Kitobni o'qish: «Механическое сердце»

Глава 1. «Кармитаж»

Станция-отстойник «Кармитаж» служила чем-то вроде перевалочного пункта и одновременно лагерем ускоренной подготовки отбывающих наказание третьей степени. Если тот урод в пункте оформления не соврал, само собой. Мы прибыли в док на тесном и душном грузовом корабле, который давно следовало списать в утиль. Выводили нас колонной по пять человек, скованных одной цепью, чтобы в голову даже самых отчаянных рецидивистов не закралось шальной мыслишки. Пространство за пределами корабля было освещено мощными прожекторами, чей свет не оставлял ни одного тёмного уголка, в котором можно было почувствовать себя вне внимания охранников.

Дальше помню все как в тумане. Перекличка. Недолгий инструктаж. После короткий марш до следующей цепи помещений. Регистрация и приём пищи через катетер. Пожалуй, это сильнее всего давило на мозг. Заключённым нашего статуса не полагалась кормежка через пищевод во время этапа. Только через кровь. Это делало тебя вялым, но только не для того, чтобы забыться в мутном сне. Возможно, они подмешивали нам дозы краткосрочных стимуляторов, для удобства перегона. Наконец-то спустя ещё несколько часов бюрократического ада на ногах они заменили нам регистрационные чипы и распихали по камерам.

Мне не удалось сдержать нервной улыбки. Пожалуй, сегодня мой день. В камере находилось всего лишь трое, а это означало, что нам всем хватит места для сна и не придётся устраивать смены. Смотреть на сон сокамерника – самое гнусное из того, что только можно придумать для пытки психики. За последние полгода этого добра я насмотрелся в достатке. Зависть – тяжкий грех.

Наконец-то один из них поднялся на ноги, демонстрируя нехилый рост, и направился в мою сторону.

– С прибытием, новичок. Надеюсь, тебе наша станция пришлась по вкусу.

Здоровый и чёрный, как его комбинезон, сарказм. Такой подход мне по душе.

– Эксклюзивное гостеприимство, – я дотронулся до ноющих рёбер, как бы проверяя, что они всё ещё на месте.

Он подошёл ещё ближе и положил здоровенную лапищу на моё плечо, грубо нарушив любые личные границы. Решил провернуть со мной манипулятивный трюк? Со мной такое не работает.

Однако здоровяк, судя по всему, вовсе не имел ничего подобного на уме. Он не выглядел угрожающе, хотя с первого взгляда было незаметно. Его ровный и добродушный голос разбил последние сомнения.

– Мы здесь уже почти месяц ждём, когда нас доукомплектуют. Возможно, вы наше последнее пополнение.

«Укомплектуют? Куда?» – подумалось мне. Задать вопрос, выдавая с головой свою неосведомлённость, будет неосмотрительно с моей стороны. Лучше потрачу совсем немного времени, и информация сама дойдёт до меня в нужном количестве.

Парень, который подошёл ко мне, назвался Нилом Оруэллом. Немного бестактный, но всё же вполне безобидный парень со смуглой кожей и угловатым лицом. Ещё я познакомился с Сэмом Кропоткиным, что с момента моего появления в камере так и не оторвался от своей потрёпанной бумажной книги. Интересно, какими неправдами ему разрешили пронести подобное сюда? И ещё с тихим пареньком, чьё имя я даже не расслышал, когда он прошептал его мне, отвернувшись к стене, лёжа, как эмбрион в утробе. Похоже, он уже давно находился в этом состоянии.

Расспросов почти не было. Меня довольно быстро оставили в покое, позволяя отдохнуть от нервотрёпки последних дней. Стимуляторы ещё действовали, но уже заметно ослабли, и я чувствовал, как возвращаются болевые ощущения. Всё тело превратилось в плотный сгусток нервов, а рёбра, до этого слегка ноющие, теперь горели нестерпимо сильно.

