Kitobni o'qish: «Сын боярский», sahifa 2

– Здравствуй, мóлодец, как тебя зовут и какого рода будешь? – обратился он ко мне, внимательно разглядывая.

– Василий, сын Дмитриев из Щукиных Дубковского уезда, – четко и громко ответил я.

– Ну поглядим, что на тебя есть в окладной грамоте, – сказав это, разборщик посмотрел на одного из своих слуг, который тут же начал рыться стопке бумаг, находящихся в его суме, и спустя несколько томительных мгновений нужная была найдена. А надо сказать, что окладная грамота – это записанное мнение о каждом дворянине самых уважаемых детей боярских с уезда, и их суждение значило очень много при назначении на службу.

– Та-ак, что тут у нас, – начал изучать бумагу разборщик. – Первое: «собою молод и силен» – это я и сам вижу. Второе: «хозяйство небольшое: одна деревня и пятьдесят четей земли» – маловато будет. Третье: «рода худого, но отец отмечен государевым жалованием» – кажется, брат твой замечен воеводой был, а здесь не написано, странно. Четвертое: «на службе не состоял» – значит, верстаешься впервые. Все верно?

– Да, – ответил я, – только действительно непонятно, почему про брата не указано.

– Ну да ничего, я вашим уездом несколько лет занимаюсь, так что воеводскую грамоту лично в руках держал, да и было это недавно. Хорошо, – меняя тему, сказал он, – теперь посмотрим на твое добро.

Имущество мое было, может, и не лучшее, но добротное: два новых льняных тегиляя в двадцать слоев светло-зеленого цвета; три кафтана того же цвета; кольчуга залатанная, среднего размера; новая железная шапка; кожаные наручи и поножи; из оружия две сабли турецкого типа, боевой топор, кинжал и сагайдак; два седла и соответствующее количество коней и мул. Разборщик был удовлетворен увиденным:

– Ты неплохо снаряжен для мелкопоместного дворянина, так что от казны получишь два рубля, а службу тебе определяю городскую, с окладом два с половиной рубля.

– А какой город? – спросил писец, скрупулезно заносивший вышесказанное на бумагу.

– Дак этот самый, – разводя руками, сказал разборщик. – Псков, в Дубковскую сотню, что у Толокняных ворот. Людей не хватает, всех, кого можно было, отправили по царскому указу на строительство крепости в устье Наровы. Кстати, – обратился он ко мне, – твой брат тоже там.

Закончив со мной, разборщик перешел к Ждану. У моего друга окладная грамота была лучше, чем у меня: и род познатнее, и земли больше в четыре раза, и оружием побогаче, не говоря уже о наличии боевого холопа, но его тоже записали в городскую службу, видимо, людей действительно не хватает. Вслед за этим подошел священник с Евангелием, дабы мы принесли присягу царю нашему Иоану Васильевичу. После чего нам показали грамоты, и я сразу заметил, что оклад оказался меньше на пятьдесят копеек.

– Извините, но здесь написано, что годовой оклад два рубля, а вы сказали два с полтиной, – обратился я к разборщику.

– А ты читать умеешь, как я погляжу. Это хорошо – грамотные государю нужны, – ответил он мне. – А ты переписывай, да поживее, – приказал он писцу.

– Хорошо себя показали, теперь он вас запомнит, – шепотом сказал мне Иванко.

Ждан после этого показал мне свою грамоту, дабы узнать, верно ли написано в ней, но оказалось, что все в порядке. Таким образом, грамотность моя пригодилась, что называется, на практике, а ведь если бы не мой брат, который буквально силком заставил меня учиться, пришлось бы мне, как и Ждану, прибегать к помощи других людей, честность коих может быть под вопросом. Отдельное спасибо надо сказать отцу Симеону из Михайловской церкви, который привил мне любовь к чтению путем выделения текстов из Библии касающихся сражений, что мне как воину было интересней. И вот сейчас младший сын моего отца может без проблем узнать место своей службы и имя сотника, которому теперь подчиняется. Вооружившись этими знаниями, я с товарищами, заседлав лошадей и собрав вещи, выдвинулся в сторону Толокняной башни, где располагалась наша сотня. Но не успели мы выйти со двора, как к нам подошел приказной слуга и обратился к нам:

– Здравствуйте, я Микола, мне приказали проводить вас до сотни.

