Kitobni o'qish: «Отбор для невидимки»

Пролог

… – И пусть вековая Тьма разделит ваши сердца, а эта печать – ваши тела, отныне и навсегда. Объявляю вас не-мужем и не-женой. Можете поздравить друг друга, – загробным голосом объявил высокий и худой жрец в черном балахоне и сделал что-то руками, отчего между ладонями вспыхнул огонь. Плечо болезненно обожгло. Я дернулась, инстинктивно рванула вниз рукав шелкового черного платья, желая унять боль и…

Проснулась, задыхаясь от непонятного чувства.

Всё, дальше ехать некуда… Меня даже во сне развели. Еще и вековой Тьмой какой-то припечатали.

Голова жутко болела, а в глаза будто насыпали песок. Не удивительно, ибо…

Нечего было пить дешевое шампанское и рыдать полночи.

Я кое-как сползла с кровати и направилась в ванную. В зеркало на меня посмотрела уставшая тетка с опухшими веками и синяками под глазами. Уставшая, всклокоченная и вчера разведенная…

Всхлипнув от жалости к самой себе, встала под душ и принялась зло намыливать голову, быть может, надеясь еще и с шевелюрой распрощаться – единственным, чем я по праву гордилась в своей внешности. Все остальное… Ну, в зависимости от настроения, "обнять и плакать"… или "накрасить и прикрыть".

Тонкие губы, бледное и худое лицо, обыкновенные нос и серо-голубые глаза, не менее обыкновенная фигура без всяких выдающихся частей… Я периодически планировала что-то там накачать, вставить и намазать автозагаром, но так и не сподобилась всерьез заняться своей внешностью. Мне казалось, что не внешность главное… Гораздо ценнее то, что я умница, любящая дочь, хороший работник, примерная жена и вообще, замечательной души человек…

На этой мысли дернула волосы особенно сильно.

И кому твоя душа, борщи и начитанность оказались нужны, когда на горизонте появились сиськи, громкий смех и готовность укладываться на все поверхности?

При мысли об этом затошнило. Да так, что пришлось включить воду похолоднее, чтобы прийти в себя.

Дрожа, я вылезла из ванны, высушилась, оделась и снова посмотрела в зеркало, будто надеясь, что уставшая тетка уйдет… а я останусь. Но правда была в том, что я – это она. Скучный бухгалтер в скромном бордовом костюме,  с тщательно заколотыми волосами,  без вредных привычек и с годовым проездным на метро.  В свои двадцать восемь чувствующая себя на пятьдесят.

Рука, красившая губы блеклой помадой, дрогнула, и пришлось отбросить бесполезный тюбик.

Я должна взять себя в руки. Должна выкарабкаться из этой ямы, в которую превратилась моя жизнь.

«Должна, должна»…– отозвалось эхо в голове.

Давка в вагоне. Вращающаяся дверь в бизнес-центре. Стол, заваленный бумагами в моем личном закутке… Губы болезненно скривились, когда я вспомнила, как радовалась этому закутку и новой должности – ну еще бы, теперь я помощник главного бухгалтера с зарплатой аж на семь тыщ больше предыдущей.

Снова затошнило.

Я заставила себя сесть за стол и взяться за работу. Заставила выпить чай и сжевать какой-то бумажный пирожок из столовой в положенное время. Дежурно улыбнулась на дежурную подколку от нашего сисадмина. И ровно в пять тридцать встала, выключила компьютер и взяла сумку.

Коллеги посмотрели на меня с удивлением – обычно я задерживалась, но сегодня…  Осознала, что если останусь здесь еще хоть на пять минут дольше, то просто завизжу как ненормальная.

Шаг, еще шаг.

Лифт.

Крыльцо, на котором продолжали курить, несмотря на все законы.

Тротуар, спешащие машины и люди, вход в метро…

Мимо. Я прошла мимо, вперед, переулками, переходами, скверами. Не думая, не обращая внимания на мгновенно натертые неудобными туфлями ноги, на ветер и накрапывающий дождь, на бегущих в укрытие людей…

Набережная и мост сделались безлюдны для этого времени дня… Но мне это было только на руку.

