Kitobni o'qish: «Нежная охота на ведьму»

Душа, порвав с навязанною ролью,

Ткет в лунный час иное бытие.

Саша Черный

Глава 1
Упражнение Сен-Жермена

Когда входишь туда, где тебе придется жить, очень важна первая секунда. Она решает многое – быть может, как и во всем. Запах, вид из окна, полочка для зубных щеток, слепок многолетней тишины в воздухе или, напротив, почти физически осязаемое присутствие живших здесь, блики и миражи голосов и звуков, оставившие шрамы в эфире. Это выходит на связь с человеком внутренний зародыш истины, которая почти всегда оказывается непостижимой, но остается нашим невидимым маяком.

Когда входишь в счастливые моменты жизни, то первые глотки не имеют никакого отношения к истине, но потом навсегда ее вытеснят. Глеб в тот вечер вообще ничего не ждал, он хотел отвлечься от неудач последнего сезона и мыслей о смене курса, забыться с малознакомой женщиной, которая по-книжному приблизилась к нему, расспрашивая о какой-то неведомой ему алхимии. Он едва слышал о графе Сен-Жермене, и Глеба не слишком интересовало, почему незнакомка полагала его сведущим. Основатель фирмы с бессмысленно актуальным названием «Промо-арт-драйв», Глеб до недавнего момента был движим вполне витальными и жесткими мотивами, а именно пропагандой нью-индустриализации. Самопровозглашенный термин! Проще говоря, он художественно воспевал эстетику тяжелого производственного труда, оформляя офисы предприятий эпическими изображениями металлургов, сталеваров и шахтеров. Они ему начали надоедать. От матерого соцреализма и игры в советское ретро его отличали тонкие декадентские нюансы, которые раскусила Кара, рассматривая рекламный буклет, который Глеб везде таскал с собой. Так, слово за слово, наживка была проглочена. Пришлось всезнайку пригласить на ужин.

Кара выглядела шикарно. Тот случай, когда одежда состоит из линий, которые приводят внимание зрителя к лучшему в облике. К проблеску рубиновой родинки сережки сквозь темные волны волос. Этот лаконичный шик был спокойный и продуманный, но что-то выдавало в нем неуверенность и терпкую густую печаль. Глеба терзал неловкий интерес – а вот как это… с женщиной старше себя? Пускай не намного, но от настораживающей новизны впечатлений не отвертишься. Хотя ведь не детей крестить собрались, чего уж… И, в конце концов, Глеб сам не юнец. Но ему было неуютно, словно он собирался переступить незнакомую черту.

Конечно, это все Стеша, двоюродная сестрица. Не виделись несколько лет, и вот она прознала, что Глебушка теперь снова один, и все ловко подстроила. Хотя рьяно отрицает! А зачем тогда затянула его на свой корпоратив, где отплясывали потные веселые кадровички?!

– Если бы я тебя собиралась с кем-то прицельно знакомить, так это была бы как раз кадровичка! – озадаченно обиделась Стеша. – А кто такая Кара? Это прозвище? Я вообще такую не знаю, у нас на гулянках полно левого народа!

Ладно, ей придется простить эти кумовьи игрища, ведь она-то и одолжила деньги на это вычурное свидание. Именно теперь, раз уж все равно переломный момент жизни, Глеб решил уйти в самостоятельное плавание и все средства вбухал в дело. В общем, стыдно сказать, сидел без гроша. И не то чтобы ему нравилось одиночество, но он пока от него не устал. У него есть сын, это важно, а все сопутствующие капканы обстоятельств он решил перепрыгнуть. Словом, находился в затяжном прыжке.

Прошло каких-то два часа, а Глеб был уже вдребезги. Он на всех парусах несся в кутерьму молодости и с пьяным истовым благоговением вспоминал былых кумиров. Стоило ли удивляться, что они быстро оказались в его пустынном лофте. Глеб, как и его любимые герои фильмов, брутальные умники, идущие наперерез обывательскому мейнстриму, теперь будет жить у себя на работе. Ему не нужен дом! Пока. А жизнь меняется каждую секунду, и допинг, что вскружил тебя вчера, сегодня абсолютно бессилен. «Так что ни в чем себе не отказывай в моем сарае!» – размашисто громыхал гостеприимный хозяин в поисках штопора. Которого никак было не найти в коробках – Глеб еще не разложил свои вещи после переезда в офис. Собственно, и раскладывать было пока некуда.

