Kitobni o'qish: «Написано кровью моего сердца. Книга 1. Перипетии судьбы»

Диана Гэблдон

Shrift:

* * *

Пролог

В сиянии вечности время не отбрасывает теней.

В Библии сказано: «Вещие сны старцам будут дарованы, и видения – юношам вашим»¹. А что же снится пожилым женщинам?..

Нам снится наш долг. То, что необходимо делать.

Юным девам этого не дано: они слишком молоды, они спешат испить жизнь, пока та бьет бурным ключом.

Мы же должны беречь источник. Беречь то пламя, что сами некогда зажгли.

…А что вижу я? Все тот же сон, который преследует меня на протяжении долгих лет еще с молодости.

Что я снова стою на пороге войны, не зная ни страны, ни времени, ни пространства, – и мир мой ужался до размеров родного лица, залитого кровью.

Часть первая
Узы

Глава 1
Сто фунтов камней

16 июня 1778 года

Где-то в лесу между Филадельфией и Валли-Фордж

Держа камень, Йен Мюррей разглядывал выбранный клочок земли: на крохотной полянке, усеянной мшистыми булыжниками, в стороне от людных троп, под сенью пихт, у самого подножия высокого красного кедра. Здесь не будет случайных прохожих, однако, если знать дорогу, место сыскать легко. Надо ведь будет привезти сюда остальных… свою семью.

Сперва Фергуса. Да, Фергуса прежде всего. Дженни Мюррей его вырастила, другой матери он не знал. Фергус очень ее любил. Может, даже сильнее родного сына…

От этой мысли Йену стало еще горше. Именно Фергус был рядом с матушкой в Лаллиброхе, заботился и о ней, и о поместье, в то время как сам Йен предпочел странствия.

Сглотнув комок, он пристроил камешек на вершину пирамиды и отступил на шаг, недовольно качая головой.

Нет, пирамид должно быть две. Для мамы и для дядюшки Джейми. Они ведь были братом и сестрой, поэтому и оплакивать их надлежит обоих. Пусть сюда приходят и другие, чтобы почтить их память. Джейми Фрэзера многие знали и любили… не то что никому не известную Дженни Мюррей.

При мысли о матери, лежащей в могиле, сердце полоснуло ножом – а потом Йен вспомнил, что у нее и могилы-то нет, и грудь пронзило еще больнее. Перед глазами так и стояло, как они тонут, уходят под воду, но цепляются друг за друга в тщетной надежде спастись…

– Dhia!² – рявкнул он, яростно отбрасывая камень – и тут же подбирая другой.

По лицу, смешиваясь с потом, текли слезы. Йен их не стыдился, лишь изредка утирал нос рукавом. Вокруг головы он повязал свернутый жгутом платок, чтобы уберечь глаза от едких капель пота, потому что изрядно взмок, пока таскал камни для двух надгробий.

Отцу они с братьями еще до его смерти возвели высокий курган на кладбище Лаллиброха и увенчали плитой, на которой высекли его имя – полностью, хоть это и обошлось в целое состояние. Потом, на похоронах, каждый член семьи, вплоть до слуг, в знак памяти добавил еще по камешку от себя.

Итак, сперва Йен приведет сюда Фергуса, потом… Хотя нет, о чем он только думает?! Первым делом надо привести тетушку Клэр! Пусть она не шотландка по рождению, но тетушка знает их обычаи и, может, хоть немного утешится, увидев могилу любимого супруга. Да, все верно: сперва тетушку Клэр, потом Фергуса. Фергус ведь приходится дядюшке Джейми приемным сыном, так что у него есть право побывать здесь в числе первых. Потом, наверное, Марсали и детей. Правда, Жермен достаточно взрослый, чтобы прийти вместе с Фергусом… Ему уже десять, пора относиться к мальчику как к мужчине. Да и дядюшке Джейми он приходился внуком. Да, так будет правильно.

