Kitobni o'qish: «На волне шока»

Shrift:

John Brunner

THE SHOCKWAVE RIDER

Выражения признательности

Такие люди, как я, озабоченные изображением средствами литературы примет неведомой страны под названием «будущее», в которую всех нас, хотим мы того или нет, однажды депортируют, не высасывают свои истории из пальца. Мы – и я в особенности – часто бываем в долгу перед теми, кто анализирует безграничные возможности завтрашнего дня с какой-нибудь практической целью, например, со слабой, но достойной восхищения надеждой на то, что наши дети получат от нас в наследство мир, куда более подвластный воображению и предвидению, чем наш собственный.

Сценарий (как сейчас модно говорить) романа «На волне шока» во многом продолжает линию побуждающего к серьезным размышлениям исследования Элвина Тоффлера «Шок будущего», и потому я перед ним в большом долгу.

Д.К.Х.Б.

Книга 1. (М)ученическое пособие

Сентенция дня

Отхватите у них палец, и они дадут вам по рукам.

Режим извлечения данных

Мужчина в стальном кресле был так же гол, как белые стены вокруг него. Волосы повсюду тщательно сбриты, не тронули одни ресницы. Крохотные кусочки пластыря удерживали десятки датчиков на макушке, висках, у краешков рта, на горле, на каждом нервном узле до самых щиколоток.

Тонкие, как нити паутины, проводки тянулись от датчиков к единственному предмету, если не считать одного стального и двух мягких кресел, составлявших обстановку помещения. Этим предметом была консоль анализа данных два метра в ширину и полтора метра в высоту. На наклонном пульте управления, за которым было удобно работать из придвинутого мягкого кресла, расположилась куча дисплеев и сигнальных ламп.

К регулируемым штангам, торчащим из задней стенки консоли, были прикреплены микрофоны и тривизионная камера.

Кроме бритого наголо мужчины в комнате находились еще три человека: молодая женщина в обтягивающем белом комбинезоне, следившая за работой датчиков, худощавый чернокожий мужчина в модном бордовом камзоле, на груди – бирка с фотографией и именем Пол Т. Фримен¹, и кряжистый белый мужчина лет пятидесяти, одетый в синий костюм. Такая же бирка сообщала, что его зовут Ральф К. Хартц.

После продолжительного созерцания человека в кресле Хартц сказал:

– Значит, это и есть тот ловчила, что проник дальше всех, быстрее всех и на больший срок, чем кто-либо до него?

– Профессиональный путь Хафлингера действительно впечатляет, – кивнул Фримен. – Вы читали его досье?

– Естественно. Поэтому и приехал. Мной, возможно, движут несовременные мотивы, однако я хотел своими глазами увидеть человека, создавшего поразительное количество разных личностей. Проще спросить, за кого он себя не выдавал. Был дизайнером утопических коммун, консультантом по образу жизни, азартным игроком в «Дельфи», советником по компьютерному саботажу, системным рационализатором и бог знает кем еще.

– Священником, кстати, тоже, – напомнил Фримен. – Сегодня мы подробнее займемся этой ролью. Меня удивляет, однако, не количество разных профессий, а непохожесть различных версий собственного «я».

– Того, что он будет пытаться замести следы самым неожиданным образом, следовало ожидать.

– Вы меня не так поняли. То, что он долго скрывался от нас, подразумевает умение избегать реакций, вызывающих эмоциональный перегруз, или контролировать их с помощью какого-нибудь обычного коммерческого нейролептика, каким вы или я смягчаем шок от переезда в новое жилище, причем относительно малыми дозами.

– Гм… – Хартц задумался. – Вы правы. Это просто удивительно. Вы готовы начать сеанс? Я не могу долго оставаться в Пареломе.

Девушка, затянутая в белый пластик, не поднимая головы, сказала:

– Да, сэр, он готов.

Ассистентка направилась к двери. Следуя приглашающему жесту Фримена, Хартц опустился в кресло и с сомнением произнес:

– Разве ему не требуется сделать какой-нибудь укол? Он выглядит снулым.