– Спасибо, но мы вроде как знаем куда идти, – ответил Ждан.

– Извините, не хотел вас обидеть. Вы, конечно же, знаете куда идти, но насколько я понимаю, вы в городе впервые, и дороги не знаете, а мне как раз нужно в воеводскую казну бумаги о ваших окладах отнести.

– Ну в таком разе в наших интересах проводить тебя, чтоб бумаги не потерялись, – с улыбкой сказал я. – Веди.

Не ожидая более ни минуты, Микола повел нас в город. Мы прошли ров по подъемному мосту, а затем через ворота Петровской башни, предъявив свои грамоты, беспошлинно вошли в окольный город. Сразу бросилась в глаза красота зданий, многие из которых, в отличие от посада, были каменными, а по улицам шло много народу, но практически все двигались в западном направлении поперек нашему.

– Микола, а куда это все идут? – спросил я.

– Известное дело, на Большой торг, самый великий на всем севере Руси, – без ложной скромности ответил он. – Почитай весь город ради него работает, туда привозят товары со всех стран и, соответственно, вывозят наши. Деньги там буквально сундуками таскают, что приводит к богатству горожан. Вот, к примеру, церковь Николы Явленного, – указал он на ближнюю к нам, – на постройку которой потратили две тысячи рублей пять окрестных купцов и ни один из них не обеднел.

– Это все впечатляет, и понятно, что город живет ради торга, но, судя по всему, нам придется идти против движения людей, а это может привести к задержке.

– Да, и именно поэтому мы пойдем по окольному пути между стеной Среднего города и рекой Псковой, сейчас там народу поменьше.

Преодолевая встречный поток людей, мы достигли реки, откуда открылся вид на Запсковье – отрезанный район города со своими церквями, храмами, монастырями и затянутыми дымом домами. Это вызвало у меня беспокойство, не начался ли где-то пожар, и с этим вопросом я обратился к Миколе. Но он поспешил меня успокоить, сказав, что ничего удивительного здесь нет, ведь за рекой работают практически все кузни города – так безопасней для остального Пскова. После объяснения я взглянул на город под другим углом: большая часть его занималась торговлей, тогда как меньшая ежеминутно глядела в жерла кузнецких печей и подчиняла воле своей металл, изгибая, искривляя, меняя его существо ради нужд и блага людей. И если торг был сердцем города, то Запсковье – его силой, признаком несгибаемости псковичей.

Тут нам на встречу прошел вооруженный отряд, очевидно, как и мы, детей боярских, выполняющих функцию стражи, и у меня возник вопрос:

– А как тут служится нашему брату?

– Хорошо служится, но работы много: патрули в городе, служба на стене и в заставах на посаде, а также вы первыми являться должны на пожар да воров ловить тоже ваша задача. Но в общем-то, когда привыкнешь, работается спокойно, но сейчас половины людей не хватает, так что трудно приходится.

– А по службе продвижение как, быстро идет? – спросил Ждан.

– Медленно, но это даже хорошо, скорые повышения бывают только во время войны, а это вредит торговле, но, с другой стороны, ливонцы ставят препоны, запрещают ввоз важных товаров.

– Значит, надо торговать мимо них и пусть запрещают, что хотят, – сказал я, а Микола усмехнулся.

– Вы молоды и ничего не знаете – все порты в руках у ливонцев, мимо них никак нельзя. Но государь наш выход нашел: рядом с крепостью, которую сейчас строят в устье Наровы, порт обустраивают, и если все удастся, мы торговать мимо Ругодива⁵ сможем, и тогда действительно наплевать на ливонцев будет, но это, скорее всего, приведет к войне.