Йен выпрямился и, тяжело дыша, смахнул с лица пот. Над ухом надоедливо жужжала мошка, но он, раздевшись до набедренной повязки, натерся медвежьим жиром с мятой по обычаю могавков, и насекомые его не трогали.

– Береги их, о дух великого кедра, – сказал он на мохоке, глядя в густую пахучую крону. – Пусть души их будут столь же светлы, как и твоя листва.

Перекрестившись, Йен принялся разгребать лежалые листья. Надо бы добавить в пирамиды еще камней, вдруг животные раскидают. В голове царил сумбур, перед глазами то и дело проносились лица родных и обитателей Риджа… Господи, вернется ли он когда-нибудь в те края?.. А Брианна? Ох, господи, Брианна…

Закусив губу, Йен ощутил на языке терпкий привкус соли. Брианна цела и невредима, она с Роджером Маком и детьми… Хотя, черт побери, как сейчас пригодился бы ее совет. И ее, и Роджера Мака.

К кому теперь обратиться за помощью, за подсказкой?

Тут Йен вспомнил о Рэйчел, и тяжесть в груди ослабла. Да, у него есть Рэйчел. Пусть она совсем молоденькая, ей всего-то девятнадцать, и она квакер, а значит, имеет очень странное представление о некоторых вещах, – и все же Рэйчел дает ему почву под ногами. Йен мечтал, чтобы она осталась с ним… даже после того, как он перед ней исповедуется. Камень на сердце опять потяжелел.

В голове невольно снова всплыл образ кузины. Высокой, длинноносой, крепкой, совсем как ее отец… а вместе с Брианной явился и ее сводный братец. Уильям, черт бы его побрал! Что с ним-то теперь делать? Вряд ли он знает правду: что Джейми Фрэзер – его отец. И как теперь Йену быть? Взять на себя ответственность и самому все рассказать парню? Привести его сюда и объяснить, кого именно он потерял?

Должно быть, Йен застонал вслух, потому что Ролло тревожно вскинул голову.

– Я все равно не знаю, с чего начать, – пожаловался ему Йен. – С Уильямом разберемся как-нибудь потом, хорошо?

Ролло встряхнулся всей мохнатой тушей, отгоняя мух, опустил голову на лапы и сонно притих.

Йен же с утроенными силами взялся за дело в надежде, что тяжкие мысли уйдут вместе со слезами и потом. Остановился, лишь когда заходящее солнце вызолотило вершины каменных пирамид. Однако ощущал он при этом не покой, а лишь бесконечную усталость. Две пирамиды рядышком выросли до колен: небольшие, но крепкие.

Йен замер, ни о чем не думая, просто вслушиваясь в суетливую возню птиц и шепот ветра в кронах деревьев. Затем выдохнул и присел на корточки, погладив макушку одного из надгробий.

– Tha gaol agam oirbh, a Mhàthair, – тихо сказал он.

Моя любовь навеки с тобой, мама.

Закрыв глаза, он положил руку на другую груду камней. Перемазанные в глине пальцы, казалось, могли пробраться прямиком под землю.

Йен застыл, не дыша, потом открыл глаза:

– Прошу, помоги, дядюшка. Боюсь, одному мне не справиться…

Глава 2
Чертов ублюдок

Уильям Рэнсом, девятый граф Элсмир, виконт Эшнесс, барон Дервент продирался сквозь толпу на Маркет-стрит, не обращая внимания на гневные вопли тех, кого он отпихивал локтями.

Уильям не знал, куда идет и что будет там делать. Знал лишь, что если вдруг остановится, то бомбой рванет на месте.

Голова кипела. Все тело тряслось. Рука пульсировала от боли – должно быть, кости сломал… хотя плевать. Сердце рвалось из груди. Ноги… Ноги, черт возьми, так и чесались кого-нибудь пнуть. Уильям саданул по первому же попавшемуся булыжнику, пинком отправляя его в стаю гусей, а те гневно зашипели и бросились к нему, больно хлопая тяжелыми крыльями.