С верхней полки мне были слышны тихие разговоры Оруэлла и Кропоткина, из которых можно было сложить примерную картину жизни на станции. Самым разговорчивым и бестактным был тот самый здоровяк Нил. Гипертонус общительности в подобной обстановке заметно выделял его на фоне скупости моих предыдущих сокамерников.

– Завтра у парня тяжёлый день. Учебка из него все соки выжмет.

«Учебка. Оперативно». Значит, сидеть здесь долгие недели, как они, мне не светит. Хотя, возможно, все проходят её на свой второй день. Кропоткин, сухой мужичонка в жёлтом комбезе, выглядел лет на сорок, с козлиной бородкой и густыми бровями. Лицо серое, мрачного вида, а глубокие морщины делали его ещё более отталкивающим. Вероятно, болтовня Нила его изрядно раздражала, судя по тому, как тот продолжал упрямо смотреть в свою книгу, игнорируя собеседника. И всё же он произнёс.

– Сам или с помощью?

– Думаю, сам.

– Превосходно. Я хотел поставить на помощь.

Размышлять, о чём они, мне не хотелось. Всё, что меня заботило, так это как заснуть, не придавая значения ощущениям. Долго горевать не пришлось. Организм, находясь на грани истощения, избавил меня от раздумий.

Утро нового цикла на станции встречало недружелюбно. Резкий звуковой сигнал выдернул из полутьмы сознания. Нас вытолкали из камеры, осмотрели и запихнули обратно всех, кроме меня. Оставалось только беспокойно оглянуться назад, вслед заходящему в камеру Нилу.

– Удачи, новенький!

– Разговорчики! – пробасил охранник, к которому меня приковали наручниками. Он же и наградил пинком по ноге, проигнорировав тот факт, что порядок был нарушен другим заключённым. Вот же ублюдок.

Сперва нас повели в некий ангар номер пять, вся площадь которого пестрела заграждениями, чётко очерчивающими полосы движения заключённых. Сопровождающий отстегнул наручники и строго произнёс:

– По периметру стоят снайперы. Будешь нарушать строй или буянить, этот сраный ангар станет местом твоего последнего пребывания на «Кармитаже». Дальше только в шлюз.

Я кивнул, давая понять, что понял. Кулаки чесались оставить последний яркий след в истории, пусть и с летальным для себя исходом. Но продать свою жизнь за зубы этого парня звучало как-то по-идиотски.

Встав в очередь одной из полос, я увидел, скольких людей вчера доставил транспортный корабль. Пара тысяч, не меньше. Самые разные люди, начиная от возраста и цвета кожи, заканчивая степенью отчаяния на лицах. Никто не хотел здесь находиться и стоять в очередях, мучаясь неведением. Я бы и сам предпочёл исправительные работы на каком-нибудь богом забытом астероидном поясе. Смерть от удушья в открытом космосе была ничуть не хуже этого.

Спустя почти час очередь наконец дошла, и я подошёл к вваренному в пол ангара стулу напротив узкого окошка. Оттуда на меня пялилась холёная свежевыбритая морда сотрудника местного бюрократического аппарата. Он смотрел на меня как на мусор. Абсолютно лишённый всяких эмоциональных оттенков голос вопросил:

– Имя.

– Эрик Пёрсинг.

Короткое молчание под стук клавиш.

– Степень наказания третья. Убийство с особой жестокостью. Индекс опасности пять десятых. Срок отбывания наказания – четыре тысячи циклов. Верно?

– Полагаю, да.

– Полагать ты будешь в другом месте. Отвечать быстро и чётко.

– Да.

– Хорошо, Эрик… Теперь твоё имя больше значения не имеет. Оно только на бумаге. Твоё новое имя Энигма-Красный восемьдесят первый. Запомнил?

– Да.

– Ни хера ты не запомнил. Повтори.

– Моё новое имя Энигма-Красный восемьдесят первый.

– Оно же твой позывной, оно же твой пропуск. Говорить его нужно быстро и чётко каждому, кто спросит. Представишься чужим, тебя казнят. Как понял?