– А зачем они вообще торговлю запрещают, им-то это тоже выгоды не несет?

– Они нас боятся, поэтому оружие ввозить запрещают и даже мастеров не пропускают из немцев, которые к царю едут. Но у страха ихнего есть основание: один Псков может пять тысяч сабель выставить да Великий Новгород еще десять, я уж не говорю об остальной Руси, а ливонцы и четырех тыщ не наберут.

Тем временем мы достигли моста через Пскову и, подождав, когда нас пропустят встречные люди, перешли на другой берег. Вообще, проблем с дорогой было бы меньше, если бы не Жданова телега, но бросить ее нельзя. В Запсковье Микола привел нас к площади, на которой стоял красивый храм с высокой звонницей имени Козьмы и Дамиана, что неудивительно: оба святых почитаются кузнецами. Здесь наш спутник решил с нами попрощаться:

– Отсюда дороги во все стороны расходятся. Вам нужно идти направо, – махнув рукой, сказал Микола, – к Гремячей башне, а от нее налево вдоль стены, следующей как раз и будет Толокнянка, вон ее отсель видно. Мне же надо в приказ поспешать, а вам я желаю хорошо устроиться и удачи в службе. До свидания, надеюсь, еще увидимся.

– До свидания! Спасибо, что проводил, – сказал я, а вслед за мной и все мои спутники.

Назначенного места мы достигли быстро, людей и телег стало меньше, а как следствие, и препон на пути. Толокняная башня предстала перед нами своей громадой – высотой примерно три сажени и шириной четыре, с толстыми стенами и бойницами, предназначенными как для прямого боя, так и для бокового. Своими размерами сей городской страж подтверждал наименование, даже ворота здесь были узкими – толоконными. И мне подумалось, что сложно будет держать здесь оборону, но, с другой стороны, как гласит народная мудрость, «крепость сильна не стенами, а ее защитниками». С такими мыслями я и товарищи мои подошли к воротам и обратились к стоящим рядом нашим будущим сослуживцам.

– Доброго утра храбрым войнам, – обратился я, – как бы нам к сотнику пройти?

– И вам доброго. А для какого интереса он вам понадобился? – ответил самый старший из стражников, видимо, десятник.

– Нас разрядный приказ приписал к вам, вот мы и прибыли, – ответил я.

– Фрол, я пойду с ними разберусь, а мы потом договорим, – обратился десятник к одному из воинов, а затем обратил свои голубые глаза к нам и сказал: – А вы пойдемте со мной, только холопы пусть здесь останутся.

Десятник, дородный мужик среднего роста с прореженными сединой русыми волосами, одетый в кафтан из лазоревого сукна и шапку, отороченную чернобуркой, повел нас в башню, на второй уровень. Внутри было темно, лестница никак не освещалась, и нам пришлось приложить немало усилий, чтобы не споткнуться, но, несмотря на все предосторожности, Ждан все же запнулся и, чертыхаясь, припал на колено.

– А как обращаться к сотнику по имени-отчеству? – помогая другу подняться, спросил я.

– Макарий Владимирович, – сверкнув в темноте глазами, ответил десятник.

Поднявшись на второй уровень, мы оказались в сумрачном боевом ходе, скудно освещенном бойницами, после чего проследовали к восточной стене, где в это время дня было очевидно светлее. Подойдя к одной из бойниц, десятник повернулся и стал оценивающе оглядывать нас; лицо его при этом не выражало ни каких эмоций, и сложно было понять, что он думает.

– Ты хотел обратиться к сотнику? – спросил он. – Можешь сделать это.

Внимательно оглядев все вокруг и не найдя больше никого, я понял, что этот десятник и есть сотник, от этого мне стало не по себе. Но сыну боярскому не пристало тушеваться, и, собрав все душевные силы, я сделал вид, что не обратил на это внимания и отчеканил:

– Василий Дмитриевич из Щукиных, разрядным приказом направлен в вашу сотню, прошу назначить мне службу!

