Kitobni o'qish: «Когда мир кажется страшным местом. Как разговаривать с детьми о том, что нас пугает»

Эбигейл Гевирц

Shrift:

Dr. Abigail Gewirtz

When the World Feels Like a Scary Place:

Essential Conversations for Anxious Parents and Worried Kids

Published by arrangement with Workman Publishing Co., Inc., New York (USA) via Alexander Korzhenevski Agency (Russia)

Вступление

Батуты

В 2001 году дети в Америке только-только привыкали к началу учебного года, когда произошли террористические акты 11 сентября. В тот сентябрь я была молодой мамой троих детей и начинала работать детским психологом. В первые дни после трагедии воздух заполняла зловещая тишина, а страх со сквозняками проникал в наши дома и сообщества. Я, мой муж, наши друзья – мы все были прикованы к телевизору. Как клинический психолог, чьей специализацией был травматичный опыт, я тоже выступала на телевидении. Местные телеканалы и газеты обращались ко мне, чтобы я посоветовала растерянным родителям, как говорить с детьми о случившемся. Я выступала в школах, для учителей, которые пытались понять, почему их ученики, которые жили за тысячи километров от Нью-Йорка, Пенсильвании и Вашингтона, где произошли теракты, думают, что все случилось в их городах? Я объясняла: маленькие дети по-другому воспринимают такие понятия, как время и расстояние. Повтор одних и тех же кадров изо дня в день каждый раз казался им «новой новостью», и для них теракты ударили по всей стране, в том числе и рядом с ними.

То же самое происходило и в моем собственном доме. Наш семилетний сын только что пошел во второй класс. Через несколько дней после терактов он заявил, что видел, как люди прыгали с верхних этажей Всемирного торгового центра. Эти кадры показывали по телевизору, когда он был в гостях у одноклассника. Мы были в ужасе. Мы действительно старались не обсуждать новости, когда рядом были наши дети. Внутренне содрогнувшись, я спросила его, как он относится к тому, что увидел. Его ответ ошеломил нас:

– Ну, конечно, они выпрыгивают из окна. Я бы выпрыгнул из окна. Все должны были выпрыгнуть из окна!

Какое-то время мы молчали.

– Почему? – наконец спросила я.

– Понятное дело! – ответил он. – Из-за батутов!

В детском сознании нашего сына не было места ситуации, в которой кто-то мог прыгнуть навстречу смерти. Он пришел к выводу, что нью-йоркские пожарные поставили батуты, чтобы смягчить падение. Его ответ был одновременно душераздирающим и прекрасным. Он придумал способ справиться с ужасом, свидетелем которого стал, используя суперсилу осмысливать события как семилетний ребенок.

Одна из важнейших задач для нас как для родителей – помочь детям в создании своих батутов. Нам сложно вспомнить, как выглядит мир глазами ребенка: время, пространство, человеческая деятельность – все это может показаться юному уму искаженным, сжатым и загадочным. Дети обрабатывают события на своем уровне развития.

Это в наших обязанностях: дать им ментальные подушки – не выдумки и фантазии, а ключи к пониманию мира, – чтобы помочь им встретиться лицом к лицу с ужасным или немыслимым и справиться с той тревогой и неуверенностью, что эти события приносят в их сердца. Когда они сталкиваются с суровой реальностью, мы хотим дать им подходящие для возраста инструменты, которые утешат и обнадежат их.

Разговоры о важном

В этой книге мы будем использовать самый базовый инструмент, который есть в нашем распоряжении, – разговор. Именно разговоры помогут нашим детям создавать собственные «батуты»: островки спокойствия в пугающем мире. Умение слушать и говорить о важном – это ключ к воспитанию жизнерадостных, уверенных в себе и сострадательных детей, особенно в трудное время. Эта книга посвящена конкретному виду разговора, который поможет понять природу сильных и тяжелых эмоций, поможет справляться с ними – и нашим детям, и нам самим.

Жизнь, начисто лишенная эмоций, стала бы пресной, но управление своими чувствами – это постоянный вызов для многих из нас. Эмоции могут быть полезным сигналом, например, когда мы находимся рядом с опасностью. Но слишком часто то, что я называю «большими эмоциями» – внезапная, интенсивная и (обычно) тяжелая волна чувств, – могут заставить нас думать и действовать так, как не будет полезно ни нам, ни нашим детям.