Во все стороны полетели перья и гусиный помет, прохожие испуганно бросились врассыпную.

– Ублюдок! – завопила пастушка, огрев Уильяма посохом. – Чтоб тебя черти взяли, грязный ты ублюдок!

Остальные подхватили ее вопли. Уильям поспешил укрыться от гусиного гогота и яростных криков в ближайшем проулке.

Потирая звенящее от удара ухо, он зашагал между зданиями. В голове все громче гремело одно лишь слово.

Ублюдок.

– Ублюдок, – сказал он вслух и заорал во всю глотку, заколошматив ладонями по кирпичной стене: – Ублюдок, ублюдок, ублюдок!

– И кто здесь ублюдок? – полюбопытствовал некто у него за спиной.

Обернувшись, Уильям увидел молодую женщину, которая рассматривала его с головы до ног, не скрывая интереса. От ее цепкого взгляда не ускользнули ни тяжело ходящая грудь, ни пятна крови на обшлагах мундира, ни ошметки гусиного помета на штанах. Уделив должное серебряным пряжкам на ботинках, женщина наконец посмотрела ему в лицо.

– Я, – хрипло и горько сообщил Уильям.

– Неужели?..

Она шагнула из дверного проема и встала прямо перед ним. Женщина была довольно высокой, с парой крепких налитых грудок, которые отчетливо прорисовывались под тонким муслином нарядного платья, потому что корсета она не носила. И чепчика тоже – кудри свободно рассыпались по плечам.

Продажная девка.

– Ублюдки мне нравятся… – Она словно мимоходом погладила его по руке. – И какой же ты? Злой? Или порочный?

– Несчастный, – мрачно сообщил Уильям.

Она захохотала, и он нахмурился. Женщина заметила его недовольство, но так легко сдаваться не собиралась.

– Идем. – Она взяла его за руку. – Кажется, тебе не помешает выпить.

Он заметил беглый взгляд на разбитые костяшки его пальцев. Женщина прикусила нижнюю губу мелкими белыми зубками, но не отступила, – и Уильям невольно шагнул за ней в темный проем.

«Да и какая разница? – устало подумал он. – Какая теперь, к черту, разница?»

Глава 3
В которой женщины, как всегда, разгребают последствия

Филадельфия, Честнат-стрит, дом 17

Резиденция лорда и леди Джон Грей

После внезапного бегства Уильяма дом выглядел так, будто в него ударила молния. Да и сама я словно чудом уцелела в грозу: все волоски на теле стояли дыбом, искря от напряжения.

Дженни Мюррей объявилась на пороге сразу же, как только исчез Уильям, – и хотя ее появление потрясло меня куда менее прочих сегодняшних событий, я все равно лишилась дара речи. Разинув рот, я глядела на бывшую невестку… хотя почему бывшую, если Джейми все еще был живой? Живой!

Я обнимала его каких-то десять минут назад, и теперь воспоминание об этом пробило раскатом грома. Кажется, я улыбалась во весь рот, словно дурочка, несмотря на царивший вокруг хаос, неподобающее поведение Уильяма (если эту дикую вспышку гнева вообще можно так назвать), тревогу за Джейми и некоторые опасения из-за того, что могут сказать Дженни или миссис Фигг, экономка и повариха лорда Джона.

Та – круглая и глянцевито-черная – имела обыкновение беззвучно появляться из ниоткуда, словно выкатываясь на колесиках.

– Что тут творится?! – рявкнула она, внезапно возникая за спиной Дженни.

– Матерь Божья! – развернулась та, прижимая к груди руку. – Ради всего святого, вы еще кто такая?!

– Это миссис Фигг, – сказала я, чувствуя странное желание рассмеяться, несмотря на недавние события (а может благодаря им?). – Повариха лорда Джона Грея. Миссис Фигг, это миссис Мюррей. Моя… э-э-э…

– Твоя невестка, – заявила Дженни и вопросительно приподняла темную бровь. – Так ведь?