– Хорошо, назначим…

– А я чего-то не понял, вы, что ли, сотник Макарий Владимирович? – недоуменно спросил Ждан.

– Да, – строго смотря, ответил наш командир, – но можно звать меня Макаром, а тебе, отрок, неплохо было бы представиться как полагается.

– Ждан Борисович из Дубовых, – смутясь сказал он, – тоже прошу назначить мне службу.

– Та-ак, ясно. Можно увидеть ваши грамоты из приказа?

– Конечно, одно мгновение, – сказал я, доставая из-за пазухи приказную бумагу, то же действие проделал и Ждан. Сотник, взяв бумаги и прислонившись к стене рядом с бойницей, видимо, чтобы было лучше видно, начал внимательно изучать написанное в них, периодически поглядывая на нас. Закончив изучение наших подноготных, слегка поправил ремень и вынес вердикт:

– Понятно, два ничего не знающих новика⁶, ну да делать нечего, как говорится, на безрыбье и рак рыба. Ты, – обратился он к Ждану, – пойдешь в десяток Фомы Никитьевича, это тот который внизу стоял, он тебе и место для жилья укажет. А ты, – посмотрел он на меня, – в десятке Сергея Петровича, он сейчас на заставе у въезда в посад стоит, прямо по дороге. Да, чуть не забыл, оклад вам должны выдать на днях, как придет, я вас вызову. Ну в общем-то, все, можете идти.

Слегка поклонившись, мы пошли к выходу, но не успели дойти до двери, как Макарий Владимирович окликнул меня:

– Василий, задержись-ка еще немного.

Ждан, остановившись в дверях, повернулся ко мне с немым вопросом в глазах, на что в ответ я пожал плечами, недоумевая, в чем причина моей задержки. Но делать нечего: быстро и безмолвно мы попрощались, после чего я вернулся к сотнику. Макар Владимирович ожидал меня на том же месте у бойницы. Дождавшись, когда я подойду, он проводил меня в маленькую комнатку над воротами, которая, видимо, использовалась как склад оружия, так как в ней находились две затинные пищали с готовыми зарядами пороха и пулями, а также с десяток бердышей. Подойдя к столу, сотник зажег свечу и протянул мне какую-то бумагу, приказав прочитать вслух, что я и сделал:

– «Дубковской сотне на корм лошадям за май месяц отпустить сто восемь пудов овса, тридцать стогов сена, пять рублей и три алтына на прочие расходы». Немало, – закончив чтение, сказал я.

– Нет, мало – этого хватит, только чтобы прокормить сто лошадей, а с вновь прибывающими сынами боярскими у нас будет не меньше ста тридцати. Ну да ладно, не об этом сейчас разговор будет. В твоей грамоте написано, что ты читать умеешь, а это редкий навык среди детей боярских, но весьма полезный. Большую часть грамотных людей в сотне на строительство крепости приказали направить, так что сейчас у меня только четыре человека с бумагами работать могут, и это включая тебя. Ты удивишься, но во Пскове без умения читать на страже города стоять нельзя. К примеру, сейчас внизу, в воротах работает целовальник, мыто с въезжающих собирает и учет ведет в специальной книге, а правильно ли он это делает, не крадет ли, проверить можно, только сверив написанное с оплаченным, и работа эта возложена на нас. Так что хоть ты и будешь служить в десятке Сергея, но я постоянно буду направлять тебя в другие по необходимости. Понятно?

– Да. Теперь ясно, почему мой брат так настаивал на моем обучении чтению.

– Это хорошо. Главное помни: нечистые на руку люди будут тебя пытаться купить или запугать, но ты чести своей не урони и если служить будешь без огрехов, через год-два станешь десятником, а там, может, и до сотника доберешься.