Мы не можем не реагировать на плохие события. Вы видите негативный комментарий и чувствуете, как поднимается желчь; вы злитесь, возмущаетесь, а затем беспокоитесь: если подобное видите вы, то что же читают в своих телефонах ваши дети? Ваш детсадовец приходит домой в слезах и рассказывает вам, что узнал от ребенка постарше: скоро в мире будет слишком жарко для того, чтобы жить. Он напуган тем, что может случиться с его домом и семьей. А вы? Вам грустно, что это произошло с ним, и вы злитесь, что другие дети рассказывают о глобальном потеплении пятилеткам. Ваша дочь-подросток возвращается домой после своего первого рабочего дня, и вы так гордитесь ею; а затем она сообщает, что не могла сосредоточиться на работе, потому что обучение включало видео инструктажа на случай вооруженного ограбления. После того как старший менеджер сообщил ей, что в одном из их магазинов произошла стрельба, она провела остаток смены, гадая, может ли это повториться в ее дежурство. Каждый раз, когда вы слышите об очередном массовом убийстве, вы теряете надежду на то, что когда-нибудь в мире будет безопасно, и беспокоитесь о реакции ваших детей, которые, конечно, уже слышали эту новость.

Я написала эту книгу в основном потому, что за двадцать пять лет работы с семьями, страдающими от огромного стресса, я убедилась, как трудно, но важно для нашего благополучия не позволять эмоциям управлять нами. Необходима практика для того, чтобы научиться реагировать на события и отделять действительно угрожающие жизни и здоровью события от тех, которые не несут прямых угроз.

Работа начинается с того, что вы (и, возможно, ваш партнер) учитесь распознавать и обрабатывать свои эмоции. Когда мы слышим плохие новости, нам легко реагировать по типу «бей или беги». Некоторые из нас хотят убежать – позволить себе вернуться в постель, спрятаться под одеялом и (хотя бы перед детьми) притвориться: «этих проблем не существует» или «все не так уж и плохо». Другие выбирают биться (и хотят, чтобы их дети боролись вместе с ними). Такой способ реакции помогает нам чувствовать, что мы не бездействуем; вот только наши дети могут ощущать совсем другое! Наоборот, их может захлестнуть волна страха перед большими или даже экзистенциальными вопросами: насилие, изменения климата, цивилизованность, справедливость; вопросами, которые они пока не могут понять в силу возраста. Вот почему так важно во время разговора отложить в сторону наши планы и позволить детям самостоятельно разобраться в их чувствах, создать свою собственную историю. В конце концов, цель важного разговора не только в том, чтобы успокоить вашего ребенка, но и в том, чтобы помочь ему или ей понять: у человека есть выбор в том, как реагировать на собственные сложные чувства.

Наша способность исказить истину о мире ограниченна: глобальное потепление – это угроза существованию, объединения людей могут быть расистскими, люди – расистами, а в социальных сетях небывалых масштабов достигает буллинг. Но в наших силах определить, как мы отреагируем на эти проблемы и каким чувствам дадим место в наших сердцах. И если нам удается с этим справиться, наши дети не просто почувствуют себя лучше – они смогут направить свои чувства на позитивное действие, а не на страх.

Я надеюсь, что эти разговоры сделают больше, чем просто успокоят вашего ребенка «в моменте»; они позволят вам узнать больше о ваших детях и их интересах, ощущениях и переживаниях. Это будут одни из многих тысяч бесед, которые составляют детство и которые в итоге помогут вашим детям вырасти в компетентных, заинтересованных и заботливых взрослых.

Часть I
Возраст тревожности

Глава 1
Почему родители сейчас важны как никогда

В чем заключается главная обязанность родителя?

Большинство из нас, независимо от культуры и контекста, сказали бы: с любовью удерживать детей от беды. Мы не только хотим, чтобы наши дети были в безопасности, мы хотим, чтобы они чувствовали себя в безопасности, чтобы имели возможность исследовать окружающий их мир и наслаждаться им.

Но что, если внешний мир не кажется нам безопасным? Как мы можем подарить нашим детям чувство безопасности, когда мир кажется нам страшным местом? Или в тех случаях, когда мир и есть страшное место?

