«Мод. Откровенная история одной семьи» kitobidan iqtiboslar
Мы женаты сорок лет, что на тебя нашло? Тут я повернулась. – Я сейчас тебе скажу, что на меня нашло. Я видела тебя во дворе со Стеллой. За десять секунд ты проявил к ней больше любви, чем ко мне со дня нашей свадьбы. Иногда у меня сердце разрывалось – так я хотела, чтобы ты просто взял меня за руку или обнял, но ты никогда этого не делал, никогда! Рот его сам собой раскрылся. – И как же я должен был понять, что ты ждала от меня этого? – А что, об этом нужно просить? Я никогда не отказывала тебе в постели,
Но ты дал ей то, чего никогда не давал мне. И это стало последней каплей, Джордж. – Последней каплей? О чем это ты? – Последним, в довершение ко всему, что накопилось. – Что еще накопилось? – Начать с того, как ты позволил своей матери обращаться со мной. Ты помнишь, что однажды она даже пыталась меня убить? А ты это так и оставил. Мне пришлось жить в твоем доме, боясь за собственную жизнь. – Я бы не позволил ей причинить тебе вред. – Ты целыми днями был в городе и играл в шерифа. Как бы ты ей помешал? – Я не думал, что она и в самом деле способна что-нибудь тебе сделать.
августа 2014 года жизнь Надии Мурад закончилась. Боевики «Исламского государства» разрушили ее деревню и казнили ее жителей. Мать, отец и шестеро братьев Надии были убиты, а ее саму продали в сексуальное рабство. Однако она совершила невозможное – сбежала. И сейчас, став лауреатом Нобелевской премии мира, желает только одного – быть последней девушкой с такой историей.
думаю, что Бог отмеривает каждому из нас столько счастья, сколько положено, и кому-то достается больше, чем другим. Вот как талоны на еду, что давали нам во время войны – столько-то масла, столько-то сахара, и ни крупицы больше. И еще я думаю, что иногда счастливые моменты так хороши, что должны считаться за двойную порцию
Теперь я думаю, что Бог отмеривает каждому из нас столько счастья, сколько положено, и кому-то достается больше, чем другим. Вот как талоны на еду, что давали нам во время войны – столько-то масла, столько-то сахара, и ни крупицы больше. И еще я думаю, что иногда счастливые моменты так хороши, что должны считаться за двойную порцию – как те два года, что я прожила вместе с Джеймсом. Оставшаяся доля моего счастья
не следует просить Господа о прощении моих собственных грехов, если я сама не могу простить ближнего.
родила тебе детей, готовила для тебя и убирала твой дом. Я была тебе хорошей женой. Он покраснел. – А тебе никогда не приходило в голову, что и мне нужно было то же самое? Я стояла, как громом пораженная, и по щекам катились слезы. – Нет, Джордж, не приходило. По твоему лицу трудно было сказать, что я тебе вообще нужна. – Прости, Мод. Давай просто забудем это. Хочешь, я вообще больше не буду разговаривать со Стеллой. Я с ней ни разу не спал, ничего такого вообще не было. – Дело не в том, спал ты с ней или нет. Если бы вы переспали, мне бы, может быть, даже легче было бы это принять.
– Ты так ее боялся, что даже не решился поговорить с ней об этом. – Я перевела дух и продолжила: – И это не все. Это ты испортил Бада и Пола, позволяя им пить и шататься без дела, как делал сам; страшась лишний раз перетрудиться, заставляя меня делать в Кеннете всю мужскую работу по дому, а потом и вовсе оставшись без работы. – Так это ведь из-за Депрессии. – А теперь-то что? Ты ушел с работы, как только получил право на пенсию, а теперь все деньги тратишь на пиво и сигареты. Я работаю по 14 часов в день в этом доме, а иногда и больше, готовлю и убираю, а ты, наверное, этого и не замечаешь. Поднимаешься только для того, чтобы поесть и посмотреть телевизор. Когда я-то выйду
северо-западе Теннесси, в нескольких милях к западу от Дайерсбурга.
Меня учили, что не следует просить Господа о прощении моих собственных грехов, если я сама не могу простить ближнего.