Я, конечно, был еще молод, но все же не вчера родился и прекрасно понимал, что начальник мой, как говорится, «мягко стелит да жестко спать придется». Десятником, может, он меня еще и сделает, но сотником или хотя бы пятидесятником мне не стать, так же как не взойти солнцу на западе – худородные на такое претендовать никак не могут. Стараясь не выдавать своих мыслей, я одобрительно кивнул: в конце-то концов, получить в подчинение десяток дворян тоже очень хорошо при моем происхождении. Сотник посмотрел на меня и, удовлетворившись моей реакцией, сказал:

– Вот и замечательно. Теперь можешь идти в десяток, Сергей Петрович найдет тебе место для жилья, а заодно расскажет все подробности службы.

Поклонившись Макару Владимировичу, я повернулся и направился к выходу, не без труда преодолел спуск по темной лестнице и вышел на освещенную утренним солнцем улицу, где меня ждал Иванко с нашими лошадьми. Подойдя к нему, я вкратце поведал о нашем с сотником разговоре, и мой товарищ, по совместительству холоп и учитель, оказался удовлетворен услышанным и похвалил меня, как водится у него, немногословно. Закончив делиться впечатлениями, я оглянулся вокруг и увидел, как Ждан, стоя у ворот, разговаривает с десятником (кажется, его звали Фома), который давал последние наставления:

– …значит завтра, после утрени придешь сюда вместе с боевым холопом, и я подробнее посвящу тебя в работу, а пока иди с Игнатом, и он покажет дом.

– Хорошо, до завтра.

– До завтра. И не опаздывай.

Закончив разговор, Ждан пошел через ворота в сопровождении одного из стражников на посад, и я, недолго думая, поспешил за ними. Проходя через арку ворот, я кивком головы поприветствовал десятника, заметив стоявшего немного в стороне целовальника: упитанного и хорошо одетого мужика с бумагой и чернилами, человека, который вряд ли знает, что такое бедствовать при его-то работе. Не задерживая более внимания на сих достойных людях, я проследовал своей дорогой, нагнав друга в конце моста, перекинутого через ров.

– Ну как тебе начальство, Ждан? – спросил я.

– Сотник какой-то странный. Почему он сразу не представился? Выставил нас какими-то шутами. А вот десятник ничего, веселый дядька – рассказал, как на днях крестьянин пытался рыбу в портках пронести без уплаты мыта. Этот недоумок привязал ее к ногам и думал, что никто не заметит, а когда все выяснилось, около получаса стоял у ворот с голой задницей, веселя проходящих мимо людей.

– Да-а, действительно глупо поступил. Ясно же, что рыба будет вонять так, что только безносый не учует, хотя, возможно, он сам таким и был! – рассмеявшись, сказал я.

– Можно тише говорить? – отозвался провожавший Ждана служивый, если не ошибаюсь, по имени Игнат.

– Извини, не думал, что тебе это неприятно, – ответил я.

– Да при чем здесь это? Просто я вчера был на свадьбе брата, а сегодня голова болит, ну сами понимаете.

– Понятно. А что, на службе выходные бывают? – спросил Ждан.

– Вообще-то нет, но сотник отпускает, если событие важное, он человек строгий, но понимающий.

– Кстати, насчет свадьбы, – обратился Ждан ко мне. – Совсем забыл: я же летом женюсь.

– Да? А когда и на ком? – удивился я.

– Сам пока еще не знаю. Батя сейчас с будущим тестем договариваются. Слышал только, что семья не бедная, кажется, деревень двадцать под Изборском имеют.

– И как твой отец этот брак устроил? Вы же вдвое беднее?

– Все просто: род у них худой, дворяне только в третьем колене, так что получается с нас родовое имя, а от них – серебро в приданное.

– Ну что ж, поздравляю заранее и завидую – мне-то такое и не светит.

– Не завидуй – может, невеста дурна собой. Если так, то мне никакого приданого не надо.

– Не бахвалься. Я отца твоего знаю – как он решит, так и будет, и ничего ты с этим не сделаешь.