Устроившись поудобнее в кресле, Фримен ответил:

– Медикаменты тут ни при чем. Эффект производят токи, подводимые к двигательным центрам. Мы в этом специалисты, как вы знаете. Достаточно повернуть вон тот выключатель, и субъект придет в сознание, но свободы передвижения, естественно, не получит. Импульса хватит лишь для обстоятельного ответа на вопросы. Кстати, прежде чем его будить, я объясню, что мы будем делать. Вчера я сделал перерыв, нащупав невероятно сильно заряженный образ, поэтому сейчас хочу выполнить регрессию к нужной дате и введу те же данные – посмотрим, что получится.

– Какой образ?

– Девочки лет десяти, сломя голову бегущей в кромешной темноте.

В целях идентификации

На данный момент меня зовут Артур Эдвард Лазарь, я профессиональный служитель культа сорока шести лет, давший обет безбрачия, основатель и владелец Церкви бесконечного прозрения в перепрофилированном (с чего же еще начинать новой церкви, как не с успешного перепрофилирования чужих верований?) открытом кинотеатре для автомобилистов близ Толедо, штат Огайо. Кинотеатр простоял несколько лет бесхозным – не потому, что люди перестали смотреть кино: фильмы еще выпускают, и желающих посмотреть широкоформатное порно вроде того, из-за которого пиратские трехмерные спутники быстренько обнучивают на орбите, хватает, – но потому, что бывший кинотеатр оказался на ничейной полосе, на которую точили зубы протестантское племя «Царства Билла» и католики-граалисты. Однако и те, и другие обычно не трогали церкви, а территория ближайшего мусульманского племени – «младенцев джихада» – находилась в десяти милях на западе.

Последние шесть лет я пользуюсь кодом с маркером 4GH.

Памятка для своих «я»: надо выяснить, не произошли ли какие-нибудь изменения в статусе 4GH и, главное, не ввели ли чего получше. Такая задачка заслуживает серьезных усилий.

Магер-шелал-хаш-баз²

Девочка бежала, ослепленная горем, под небесами, усеянными тысячами ложных звезд, что двигались быстрее минутной стрелки. Ночной июньский воздух царапал горло пылью, каждая мышца ног, живота и даже рук болела, но она продолжала бег с максимальной быстротой, на какую была способна. Стояла такая духота, что выбегавшие из глаз слезы тут же высыхали.

Иногда попадались участки относительно ровной дороги – много лет не знавшей ремонта, но еще сносной; иногда приходилось бежать по местности, где, вероятно, раньше стояли заводы, теперь перенесенные владельцами на орбиту, или дома, разоренные племенами во время какого-нибудь давно позабытого бунта.

Впереди сквозь темноту проступали огни и освещенные рекламные щиты на обочине автострады. Три щита рекламировали церковь, предлагая бесплатные дельфийские консультации для зарегистрированной паствы.

Дико озираясь вокруг, часто моргая, чтобы лучше видеть, девочка заметила уродливый разноцветный купол, похожий на абажур, сделанный из рыбы фугу, надутой до размеров кита.

Следя за ней с надежного расстояния по сигналам электронной метки, спрятанной в бумажном платьице, единственной одежде девочки помимо сандалий, человек в электрокаре подавил зевок и мысленно пожелал, чтобы его задание в этот воскресный вечер не отняло слишком много времени и не оказалось слишком скучным.

Невеликий п(р)орок во чреве кита

Его преподобие Лазарь не только заведовал церковью, но и жил в ней – в трейлере, стоящем за алтарем косморамы двадцатиметровой высоты, который когда-то служил проекционным экраном кинотеатра. Где еще профессиональному проповеднику найти уединение и столько свободного пространства?

Лазарь сидел в одиночестве за столом крохотного кабинета в носовой части трейлера и подсчитывал дневную выручку под гул компрессора, поддерживавшего в надутом состоянии разноцветный пластиковый купол триста метров в диаметре и двести метров в высоту.