Я смотрела на серый влажный камень и желтоватую воду, такие же унылые, как мое настроение и хотела.

Не знаю чего. Может быть, волшебника на голубом вертолете. Может быть чего-то внутри себя самой, что позволило бы мне снова жить, радоваться, верить в будущее. Может быть мне хотелось простого семейного счастья. А может – приключений и яркой, кружащей голову истории.

Но вместо этого – мятый костюм, закрытие налогового периода, одиночество и ощущение, что это всё… Навсегда. И больше не будет ничего. Ни волшебников. Ни счастья. Ни ярких историй.

Я подошла к парапету и забралась на него, перекинув ноги на противоположную от такой надежной земли сторону. Нет, я не собиралась заканчивать жизнь самоубийством. Просто решила… окончательно вписаться в картину мокрого моста, дождя, и слез, текущих по щекам. А может и прыгнуть. Совершить что-то сумасшедшее, чего я никогда в жизни не совершала! Погрузиться в темную, неуютную реку, обжечься её холодом и… выплыть обновленной.

Я хорошо плавала. Когда-то, в прошлой жизни, даже получила юношеский разряд….Мысли тут же скользнули в сторону совсем обыденных вещей – что будет с моими документами и телефоном в сумке, если они намокнут, и как в таком виде добираться домой.

Грустно улыбнулась про себя… Эх, Маша, Маша. Ну какая из тебя городская сумасшедшая?

– У вас все в порядке? Женщина!

Женщина… А то как же еще меня назвать.

Я обернулась.

Сзади ко мне осторожно подбирался молодой и симпатичный парень в полицейской форме. Взгляд у него был сосредоточенным, а вот губы растянулись в ненатуральную добродушную улыбку.

Осознав, как я выгляжу со стороны, покраснела и снова уставилась вниз. А потом будто чертенок дернул меня остаться на месте и преувеличенно горестно вздохнуть. Внутри зарождалось непонятное веселье.

– Вы, кх-м… Нормально себя чувствуете? – повторил вопрос парнишка, явно вспоминая, как вести себя с потенциальными самоубийцами.

Мне стало еще смешнее. И тут же – стыдно. Не хорошо так подкалывать людей на службе…

– Да, – сказала, наконец, хрипло, – Да.

– Проблемы? – спросил он уже мягче, встав прямо за мной. Видимо решил, что теперь уж точно поймает, хотя бы за пиджак, и успокоился.

– У кого их нет? – вздохнула. – Ломать – не строить.

– А вы… сломали?

– Может я. Может меня…

– А строить будете?

Странный вопрос. Но и ситуация… Не слишком обычная.

– Буду,  – сказала с уверенностью, которой не чувствовала. – Прям с нуля и буду.

– Это хорошо, – ответил страж порядка серьезно.

Я неопределенно кивнула, поудобнее перехватила сумку, и приподнялась, чтобы перелезть обратно, с удивлением отметив, что парень все-таки прихватил меня за талию…

– Да я не собираюсь… – начала объяснять.

… и резко, жестко толкнул вперед.

На секунду я будто зависла в воздухе –  все еще с открытым ртом – и полетела вниз, в холодную, дурно пахнущую реку.

Глава 1

А-ааа!

Мать вашу, да что же…

Вода, ударив наотмашь, будто я упала на бетон, накрыла с головой, перекрутила, притопила, завернула так, что и не ожидаешь от вялого городского потока… Меня захлестнула паника, но я быстро её подавила.  Нельзя! Вода и паника не совместимы, и тут нет ничего такого, с чем я бы не справилась.

Перестав кувыркаться в мутной толще, я сориентировалась, наконец, где верх, а где низ, и рванула к слабому свету, вынырнула, жадно хватая воздух, отплевываясь и отфыркиваясь.

Костюм стал тяжелым, сумочка все еще болталась на руке, а на ногах – туфли на ремешках, волосы растрепались и залепили глаза… Черт с ним, со всем, берег близко, я доплыву, а потом найду ту тварь, что так со мной поступила!

