обслуживающий персонал уже ушел, и можно без лишних вопросов взять что-нибудь из холодильника.

В холодильнике нашлась буженина, и Александра быстро соорудила несколько больших бутербродов, сложила их на тарелку и направилась обратно, очень надеясь никого не встретить.

Ей сопутствовала удача, и девушка уже облегченно вздохнула, взявшись за ручку двери своей комнаты. Еще шаг – и она в безопасности. И тут, конечно, позади раздался знакомый насмешливый голос.

– Подкрепляешься?

Саша обреченно обернулась. Ян стоял за ее спиной, глядя на нее своими наглыми глазами.

– Да, подкрепляюсь, – ответила она, стараясь держаться как можно равнодушнее.

– Хорошо, когда у девушки отменный аппетит, – он внимательно оглядел ее бутерброды. – Солидные куски мяса, прямо как для мужика. Буду знать, если вдруг надумаю пригласить тебя на романтическое свидание.

Александра почувствовала ярость.

– Если вдруг надумаешь пригласить меня на романтическое свидание, – сказала она холодно, – можешь сразу рассчитывать на отказ. Спокойной ночи.

Девушка проскользнула в комнату, стараясь не открывать дверь слишком широко, чтобы Ян не заметил ее ночного гостя. Надо же было встретить в коридоре именно Яна! Вот ведь не повезло!

– Ты с кем-то разговаривала? – синеглазый парень поднялся с кресла, настороженный, готовый чуть что броситься прочь.

– Да это не важно, я потом расскажу. Ешь, пожалуйста, – Александра подала ему тарелку с бутербродами и села на кровать.

Он действительно был так голоден, что не стал настаивать на ответе, а принялся с жадностью поглощать хлеб и мясо. Саша терпеливо ждала, пока парень насытится, прикидывая, как повести дальнейший разговор, чтобы, не дай бог, не спугнуть гостя. Она уже придумала несколько удачных ходов и подходящих фраз, когда все пошло шиворот-навыворот.

– Я чувствую знакомый запах, – сказал вдруг парень, отставляя тарелку. – Ты с ним встречаешься?

Саша смутилась. Она не ожидала, что разговор повернется таким боком, а ситуация будет истолкована столь превратно.

– Ну… приходится, – призналась она, – как и другим.

– То есть?

Ее гость напоминал загнанного зверя. Хищного зверя, тем более опасного. Его ноздри раздувались, а синие глаза беспокойно смотрели то на девушку, то на дверь.

Девушка вздохнула. Придется говорить ему вот так, без подготовки.

– Ян теперь в нашей команде, – произнесла она. – Евгений Михайлович уверен, что он будет нам полезен.

Парень нахмурился.

Честно говоря, Александра разделяла его чувства, а еще она вдруг поняла, что это прекрасная возможность вернуть беглеца в группу.

– Северин, ты окончательно вернулся? – прямо спросила она.

Он задумался:

– Я еще не знаю…

Примерно этого Саша и боялась. Поэтому она придвинулась чуть ближе, заглянула во встревоженные синие глаза. Говорят, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Настало время и Яну принести хоть какую-то пользу. Пусть даже непосредственно не участвуя в этом.

– По правде говоря, я не очень доверяю этому Яну, – тихо произнесла Александра, – и мне бы хотелось, чтобы в команде был человек, способный ему противостоять. Мне страшно. Он может подвести нас – и меня, и Глеба, и Динку…

Северин потер лоб, продолжая хмуриться.

– Я понимаю, – Саша мягко коснулась его руки, – ты не хочешь больше рисковать…

– Нет, не понимаешь! – он резко вскочил, опрокинув опустевшую тарелку на пол. – Я больше не хочу никого терять! И ты, и Глеб, и Дина… Вы не можете рисковать!

Александра улыбнулась.

– А что ты предлагаешь? Кто бы мы были без школы и без Евгения Михайловича? Обычные ничем не примечательные подростки. Никто! А теперь… И мы привыкли к риску, подсели на него, если угодно. Разве можно забыть, отказаться от всего этого? Для каждого из нас выйти из группы – все равно что оглохнуть или ослепнуть – потерять полноту восприятия.

Парень медленно кивнул.

– Ты, пожалуй, права… – Он поднялся с кресла. – Пойду к себе в комнату, спасибо тебе.

Девушка улыбнулась.

* * *

Вот и его старая комната. В точности такая же, какой он оставил ее, казалось, уже целую жизнь назад. Северин изменился, комната – нет. Даже брошенная футболка свернулась на спинке стула обаятельным привидением.

Комната показалась парню чужой. Каково ему, побывавшему в шкуре зверя и едва не позабывшему человеческую речь, возвращаться к обыденной жизни? Каково ему, потерявшему все, снова ходить, сидеть за столом, делать тысячу обыденных жестов, говорить простые слова?.. Весь путь до школы он преодолел в обличье волка. Так теперь было легче, удобнее. Мелкие зверьки служили ему пищей. Он хотел настоящей стычки с кем-то из крупных хищников, но те, видно, чувствовали его природу и спешили укрыться. Нигде, где бы он ни был, ему не встретилось ни одного соперника. Он был самым сильным, он был царем и богом всего природного мира. Вот и сейчас Северину хотелось изогнуться дугой, сбрасывая с себя узы неуклюжего человеческого тела, снова стать могучим и опасным, чтобы хоть немного заглушить боль, что живет в сердце, мысли, что круг за кругом бродят в голове – застилая глаза кровавым туманом, лишая рассудка.

