Защитит ли Россия Украину?

А вот относительно Леонида Кучмы и Виктора Януковича — неясно, есть ли у них достаточная мотивация, чтобы встретить возможное применение «народной» силы полицейской силой. Готовы ли они оказаться преступниками в глазах Западных стран, уже фактически вставших, как и предусмотрено сценарием, на сторону революционеров? Сильно в этом сомневаюсь.

Все, наверное, помнят фильм «Гардемарины, вперед», в котором отважные друзья скачут, дерутся, рискуют и интригуют и за свое счастье и во благо России. Интрига, вокруг которой закручивается весь сюжет, запускается неким графом де Брольи – корифеем французской тайной дипломатии XVIII века, подчинившим политику Франции одной-единственной идее – убрать русских из Европы. Де Брольи писал: "Что до России, то мы причислили ее к рангу европейских держав только затем, чтобы исключить потом из этого ранга и отказать ей даже в праве помышлять о европейских делах… Необходимо устранить все обстоятельства, которые могли бы ей дать возможность играть какую-либо роль в Европе…

Пусть она впадет в летаргический сон, из которого её будут пробуждать только внутренние смуты, задолго и тщательно подготовленные нами. Постоянно возбуждая эти смуты, мы помешаем правительству Московитов помышлять о внешней политике…".

Сходных взглядов придерживался и другой француз – Жан-Жак Руссо, проповедник идеи «естественного человека». Он считал, что Россия, которая сейчас стремится покорить Европу, сама будет покорена татарами. Руссо был последовательным русофобом в течение всей своей жизни, сочинял проекты конституции для Польши, ругал Петра, который «испортил» русских цивилизацией. И именно по руссоистским лекалам были скроены и догмы «русизма» о неотмирном мечтательном народе, который против собственной воли был вынужден войти в большую историю и играть в ней важную роль, в то время как его подлинное желание – предаваться духовным созерцаниям и ничего более.

Нетрудно заметить, что, смотрясь на себя в это кривое зеркало, мы и сами начинаем придерживаться о себе того же ложного мнения. А вместе с этим мнением прощать себе расхлябанность, душевную и нравственную размытость, безволие и мечтательность, считая это не своими пороками, а неотъемлемыми чертами национального характера и «русской загадки». Мнимая «загадка», противоположная подлинной русской тайне и русским секретам, стала инструментом колониального порабощения нашей души и нашей воли.

Ничего общего с русизмом подлинная русскость не имеет. Это не мечтательный сентиментализм, а напротив, практицизм и воля к деятельности. Это исключительная целеустремленность, подчиненная ясному знанию того, что именно мы хотим. Это не мистицизм, но мистика, то есть не поиски загадок и тайн, а умение прорваться к небесной реальности и жить уже в ней. Чтобы понять, насколько отличается подлинный русский дух от «загадочной русской души», достаточно вспомнить два великих исторических процесса, коими созидалась великая Россия, – освоение северо-восточных земель русским монашеством, заселение и обработка тысяч километров лесов в зоне «очень рискованного земледелия», там, где соловецкие монахи ухитрялись выращивать дыни, а главное, не забывали становиться при этом святыми. Другой исторический процесс – создание засечных черт на южных рубежах Московского государства в XVI–XVII веках, планомерное наступление на Степь, – подвиг куда больший, чем строительство трудолюбивыми китайцами Великой Стены. Стена была разовым деянием, засечная черта требовала постоянных усилий по своему поддержанию. Стена была чисто материальным препятствием, засечная черта была сложнейшим социальным и военным механизмом, действовавшим на отражение угрозы. Наконец, стена так и не дала Китаю защиты. В то время как засечная черта оградила Русь от набегов и стала первым шагом того пути, который всего в несколько десятилетий привел Россию из Донских степей на границы Китая.

Так что главная тайна русских состоит в том, что никакой «загадочной русской души» не существует. Хотя, пожалуй, для нашей пользы было бы хорошо, чтобы на Западе в нее верили. Для того чтобы успешно противостоять врагу, иногда полезно спрятаться в своеобразную «когнитивную тень», то есть не разрушать ошибочных представлений противника о себе. Если ты деятелен, пусть он думает, что ты ленив. Если ты милосерден, пусть он лучше пугает сам себя твоей жестокостью. Когда находишься в такой «тени», противник вынужден неправильно, перпендикулярно твоей собственной логике, понимать твои действия и принимать соответственно неверные решения. Скольких разочарований стоила, например, Гитлеру уверенность немцев в том, что русские все как один ждут не дождутся крушения коммунизма и уж точно не будут его защищать до последнего. А скольких обманула вера в то, что подлинный русский тип – это Платон Каратаев пополам с Обломовым. Показывать врагу свое искаженное изображение полезно. Но только в том случае, если сам в него не веришь и им не обольщаешься.