Никогда я еще не была так зла. Даже в тот момент, когда застала своего мужа с дрянью, которую я по ошибке считала близкой приятельницей!

Эта злость придала мне сил. Я заработала руками и ногами и вскоре уже коснулась земли, камней, чего-то склизкого, выкарабкалась на твердую поверхность, отдуваясь, матерясь и недоумевая, откуда в центре Москвы взялась глина и поросль колючего мха…

Зло отлепила с лица волосы, намереваясь вскочить на ноги и рвануть на мост, чтобы поймать того парня и не знаю что с ним сделать… но осталась сидеть.

Молча. Не дыша. Не шевелясь.

Потом таки пошевелилась – протерла глаза, хлестнула себя по мокрой щеке…

Картина не изменилась.

Мрачный лес. Голые ветви на фоне серого неба, вековые ели, мшистый и пологий противоположный берег… И река, из чьих глянцевых, почти черных вод я только что выбралась.

Я всхлипнула и тут же прикусила свою руку, испугавшись громкого в зловещей тишине леса звука.

Может, я ударилась при падении головой? Умерла? Воскресла? Я – это вообще я?

Осмотрела себя, насколько это было возможно, и убедилась – то самое тело. Костюм, уже ненавистный и ни на что не годный. Туфли на устойчивом каблуке. Порванные в нескольких местах капроновые колготки – когда только успели? – обнажающие бледные худые ноги. И сумочка в комьях глины…

Сумочка!

Подрагивающими пальцами открыла её и выхватила телефон. Мокрый… потухший. И почему-то мне показалось, что от того, что он работал, ничего бы не изменилось.

Меня затрясло. Если это такой…своеобразный Ад или Рай, то есть моя собственная жизнь после смерти, то выглядит странно. И слишком уж холодно и неуютно тут – и разве должна я… чувствовать? Дышать? Видеть грязь под ногтями, которыми скребла берег?  Дрожать от холода и страха?

Может, очередное видение? Не слишком ли реалистичное? А может… Меня просто далеко унесло? В область? Допустим, я потеряла сознание, но чудом не захлебнулась, уплыла и.... Пусть звучало бредом, но это было не более бредом, чем любая другая версия!

– Т-твари… – отбили мои зубы дрожь по ком-то. Да по всем сразу! По бывшему мужу; по парню, который сделал вид, что хочет меня спасти; по Самохину, моему однокласснику, которому я призналась в любви, а он высмеял меня перед всей школой…

Вздохнула и снова осмотрелась.

Ни следа человеческого присутствия. И ощущение, что сейчас не поздняя весна, как и должно быть, а очень ранняя… вон, пятно снега даже виднеется. Может и правда область? Или сон?

Пришло осознание, что это не самое важное. И я подумаю обо потом. Важнее было согреться. Костер? У меня нет зажигалки. И в округе не вьется дымок… ну, не знаю, походников, например. Если только быстро идти или бежать… Куда нибудь.

Меня уже трясло крупной дрожью.

Потому я пересилила себя, встала на ноги, сделала шаг, поскользнулась, но снова упрямо встала и выбралась таки с наклонного берега в чахлый кустарник. Стянула туфли, кое как запихала их в сумку – идти босыми ногами было больно, но в туфлях я и шагу не могла ступить – и быстро-быстро двинулась по лесу, стараясь не терять из виду ленту воды. Повизгивая от обжигающе холодной земли и сглатывая слезы, заставляя себя шевелить интенсивно руками и ногами, натирая плечи, уши, лицо, разгоняя кровь.

Я понимала, что не понимала ничего. И что так долго я не выдержу, что вскоре устану, замерзну, упаду. Но все равно шла и всматривалась в сгущающихся сумерках  – или это просто было тут так темно? – в малейшие признаки человеческого присутствия. Дорога, дома, электрические провода… Да что угодно!

Но я ничего не находила.

Не знаю, сколько шла. Разболелась голова, перед глазами стала мутная пелена, ноги потеряли чувствительность. Пару раз я опускалась на землю и разминала сбитые ступни, стараясь не задумываться, что будет дальше – через пятнадцать минут, через полчаса…

И снова двигалась вперед. Или назад?