И вдруг Кара затрепетала:

– У меня такой старинный шикарный стеллаж прозябает в тамбуре! Я бы тебе его отдала! Или ты хочешь устроить здесь лаконичный хай-тек?

Нет, он не хотел никакого хай-тека, он любил простор, но не металлическую пустоту. Ему всегда нравился дружелюбный интерьер. Он моментально согласился на стеллаж. Милое предложение! И располагающее… Так они оказались вместе.

Глеб не любил эти смешные интимные итоги вроде «класс… огонь… супер». Ему не очень нравились эффекты неожиданности. Его заводило, когда «девушка старалась», – ну да, вот такой он, без затей. Ему показалось, что Кара немного переигрывает, но это не грех. Возможно, во всем виноват первый раз и нынешняя тотальная неуверенность всех во всём. И обстановка наверняка непривычная для женщины классических запросов. Все же Каре не двадцать лет, и наверняка она привыкла к комфорту… У нее такие ухоженные ступни.

Черт, все-таки многое, оказывается, сводилось к возрасту! Поскользнулся-таки на банальности. Но нельзя дать себе погрязнуть в унылых клише. Вон как она плавно выскользает из полотенца после душа… голая, улыбающаяся, с милыми рельефными неровностями, которые становятся объектом притяжения, если отношения… Впрочем, зачем он себя уговаривает?! Словно внутренне извиняется перед ней за недостаток желания. Но ведь это еще далеко не симптом! С Ленкой вначале вообще было никак – а потом только щепки летели, и сын родился, хоть она и рыдала три года о своем мнимом бесплодии… Короче, бывает «все как попало», как говаривал один суфий-матерщинник, и нечего терзаться!

Поздно, батенька. Все у тебя на роже написано, философ-надомник. Точнее, теперь «налофтник», ведь Глеб так давно мечтал работать в суровом необработанном пространстве, где мощный свет, словно божественный скульптор, сам отсекает все лишнее. А ночью под окнами ложится и обнимает дом черная пантера города, переливающаяся бликами-огнями…

Меж тем обнаженная Кара царственно уселась за новый полукруглый Глебов стол. Это была жемчужина его хипстерской берлоги! А может, ему просто так казалось, ведь он всегда чувствовал себя самозванцем в дизайне, и это ощущение давало ему необходимый драйв для экспериментов на грани с хулиганством – но без неприятных излишеств. А стол… впервые ему было по-барски удобно! Это даже настораживало. Как жаль, если он прогорит и придется увозить все это великолепие. И куда?! Глеб вдруг по-детски ощутил, что больше всего в возможном крахе ему будет жаль вот этого шикарного рабочего места, на котором он пока ничего не придумал!

Кара идеально вписалась в этот стиль. Есть люди, которые без одежды держатся куда увереннее. Причина не всегда в идеальном телосложении и необязательно в оголтелом нарциссизме. Некоторые таким образом выколачивают из себя нелюбимость. А впрочем, сейчас-то какая разница! К нему пришла яркая умная женщина – разве это не хороший знак? Но… она хозяйка, а Глеб гость – вот о чем шептала композиция! Валькирия в апартаментах.

– Хочешь работать со мной?

Пожалуй, это был первый импульс шального вовлечения, и с тех пор Кара постоянно вызывала это чувство: в мире полно женщин, которых хочется опекать. Но ей хотелось уступить трон… если бы он имелся в арсенале.

Она, словно не расслышав и не ведая о своем величии, взяла листок бумаги и принялась писать на нем одновременно и правой, и левой рукой.

– Что ты делаешь? – удивился Глеб.

– Это упражнение Сен-Жермена. Способствует гармоничному развитию обоих полушарий мозга, – улыбнулась Кара. – Смотри!

Она протянула ему листок с его именем. Почти идеальная синхронность!