Она глядела на меня столь прямо и открыто, что мне расхотелось смеяться, а к глазам подступили слезы. Кто бы мог подумать, что именно Дженни первой предложит перемирие? Глубоко вздохнув, я протянула ей руку.

– Да, конечно.

В Шотландии мы расстались не лучшим образом, но Дженни мне нравилась, и я хотела бы наладить наши отношения.

Ее тонкие пальцы сплелись с моими, сжали их – и все стало просто. Не нужны были никакие слова прощения. Дженни, в отличие от брата, никогда не скрывала своих мыслей. Все, что она думала или чувствовала, тут же отражалось в ее глазах с таким же кошачьим разрезом, как и у Джейми. Теперь она знала обо мне всю правду, знала, что я люблю – всегда буду любить – ее брата всем сердцем и душой…

Даже невзирая на некоторые сложности с моим нынешним семейным положением.

Она вздохнула, на мгновение зажмурившись, потом открыла глаза и улыбнулась, хотя губы у нее чуть заметно подрагивали.

– Что ж, ясно, – только и сказала миссис Фигг.

Прищурившись, она медленно обернулась вокруг себя, озирая панораму разрушений. Перила вверху лестницы были выломаны, на стенах темнели дыры и кровавые пятна, отмечавшие путь Уильяма вниз. По полу рассыпались осколки хрустальной люстры, поблескивая в ярком свете, льющемся в дверной проем. Сама дверь пьяно болталась на одной петле.

– Вот так merde³, – пробормотала миссис Фигг и внезапно уставилась на меня, щуря черные бусины глаз. – А его светлость где?

– О… – только и выговорила я. Кажется, объяснить это будет непросто. Многие недолюбливали Джона Грея, однако миссис Фигг была привязана к нему всей душой. И она не обрадуется, узнав, что его похитили, причем не кто иной, как…

– Если уж на то пошло, где мой брат? – вмешалась Дженни, оглядывая комнату, словно ожидая, что Джейми прячется где-то за диваном.

– Э… – выдавила я. – Хм… Ну…

Объяснить будет очень и очень непросто. Потому что…

– И где мой малыш Уильям? – перебила ее миссис Фигг, принюхиваясь. – Он был здесь только что, я чувствую запах его одеколона.

Она неодобрительно поддела ногой кусочек штукатурки.

Я набрала полную грудь воздуха и призвала на помощь остатки самообладания.

– Миссис Фигг, вас не затруднит сделать нам по чашечке чаю?

* * *

Мы устроились в гостиной, а миссис Фигг то и дело сновала в кухню, присматривая за черепаховым супом.

– Вы же не хотите, чтобы я его подпалила? – приговаривала она, ставя перед нами чайник в желтом чехле. – Тем более с таким количеством хереса, совсем как любит его светлость. Почти целая бутыль ушла – это ж будет пустой перевод прекрасного напитка!

У меня екнуло сердце. С черепаховым супом и хересом в моем сознании связаны стойкие ассоциации: Джейми в лихорадочном бреду и корабельная качка в такт страстному соитию. Развратные мысли никоим образом не вязались с серьезностью предстоящего разговора. Я потерла лоб, пытаясь развеять туман в голове. Казалось, воздух в доме все еще потрескивает, как при грозе.

– Херес был бы весьма кстати, – сказала я. – Или, может, любое другое вино на ваш выбор, миссис Фигг.

Она присмотрелась ко мне, кивнула и выудила из буфета графин.

– Бренди куда лучше.

Дженни взглянула на меня так же задумчиво – и от души плеснула бренди сперва в мою чашку, потом себе.

– На всякий случай, – заявила она, приподнимая бровь, и мы дружно пригубили чай.