Да какая разница…

Мне еще подумалось, что самоубийство, которое я не собиралась совершать, как-то сильно затянулось. И в этот момент услышала странный стук. Он раздавался в молчаливом лесу глухо и, в то же время, громко, и я замерла, пытаясь определить источник. Бросилась в сторону, надеясь, что не ошибаюсь, и этот стук издает кто-то вроде… Человека.

Механизма.

Хоть бы не дикий зверь…

Снова тишина, но я продолжала бежать, надеясь хоть на что-то… И выскочила, неожиданно, на проселочную дорогу.

Дорога! Она ведет откуда-то и куда-то, по ней ездят!  Я рассмеялась каркающим, хриплым смехом, и пошла по широкой, утоптанной тропе, едва уже переступая ободранными, ледяными ногами… И снова нарастающий стук. Сзади?

Резко обернулась.

Нет, это оказалась не лошадь. Из-за поворота на меня вылетел… вылетело… Что-то огромное, лохматое, похожее на тибетского мастифа размером с медведя, бегущее на четырех лапах и несущее на себе человека.

Как в замедленной съемки я наблюдала, что оно по очереди поднимает в беге огромные лапы с блестящими железными штуковинами на них и не находила в себе силы сдвинуться с места.

Всадник – всадник ли? – что-то заорал, а я только и успела, что закрыть глаза и прикрыть голову руками, прежде чем почувствовать удар…

И потерять сознание.

Глава 2

– Ты видела? – шепнул незнакомый девичий голос возле меня.

– Да! Распутство-то какое… и те маленькие штучки… Я даже у богатых мэсси ни разу такое не встречала. Может она из непотребного дома? – отвечала вторая.

– Да о чем ты говоришь! На сотню лиг вокруг ни одного! Не из столицы же она бежала…

– Ни одного? А куда по твоему ходит мэрр Лит?

– Ох, замолчите вы! – третий голос, грубее и взрослее. – Голова уже болит от вашей болтовни.

– Ну а где нам еще разговаривать, как не здесь? Надо было её в отдельную комнату уложить – хозяину благородный вэй не мало заплатил, мы видели!

– Не ваше дело, что хозяин делает с деньгами и куда селит убогих, – прошипела старшая, – Он может все монеты на лекаря спустил!

– Ну да, ну да, а то мы не знаем, сколько мэрр лекарь за свои услуги берет… – пробормотала незнакомка и, судя по шороху и стуку, куда-то пошла.

Я окончательно проснулась… Но глаза открывать не рискнула. Страшновато. Потому что голоса казались вполне реальными, говорили вокруг понятно, но… Русским этот язык не был точно. Да еще и новые слова, о смысле которых оставалось только догадываться.

Что ж, если отбросить идею, что я где-то в Московской области или в загробной жизни, и вспомнить чудовище, что сбило меня с ног, то оставалось два варианта.

Я лежу в чудесной больничке с добрыми докторами в глубокой коме и вижу все это в голове.

Или же я и правда оказалась в другом мире.

И вот прямо сейчас я точно не могла сказать, что стало бы предпочтительней. Потому как и из глубокой комы, и из глубокой ж… то есть из другого мира так просто не выбираются.

Чувствуя зарождающуюся истерическую дрожь я сглотнула комок в горле и мысленно уговорила себя потерпеть. Надо понять хоть что-то, прежде чем впадать в истерику. Даже если это мои фантазии – в них тоже надо как-то жить.

Похоже, мое пробуждение все таки заметили.

Голос, что принадлежал женщине постарше, прозвучал совсем близко:

– Мэсси? Вы очнулись?

Пришлось открыть глаза… и робко улыбнуться, переведя дух от облегчения. Потому что женщина, что нависла надо мной, выглядела женщиной. Полной, добродушной и в чепце.

Главное – человеком. А то после той ездовой собаки и не знала, чего ожидать.

Я попыталась сказать что-то вежливое, но из горла вырвался лишь хрип. Мне тут же дали напиться тягучего, сладкого золотистого напитка, и удобно устроили полусидя, подоткнув под спину подушку.