В это время Игнат повернул в переулок, и мы последовали за ним. Через два дома он остановился и показал Ждану на третий, сказав, что это и есть теперь его жилище. Изба, сарай и двор были хорошими, но по всем признакам видно, что здесь уже долго никто не живет (двор стал зарастать травой). Так что Ждану, видимо, придется потратить весь день на приборку. Понимая это обстоятельство, я не стал задерживать друга, а попрощавшись с ним, пошел на встречу к своему десятнику. Выйдя на основную дорогу, я быстро добрался до заставы, выглядевшей так же, как и та, через которую въезжал в город, а потом увидел своих новых товарищей. Признать десятника среди служилых людей оказалось легко – это был высокий, чуть больше меня ростом, широкоплечий воин средних лет (настоящий богатырь из сказок), чернобородый, со светлыми глазами, одетый в черный кафтан, вышитый серебряной нитью и с медными пуговицами и красной шапке на лисьем меху; ноги его были облачены в черные сапоги на среднем каблуке и повязаны желтой шелковой лентой поверх голенища; сабля, висевшая на ремне с медной пряжкой, отличалась серебряным навершием, а кинжал был украшен рукоятью из кости. Таким внешним видом мог обладать только человек из небедного рода, а значит, он и не был простым служилым, из чего мной был сделан простой вывод, что это и есть Сергей Петрович, мой непосредственный командир.

– Доброго утра, Сергей Петрович и всему честному воинству, – слегка поклонившись, поздоровался я. – Меня Макар Владимирович направил на службу в ваш десяток.

– Ну здравствуй, сударь молодой. А как тебя по имени величать и слугу твоего? – оглядывая нас, спросил десятник.

– Василий Дмитриевич и мой кошевой Иванко.

– Понятно. Это хорошо, что в мой десяток записали, а то людей маловато, всего шесть детей боярских да два послужильца. Нас здесь четверо на заставе да еще четверо напротив Гремячей башни стоят. Кстати, надо тебе всех представить, – начал поочередно перечислять своих подчиненных Сергей Петрович: – Влад, Алексей со своим послужильцем Акимкой здесь со мной стоят; на втором посту есть Олег, Виктор, Демид с боевым холопом Данилкой; ну и меня для пользы дела можешь звать просто Сергеем. Тут еще целовальник в заставе спит, но его тревожить не будем, все равно их брат каждый день меняется.

После чего десятник подошел и пожал мне руку, то же самое сделали остальные. При этом я постарался лучше рассмотреть своих новых товарищей: Влад был темно-рыжим, с серыми глазами, почти с меня ростом, одетым в простой кафтан слегка выцветшего красного света и серую шапку с собачьим мехом, вооруженный простой саблей и кинжалом; Алексей – русый, с темными глазами, среднего роста, одетый в хороший синий кафтан и того же цвета шапку, обитую беличьим мехом, да носил на боку добротную саблю турецкого типа; Акимка был черен волосами и карь глазами, в простом сером кафтане из шерсти и шапке без меха, а за поясом у него висел боевой топор. После завершения приветствия Сергей начал вкратце рассказывать условия службы:

– Работа несложная, если привыкнуть, – неделю на заставе в посаде сидишь, затем столько же на стенах и в воротах караул держишь, еще седмицу в городе за порядком следишь, а затем упражняемся в боевом умении на поле за городом. Все ясно?

– Да.

– Ну раз ясно, тогда завтра поутру после утренней службы заступаешь на службу сюда. Вроде все пока, можешь идти.

– Извините, мне Макар Владимирович сказал, что вы меня на постой определите.

– Да, чуть не забыл. У нас есть пустые дома или можно с кем-то объединиться, второе дешевле выходит. Чего выбираешь?

– Второе по деньгам предпочтительнее, и у меня есть друг, который в другом десятке служит, могу к нему подселиться.

– Не пойдет. Сотня занимает часть посада, а внутри он делится между десятками – так проще поднимать людей по тревоге, поэтому тебе следует подселиться к кому-нибудь из своих.

– Но я не знаю, с кем я могу объединиться?

