«Дочь времени» kitobidan iqtiboslar, sahifa 3
Она, конечно же, растратит всю сумму на мелочи, на что-нибудь совершенно ненужное, так что даже сама не будет знать, на что ушли деньги, но, может быть, горсточка маленьких радостей, подобно блесткам, украшающим будничную жизнь, стоит большего, чем умозрительное удовлетворение от владения замечательными вещами, запрятанными на дальнюю полку.
Невил был на высоте: вежлив, внимателен, называл Кевина «сэр» достаточно часто, чтобы показать к нему свое уважение, но не слишком часто, чтобы не дать Кевину почувствовать себя пожилым. Тонкое, чисто английское умение польстить!
— Но ведь они заинтересованы в справедливости! Ведь Шарп…— Нет, они (полиция) заинтересованы в законности. В справедливости заинтересован суд.
В самом деле, это же Англия, а английские деревни славятся тем, что в чужие дела не лезут.
— Странно, с какой готовностью они все прославляют его храбрость. Пишут, как принято, и никаких тебе вопросов. И все-таки пишут, все пишут.
— Так сказать, «дань врагу», — напомнил ему Каррадин. — Это началось с баллады, сочиненной во вражеском стане.
— Да-да. Кем-то из Стэнли. «Тогда молвил рыцарь Ричарду-королю». Сейчас я ее найду. — Грант перелистнул страницу, другую. — Вот. «Добрый сэр Уильям Хэррингтон». Тот самый рыцарь.
«На ногах не стоит тот, кто ими побит,
Кулаки этих Стэнли что сталь.
(Чертовы ублюдки!)
Ты вернешься, как путь сюда будет открыт,
я пока рисковать бы не стал.
Пусть твой будет скакун у тебя под рукой,
здесь воздаст тебе каждый почет,
И вручит твой народ тебе скипетр златой
и опять королем наречет!»
«Нет, подайте сейчас мне топор боевой
и корону британскую мне.
Я вам богом клянусь и своей головой,
что я властвовать буду в стране.
Не пристало бежать от врагов королю,
попрошайничать в доме чужом».
Он не струсил, не предал себя в том бою
и покинул сей мир Королем.
Грант принялся собирать фотографии, разбросанные по всей постели, как вдруг обнаружил одну, ускользавшую от его внимания.Она была сделана с портрета мужчины лет тридцати пяти – тридцати шести, с худым бритым лицом, в бархатном берете и камзоле с прорезями по моде конца пятнадцатого века. Богато украшенный жемчугом воротник и кольцо, которое он как раз надевал на мизинец правой руки, дополняли картину. Но взгляд мужчины был устремлен не на кольцо, а в пространство.Из всех портретов этот показался Гранту самым значительным. Художник словно хотел и не мог перенести на холст нечто неподвластное его таланту. Ему не удалось выражение глаз, притягивавшее к себе и непонятное. Не удался подвижный тонкогубый рот. Зато он мог бы гордиться высокими скулами, провалами щек, выступающим подбородком....Грант не переворачивал фотографию, увлекшись необычным лицом. Кому оно принадлежало? Судье? Солдату? Королю? Этот человек привык к грузу ответственности, и если был облечен властью, то относился к ней серьезно. Он был в высшей степени честен. Склонен к сомнениям. Стремился к совершенству. С легкостью принимал решения и увязал в мелких делах. Вероятно, он часто болел в детстве, поскольку смотрит на мир не так открыто, как люди, которые росли здоровыми. Хотя у него и не взгляд калеки, он явно нездоров (язва желудка?). Художник тоже это понял и сумел передать. Припухшие веки, как у заспавшегося ребенка, нездоровая кожа, взгляд старика на молодом лице.Грант перевернул фотографию.На обратной стороне он прочитал: «Ричард III. Портрет кисти неизвестного художника. Национальная портретная галерея».
Беда твоя, дружок, в том, что ты воображаешь посланца Господа в виде ангела с крыльями. А ведь это может быть просто скучный человек небольшого роста и в котелке…
Да ну ее, эту Марион Шарп. Не имеет она права делать глупые обобщения и при этом попадать в точку!
– Тогда во имя пива «У борова» вы прощаете нам нашу канализацию? – Прощать – это слишком. Я просто ее не замечаю.
Сорок миллионов школьных учебников не могут ошибаться.