– Ты что, и правша, и левша?! – восхитился Глеб. – Не знаю, как называется эта обоюдность по-научному. Ручная билингва?

– Как мощно здесь пульсирует энергия! – Кара словно не слышала его вопросов. Она встала и принялась бродить по студии, делая какие-то пасы, словно ощупывая воздух. Потом подошла и с неожиданной робостью присела рядом на диване.

– Давай я пока просто о тебе напишу. О твоей… как ты это называешь – фирма, агентство. Сотрудничество мне всегда в радость, но сначала нужно сыграться, как ансамбль, пусть даже очень маленький.

Глебу не хотелось серьезных разговоров, и он совсем не насторожился от этого вежливого отказа. Они разглядывали ночь и болтали о полетах на дельтаплане, и о том, кто как хочет быть похоронен в случае падения на землю. Кара хотела, чтобы ее прах частично развеяли над Фонтанкой и Аничковым мостом, а щепотку подхоронили к родителям.

– Красиво и дальновидно! – одобрил Глеб не без иронии.

Он постоянно вспоминал этот вечер и ночь. Утром она вроде никуда не торопилась, и они попили кофе на балконе, а потом она ушла. Но не потому, что ей, как она объяснила, нужно было к нотариусу, а просто чтобы не надоесть. Разве женщине после ночи любви может быть нужно к нотариусу… на самом деле?!

Прошло дня три, и Кара сама позвонила. Вкрадчиво и от смущения по-деловому. Ах да, конечно, стеллаж! Как предусмотрительно она забросила удочку невинного повода. Но почему Глеб сам не позвонил ей? Он толком и не мог объяснить. Захотелось отнестись к приятному эпизоду легко. Или сработал инстинкт самосохранения.

Так или иначе, один инстинкт проиграл другому, и Глеб примчался по названному адресу. Своевременный повод отвлечься от неудачи: потенциальный заказчик – крупная рыба! – снялся с крючка.

На стеллаж герой-любовник, конечно, едва взглянул. «Шкаф – это шпионский элемент, ты же помнишь?» Кара с возбужденным весельем выкладывала на стол непривлекательные закуски и опять вино, которое Глеб терпеть не мог. Он сам себя корил за привередливость и тщательно ее скрывал, особенно в дружественных ему домах, но он терпеть не мог спаржу, орешки кешью и пирожки из холодильника! Даже если вчера они были великолепны. Но все эти мелочи так щедро перекрывались пиршеством историй о гвельфах и гибеллинах и прочих разных Элеонорах Аквитанских! Глеб соскучился по познавательной трескотне… ведь так надоедают эти тяготы хлеба насущного! И бог с ней, со спаржей, едва знакомая женщина не обязана знать все его прихоти. Что с того, что некоторые угадывали?! Долой мистическое рабство!

Если бы он был менее великодушным и более внимательным, то заметил бы одну странную деталь, которая, конечно, была замечена им позже: по всей квартире были развешаны странные напоминания о том, что все мы призраки в этом мире. О том, что бояться видений глупо, потому что где-то там, в другом измерении некто, кажущийся нам бестелесным, так же пугается нас. О том, что надо учиться понимать духов, потому что они, в отличие от нас, смертных, никогда не приходят просто так.

Глава 2
Кофе по-борисоглебски

Бывали моменты, когда Стешу очень тяготило звучание собственного полного имени. Стефания! Иной раз она категорично перебивала: «Я не принцесса Монако. Стефанию будете на памятнике писать, хотя я от этого и не в восторге». В молодости она любила произвести впечатление резкой, сильной, пикантно циничной женщины с житейской хваткой, а потом огорошить родом своих занятий. Если о них заходила речь.

Впрочем, ей давно было не до эпатажа. Нынче – особенно. Ее сбил с ног эффект неожиданности. Сколько ни предупреждали ее добрые люди, что врачи теперь – это жесткий иезуитский орден по отъему денег у населения, она все равно надеялась, что, придя к доктору по рекомендации, она отыщет крупинку надежды. Но ей на весь коридор, забыв о врачебной тайне, кричали «у вас рак, Стефания, и если вы…» – все прочее она уже слышала. Ей давно свирепо навязывали операцию. Но она стояла на своем: даже если орган совсем плох, он не лишний. Удали его – и спровоцируешь разбалансировку всего организма. Рак обнаружат где-нибудь еще, и что же, изверги, может, проще сразу отрубить руки-ноги, грудь и голову?!