– Понял.

– Теперь верю. Двигай через выход номер три, он справа. Там тебе всё объяснят, Энигма-Красный.

У выхода меня встретили стволами, целясь в грудь.

– Позывной.

– Энигма-Красный восемьдесят первый, – произнёс я, пробуя новое имя на слух.

Один из охранников посмотрел в свой планшетник, после чего кивнул и пропустил дальше.

В следующем ангаре за номером шесть выдавали одежду. Это радовало, поскольку моя роба уже порядком износилась, да и размера моего у них не было.

Комплект новой одежды был окрашен в тёмно-бордовый, был значительно лучше скроен и соответствовал моим меркам. Хоть что-то, чему можно порадоваться за последние недели.

Квартирмейстеры «Кармитажа» были неотличимы от солдат. На своём рабочем месте они не снимали с себя бронекостюмы, несмотря на надёжную охрану.

После шестого ангара я практически нигде не задерживался. Какие-то участки проходил под конвоем, какие-то в шеренге таких же заключённых. Иногда шёл от одного конца помещения до другого самостоятельно. Очевидно, все следили за своими участками, как на конвейере, по которому ползут куски безликого мяса.

Взгляд зацепился за надпись перед следующей гермодверью. «Блок ускоренной боевой подготовки». Похоже, мне сюда. Охранник проверил мой чип и ввёл команду на дверной консоли. С шипением она начала ползти вверх, и почти сразу мне открылась непередаваемая картина.

Огромный по меркам станции ангар, в котором, как казалось, можно было разместить небольшое поселение. Но удивляло не это. Поверхность была выполнена в виде природного ландшафта местности. Земля, песок, деревья и даже обломки каменных зданий служили своего рода декорациями огромной театральной постановки. Зрелище внушало.

Здесь было много багровых комбинезонов, как у меня. Недалёко от выхода был сконструирован небольшой помост, на котором взад-вперёд расхаживал молодой белокурый юноша в идеально выглаженном мундире.

Очевидно, что он не состоял в местной службе охраны и имел куда более нетривиальную роль в организации нашего заключения.

Как и в других ангарах, здесь не поскупились на меры предосторожности. У помоста стоял отряд из дюжины вооружённых до зубов амбалов, очевидно, стороживших высокопоставленное лицо от нежеланной агрессии.

По периметру так же была охрана, а под потолком я углядел несколько подвесных платформ с автоматическими турелями.

Всё указывало на то, что мой первый день в «учебке» начинается здесь.

Ещё какое-то время формировался строй из подобных мне «новеньких», где-то даже попадались знакомые лица. Наконец один из сотрудников с планшетником приблизился к белокурому юноше и что-то шепнул ему на ухо. Юноша поправил мундир, расправил плечи и звонким голоском призвал всех к тишине.

– Приветствую новоприбывших на станцию «Кармитаж». Как вы уже догадались, это место является одним из этапов вашей реабилитации за преступления против закона и общества. Все вы здесь преступники, в существовании которых Империя не нуждается. Забудьте про свои права, теперь вы лишь имущество, пока не заслужите себе свободу. Ваши жизни перешли в пользование корпорации «Блицкриг», на чьей станции мы сейчас и находимся. «Блицкригу» предоставлено полное право реализовывать свою программу перевоспитания заключённых.

Вы уже могли догадаться, что корпорация имеет военную специализацию. Вы должны были слышать о наших успехах в последние годы. Возрадуйтесь, ибо перед вами лёгкая возможность искупить свои грехи кровью, проливая её за свою страну как героям, в составе штрафных подразделений.

«Интересно, этот попугай действительно думает прочитать нам нотацию?» Всё прозвучавшее меня не сильно удивило. Продажа заключённых в рабство – практика обыденная. Рыночные акулы нуждаются в дешёвой рабочей силе, чьи права были отняты в связи с серьёзностью преступления. Людей в Империи много, и гуманность падала пропорционально голодным ртам. Сегрегация по тяжести преступления существовала уже пару сотен лет, и я не помнил, какому императору пришла эта блестящая идея в голову.