Сегодня быть русским значит не только принадлежать к народу, который в своем собственном государстве испытывает значительные трудности в обеспечении своих экономических интересов, политического контроля, суверенитета и целостности и даже в защите своей идентичности. Быть русским сегодня значит принадлежать к крупнейшей на планете разделенной нации. Не разорванной, как Китай и Тайвань, гражданским конфликтом, не существующей в виде двух исторически сложившихся и совершенно несходных наций, как немцы и австрийцы, а именно насильственно разделенной, перепаханной государственными границами, имеющими случайное происхождение.

А внутри этих границ быть русским значит испытывать постоянное мощнейшее давление со стороны сил, ведущих сильные атаки на нашу национальную идентичность. Поскольку только ее демонтаж, конструирование на месте русских нескольких отдельных наций или хотя бы псевдонаций будет надежной гарантией сохранения нынешних формальных границ на всем пространстве исторической России и тем самым гарантией прекращения существования самой России. Создать такие «нации» возможно, только если вынудить людей к стыду за принадлежность к России и русской культуре, сделать русскость «непрофильным активом» в личном и общественном самостоянии человека. И напротив, чтобы сохраниться и устоять, нужно умение хранить специфический «восторг от русскости».

«Мы русские – какой восторг!» – в этом афоризме Александра Суворова проще и понятнее всего выражено то переживание, которое и делает, собственно, русского русским. Патриотизм и любовь к родине – это не научная, не нравственная, не политическая категория, это категория прежде всего эмоционально-эстетическая. Без специфического для каждого народа эмоционального переживания своей национальности, без определенной эстетики Родины и сам народ не существует ни как биосоциальный организм – этнос, ни как историческая нация.

<...>

Сегодня наша национальная специфика стерта даже на уровне элементарных психофизиологических раздражений, причем это происходит именно в последние годы. Даже в советский период у русских, несмотря на приписанную нам ложную идентификацию, сводящую нас к великороссам, была определенная специфическая эстетика, хотя бы на контрасте с другими членами семьи «пятнадцати сестер». И чувство полноты Родины – СССР переживалось, по крайней мере в культурно-насыщенный период «застоя», и через противопоставление, и через единство русских с остальными. Сегодня вписанные в сетку общечеловечных «людей без свойств» русские практически лишены каких-либо национально-специфичных переживаний, просто не знают, где их найти. А без них никакого вкуса к Родине, тем более хорошего вкуса, иметь нельзя. Тем более без этого невозможно добиться восторга быть русским.

Фетишизация «нерушимости постсоветских границ» является формой закрепления их невыгодной для современной России геополитической конфигурации. И ничем иным. Тем более, что в части территориальных претензий к России, как мы уже убедились, этот принцип не действует. Он ограничивает лишь саму Россию, и никого больше.

ПЕРВЫЙ БЕЛОВЕЖСКИЙ ПРИНЦИП – это принцип, согласно которому СССР не являлся и не является Россией, а Россия не являлась и не является СССР. Этот принцип еще незадолго до 1991 года не казался очевидным, более того, для Запада было несомненно обратное – USSR=Russia и наоборот, два названия были взаимозаменяемы. Первое применялось для названия государства, второе – для наименования всей страны, от Мурманска до Кушки и Нахичевани и от Бреста до Фрунзе. Учебники истории СССР, как всем было понятно, были учебниками истории Российского государства, постепенно объединявшего вокруг себя определенное геополитическое пространство и создававшего из него реальную страну.

За годы перестройки понятия «Россия» и «СССР» были хитроумно разведены, причем даже весьма патриотически настроенные люди охотно в этом участвовали, противопоставляя Россию как РСФСР фрондирующим национальным республикам. Стало модно обсуждать тему «иждивенчества» национальных республик за счет «России». Назвать это результатом развития в России национализма по меньшей мере странно, поскольку доктрина национализма состоит как раз в том, что государственной территорией нации считаются все территории, где компактно проживают ее представители, и тем более – все территории, верховная власть над которыми принадлежит представителям этой нации. В отношении русских в СССР соблюдались оба эти условия, они компактно проживали в достаточном количестве во всех республиках Союза, и все республики находились под верховной властью русского по национальному составу правительства. Никаких оснований противопоставлять Россию и СССР, кроме антисоветизма, у тогдашних русских патриотов не было. И «Российская Федерация», «государственный суверенитет» которой был объявлен 12 июня 1990 года, должна была рассматриваться русскими патриотами как сепаратистское образование на территории России.

Де-юре и де-факто тот факт, что СССР – это Россия, был закреплен и беловежской системой, поскольку именно к РФ перешли место в ООН, ядерное оружие и долги, то есть все, что свидетельствовало о преемственности суверенитета. Но на уровне внешнеполитической идеологии отделение республик прочитывалось как развод равноправных субъектов, а не как сепаратистский откол. И эта фикция «развода» тщательно поддерживалась через структуры типа СНГ. Именно она максимально сковывала возможные внешнеполитические маневры России, в том числе и в вопросе территории, поскольку все, что находилось вне границ РФ, было признано «неРоссией».