Святой отец хмурился. Сделка с группой куликов, поставлявших музыку для богослужений, была заключена на процентной основе, однако от него требовалось гарантировать присутствие не меньше тысячи прихожан, а посещаемость по мере затухания новизны церкви падала. Сегодня явились всего семьсот человек. Когда люди после службы возвращались на автостраду, даже пробки не возникло.

Еще больше Лазаря тревожило то, что впервые за девять месяцев после открытия церкви дневной сбор состоял больше из расписок, чем из наличных денег. Наличных денег в обращении оставалось мало – по крайней мере, на этом континенте. Исключение составляли зоны платных лишенцев, где людям платили федеральные пособия за отказ от пользования наиболее дорогими игрушками двадцать первого века. Однако активирование соединения с федеральным кредитным вычислительным центром в воскресенье, день дежурного отключения системы, грозило серьезным штрафом, превышавшим финансовые возможности большинства церквей. Его церковь не была исключением. Поэтому паства обычно не забывала приносить с собой монеты или банкноты либо книжечку расписок-ваучеров, выданную в день регистрации.

Проблема с расписками состояла – как он знал из прежнего опыта – в том, что после предъявления их на следующий день в банке не меньше половины вернут назад со штампом «НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНО». Чем выше сумма залога, тем чаще это случалось. Некоторые из расписок принесли люди, настолько глубоко увязшие в беспросветных долгах, что компьютеры запретили им тратить средства на что-либо еще кроме самого необходимого. Любой новый культ неизбежно привлекал толпы пострадавших от шока наступившего будущего. Другие расписки еще до утра отзывались из-за семейных неурядиц: «Сколько-сколько ты обязался внести? О господи! За что мне такое наказание?! Немедленно отмени!»

И все-таки кое-кто из прихожан по недалекости проявлял щедрость. На столе лежала стопка из пятидесяти медных долларов, за которые любая фирма электроники даст три сотни – добываемые на астероидах руды содержали в основном металлы низкой проводимости. Деньги запрещалось сдавать в металлолом, но все это делали и потом говорили, что нашли старый сотейник на чердаке бэушного дома или откопали во дворе остатки старого кабеля.

На досках объявлений «Дельфи» высокой популярностью пользовалось предсказание, что доллары очередной эмиссии будут сделаны из пластика сроком годности один-два года. Ну и plus ça только карманная мелочь, plus c’est биоразлагаемая…

Лазарь ссыпал доллары в плавильную печь, не пересчитывая – платили по весу слитка, и занялся еще одним делом, которое требовалось закончить до наступления утра, – анализом формуляров «Дельфи», заполненных паствой. Их было намного меньше, чем в апреле. В то время он рассчитывал получать тысячу четыреста или полторы тысячи штук в сутки. Сегодняшний надой не составлял и половины. Но даже семьсот с лишним мнений давали куда более широкий разброс, не шедший ни в какое сравнение с индивидуальным анкетированием, особенно в периоды, когда население переживало жестокую депрессию или какой-нибудь еще кризис образа жизни.

Вся без исключения паства Лазаря не вылезала из бесконечного кризиса образа жизни.

Опросник представлял собой набор смелых утверждений, каждое из них кратко формулировало какую-нибудь личную проблему, после чего следовали пропуски, куда уплатившие взносы члены церкви могли вписать предлагаемое решение. Сегодняшний формуляр состоял из девяти пунктов – жалкого отголоска славных весенних дней, когда вопросы переползали аж на вторую страницу. Видимо, кто-то распустил слух: «В последний раз нам предложили дельфировать всего девять пунктов. А значит, в следующее воскресенье…»

Что является антонимом выражения «снежный ком»? Тающий ком?

Лазарь решил выполнить привычную процедуру, невзирая на крах прежних радужных надежд. Он был обязан это сделать ради себя самого, постоянных прихожан и всех тех, чей душераздирающий крик души он сегодня подслушал.