Наверное, мне не помешало бы выпить чего покрепче, чтобы успокоить расшалившиеся нервы, – например, лауданум или пару глотков чистейшего виски, но и душистый чай, щедро сдобренный бренди, приятно согревал изнутри.

Дженни опустила чашку и выжидающе на меня уставилась.

– Итак… Нам предстоит разгребать последствия?

– Да, пожалуй.

Глубоко вздохнув, я вкратце поведала о событиях минувшего утра.

Дженни моргнула раз, другой и покачала головой, словно пытаясь выбросить из нее услышанное.

– Итак, Джейми сбежал с твоим лордом Джоном, за ними гонятся британские солдаты; тот высокий парнишка, который едва не сбил меня с ног, это сын Джейми… Хотя конечно же, только слепой не догадался бы… Ах да, еще весь город наводнен англичанами. Я ничего не пропустила?

– И вовсе он не мой лорд Джон, – пробурчала я. – Но это к слову… Я так понимаю, Джейми рассказывал тебе про Уильяма, верно?

– Да, рассказывал… – Она усмехнулась над чашкой. – И я за него очень рада. Но что стряслось с парнишкой? Выглядел он так, будто перешел дорогу медведю.

– Что вы сказали?! – резко воскликнула только что вошедшая миссис Фигг. Она со звоном опустила поднос, и серебряный молочник с сахарницей громыхнули, словно пара кастаньет. – Чей он сын?!

Я сделала большой глоток крепкого чаю. Миссис Фигг знала лишь, что я была замужем за Джейми Фрэзером (и вроде как овдовела). На этом все.

– Он… Хм. – Я откашлялась, чтобы хоть на секунду перевести дух. – Э‐э‐э… того высокого джентльмена с рыжими волосами, который был здесь только что. Вы же его видели?

– Видела, – медленно кивнула миссис Фигг, не спуская с меня глаз.

– Хорошо его разглядели?

– Лицо я не рассматривала, но вот задницу оценила, когда он, спросив, где вас найти, промчался мимо по лестнице.

– Должно быть, с той стороны сходство не столь явное. – Я снова глотнула чаю. – В общем… этот джентльмен – Джеймс Фрэзер. Мой… хм… мой…

«Первый муж» не совсем точно, «последний» – тем более. Не «очередным» же его называть… Я решила зайти с другой стороны.

– Мой муж. И… он отец Уильяма.

Миссис Фигг беззвучно разинула рот. Попятилась и осела на мягкий пуфик.

– Уильям знает? – спросила она после минутного замешательства.

– Теперь да.

Я красноречиво указала рукой на разруху в прихожей, отчетливо видимую даже из гостиной, где мы сидели.

– Вот merde!.. Я хотела сказать, смилуйся над нами, Агнец Божий.

Второй супруг миссис Фигг был проповедником, и она старалась его не срамить, но порой прорывалось наследие первого мужа – французского картежника.

Она хищно уставилась на меня:

– А вы его мать?

Я поперхнулась чаем и кое-как вытерла салфеткой губы.

– Нет. Все не так плохо.

В реальности дела обстояли хуже некуда, но я не собиралась делиться ни с невесткой, ни тем более с экономкой всеми подробностями происхождения на свет бедного парнишки. Джейми наверняка рассказывал сестре о матери Уильяма, хотя вряд ли признался, что Женева затащила его в постель силком, угрожая расправой с близкими. Ни один мужчина в здравом уме и рассудке не скажет, будто его шантажировала восемнадцатилетняя девочка.

– Лорд Джон стал опекуном Уильяма, когда умер его дед. Примерно в то же время лорд Джон женился на леди Исобель, тетушке Уильяма. Именно она и воспитывала мальчика после смерти его матери. По сути, они с лордом Джоном заменили Уильяму родителей. Исобель умерла, когда ему было лет одиннадцать.

Миссис Фигг выслушала мои объяснения, но от главной темы отвлекаться не спешила.