Мало кто сталкивается с этими проблемами острее, чем семьи с родителями, находящимися в постоянной опасности. Мое исследование посвящено тому, как стрессовые и травматические события меняют семьи, и, что еще важнее, мы ищем способы помочь родителям защитить свои семьи в трудные времена. В течение последнего десятилетия мы с моей командой работали с американскими семьями, чьи близкие отправлялись на войну или возвращались с нее. Старая военная пословица гласит, что, когда солдат на службе, служит вся семья. С начала 2000-х годов, когда начались войны в Ираке и Афганистане, семьи американских военнослужащих с небольшими перерывами подвергались стрессу военной жизни. За последние двадцать лет более двух миллионов американских детей испытывали тревогу из-за того, что их родители были отправлены в зону боевых действий и могли вернуться с физическими и психологическими травмами, а могли совсем не вернуться.

Эти семьи научили нас многому о жизни в условиях постоянного давления; зачастую переживаний родителям добавляло стремление помочь их детям справиться с тревогой и стрессом в этой ситуации. Одна из первых встреч моей исследовательской команды была с группой из тридцати родителей, чьи супруги отправились на войну. Мы попросили их представиться и задали вопрос о том, как предстоящее размещение войск может повлиять на жизнь дома. Одна мама сказала: «Думаю, что скажу от лица многих; я не понимаю, какими из своих переживаний могу поделиться со своими детьми? Не хочу их расстраивать. Я хочу показать им, что справляюсь: что наша семья все еще вместе, наша повседневная жизнь не изменилась, мы отмечаем праздники как всегда, хоть мой муж и находится в Ираке. Но иногда, когда я слышу об убитых или раненых солдатах, о нападении или несчастном случае, или мой муж говорит мне, что он на некоторое время не будет выходить на связь, потому что он на задании, я начинаю сходить с ума. Только я и дети, одни дома. Что я им скажу?»

К ней присоединились и другие родители. Одна мама сказала, что ее маленький сын рассказал друзьям на детской площадке, что его отец воюет в Афганистане.

– Круто! – ответил один из них. – Он будет убивать людей?

Другой спросил:

– Твоего отца убьют?

Когда в тот день ее ребенок вернулся домой и сообщил о случившемся, она потеряла дар речи.

«И как мне на это реагировать?» – спросила она. Некоторые родители говорили, что избегают разговоров со своими детьми из страха, что они скажут что-то не то и просто расстроят их. Другие хотели быть искренними (и что с того, что их дети видели их плачущими?). Третьи все еще пытались разобраться: «Какие беседы мы можем вести, чтобы не вызвать у детей еще большего беспокойства?» и «Как я могу разговаривать об этом со своими детьми, если то, что расстраивает их, расстраивает и меня тоже?»

Для многих из нас жизнь в ежедневных тревогах и напряжении несравнима с теми волнениями, с которыми сталкиваются семьи военнослужащих; однако мы можем провести параллели. Статистика показывает, что сейчас мир намного безопаснее для детей, чем тридцать или сорок лет назад, однако мы этого не чувствуем. Даже в самых безопасных местах и обстоятельствах море мрачных новостей догоняет и захлестывает наших детей своими волнами. Детская тревожность находится на рекордном уровне. За пять лет с 2010 по 2015 год депрессия и суицид среди подростков возросли. Сегодня, в эпоху новостей в секундной доступности, влияние каждого крупного события усиливается и направляется в наши дома через круглосуточные репортажи и новостные ленты в смартфонах.

Даже совсем маленькие дети могут случайно увидеть ужасающие картины. Дети постарше и подростки слышат о текущих событиях и реагируют на них так, как ни одно предыдущее поколение не могло себе представить, в то время как родителям становится все труднее отслеживать, что слышат и видят их дети.

Как детский психолог я надеялась, что мне будет проще воспитывать детей, что моя ученая степень даст «профессиональную скидку» на весь процесс. Мы с мужем работали полный рабочий день, и, так как рядом не было никаких родственников, мы использовали любой перерыв, который только мог подвернуться. Но, как вы правильно поняли, родительский магазин не предлагает никаких скидок. За девять лет у нас родилось четверо детей, и мы растили их в тумане постоянной перегрузки временем и событиями, не переставая беспокоиться о том, что мы отстаем. В моей памяти эти годы несколько туманны, но я помню таблицы еженедельных мероприятий, груды покупок и подгузников и утомительные посиделки с калькулятором, у которого мы спрашивали, превышают ли расходы на уход за детьми наши доходы. Но дети росли, и у нас появлялось больше пространства, чтобы наблюдать за ними, слушать их и получать удовольствие от пребывания рядом, вместо того чтобы постоянно беспокоиться (насколько далеко горячая плита? Почему дети затихли? Входная дверь вообще заперта?). В этот момент мы с мужем начали понимать, что наши дети – вот это да! – независимые, думающие люди! Мы восхищались их мыслями, тем, как они взаимодействуют друг с другом и с миром. Но именно тогда мы поняли, что мир просачивается в наш дом, принося с собой: идеи, чужое влияние, а еще страхи, о которых мы никогда не задумывались (и не знали, как с ними справиться).