На пункт А можно не обращать внимания. Лазарь вставил его как сладкую замануху. Ничто не сравнится со скандалом, способным попасть в медиа и завладеть вниманием публики. Приманка была подброшена в слабой надежде на то, что однажды люди заметят сообщение в выпуске новостей и смогут сказать: «Эй, это та самая история, когда одного штыря застрелили за приставания к собственной дочери. Помнишь, как мы прорабатывали ее на компе в церкви?»

Какое-никакое напоминание о прошлом, связывающее его с настоящим.

Лазарь с кривой улыбкой повторил про себя вопрос собственного сочинения: Я девочка, мне четырнадцать лет. Мой отец все время пьян и хочет мне присунуть, но тратит на выпивку столько кредита, что мне не хватило на штраф, когда я пошла погулять, и у меня конфисковали мой…

Ответы были тоскливо предсказуемы. Девочке следует обратиться в суд, чтобы ее признали совершеннолетней, она должна все рассказать матери или донести на отца анонимно, чтобы его кредит заблокировали, пусть сбежит из дома и живет в общаге для малолеток, и так далее и тому подобное.

– Господи! – воскликнул Лазарь в пространство. – Будь мне позволено самому программировать компьютер исповедальной кабины, люди получали бы куда лучшие советы!

Новый проект шел совершенно не так, как он ожидал.

Следующий пункт подразумевал настоящую трагедию.

Как можно помочь еще молодой женщине лет тридцати с лишним, инженеру-электронщику с дипломом, работавшей на орбите по шестимесячному контракту, слишком поздно обнаружившей у себя остеокалколиз – потерю кальция и других минералов в костях в условиях полной невесомости, и вынужденной оставить работу, а теперь рискующей получить перелом, стоило ей хотя бы споткнуться? Права на подачу апелляции она не имела, гильдия присвоила ей статус нарушителя контракта. Женщина не могла предъявить иск с требованием выплаты компенсации, потому как без работы не имела средств на адвоката, а на работу без разрешения гильдии ее не принимали. Она… Короче, замкнутый круг.

В нашем дивном новом мире много дивных новых пакостей.

Со вздохом святой отец аккуратно сложил формуляры в стопку и сунул их под линзу сканера настольного компьютера для обработки и вынесения вердикта. Такое маленькое количество формуляров не оправдывало аренду времени в госсети. К урчанию компрессора добавилось шурх-шурх пластмассовых захватов устройства для сортировки бумаг.

Приобретенный в секонд-хенде компьютер сильно устарел, однако еще работал. Если не испустит дух ночью, робкие подростки, озабоченные родители и вполне здоровые, но неизвестно почему несчастные студенты и отчаявшиеся стареющие дамочки явятся за своей порцией духовного утешения, чтобы уйти, сжимая в кулачке бумажную соломинку – сертификат, пахнущий доброй старой абсолютной властью, с заголовком, отпечатанным фальшивым золотым тиснением, гласящим, что вы держите в руках подлинную законную рекомендацию «Дельфи», основанную на мнении не менее чем ______* консультантов (__* вписать номер, документ недействителен, если общая сумма составила менее 99__) и выданную под присягой/согласно показаниям, данным в присутствии совершеннолетнего свидетеля/под нотариальную заверку печатью** (__** вычеркнуть ненужное) _____ (числа) _____ (месяца) 20__ (года).

Дрянная мелкая подделка напоминала о крахе надежд Лазаря на превращение церковного прихода в отдельный ручной пул для сертифицированных опросов и на завоевание точки опоры, с которой можно было сдвинуть Землю. Теперь-то он понимал, что выбрал неверный подход, но воспоминания о переезде в Огайо все равно отзывались в душе щемящей болью.

По крайней мере, его потуги хотя бы спасли несколько человек от наркотиков, суицида и убийств. Даже если от сертификата «Дельфи» не было другого проку, бумажка напоминала подсознанию: все-таки я чего-то стою, ведь тут прямо указано, что о моих проблемах размышляли сотни других людей!