– Со мной можешь, – отозвался Влад, – у тебя холоп и у меня один, всего четыре человека. Дом большой, так что места хватит, да еще и конюшня просторная – все лошади вместятся. Ну как, Василий, согласен?

– Буду рад делить жильё с хорошим человеком, – ответил я, заметив одобрительный кивок Иванко.

– Вот и ладно. Сергей, – обратился Влад к десятнику, – я провожу новика до дому, а затем вернусь. Хорошо?

– Иди. Все равно пока делать нечего, люди только днем в город пойдут.

Посад, который занимала сотня, находился между Толокняной и Гремячей башнями. Собственно туда я уже проводил Ждана, но если ему дали дом недалеко от ворот, то наш десяток располагался в середине, именно туда и повел нас Влад. Дом, в котором мне предстояло жить, находился прямо на окружной дороге, ведущей через весь посад рядом с церковью святого Георгия с расположенным рядом небольшим торгом. Купцы здесь торговали в основном хлебом, зерном, кормом для лошадей и дровами, а дабы город не нес убытков, с них регулярно собирали мыто целовальники при поддержке стрельцов. Влад сказал, что так было сделано специально, чтобы мы, дети боярские, не могли пользоваться привилегиями у купцов; в противовес этому дворяне занимаются тем же самым в городе на различных тóргах. Мне показалось, что жить рядом с таким местом весьма удобно: не надо далеко ходить за нужным товаром. А дом оказался, как и сказал Влад, большим: когда-то в нем жил небогатый купец, так что имелся даже просторный погреб, который, видимо, использовался раньше как склад, а также банька, располагавшаяся между избой и конюшней. Влад проводил нас во двор и позвал своего слугу:

– Никитка, иди сюда!

– Уже бегу господин, – сказал выбежавший во двор молодой холоп невысокого роста. – Вы рано вернулись. Что-нибудь случилось?

– Нет, все в порядке. Вот соседей к нам привел – Василия Дмитриевича и его слугу. Вместе жить будем, так что помоги им тут обустроиться.

– Не беспокойтесь, все сделаю. А какую комнату отвести для молодого господина?

– Правую, конечно, в левой-то мы живем. Ну ладно, мне на заставу пора, располагайся, – обратился ко мне Влад. – Вечером еще увидимся, тогда и поговорим.

– До вечера, – ответил я и попрощался со своим обретенным соседом.

После ухода Влада мы прошли в избу, которая была разделена надвое сенями и кухней с одной большой на весь дом печью. Пройдя в правую дверь, я оказался в помещении, освещенном светом, идущим из двух окон, которое теперь было моим, и сразу же увидел стол, стоящий напротив входа, покрытый пылью, скамьи, притороченные вдоль всех стен, изукрашенных узорами паутин, а в ближнем углу располагались какие-то мешки и седло, видимо, принадлежавшее моему соседу. Вошедший за мной Никитка извинился за беспорядок в комнате, сославшись на то, что использовалась она как склад, и начал выносить вещи. Я быстро понял, что оставшийся день пройдет в хлопотах: надо навести чистоту, разложить свои вещи, купить овса для лошадей, а то того, что мы с собой взяли, хватит только дня на два, и, конечно же, не забыть о собственном пропитании, хотя, судя по находящемуся поблизости торгу, это не должно стать проблемой. Смахнув пыль с ближней скамьи, я сел и еще раз оглядел наше новое жилище, подумав о том, что детство мое вольное кончилось, и теперь начинается взрослая жизнь, посвященная, согласно моему происхождению, ратной службе государю нашему. Никому не дано знать, что уготовила судьба, и вот я сидел и думал, куда заведет меня жизненная дорога: к славе или же к скорой смерти, к богатству или разорению (последнее мне виделось более вероятным). Встряхнув головой, я заставил себя отринуть дурные мысли и сосредоточиться на делах, которые мне сегодня предстоят. В конце-то концов, как говорит брат, главное честь свою не уронить, а все остальное прибудет. С этими мыслями я встал и пошел по дороге, которую уготовил мне Бог.