Первая степень самая лёгкая. Редко заканчивается чем-то серьёзней штрафа или короткого пребывания в изоляторе. Мелкое хулиганство, кража безделушки, неподобающее поведение… ну и всё подобное.

Вторая была уже сопряжена с большими штрафами и заключением в государственные изоляторы на приличные сроки. Это могло быть и крупное мошенничество, и нанесение урона здоровью жертвы. Широкий список, всего и не перечислить. Но это всё ещё были люди со своими правами, а государство перевоспитывало их самостоятельно. Следило за условиями содержания, где-то даже были свидания с родственниками. Не сахар, но всё же не конец света.

Заключённые третьей степени почти всегда лишались большей части своих прав. Тройку давали за убийство, терроризм и всё в таком духе. Поскольку закон более не защищал нас, почти сразу все оказывались в ведении частных корпораций, что скупали троек у государства за бесценок. Попал к крупным землевладельцам? Поздравляю, теперь вас ждут бесконечные трудовые подвиги на полях под жаркими лучами солнца. Промышленный концерн? Придётся провести заключение в клепании однотипных деталей. Если в картель шахтёров, вкалываешь в душном скафандре. Вариантов великое множество. Сложно сказать, где отбывать наказание легче. Но у нас тут совсем иной случай.

Попугай, к которому у меня уже выработалась некоторая неприязнь, продолжал распинаться про наш гражданский долг и чувство вины. Теперь мне понятны меры предосторожности по охране этой говорящей головы.

– Сейчас мы с вами в «Блоке ускоренной боевой подготовки», и это значит, что в ближайшие пять дней мы сделаем из вас образцовое ШПИН. Вы будете воевать на самых горячих участках фронта, поэтому ваше выживание напрямую зависит от того, насколько крепко вы усвоите полученные навыки. Времени на игры у вас не будет, штрафники! А теперь…

«…а теперь ты заткнёшься и перестанешь верещать со своей жерди!» – подумалось мне. Этот манекен под модный мундир, само собой, видел себя превосходным оратором и первоклассным актёром, вот только с первого взгляда можно было определить, чего этот кусок дерьма стоит на самом деле.

Когда он наконец-то покинул свою сцену и нам начали раздавать указания, я несказанно обрадовался. Отжимания, пресс, пробежка, да что угодно, лишь бы не слышать этого петуха.

Тренировку построили на совесть. У меня был небольшой запас прочности, но атлетом я никогда себя не считал, поэтому уже через несколько часов стал чувствовать себя выжатой тряпкой. В то, что ускоренная подготовка в пять дней сделает из нас что-то стоящее, мне, конечно, не верилось. Но если она будет проходить в таком темпе, она вполне может кого-нибудь убить или покалечить. Совсем хилые спотыкались и падали, не в силах больше подняться. Их поднимали пинками и уводили куда-то с полигона.

В конце нас ждал ещё один неприятный сюрприз в виде спаррингов с представителями охраны.

Нас раздели до торса и составили по парам. Самых вялых уводили. Избивать полумёртвых и измотанных заключённых – скорее всего, местная премия сотрудников, чем часть нашей тренировки. Против таких шкафов у меня и отдохнувшего было бы не очень много шансов, но я упрямо не желал падать. В итоге через порог камеры меня заносили двое крепких ребят из тех, кому я достался грушей. Я почти ничего не видел, а по ощущениям от лица осталось одно название. Били без правил и передышек, словно я им больших денег был должен.

Не став заморачиваться, они бросили меня на пол, не приближаясь к Нилу. Я же просто лежал, ощущая мокрым затылком холодный пол.

– Твоя ставка не сыграла, – сухо и безучастно рапортовал Кропоткин. – Его всё-таки притащили.

– Вижу. Брат, ты как?

Глаза не желали открываться. Безуспешно.