К тому же безадресные советы коллективного разума помогли Лазарю сделать несколько успешных ставок на общественных досках объявлений.

Дневная норма была выполнена. Однако, перейдя в жилой отсек трейлера, святой отец не почувствовал сонливости. Лазарь прикинул, не вызвать ли кого-нибудь на фехтовальный поединок, но тут же вспомнил, что его регулярные партнеры по игре недавно переехали в другое место, а звонить в государственный комитет фехтовальщиков Огайо и просить выделить новых после одиннадцати часов вечера не имело смысла.

Поэтому скатанный в трубку экран для фехтования, световое перо и счетчик очков остались в тубусе. Хватит и обычного тривизора.

В приливе неожиданной щедрости один из первых регулярных членов его церкви сделал чудовищно дорогой подарок – монитор, который можно было программировать на личные вкусы, сам выбирающий подходящий канал. Лазарь сел в глубокое кресло и включил аппарат. Экран немедленно осветился, предлагая дать совет оппозиционной партии на Ямайке, как справиться с массовым голодом на острове и вышибить правительство на следующих выборах. Вес общественного мнения склонялся к идее покупки грузового дирижабля и доставки с его помощью посылок с синтетической едой в наиболее пострадавшие районы. Очевидно, никому не приходило в голову, что стоимость подходящего воздушного судна составляла семизначную сумму, в то время как Ямайка по обыкновению была банкротом.

Хватит! Я не вынесу столько глупости за один день!

Увы, после отклонения предложенной программы экран неожиданно потух. Неужели на всех каналах тривидения с их разнообразием автоматика не обнаружила ничего, что могло бы заинтересовать его преподобие Лазаря? Святой отец переключился на ручное управление.

Сначала ему попалась группа куликов – с синей косметикой на лицах и перьями в прическах. Они не играли на музыкальных инструментах, а пассами перемещали невидимые колонны слабых микроволн, вызывая колебания, которые компьютер превращал в звуки. При удачном раскладе – звуки музыки. Кулики действовали зажато, неуклюже и безо всякой координации. Помогавшая церкви группа любителей, состоявшая из недавних выпускников школ, умела хотя бы не выпадать из регистра и совместно брать нужные тонические аккорды.

Сменив канал, Лазарь обнаружил бюллетень скандалов, распускавший непроверенные, клеветнические, но в силу компьютерного редактирования неподсудные слухи, призванные убедить людей в том, что мир, как они и подозревали, есть гнездилище порока. В программе говорилось о мэре Эль-Пасо в Техасе, причастного к аресту махинатора, организовавшего незаконный пул «Дельфи» и делавшего ставки на количество смертей, переломов и выбитых глаз в хоккейных и футбольных играх. Незаконной являлась не организация тотализатора как такового, а то, что жулик выплачивал выигрыши на общую сумму меньше установленных законом пятидесяти процентов сборов. Фамилия мэра действительно упоминалась несколько раз.

В Великобритании Комиссия расового оздоровления предложила почетное членство принцессе Ширли и принцу Джиму ввиду того, что они, как известно, имели твердое мнение по вопросам иммиграции чужаков на их несчастный остров. Хотя, если учесть, с какой быстротой бедность сокращала население острова везде кроме районов, граничащих с европейским континентом, нетрудно было предсказать, что австралийцы и новозеландцы вряд ли туда поедут.

И еще: правда ли, что дистанционная ракетная атака на туристические отели Сейшелов была проплачена конкурирующей сетью гостиниц, а не ирредентистской Партией освобождения Сейшельских островов?

Да ну их всех к черту.