Еще до рождения детей мы с мужем договорились, что у нас будет только один телевизор и он будет находиться в подвале. Таким образом, у нас никогда не возникнет соблазна включить новости во время приготовления ужина или усадить детей перед экраном, чтобы они замолчали. Мы приняли решение в пользу более шумного дома, с местом для постоянных разговоров и, смею сказать, споров! А дети требовали от нас – родителей – больше развлечений и игр. Но отсутствие телевизора и других устройств означало, что мы меньше слышим о делах незнакомцев и событиях, происходящих далеко от нашего дома, но больше разговариваем друг с другом. Как я сейчас вижу, нам повезло, что у нас не было смартфонов; наш старший получил свой только в 2010 году, когда ему исполнилось шестнадцать. Но каждый последующий ребенок получал его намного раньше: в четырнадцать, в тринадцать и в двенадцать лет. Но даже «аналоговый» мир ранних лет наших детей сильно отличался от того времени, в котором росли мы и наши родители. Мир, конечно, не был более безопасным или менее неопределенным во времена наших родителей и бабушек и дедушек (приветик, эпидемия полиомиелита, убийство Мартина Лютера Кинга, гонка вооружений и война во Вьетнаме!), но у родителей тогда было больше способов защитить своих детей от внешнего мира. Тогда домашний телефон стоял в коридоре, а новости приходили только раз или два в день, через входную дверь или по расписанию; они могли контролировать (или, по крайней мере, отслеживать), какую информацию получали в их домах и как ее усваивали их дети. Если новости были ужасными – предвестие войны, загрязнение окружающей среды или массовые беспорядки, – у родителей и детей было достаточно времени и пространства, чтобы оценить, происходит ли все это рядом с ними и представляет ли непосредственную опасность.

Те дни далеко позади. Проблемы, с которыми семьи постоянно сталкивались – конфликты, болезни, разводы, новые браки и отношения, сложности с финансами, – остались прежними. Но вдобавок к личным, знакомым факторам стресса внешние события теперь просачиваются в жизнь семей путями, прежде неведанными. Я выделила пять категорий «событий внешнего мира», которые вызывают у нас и наших детей беспокойство: «насилие и травля»; «климатические и экологические угрозы»; «опасности технологий»; «экономическое и социальное неравенство», а также «политическая и социальная поляризация». Одно перечисление этого списка может заставить человека беспокоиться! И мы уж точно беспокоимся. Исследование, проведенное в начале 2019 года Исследовательским центром Пью (Pew Research Center), показало, что 70 % подростков из всех демографических групп считают тревогу и депрессию «серьезной проблемой», поражающей их сверстников; в рейтинге они находятся выше травли, наркозависимости и преступных группировок.

Что вызывает у нас стресс?

Итак, какие же заботы лишают современных родителей покоя и заставляют их думать, что их родителям никогда не было так трудно? Давайте начнем с финансовой безопасности. Современная гиг-экономика, то есть частичная занятость (фриланс и контракты на конкретные проекты), предлагает меньше постоянных рабочих мест, подобных тем, которые могли быть у наших родителей и бабушек с дедушками – с полным рабочим днем, льготами и гарантией занятости; еще меньше рабочих мест она предлагает людям без высшего образования. Хотя уровень трудоустройства растет, реальная заработная плата – нет. Снижение гарантий занятости для родителей порождает беспокойство за финансовое будущее наших детей, а также за их настоящее. Когда так много поставлено на карту для них, нам кажется, что ни одно решение нельзя оставить на волю случая, когда дело касается ухода за детьми, выбора школы, больницы или района для жизни.