Огляделась.

Комната была чистой, но совсем какой-то бедной. Уж для фантазии из головы так точно… Серый,  каменный и тщательно подметенный пол, узенькое окошко, прикрытое ставнями и выцветшими занавесками – с него ужасно дуло, я видела, как колышется ткань. Закопченный потолок. Печурка посередине, несколько  облезших деревянных сундуков и четыре узких кровати. На одной я и лежала…

Спохватившись, выдала, перекатывая чуждое звучание на языке:

– Здравствуйте… И добавила осторожно, вспоминая слова, которые использовали девушки. – А вы мэсси…

– Ирида, – кивнула улыбчивая толстушка.

– Вы можете сказать как я здесь оказалась?

– А что вы помните? – спросила та с осторожностью. Почему-то показалось, что Ирида переживала за хозяина и доставшуюся тому плату.

– Помню, что шла по дороге, – я тоже не торопилась делиться подробностями. – И вдруг на меня выскочил… вэй на лохматой штуке…

– На ш-штуке? Вы говорите про пышта? – посмотрела Ирида с выражением глубочайшего удивления на лице.

– Пышт, – улыбнулась я беспомощно. – Конечно. Голова очень болит…

– Голова болит? – пришла женщина в еще большее недоумение. – Но ведь не должна…

Тут уже я задумалась. Вообще-то должна. И голова, и горло, и тело. Но не болело ничего.

Я дернула тонкое колючее покрывало, которым была укрыта, и уставилась на свои голые ноги. Они выглядели совершенно обычно. Чистые, бледные и целые. Ну… ведь во сне так и должно быть? Или не должно? Меня могли вылечить так легко?

– Мэсси… – спросила, прокашлявшись. – А сколько я здесь уже лежу?

– Так со вчерашнего вечера! Вэй как прискакал, вас сбросил и приказал вЫходить, раз уж он вас сбил,. Ну и пару монет на это выдал. А потом умчался. Стражи, сами понимаете, на месте не сидят, потому он очень торопился.

Страж значит. И в этом мире страж… В том скинули, в этом добили. Потом за ночь залечили.

События, произошедшие со мной за последние сутки,  стали перед глазами совершенно четко..Я вдруг в полной мере осознала, что происходящее… вовсе не сон.

Ведь каждый мой шаг был логичным. А каждое происшествие имело свою причину, пусть мне и не всегда понятную, и следствие. И каждое физическое ощущение… казалось совершенно реальным…

Дальнейшее я помню смутно. Кажется, я начала качаться и верещать, как умалишенная, сдирать с себя незнакомые тряпки, требовать найти ту сволочь, что меня скинула  с моста и еще много чего. Вокруг меня бегали какие-то люди, потом другие люди, потом пришел уставший мужчина с бородкой с проседью и провел над головой руками, а после меня скрутили, заставив выпить горькую и жутко противную настойку…

И дальше я снова провалилась в беспамятство. Чтобы очнуться в темноте, привязанная, среди похрапывающих тел, и с ясной головой.

Я – в другом мире. В который меня, в прямом смысле, выпнули. Со знанием языка, но без денег, без представлений о местных реалиях, без знакомых и без имени… Знают ли здесь о существовании  других Вселенных? Или окончательно примут меня за сумасшедшую, если я начну об этом рассказывать?

Всхлипнула и подавила этот всхлип.

Мне стало очень страшно: от смерти в лесу меня спас случай и добрая воля неизвестного вэя, но как я выживу здесь и дальше?  Не имею представления. А главное – как я смогу вернуться домой?

Утро не принесло мне ответов, только настороженные взгляды окружающих. Я уже знала, из подслушанных разговоров, что  очнулась на постоялом дворе, а хозяин этого двора решил сэкономить и поселил меня со своими же служанками, а не в комнате для постояльцев.  Извинилась за свою истерику перед девушками и мэсси Иридой, оказавшейся экономкой, пробормотав, что и правда сильно ударилась головой. И осторожно вызнала, сколько я еще могу задержаться, пока меня… выхаживают.