На следующем канале показывали «цирк», как в просторечии назвали «экспериментальный комплекс поощрения и наказания». Лазарь, похоже, попал на одного из «полевых предводителей», возможно даже, самого знаменитого, который вел передачу из Кемадуры в Калифорнии, прикрываясь все еще действующими местными законами, позволявшими использовать настоящих животных. Полдюжины испуганных, выпучивших глаза детишек выстроились в затылок перед сходнями не больше пяти сантиметров шириной, перекинутыми над бассейном, в котором извивались и щелкали зубами аллигаторы. Родители азартно подбадривали своих чад. Большая красная заставка в углу экрана информировала, что за каждый сделанный шаг, не закончившийся падением, присуждалась тысяча долларов. Лазарь с содроганием еще раз переключил канал.

Соседний должен был пустовать. Ан нет. Его захватил китайский пиратский спутник, пытавшийся привлечь внимание эмигрантов на среднем западе Америки. Говорят, в окрестностях Кливленда завелось китайское племя. Или в Дейтоне? Канал вещал на китайском, Лазарь переключился на следующий. Здесь гнали рекламу. Один ролик продвигал центр консультаций по образу жизни, где, как знал Лазарь, имелись частные палаты для тех клиентов, чье состояние после получения дорогущих советов только ухудшилось. Другой расхваливал средство, вызывающее эйфорию, уверяя, что оно не ведет к привыканию, хотя именно к нему оно и приводило. Управление по качеству продуктов питания и лекарственных средств подало в суд на рекламирующую это средство маркетинговую фирму, однако, по слухам, та вышла на покладистого судью, прикарманила арестованную было прибыль и согласилась добровольно соскочить с продукта, не доводя дело до суда, повесив на шею недофинансированного, выбивающегося из сил общественного здравоохранения еще несколько сотен наркоманов.

Следующий канал захватила еще одна пиратская программа. Судя по акценту – австралийская. Девушка в костюме из шести пузырей, расположенных на стратегически важных участках тела, вещала: «Отгадайте загадку: если всех людей, страдающих от кризиса образа жизни, уложить в одну линию, то кто тогда останется, чтобы их укладывать?»

Шутка вызвала у Лазаря слабую улыбку. Поймать австралийское шоу – большая редкость, он почти решил досмотреть передачу до конца, как вдруг его заставил вздрогнуть громкий звонок.

Звонок означал, что кто-то вошел в исповедальную кабину у главных ворот. И судя по времени суток, этот кто-то должен находиться в крайней степени отчаяния.

Ну что ж. Лазарь заранее настроился на помехи в любое время дня и ночи как неизбежную часть церковной работы. Вздохнув, он поднялся и выключил тривизор.

Памятка для своих «я»: использование тривидения для нужд церкви, возможно, неплохая идея. Надо бы восстановить контакты с медиа. Но что, если, работая священником, он чересчур засветился для обладателя кода с маркером 4GH? А если нет, то какую дозу публичности мог себе позволить? И как долго?

Надо выяснить. Обязательно надо.

Придав чертам лица благостное выражение, Лазарь включил тривизионную связь с исповедальней. Осторожность не повредит. В стычке на прошлой неделе фанаты «Царства Билла» и граалисты потеряли семерых убитыми, причем победили последние. Что и следовало ожидать – католики во все времена отличались жестокостью. Если «Царство Билла» просто калечило пленных и потом позволяло им влачить жалкое существование, то граалисты своих пленников связывали, затыкали им рты и оставляли в каких-нибудь развалинах медленно умирать от жажды.

Так что ночной посетитель, возможно, вовсе не нуждался в совете или даже медикаментах. В церковь могли подослать лазутчика, чтобы разведать, как сподручнее сравнять ее с землей. В принципе, оба племени считали церковь Лазаря языческой срамотой.

На экране, однако, появилась девочка, слишком юная для принятия в одно из племен. На вид не больше десяти лет, волосы всклокочены, глаза покраснели от плача, на щеках – бороздки, проделанные в осевшей пыли слезинками. Похоже, девчонка переоценила свои силы в подражании взрослым, заблудилась и испугалась темноты… О, нет! Тут кое-что похуже. Священник увидел в руке девочки нож. Лезвие и зеленое платье были покрыты алыми пятнами, смахивающими на свежую кровь.