Между тем растущий разрыв в доходах усиливает эти эффекты и еще больше нас злит. Помните марши 2011 года и палаточные городки, известные как «Захвати Уолл-стрит»?¹ Эти протесты стали ответом на повышение «1 %» – взрыв роста высоких доходов у богатых (при этом их доходы в США выросли на 138 % между 1979 и 2013 годами), в то время как доходы 90 % американцев увеличились всего лишь на 15 % за эти двадцать четыре года. По наблюдениям исследователей, когда люди видят, что «богатые становятся богаче», и не видят в существующей системе четкого пути наверх для самих себя, они переходят к племенному строю (или «трайбализму») и чувствуют себя менее связанными с целым, что делает общество не просто более озлобленным, но и более больным. В книге «Сломанная лестница»² социальный психолог Кит Пейн рисует картину того, как резкий разрыв в доходах и снижение социальной мобильности разрушают наше чувство общности сильнее, чем сама бедность. Пейн отмечает, что по сравнению с теми, кто живет в более «плоском» в финансовом отношении обществе (то есть с большим количеством граждан среднего класса и меньшим количеством «сверхбогатых»), американцы с любым уровнем дохода более склонны к хроническим болезням, формированию наркозависимости и сокращению продолжительности жизни. Это происходит и в Северной Европе, и в других развитых странах (хотя и более медленными темпами).

По мере роста разрыва в доходах расширяются и политические разногласия, порождая во многих странах волнения и экстремизм. Расизм и насилие на его почве значительно возросли, а начиная с 2014 года количество преступлений на почве ненависти растет год за годом. Крупнейшая за последние десятилетия демонстрация сторонников превосходства белой расы (белые «супрематисты») – марш «Объединенных правых», прошедший в августе 2017 года в Шарлотсвилле, штат Вирджиния, – закончилась насилием. С тех пор белые «супрематисты» совершили более семидесяти трех убийств, включая массовое убийство в Walmart³ в городе Эль-Пасо, штат Техас, – крупнейшее и самое смертоносное за последние полвека. Широко освещенные в СМИ рейды Иммиграционной и таможенной полиции США (US Immigration and Customs Enforcement, ICE) по аресту и депортации нелегальных иммигрантов, по-видимому, направлены не только на то, чтобы напугать иммигрантов, но и на то, чтобы вызвать страх среди тех, кто родился за пределами страны или идентифицирует себя как латиноамериканец. Возросшее внимание к расовым предубеждениям помогает обнажать различия в обращении с белыми и цветными людьми в нашей системе уголовного правосудия и правоохранительных органах. Например, темнокожие мужчины более чем в два раза чаще, чем белые, подвергаются расстрелам и убийствам со стороны полиции, а также имеют несоразмерно бóльшую вероятность быть осужденными за преступления, которых они не совершали.

Всего десять лет назад мало кто мог себе представить, что политические лидеры будут ежедневно бросаться оскорблениями в адрес своих оппонентов, угрожать им и демонизировать их, а также использовать унизительные выражения. Снижение правдивости и точности в публичной речи делает каждый день веселым в колонке «Проверка фактов» газеты Washington Post; в этой колонке обнажают ложь высокопоставленных фигур, награждая их несколькими «Пиноккио» за самую вопиющую ложь. Как научить наших детей быть корректными в таком «некорректном» мире? Искать обоснованность, достоверность и умеренность и решать проблемы с помощью компромиссов, когда они практически не видят всего этого в общественной жизни?

Если нам кажется, что мы «пожинаем бурю» в нашей экономической и гражданской сферах, то изменения в климате бьют по нам буквально. Независимо от того, где вы живете, вы, вероятнее всего, недавно пережили, по крайней мере, одно крупное событие, связанное с изменениями в погоде, поскольку такие инциденты расширяются как по масштабу, так и по серьезности. Семьи во многих частях США и во всем остальном мире оказываются более уязвимыми к чрезвычайным ситуациям; они вынуждены прислушиваться к предупреждениям о торнадо, эвакуироваться в случае пожара или наводнения или спасаться от ураганов и землетрясений. Те семьи, которые сами не сталкивались с катастрофами, могут знать тех, кто пострадал от них.