Всего два дня? Я была в полной растерянности. А дальше что?

Боясь неосторожным словом или жестом выдать себя – ведь не известно, как бы это восприняли, вдруг у них тут верят в ведьм и меня сочтут одной из них – я по большей части молчала. И вообще пребывала в каком-то слегка заторможенном состоянии – слишком уж много всего произошло в моей размеренной жизни. Будто кто-то решил подшутить надо мной и моими мнимыми страданиями и устроить мне страдания настоящие.

Я сообщила, что почти ничего не помню. Откуда я и куда направляюсь. И не знаю,  куда идти – меня обокрали, потом выкинули в реку, отсюда все мои проблемы и внешний вид. И не будет ли хозяин столь добр, что даст мне работу? Буквально за кров и еду…  Пока я не вспомню все окончательно.

Лысый и обрюзгший мэрр Виру, на чьем постоялом дворе я оказалась, выслушал меня, задумчиво пожевал губу, оценивающе окинул взглядом мою фигуру и нехотя кивнул.

– Но если узнаю, что обманываешь! – погрозил он мне огромным кулаком.  – Зовут-то тебя как?

Я вздохнула.

«Маша» на их манер звучало уж слишком экзотично, да и фамилию Шайновская я вряд ли рискну произносить. Что ж, придется отказаться еще и от своего имени.

– Мэсси Мара Шайн, – сказала, скромно потупив глаза и присев в неглубоком реверансе.

Глава 3

Ветер сегодня дул особенно зло, и я окончательно продрогла, пока развешивала на заднем дворе тяжелые, мокрые простыни.

Потому постаралась как можно быстрее вернуться в дом и пристроиться возле огромного очага, делая вид, что убираю золу и щепки вокруг, но, на самом деле, в надежде согреться.

Я жила здесь уже больше недели – точнее, десятницы, которые были в этом мире вместо недель – и впадала во все большее уныние от происходящего. Потому как совершенно безрадостное существование, что называли здесь жизнью, для современного человека казалось полным убожеством.

Я даже не задумывалась раньше, в насколько комфортных условиях мы живем.

Яркое освещение – не чета лампадам и свечам, из-за робкого света которых постоянно приходилось бродить в полумраке. Отсутствие щелей в дверях, окнах и даже стенах. Удобные матрасы и теплые одеяла. Горячий душ и зубная паста. Блин, туалетная бумага! Да и, собственно, сам туалет. И возможность надевать каждый день чистую одежду…

Я подозревала, что в богатых домах – уж если были благородные вэи, почему бы не иметься и зажиточным домам и замкам? – дела с гигиеной обстояли получше, как и с нарядами, но в моем распоряжении оказался лишь один на всех кувшин с холодной водой в общей спальне, две смены белья, состоящей из панталон и грубой рубашки, которые мне еще и пришлось отстирывать после предыдущей владелицы, ботинки без завязок и серое бесформенное платье, закрывающее меня от подбородка до пят,  с полагающимся к нему передником и чепцом. Вот и все мое имущество. Даже не мое – выданное. Собственно, не считая бордового костюма, блузки и трусов с лифчиков из той, другой жизни, которая, почему-то, казалась мне теперь очень далекой, будто с момента падения прошло не десять дней, а год, у меня не было ничего. Даже сумка с туфлями потерялись там, где меня сбил с ног пышт, а на новые вещи, вроде куска мыла или личного полотенца, надо было еще заработать.