– Да, сестра моя? – спросил Лазарь нейтральным тоном.

– Отец, я должна исповедоваться или буду проклята! – всхлипнула девочка. – Я зарезала свою маму, искромсала ее на кусочки! Наверняка убила! Я в этом уверена!

На мгновение время будто остановилось. Стараясь сохранять спокойствие, Лазарь произнес слова, нужные для официальной записи, потому как, несмотря на неприкосновенный статус исповедальни, тривизионный канал, как и все такие каналы, был подключен к городской полицейской сети и просматривался неутомимыми федеральными наблюдателями в Канаверале. Или где-то еще. Их столько расплодилось, что вряд ли они все сидели в одном месте.

Памятка для своих «я»: неплохо бы узнать, где находятся остальные.

Скрипучим, как гравий, голосом он сказал:

– Дитя мое, – в который раз замечая ироничность фразы, – облегчи совесть, доверься мне. Однако я должен напомнить, что тайна исповеди не сохраняется, если говорить в микрофон.

Девочка уставилась на его изображение таким пронзительным взглядом, что он невольно представил, каким она его видит: худой, смуглый мужчина со сломанным носом, одетый в черный камзол с белым воротником, украшенным маленькими позолоченными крестиками. Ничего не сказав, девочка покачала головой, как если бы ее разум до краев переполнился ужасом, не оставив места для новых потрясений.

Лазарь терпеливо повторил. На этот раз до нее дошло.

– Вы хотите сказать, – с трудом выговорила она, – что вызовите хрипатых?

– Разумеется, нет. Однако они, возможно, тебя уже ищут. А ты только что призналась в микрофон о содеянном… Теперь понимаешь?

Лицо ребенка съежилось. Нож выпал из руки на пол с легким звоном, словно кто-то тихо тронул струны гуслей. Через секунду она снова разревелась.

– Не уходи, – попросил он. – Я сейчас приду к тебе.

Антракт

Над холмами вокруг Парелома дул резкий, пахнущий зимой ветер, срывающий с деревьев красные и золотые листья, но небо оставалось чистым, а солнечный свет – ярким. Ожидая в очереди у одного из двадцати лучших ресторанов, напоминающего своим видом о роскоши прежних времен вплоть до выставленных в витрине тарелок с готовыми блюдами, Хартц удовлетворенно оглядел окрестности.

– Чудесно, – наконец произнес он. – Просто чудесно.

– Что? – Фримен массировал кожу на висках, разглаживая ее к затылку, словно пытался выдавить из себя накопившуюся усталость. Он поднял глаза на витрину и кивнул: – А-а, вы об этом… Да, пожалуй. Последнее время я мало обращаю внимания на такие вещи.

– Вы, как я вижу, утомились, – участливо сказал Хартц. – И меня это не удивляет. У вас трудная работа.

– И не быстрая. По девять часов в сутки, сеансами по три часа. Утомишься тут.

– Но работа должна быть сделана.

– Да, работа должна быть сделана.

Как выращивают дельфиниумы

Делается это примерно так.

Сначала вы окучиваете большую – если получится, то очень большую – группу людей, никогда не изучавших предмет, к которому относится задаваемый вами вопрос, и потому неспособных вспомнить правильный ответ, но тем не менее встроенных в культуру, к которой вопрос имеет прямое отношение.

После чего вы просите их прикинуть, сколько людей умерло во время великой эпидемии гриппа после Первой мировой войны или какое количество караваев хлеба санитарные инспекторы ЕЭС сочли непригодными к употреблению в пищу в июне 1970 года.

Как ни странно, после обобщения ответов вы заметите, что они группируются вокруг верной цифры, указанной в альманахах, ежегодниках и статистических отчетах.

Подтверждается парадокс: хотя никто не имеет понятия о происходящем вокруг, все знают, что происходит.

Если правило работает по отношению к прошлому, почему бы не применить его к будущему? Триста миллионов, имеющие доступ к интегрированной сети данных Северной Америки, – очень внушительное количество потенциальных прогнозистов.