– Дерь…мо…

Донёсся смешок Нила.

– Понимаю. Никому из нас легко отделаться не удалось. Учебка беспощадна.

Сильные руки подняли меня на мои нары, а после поднесли к губам тюбик с водой. Пить было тяжело, мышцы горла не слушались, а рёбра болели сильнее прежнего. Им бы впору давать нам болеутоляющее.

Нил, чей голос зазвучал совсем близко, снова спросил:

– Как нам теперь называть тебя, новенький?

Какая вежливость. Очень мило.

– Энигма…Красный…восемьдесят первый…

– Неплохо. Меня вот теперь величают Пурген-Чёрный сто семнадцатый. А его вот – Гало-Жёлтый тридцать третий. Уже допёр, зачем?

Думать не хотелось, но он с таким детским любопытством интересовался, что я пересилил себя.

– Подразделение… И отличительный номер…

– Догадливый, это хорошо. Иные тут не задерживаются. Козлы даже не объясняют нам ни черта. А корчат из себя…

– Советую постараться заснуть как можно быстрее, – спокойно прошелестел Кропо… Гало-Жёлтый тридцать третий. – Скоро они снова придут за тобой. Силы копи.

Как по команде, на последних словах невзрачного мужика я отключился.

Очередным обходом камер меня встретило это дерьмовое утро. Нас вывели, осмотрели, но теперь в компании охранников затесался медик. Он проколол мне что-то вроде обезболивающего, а также какую-то хрень, снимающую отёк с лица. Сломанный нос вправлять не стал, но отшутился, что при выходе на свободу компания компенсирует мне ринопластику. Шутник чёртов.

Зато вакуумный доставщик в камере оказался наполнен капсулами с рационом. Я не ел нормальной еды уже много дней, и когда из разорванного дрожащими руками пакета стал доноситься мясной запах, чуть не захлебнулся слюной.

Первое действие – набить свой рот до отказа, как будто боясь, что у меня вот-вот отберут только что выданную порцию. Нил и Сэм ели сдержанней, но с не меньшим энтузиазмом.

– Не ешь так быстро, – снова тридцать третий давал мне свой совет. – Дай желудку привыкнуть к горячей еде. В противном случае это всё будет у нас на полу через десять минут.

Я немного разозлился на него про себя, но всё же стал есть медленнее. Тут слово взял Нил.

– Помню, как нас кормили на «Райвиноле». Видели бы вы эти помои. Да ладно б и так, но настолько мало давали, что люди ходили как спички. Сидел я с одним парнем, пока неделю ждал перераспределения. Такого мне рассказал, что глаза на лоб вылазят. Травят пайки, собаки, чтобы людей на станции списывать за перебор. Ошибка логистов или что-то вроде. Как всем ясно стало, люди боялись к ним прикасаться. Ну а администрация долго не рассусоливала, да и урезала норму почти в два раза, чтобы проблемку решить. Тогда и травить уже стало не нужно. Сокамерники друг друга уже через пару недель рвать стали за чужую порцию.

Да, еда действительно была куда лучше той, что нам давали на предыдущем транспортном узле. На вид и вкус приятна, да и вполне себе калорийна. Так бы выглядел мой прощальный ужин.

Только сейчас стало заметно, что в камере нас сидело уже трое. Невзрачный молчун в позе эмбриона исчез. Мне ведь не показалось…

– А где ещё один… Ну, который…

– Ты про Эрла? Его забрали, пока ты спал. Похоже, его мы больше не увидим.

– Почему так?

– Не прошёл по каким-то стандартам. Сам же его видел, хлопком можно перепугать до полусмерти. Как третий статус получил, даже рассказать толком не мог.

– И что теперь с ним будет?

– Ну… может, отошлют обратно на перераспределение, а может, где-то работёнку под него подыщут на станции.

– Убьют, – резко вставил Кропоткин.

– Ты-то откуда это взял? – насупился Нил.

Кропоткин медленно поднял глаза на Нила, и в них я увидел какую-то скрытую угрозу. Этому типу определённо есть что скрывать.