Теперь я с уверенностью могла сказать, что знаю об аскезе всё…

Я мерзла с утра до вечера, а ночью особенно, хоть спала в платье – тонкое одеяло и крохотная печурка не грели не капельки. Вставала, чтобы кое-как умыться ледяной водой, расчесывалась обломанным гребнем, который мне выдала жалостливая служанка, справляла свои надобности в ветхом строеньице на улице – хорошо хоть не у всех на виду – и получала свой завтрак. Кусок хлеба и стакан теплого молока, отдававшего мокрой псиной… Когда я попробовала его первый раз и выяснила, из кого его надоили, меня едва не стошнило, и два дня я не прикасалась к глиняной кружке с бело-желтой бурдой. Но потом здравый смысл и голод заставили меня пересмотреть свою позицию: я выпивала его залпом, зажав нос, стараясь думать о витаминах и полезных жирах, и бормоча что-то о том, что пышт, оказывается, не только ценный мех и самое быстрое средство передвижения, но еще и много-много мяса и молока…

Мясная похлебка из пышта и клубней, напоминающих тыкву, оказалась самой дешевой едой в этом мире, потому варили ее в огромном котле еще с вечера, и кормили всех работников, а также путников победнее, что могли позволить себе заплатить лишь самую мелкую монетку за обед.

Для мэсси побогаче у хозяина находилось рагу из дикой птицы, и рассыпчатая крупа, и горячие булочки с белым-белым сыром, на который я могла лишь облизываться. И задумывалась, порой, а что подали бы здесь вэю? О них говорили с придыханием, как о каких-то небожителях, вот только  на нашем дворе, незатейливо названном «У Виру», они не останавливались.

Впрочем, может, это и к лучшему… Я и от богатых мэсси наслушалась немало. В этом мире, название которого мне так и не удалось узнать – ну не спрашивать же, в самом деле, других слуг – было строгое разделение по сословиям. И те же торговцы и их жены в теплых шубках, при взгляде на которые меня одолевала черная зависть, обращались с нами как с существами самого низкого сорта. Грубые окрики и приказы, хамское отношение и тычки, щипки за зад от выпивавших по вечерам путешественников, непристойные предложения и даже пара пощечин от недовольных чем-то мэсси сопровождали каждую мою работу. А дел было невпроворот – мы и убирались в комнатах, перестилая постели и вынося ночные горшки. И помогали в готовке. Подавали за столами. Бегали с бельем в прачечную, подметали и натирали полы, таскали ведрами горячую воду на верхний, третий этаж, где останавливались наиболее зажиточные гости, могущие себе позволить за отдельную плату помыться в деревянной лохани.

Я с ужасом смотрела на свои покрасневшие, потрескавшиеся руки, стараясь не думать, что происходит у меня с лицом. И с волосами, которые удалось помыть лишь однажды, выпросив крохотный обмылок, и потом едва расчесав. Я оказалась совсем не приспособлена для жизни в таком мире. Не умела варить мыло из подножных средств – черт, даже формулы такой не знала! Не умела шить, не помнила ни единого домашнего способа выглядеть хорошо, не понимала, как можно ходить с такими болезненными мозолями в грубых, совершенно дубовых башмаках, с ужасом ждала прихода критических дней и изнывала от боли во всех мышцах, не привыкших к такой тяжелой работе. Я похудела еще больше и если бы сумела таки посмотреться в зеркало – этой роскоши не нашлось даже в самых прилично обставленных комнатах – уверена, то обнаружила бы в глазах отчаяние.

Принять то, что я в неприглядном средневековье  – и не в качестве принцессы – оказалось почему-то даже сложнее, чем тот факт, что в этом мире есть магия.

Пока  редкая в моем окружении, лишь на уровне эффектов, что она оказывала, лишь интуитивно ощущаемая – но есть. Меня лечили с помощью магии, зелья и заговоров. Я видела, как, однажды, загонщик делает с взбрыкнувшим пыштом  что-то такое, отчего тот застыл, как вкопанный. Слышала, как шептались служанки, что вон тот, за угловым столом, в плаще и с яркой брошью в виде птицы, перехватившей ворот  – очень сильный маг. И в прошлый раз, когда он останавливался, то одним щелчком пальцев раскидал опьяневших смутьянов.

Но выспрашивать подробности побоялась.

Не знаю, сколько еще бы продлилась эта пытка, что стала, как я поняла впоследствии, для меня некой возможностью пересмотреть представления о жизни, и к чему она бы привела, если бы не один случай.

Шанс, которым я воспользовалась.

И который стал первым в ряду удивительных событий, полностью изменивших мою жизнь в который раз… и разбивших мое едва собранное сердце.