Увы, большинство из них бегут во все лопатки от страшного призрака будущего. Как окучивать людей, попросту не желающих ничего знать?

Одних можно поймать на жадности, другим дать надежду. Остальные не сыграют в судьбах мира какой-либо существенной роли.

Как говорит пословица, нет коня – и осел сгодится.

Новая кочка отсчета

Оставалось отпереть дверь трейлера и отключить сигнал тревоги, как Лазарь вдруг засомневался.

Воскресенье. Относительно хороший сбор, хотя и не рекордный. (Он принюхался. Воздух горяч. От плавильни нагрелся.)

А что, если девчонка – не по годам умелая актриса?

Он представил себе, как налетает, грабит и убегает до появления хрипатых племя, оставив на месте одну истерически хохочущую по поводу удачного «розыгрыша» малолетку, которую полиция не имеет права допрашивать.

Поэтому, прежде чем выключить сигнализацию, Лазарь привел в активное состояние всю электронику церкви кроме музыкальной системы куликов и автоматических лотков для сбора подаяний. Когда святой отец обошел вокруг бывшего экрана, служившего теперь алтарем, перед ним в китовом чреве купола вспыхнуло яркое зарево. Прожекторы сверкали всеми цветами радуги, дистанционная тривизионная камера над головой не только воспроизводила на алтаре чудовищно увеличенный лик священника, но и записывала происходящее во всех подробностях на накопитель данных, спрятанный под метровым слоем бетона. Если на церковь нападут, то хотя бы сохранятся улики.

К тому же у Лазаря имелся при себе пистолет. Он никогда не покидал трейлер без оружия.

Скудные предосторожности представляли собой максимум того, что мог себе позволить обыкновенный священник. Если перегнуть палку, федеральные компьютеры встревожатся и, чего доброго, зачислят его в параноики. Они стали очень чувствительны к такого рода вещам после того, как летом прошлого года один раввин в Сиэтле, заминировавший подходы к синагоге, забыл отключить электронную пусковую цепь накануне бар-мицвы.

Как правило, федкомпы положительно относились к людям со стойкими религиозными убеждениями. Такие граждане реже устраивали бучу. Однако всему имелись пределы, не говоря уже о существовании чудаков-одиночек.

Всего несколько лет назад защита церкви была адекватной. Сегодня ее хлипкость заставляла Лазаря вздрагивать, пока он шел по коридору без стен, границы которого обозначали оставленные много десятилетий назад следы автомобильных шин. Разумеется, через ворота за исключением входа в исповедальную кабину был пропущен ток. Сама кабина могла выдержать взрыв, а также имела автономную подачу воздуха, и все-таки…

Памятка для своих «я»: в следующий раз надо выбрать роль с меньшим риском для жизни и здоровья. Уединение – это, конечно, хорошо, он в нем сильно нуждался, когда приехал в эти края. Вот только церковь непосильно содержать в одиночку. Невозможно заглянуть в каждый темный угол, где мог притаиться шустрый затырок.

Оглядываясь по сторонам, Лазарь вспомнил, что до сих пор не нуждался в очках. И это в сорок шесть лет? Среди трехсот миллионов у него, конечно, могли найтись ровесники, никогда не покупавшие корректирующие линзы, но в основном потому, что линзы были им не по карману. А что, если Бюро здравоохранения или какой-нибудь фарма-медицинский конгломерат решит, что середнячков, не носящих очки, набралось достаточно много для их тщательного изучения? Предположим, в Пареломе решат, что это вызвано каким-то генетическим феноменом? Ух.

1.Freeman также имеет значение «вольноотпущенный раб» (здесь и далее прим. пер.).

2.Магер-шелал-хаш-баз (спешит грабеж, торопится добыча) (Ис. 8:1, 3) – предостережение, которое пророк Исаия написал на свитке, и имя, которое он позже дал своему сыну как знамение грядущих бед.