– Джеймс Фрэзер… – сказала она, складывая руки на коленях и осуждающе глядя на Дженни. – Как так вышло, что он жив? Говорили ведь, он утонул. – Она перевела взгляд на меня. – Я думала, его светлость сам утопится в гавани, когда ему сказали.

Я зажмурилась, невольно содрогнувшись, – при одной этой мысли накатывал ледяной ужас. Даже зная, что Джейми жив, до сих пор чувствуя на себе его руки, я все равно испытывала мучительную боль недавней потери.

– Что ж, кажется, я сумею просветить вас хотя бы в этом вопросе. – Дженни, опуская кусочек сахара в свою чашку, кивнула миссис Фигг. – Мы… то есть я и мой брат, оплатили проезд из Бреста на судне под названием «Эвтерпа». Однако этот бессердечный воришка, капитан, уплыл без нас. И, увы, его ждала незавидная участь… – мрачно добавила она.

Да уж, и впрямь незавидная… «Эвтерпа» затонула в Атлантике со всем экипажем. По крайней мере, так сообщили мне и лорду Джону.

– Джейми нашел другой корабль, но тот доставил нас только до Вирджинии, а оттуда пришлось ехать через все побережье. Где на повозке, где на лодке, стараясь, ко всему прочему, не попадаться солдатам на глаза. Кстати, те иголочки, что ты дала Джейми против морской болезни, сотворили настоящее чудо! Он показывал мне, как их правильно ставить. Вчера вечером мы наконец прибыли в Филадельфию, но до типографии Фергуса пришлось пробираться тайком, как паре воришек. Господи, мне раз десять казалось, что меня вот-вот от ужаса удар хватит!

Дженни улыбнулась. Надо же, она стала совсем другой. На лице все еще лежит тень печали, к тому же за время странствий невестка сильно исхудала, но страшная тяжесть, давившая на нее последние дни мучительной кончины ее мужа, вдруг исчезла. На щеках снова заиграл румянец, в глазах вспыхнул огонек. Такой я не видела ее уже лет тридцать. Кажется, Дженни обрела покой – и я была этому безмерно рада.

– …Так что Джейми добрался до черного хода, но нам никто не открыл, хотя мы видели за ставнями свет. Он снова постучал, как-то по-особому…

Она выбила костяшками по столу ритм – бамп-ба-да-бамп-ба-да-бамп-бамп-бамп, – и у меня перевернулось сердце: я узнала мелодию из «Одинокого рейнджера», которой научила его Брианна.

– Через минуту какая-то женщина крикнула: «Кто там?» А Джейми на гэльском ответил: «Твой отец, дочка, и он изрядно промок и оголодал». Дождь весь день лил как из ведра, и мы оба вымокли до нитки.

Дженни расправила плечи, явно наслаждаясь ролью рассказчицы.

– Тогда дверь самую малость приоткрывается, а за ней стоит Марсали с пистолетом наперевес. А рядом с ней – две дочки: свирепые, как ангелы смерти, у каждой по полену – так и готовы забить незадачливого воришку до полусмерти. Тут они видят Джейми и все трое визжат как сумасшедшие. Хватают его, затаскивают в дом, что-то вопят, радуются, спрашивают, не призрак ли он, почему не утонул… Мы только тогда и узнали, что «Эвтерпа» ушла на дно. – Дженни перекрестилась. – Упокой Господь их несчастные души.

Я тоже перекрестилась под пристальным взглядом миссис Фигг – она и не знала, что я католичка.

– Я, конечно, тоже зашла вслед за ними, – продолжала Дженни. – Но там все мечутся, кричат, ищут сухую одежду, греют поскорее воду, а я стою и оглядываюсь – никогда ведь прежде не бывала в типографии. Там так странно пахнет бумагой и чернилами. Я аж засмотрелась и вдруг чувствую, как меня кто-то дергает за юбку. Опускаю голову – а там вот такой крошка глядит на меня и спрашивает: «Мадам, а вы кто? Хотите сидру?»