– Знаю.

Наступило молчание. Нил продолжал выскабливать огромным смуглым пальцем остатки мяса в пакете, а Кропоткин хрустел крекерами. Меня не задевала смерть малознакомого парня, но хотелось побольше узнать про местные расклады. От этого зависела уже моя жизнь.

– А… эм… Что такое ШПИН, кстати?

Нил улыбнулся.

– Проснулось любопытство? Это они так нас называют. Штрафное Подразделение Интенсивных Наступлений.

Вот как. Интенсивных наступлений.

– Согласен, звучит не очень. Как-то мудрёно. Вот кому они хотят комедию ломать. Пять дней на подготовку к войне на передовой выделяют только пушечному мясу. Так бы и называли нас – ПМ. Ну или просто штрафники…

– Название оправданно, – снова вставил слово тридцать третий и посмотрел уже на меня. – Пушечному мясу такие игрушки не положены. Видел краем глаза, что они катили в своих погрузчиках. Такое на чёрном рынке не везде встретишь, а они в открытую применяют. Да и «Блицкриг» не просто название.

Он с шумом откусил следующий крекер и снова опустил глаза на свою книгу. Нил уставился на него, ожидая продолжения. Мне тоже было интересно, чего этот подозрительно спокойный и осведомлённый зек расскажет.

– А… что это тогда…

Снова тяжёлый взгляд из-под бровей.

– На древнем земном наречии слово обозначало молниеносную войну. У каждой военной корпорации есть свой бренд. Своя фишка для рекламодателей. Ну и «Блицкриг» свои козыри не прячет. Они специалисты по быстрым наступательным операциям. Минимум бронетехники, я её почти не видел. Все шаттлы в ангарах не тяжелее «Апекс»-семнадцать и, скорее всего, облегчённой модификации. И нас так обозвали не просто из-за отсутствия фантазии. – Он посмотрел на Нила. – Честно говоря, сто семнадцатый, я до сих пор не понимаю, как можно быть таким слепым. Ты по сторонам-то вообще смотришь?

Нил насупился, но стерпел. Не знаю даже, как с таким характером Сэм ещё в этой камере не ударялся головой по «чистой случайности».

– А что за игрушки?

– Сегодня сам увидишь. Они быстро вводят в курс дела, так что ушами не хлопай. Следующие дни будут учить с ними обращаться.

Как только все доели, за мной снова пришли. На этот раз на полигон отправлялись уже организованной колонной штрафников. Насколько можно было судить по одинаковым комбинезонам, здесь все были из подразделения Энигма-Красный. К концу сбора я успел насчитать порядка двух сотен человек в колонне. Не знаю, много это или мало по меркам местных подразделений, но нужно будет уточнить при случае. Разговаривать не дозволялось. С нами следовала дюжина бойцов по бокам колонны, а в спину идущим смотрело дуло автоматической пушки на передвижной платформе. «Не расслабляются. Молодцы».

К моей радости, петуха на месте не оказалось. Новых речей я бы точно не вынес. Вместо него на помосте стоял мужчина уже зрелых лет со шрамом от ожога на всю правую половину лица. Очевидно было, что этот человек уже непосредственно отвечает за практическую наработку навыков штрафных подразделений, и дело даже не в завидной мускулатуре, а скорее во взгляде. Целого глаза. Серьёзный перец.

– Приветствую, салаги. Меня зовут майор Ярослав Грей, и следующие четыре дня курса подготовки вы будете заняты тем, что вызубрите наизусть каждое мое слово!

Подача грубовата, но звучало вполне убедительно.

– Также вы будете познавать нелёгкую науку управления такими венцами военной инженерии, как прыжковые ранцы, а также научитесь использовать широкий спектр вооружения компании «Блицкриг». Времени у нас в обрез, зато утырков вроде вас хоть отбавляй, так что не вздумайте отнимать у меня драгоценное время! Каспер, ранец!