Искушение оборотиться было столь велико, что Северину пришлось приложить громадные усилия, чтобы успокоиться. Он не может навсегда оставаться волком. Может быть, потом, когда дело окажется сделанным.

А сейчас нужно подумать о друзьях. И о мести. Это то, что еще держит его в человеческом мире.

Парень вошел в ванную и встал под ледяную струю душа. «Арина, Арина…» – шептала вода, ударяясь о стеклянную стенку кабинки и растекаясь по ней каплями. На секунду Северину показалось, что она стоит там, за мутным стеклом. Смотрит на него и улыбается.

Он резко рванул стеклянную дверцу, отодвигая ее в сторону.

Увы – снаружи никого не было.

Из горла Северина вырвался глухой вой, и за окном испуганно заскулила собака.

Парень сжал зубы. «Я не позволю себе сойти с ума. Только не сейчас», – повторял себе он, яростно намыливая плечи. Если бы он мог точно так же отмыть свою душу, свою память…

Закончив с мытьем, парень вытерся и лег на кровать, удивляясь этому полузабытому ощущению – спать не на земле, а на кровати, и на него тут же навалилось тяжелое спасительное забытье, лишенное даже малейших намеков на сновидения.

* * *

Проводив гостя, Саша посмотрела на часы: пожалуй, пора ложиться, завтра рано вставать.

– Алекс!.. Алекс!.. – прошелестел в ушах голос.

Александре показалось, что в комнате стало темнее. Она зажала уши руками, легла на кровать, отвернулась к стене и принялась вслух читать стихотворение.

«Послушай: далёко, далёко, на озере Чад изысканный бродит жираф», – повторяла она строки Гумилева, стараясь заглушить призрачный шепот.

Когда стихотворение было дочитано, в комнате стало тихо, но Александра так и не решилась отвернуться от стены. Зажмурив глаза, чтобы ничего не видеть, девушка лежала и никак не могла заснуть. Сейчас она согласилась бы на любое общество, только бы кто-нибудь оказался рядом, только бы разделил с ней тягостное одиночество. «Скорее бы закончилась ночь», – думала она, сжав зубы и не решаясь пошевелиться. Страх впивался в душу сотнями маленьких коготков – навязчивый, противный, липкий.

Заснула Саша под утро, когда уже начало светать. Словно бы и не заснула даже, а провалилась в бездонную яму. Девушке казалось, что она падает и летит, летит… Очнувшись от звонка будильника, она почувствовала облегчение.

Страх немного отступил, и Александра минут десять стояла под холодным душем, стремясь прийти в себя, а потом долго приводила себя в порядок, вглядываясь в собственное отражение. Утром зеркало почти ее не пугало – как свидетельствовала практика, опасность обычно приходила под вечер, когда дневной свет угасал, сменяясь неверным электрическим освещением, а комната наполнялась густыми тенями. Это была как раз та темнота, что рождает чудовищ.

Когда Саша вышла к завтраку, выглядела она абсолютно так же, как всегда: невозмутимой и аккуратной.

Северин появился минут через пять после нее. Встретили его все по-разному: Глеб пожал руку с таким видом, словно ничуть не удивился появлению друга; Динка с воплем, похожим на боевой вопль индейцев племени команчей, бросилась ему на шею; Ян иронично приподнял бровь и при этом так взглянул на Александру, что она почти не усомнилась: он отчего-то знает о вчерашнем ночном визите.

За завтраком тема отсутствия Северина дипломатично не поднималась, говорили о предстоящем путешествии, и Северин, вначале настороженный, заметно расслабился, даже немного повеселел.

После завтрака в школу прибыл директор, Евгений Михайлович.

– Ты вовремя! – приветствовал он Северина. – У меня есть для вас новое задание, но сперва расскажи, как ты там.

– Нормально, – бросил парень, отводя глаза. – Со мной уже все в порядке, я вас не подведу.

– Понятно.

Евгений Михайлович смерил его пристальным взглядом, но требовать подробностей не стал.

– Я приготовил кое-что полезное для новой экспедиции, – обратился он уже ко всем, а потом поманил к себе Яна. – Вот, возьми, – директор протянул маленький серебряный колокольчик, деформировавшийся и истончившийся от времени, – говорят, это из самого града Китежа. Он поможет тебе открыть ворота.

– Спасибо! – Ян бережно принял этот странный ключ и завернул в черную бархатную тряпочку.

Александра невольно поморщилась: вот ведь позёр! Даже тряпочка у него как театральный атрибут.

– Ну, присядем на дорожку, – Евгений Михайлович тяжело вздохнул. – Очень вас прошу, будьте внимательны и осторожны. Каждый из вас для меня дорог и ценен, к тому же каждый из вас нужен другим членам группы. Держитесь друг друга и помните: иногда отступить – не значит сдаться. В общем, не рискуйте зря.

– Мы знаем, – серьезно кивнул Глеб. – Я постараюсь больше не допустить… ошибок.

Саша бросила быстрый взгляд на Северина. Тот молчал, глядя в пол. Несмотря на крайнюю худобу и ввалившиеся щеки, он возмужал и повзрослел за истекшие дни, и сейчас лицо его оставалось бесстрастным. Возможно, нанесенная ему рана была слишком болезненна и сильна, и теперь ничто уже не могло его ранить.

– Ну тогда с Богом! – директор встал.

Поднялись и ребята – путь предстоял неблизкий.