Ее доводы здесь не слушали. Толстая докторша активно изображала искреннюю тревогу за здоровье неразумной упрямой пациентки. Старая мегера-регистраторша ей вторила: «Вы либо к нам, либо на кладбище». Спектакль был предназначен еще и для Виктора. Конечно, ведь семейный бюджет зависит от мужа. Вите не привыкать, он вел себя достойно и мягко отразил агрессию. Но чего это ему стоит! «Бедняга со мной намучился… а тут еще и мое недавнее сокращение на работе!

Теперь я сяду ему на шею…»

Домой ехали молча, чтобы не расплескать чашу отчаяния. Стеша, стараясь сохранить абсурдную рассудительность, обдумывала, где достать морфий, когда начнутся сильные боли. Положен ли ей рецепт на наркотики, если она наотрез откажется от оперативного лечения и всех этих химий, которых ей уже не выдержать? Надо максимально облегчить ситуацию для близких. Надо уйти спокойно. И самый страшный вопрос: повлияет ли на сына ее суицидальное решение? С одной стороны, он уже не ребенок, с другой – конечно, еще совсем зеленый! Господи, как же его подготовить к жизни без матери? Слава богу, есть отец и… нет, о родителях думать невыносимо!

И не дай бог когда-нибудь Юрке придет в голову, что если мать сделала так, то и он может! Вот от этого гибельного выверта ума Стеша обязана его спасти! Но как донести до неокрепшего сознания, да еще и заранее, что эгоистичное решение оправдано только для нее? Она выстрадала свое знание, уже лет десять собирая свое страшное досье. Более или менее живут после удаления те, что совершенно из другого теста. А те, что по психофизике похожи на Стешу, медленно или быстро гаснут. Нет, увольте, если она и погаснет, то без помощи этих уродливых хапуг, высасывающих последние деньги и называющих себя «лучшими специалистами в столице»…

Хотя онкологию ей еще «не шили». Это что-то новенькое в репертуаре убийц. Ладно… В конце концов, она прожила насыщенную счастливую жизнь. И даже эти последние мучительные годы радовали ее добрыми вестями. Она – трудный редкий уникальный случай. Бывают моменты, когда имеешь право так сказать…

Попытка быть величественным и молчаливым борцом с проклятой болезнью не удалась. Витя заметил в ее глазах предательскую влагу, хотя Стеша и старалась не моргать.

– Она тебя там смотрела, что ли, так долго?

– Нет. Она эндокринолог. Они не осматривают, они…

– Так что же она делала?! Бумажки твои переписывала для отчетности? Зачем ты вообще к ней пошла – ведь эндокринологи лечат щитовидку. Тогда с чего она про рак… откуда она вообще взялась?!

– Потоцкая посоветовала. Эта врачиха в свое время вылечила ее и еще какого-то родственника.

Виктор зло вздохнул:

– Если благими намерениями вымощена дорога в ад, то благие намерения Потоцкой – это самая короткая дорога.

Виктор был по-житейски прав. Лика Потоцкая – утомительно энергична. Она искренне желала помочь Стефании, но, видно, слишком разная у них биохимия и душевно-телесные связи. Не может им помочь один и тот же врач! Но Лике подобной лирики не объяснишь, она будет напирать на философию любого шанса. Интуитивное сопротивление она сочтет капризом. И когда идет речь о самом страшном… нет, здесь Стеше было не отвертеться. Жалела ли она сейчас, что не прислушалась к себе?! Да. Драгоценные силы были на исходе. Еще один такой доктор-садист, и поминай как звали… Но все эти чудовища на пути – это всего лишь симптом, а не причина наших несчастий.

«Они лишь отражение того, что есть внутри нас…» Эта сентенция вызывала у Вити бешенство. «Впрочем, что с тебя взять, охотница за привидениями…»

– Охотница – это когда за богатыми женихами! – парировала Стеша. – А я просто исследую паранормальные явления. По мере сил.