Тревогу вызывают не только сами новости, но то, как мы их получаем. Выход в интернет дает нам преимущества, от которых трудно отказаться: мы можем нажатием пальца получить доступ к любой информации, выйти в мир, не покидая стен дома. Но недостаток этой богатой информацией среды в том, что она еще сильнее приближает к нам социальные потрясения и пугающие события. Такова человеческая природа: увиденное на экранах в нашем сознании практически не отделяется от событий наших собственных жизней. В голову проникает страх, особенно когда речь идет о наших детях. Поэтому, когда мы слышим об очередном массовом убийстве в школе, магазине или церкви, нам сразу же хочется заключить в объятия наших детей. Благодаря чудесам интернета, онлайн-видео по запросу и круглосуточным новостным репортажам даже событие за тысячи миль от нас может следовать за нами час за часом на каждом устройстве или канале, куда бы мы ни взглянули.

Хотя мобильные телефоны, интернет и социальные сети объединяют нас больше, чем когда-либо, они также разъединяют нас. Время, проведенное за телефоном, – это время, когда мы не взаимодействуем ни с другими людьми, ни с окружающим миром. Возможно, из-за того, что мы передаем гораздо больше информации в цифровом виде и меньше – лично, наше общение становится грубее. Когда мы в сети, мы подвергаемся бесконечному потоку сообщений, наполненных ненавистью настолько, что в прошлых поколениях они, возможно, никогда бы не появились на свет (разве что обернутые вокруг брошенного в окно кирпича!). Веб-сайты и социальные сети скрывают в себе такой вид издевательств и нападок, который, если и существовал прежде, до эпохи смартфонов находился под бдительным взглядом и контролем общественности. И на этих безличных и безграничных пространствах сложнее отследить и предотвратить издевательства над детьми и подростками, которые так уязвимы! Даже родители, которые внимательно следят за активностью своих детей за пределами интернета, редко могут оградить их от негативных онлайн-взаимодействий.

Некоторые люди преуспевают в условиях неопределенности, но большинство из нас – люди привычки, для которых перемены и разрушения – это стресс, особенно когда мы не можем повлиять на события. Это одинаково верно для взрослых и для детей. Как же тогда помочь нашим детям чувствовать себя в безопасности в мире, который кажется пугающим? Как мы можем вырастить их уверенными и независимыми, когда для них – или для нас самих – опасности и угрозы будто всегда за следующим поворотом?

Обучение эмоциям

Зачастую именно от нас, родителей, зависит то, как и в какой степени проявляется тревога ребенка, однако у них нет по умолчанию инструкций и инструментов, которые помогли бы выполнить. Общество ожидает, что мы научим детей хорошо себя вести, но когда мы научимся тому, как социализировать их эмоции? Если наши дети шалят и вертятся за партой в классе, мы быстро узнаем это от учителей. Но с меньшей вероятностью мы услышим выражение беспокойства о тех детях, которых выбивают из колеи их сильные эмоции; о тех, что краснеют и заикаются у доски, избегают товарищей по играм или лихорадочно грызут ногти.

«Социализация эмоций» описывает то, как дети познают чувства. Нэнси Айзенберг, американский психолог и преподавательница Университета штата Аризона, исследует то, как дети различают свои эмоции и учатся тому, когда и как их выражать. Она обнаружила три ключевых фактора, которые влияют на это.

Во-первых, дети видят, как их родители справляются с эмоциями. Замечали, как порой, в гневе ругаясь на что-то, вы говорите такие слова, которые затем слышите от своих маленьких детей? Обучение через наблюдение выходит далеко за рамки слов: дети – проницательные наблюдатели, тщательно впитывающие, какие эмоции одобряются или не одобряются дома и как взрослые реагируют на тяжелые или радостные новости. Они также видят, когда их родители избегают эмоций, потому стыдятся того, что испытывают, или сбиты с толку из-за своих чувств или по другим причинам.

Во-вторых, дети познают эмоции, когда сами выражают свои тяжелые чувства, недовольство или гнев, и наблюдают за реакцией родителей. Дети жаждут реакции от своих близких и принимают их реакцию близко к сердцу. Поэтому ребенок, чей родитель рычит: «Прекрати плакать! Большие мальчики не плачут!», быстро поймет, что приемлема только твердость духа, а эмоции надо «запирать» глубоко внутри. Когда родители говорят своим волнующимся детям: «Перестань, здесь не о чем беспокоиться», или «Ничего страшного», малыши могут прийти к выводу, что их беспокойство и неудобство не имеют значения. Конечно, родители имеют в виду совсем не это – они только хотят подбодрить своего ребенка. Но чаще эти слова не достигают цели, заложенной в них родителями.