– Анри-Кристиан, – пробормотала я, с улыбкой вспоминая младшего сына Марсали.

Дженни кивнула.

– Вот я и говорю: «Я твоя бабушка Дженни», – а он глаза как распахнет, потом завизжал и кинулся мне на руки. Я от неожиданности даже упала, хорошо, сзади кушетка стояла. У меня теперь на заднице синяк размером с руку, – добавила она полушепотом.

Я украдкой перевела дух. Дженни, конечно же, знала, что Анри-Кристиан родился карликом: но все-таки одно дело – знать умом, и совсем другое – принять сердцем. Судя по всему, последнее ей тоже удалось.

Миссис Фигг с интересом прислушивалась к ее рассказу, но любопытствовать не спешила. При упоминании типографии она, однако, встрепенулась.

– Эти люди… Марсали – она же ваша дочь, да, мадам?

Я понимала, к чему она клонит. Весь город, оккупированный британцами, знал, что Джейми Фрэзер – мятежник; значит, и я тоже. Собственно, поэтому Джон и поспешил со свадьбой: потому что мне грозил арест. Да и в типографии нынче работать опасно: у властей неизбежно вставал вопрос, что за литература там печатается?

– Нет, ее муж – приемный сын моего брата, – пояснила Дженни. – Но я растила Фергуса с ранних лет, так что по нашим традициям он приходится приемным сыном и мне.

Миссис Фигг моргнула. До этого момента она еще старалась держать лицо, но теперь затрясла головой так, что заколыхались розовые ленты чепчика.

– Ну и куда, черт возьми… Я хотела сказать, куда, ради всего святого, ваш брат утащил его светлость?! В ту самую типографию?

Мы с Дженни обменялись взглядами.

– Вряд ли, – ответила я. – Скорее, он отправился куда-нибудь за город, а Джон… простите, его светлость будет заложником на тот случай, если им вдруг повстречаются солдаты. Думаю, Джейми его отпустит, как только они отъедут подальше от Филадельфии.

Миссис Фигг неодобрительно хмыкнула.

– А может, отправится прямиком в Валли-Фордж и передаст его мятежникам.

– Ох не думаю, – примиряюще вставила Дженни. – Зачем он им сдался, в конце концов?

Миссис Фигг удивленно вытаращила глаза – она-то почитала его светлость персоной воистину бесценной, – но затем, все-таки смирившись, поджала губы.

– Он ведь даже мундир не надел, да, мадам? – уточнила она, хмуря лоб.

Я покачала головой. Джон не вернулся к воинской службе. Он был дипломатом и, хотя формально все еще считался подполковником в полку его брата, мундир надевал лишь на торжественные мероприятия. В общем, будучи в штатском, для солдат Вашингтона он вообще не представлял никакой ценности.

К тому же Джейми никак не мог уехать в Валли-Фордж. В этом я была абсолютно уверена. Он вот-вот вернется. Сюда. За мной!

В животе потеплело, и волна жара распространилась по всему телу, заставляя смущенно спрятать нос в чашку с чаем.

Живой! Я баюкала это слово в самом сердце. Джейми живой. Как я ни радовалась встрече с невесткой – и особенно тому, что она протянула оливковую ветвь мира, – но более всего мне хотелось подняться в спальню, закрыть дверь и прислониться к стене, вновь переживая секунды, когда Джейми вошел в комнату, обнял меня и прижал к себе, осыпая поцелуями, – такой теплый, твердый, настоящий, что не будь опоры, я не устояла бы на ногах.

«Живой», – повторила я тихо про себя. Он живой.

А все остальное не важно.

Хотя интересно, что он и впрямь сделает с Джоном?

1.Книга пророка Иоиля, 2:28 (здесь и далее примечания переводчика).

2.Господи (гэльск.).

3.Дерьмо (фр.).