Когда кто-нибудь недоумевал насчет ее экзотичного призвания, она спокойно объясняла, что давно пора перестать округлять глаза, ибо паранормального в мире гораздо больше, чем нормального. «Охотницей» никогда себя не называла, и не столько из-за сказочной бутафории и смехотворной киношности, сколько из суеверия. Призраки не любят тех, кто приходит за ними наблюдать прицельно, да еще с записывающей аппаратурой. Они, как известно, любят застать врасплох непосвященных бедолаг, чьи свидетельства до поры до времени никто не будет принимать всерьез.

И все же самую сердцевину своего занятия Стеша старалась замалчивать. Ей было интересно не столько вступить в контакт с настоящими призраками, в которых она не особенно верила, сколько расследовать истинные причины их мнимых или взаправдашних манифестаций. Подземная гидравлика или спонтанный психокинез? Детское баловство или бурная подростковая энергетика? Глубинная семейная напряженность или айсберг семейной легенды… Вполне реальная психофизика была Стеше дороже любой мистики. А еще важнее – острый оригинальный бестселлер об этих исследованиях, который ей так и не дали воплотить… Экспериментальный издательский отдел был признан убыточным, и Стеше, главной движущей силе эксперимента, было слезно-вежливо указано на дверь. Когда ее книжное дитя, трепетно созданный сборник «Мистические особняки Москвы», уже был почти готов к печати!

«Подожди, может, через годик мы к нему вернемся и отдел твой возродим. Не переживай, это временная кризисная мера…»

И не преминули людоедски добавить: «Ты очень талантливая, Стефания».

Стефания, однако, хорошо понимала, что это значит.

Чему же удивляться: если женщине не дать родить ребенка – а книга тоже ребенок! – она начнет болеть. Почти уже готовенького здорового младенца с ручками-ножками! Да что болеть – она мучительно умрет, разорвавшись на атомы.

Но если Стеша не родила своего «ребенка», то кто-то рожал исправно… и как ни двусмысленно это звучит, с ее помощью. История… пожалуй, древняя как мир и не подлежащая разглашению. Ее начальник Паша взял на работу энергичную и не умевшую подчиняться старую знакомую Стефанию не за красивые глаза и прочие субпродукты. Их знакомство берет свое начало в не лучших для Паши и давних временах, когда ему изменила жена. Но если бы только изменила – она забеременела от другого! Меж тем Пашеньку так полюбили ее родители… Он уже было сроднился с этой семьей, а тут судьба выкинула этакое сальто-мортале. Пашенька пустился во все тяжкие, но как человек тонкой душевной организации оказался подвержен психосоматике. Его замучил вопрос о том, почему же неверная не смогла забеременеть от него. Дескать, а вдруг с ним что-то неладно?! А так как впечатлительные и ранимые люди для своего тела – черные маги, то неладное он себе тут же и устроил. Был богатырь и здоровяк, а ему вдруг пришили абсурдный диагноз «бесплодие»…

Он вылечился. То есть сбросил страшный морок, потому что болезни как бы и не было. Его исцелил проницательный уролог, который был в курсе, что на нервной почве бывает не только импотенция, но и катастрофическая сонливость сперматозоидов. Или как это там называется… Умный доктор, что ныне вид практически вымирающий, лечил больного средиземноморскими путешествиями, распитием молодых и именитых вин у моря и неспешной дружеской болтовней. Паша ему, разумеется, не верил. Но, во-первых, кто ж откажется от такого лечения вместо иезуитских процедур и неутешительных анализов! А во-вторых, Пашина подруга, тогда еще и не мечтавшая о статусе следующей жены, после путешествий забеременела. «Лично я забеременела бы от такого доктора!» – хотела пошутить Стеша, когда Пашенька ей изливал душу, но не стала. Не стала – а ведь могла бы все испортить на этапе знакомства. Может, для нее это было бы к лучшему…