Третий способ, с помощью которого дети познают эмоции, – это разговор. Это, возможно, самый богатый и самый редкий путь к изучению эмоций. Обычно мы не разговариваем с детьми об эмоциях, но разговор может помочь им выработать эффективные реакции на свои собственные и на чужие чувства.

То, как дети получают информацию по этим трем каналам – наблюдение за эмоциями родителей, реакция родителей на эмоции детей и разговоры об эмоциях, – зависит от того, насколько хорошо сами родители разбираются в мире чувств. Если никто не учит нас, взрослых, социализировать эмоции, то наши дети могут усвоить совсем не то, чему мы хотели их научить.

С помощью этой книги вы приобретете фундаментальные эмоциональные навыки, которым сможете обучить своих детей и благодаря которым сами научитесь ориентироваться в бурных водах тревожных событий. Вместе эти навыки называются «эмоциональный коучинг». Этот термин придумал доктор Джон Готтман, автор многих книг по семейной психологии. Эмоциональный коучинг дает родителям возможность помогать детям познавать свои эмоции и правильно реагировать на них, а также формировать эмоциональное здоровье своих детей, прибегая к разговорам об эмоциях и правильному называнию чувств.

Эмоциональный тренинг состоит из пяти ключевых шагов, или навыков. Родителям нужно:

1. Научиться эффективно справляться со своими эмоциями.

2. Помогать детям распознавать и называть собственные эмоции.

3. Прислушиваться к эмоциям своих детей и признавать их право на эти эмоции.

4. Помогать своим детям находить решения, когда те сталкиваются с эмоциональными трудностями.

5. Устанавливать с ними максимальные пределы для переживания эмоций, когда это необходимо.

В совокупности эти навыки помогут вам тренировать ваших детей в ходе важных разговоров и помогут им самим устоять и не разваливаться на части в мире, который кажется таким тревожным.

Разговор – наша лучшая защита

Итак, теперь мы подходим к сути вещей: разговор может стать лучшим противоядием от давления мира, полного забот, которые тревожат душевный покой. Но по мере того, как число забот и необходимость говорить о них растут, наше время для семейных бесед сокращается. Сейчас родители сталкиваются с бóльшим дефицитом времени, чем когда-либо: работающие матери тратят на своих детей и работу столько времени, что на сон остается катастрофически мало. С 1970-х количество времени, которое матери и отцы проводят со своими детьми, увеличилось (в этом нет ничего плохого!), но то время, которое уделялось собственно разговорам с детьми, не изменилось. На самом деле оно чудовищно мало. Исследования о тайм-менеджменте в США в 2014–2018 годах, ежегодные отчеты Бюро статистики труда США о том, как мы тратим наше время, показали: из примерно полутора часов, которые мы ежедневно посвящали базовому уходу за детьми до восемнадцати лет, мы тратили всего три минуты на разговоры с ними. Три минуты на разговоры с членами семьи. Это не опечатка, но средний показатель по всем семьям. Что еще сильнее поражает воображение, так это то, что только 9 % родителей сообщили, что разговор с детьми – их основной вид деятельности! Но эти 9 % проводят относительно большое количество времени за беседами – тридцать семь минут в день. Может быть, эти цифры не так уж удивительны, если учесть все остальное, что происходит в нашей жизни. С телефонами и компьютерами, домашней рутиной, работой, досугом – всем, что конкурируют за наше внимание, навык многозадачности по сравнению с прошлыми эпохами у нас самый прокачанный!

Но не все потеряно! Изменения, происходящие в современном мире, могут быть корнем проблемы, но вместе с тем они дают надежду: у нас никогда не было более быстрого доступа, чем сейчас, к данным, анализу и, самое главное, проверенным практическим подходам (то есть «инструментам»), которые помогут нашим детям ориентироваться в мире.

1.Мирный захват улицы Уолл-стрит в финансовом центре Нью-Йорка в знак протеста против преступлений финансовой элиты; протесты длились несколько месяцев. (Прим. пер.)

2.The Broken Ladder: How Inequality Affects the Way We Think, Live, and Die – Keith Payne, 2017. (Прим. ред.)

3.Американская сеть супермаркетов по типу «Ленты». (Прим. ред.)