Но все пошло по другому сценарию. Наслушавшись Пашиных баек, она предложила соткать из них историю его успеха, и тем самым начать серию популярных изданий о созидающих и процветающих. Ближайшими кандидатами предполагались стратегически важные Пашины коллеги и партнеры. Но был написан лишь опус о Паше, который измотал Стефанию до крайности. Ведь писать о живом человеке, который руководит процессом и до кучи твой начальник… вы шутите?! Это нонсенс и самоубийство. Но Стеша не была столь прозорлива, сколь победительный уролог. Он-то знал, на чем зарабатывать…

А потом наступила эпоха прохладного «да». То есть Павел принимал Стешину работу, но никогда больше они не вели задушевных исповедальных застолий с итальянскими винами и закусками. Вот и проект о мистических особняках был принят благосклонно, но… видимо, потому что босс знал, что легко им пожертвует в кризисный момент. Ах да, и главное: дети у него пошли, как из пулемета. Четверых настрогал после того, как вышла его «жизнь замечательного человека». А вот Стеша, напротив, репродуктивно зачахла. Видно, вся ее родовая сила ушла на Пашину семью. У него, кстати, было очень много родни, которая запечатлелась в книге и которая не особенно жаловала богатого… кому племянничка, кому дядюшку, брателло или кузена. Всю свою зависть и вежливую вкрадчивую порчу родственнички щедро излили на летописца. Вот с тех пор Стешины недуги и обострились, а потом, после краха со сборником, и вовсе вышли из берегов…

Больно сознавать, но кошмар закономерен. Стеша с самозабвенной страстью ваяла труд своей жизни, жадно представляя, как он выйдет в свет, и не подозревала, что готовит для себя страшную ловушку. А ведь жизнь ей уже преподносила подобные уроки, пытаясь научить смирению. Смирению пахать, не получая ни денег, ни признания, ни даже скромной радости подержать в руках результат своего труда. Она была убеждена, что если написать книгу собственной кровью, как говорил несравненный Андрей Платонов, то она обязательно найдет своего читателя, о чем бы в ней ни было написано – о полтергейсте, Колчаке или о тайской кухне. Стеша так и жила, и вот теперь обнаружила, что у нее не осталось ни крови, ни книги. А еще говорят, что женские опухоли – это застарелые обиды на мужчин! Исступленно роясь на чердаках памяти, она обнаружила, что при всей своей склонности драматизировать она никогда не страдала от мужчин так, как от заказчиков и от молоха издательского бесплодия. И вот эта обида – она и поселилась теперь в ней пожирающим нутро осьминогом…

Хватанула она, энтузиастка потустороннего фронта, и чужих ядовитых страстей. Не только от живых, кстати! Ведь наипервейшие мотивы, не дающие блудной душе оставить грешную Землю, – это гнев и отмщение. Хотя Стеша полагала эти воззрения наивными. Она была убеждена, что прежде всего душу волнует земная недовоплощенность и недосказанность. Попробуй понять, какой процесс пытается завершить неуспокоенный дух, что и кому он хочет сообщить или что доделать, – и он благодарно вернется в небесную негу, еще и помашет оттуда перышком. Жизнь подарила Стеше чудную историю с призраком. Вот где недосказанность сработала на все сто! И о чем надо писать… Посвященные в ту эпопею до сих пор уговаривали ее. Наивные! Людям кажется, что тема, хорошо прозвучавшая у камелька, в болтовне обаятельных книжных червей и бабочек, сулит коммерческую выгоду издателю. Полноте, друзья! Не на ваши ослепительные дарования нацелена издательская гильотина…

– Что делать будем? Надо врачей искать, делать что-то, а ты киснешь!

У Виктора была особая тактика борьбы с кошмаром: он считал, что сочувствие для Стеши губительно. Чтобы возродить ее сопротивляемость, нужно жестко игнорировать ее отчаяние. Бичевать ее право на нежность. Ее надо разозлить! Поэтому на доброе слово мужа она давно не рассчитывала. И, конечно, понимала, что он прав. Но сейчас он и сам испуган: кто ж демонстрирует такую щадящую черствость…

– Врачи у меня закончились. Ты же знаешь, я десятки обошла…

– Но где-то же они есть! Существует же на свете доктор, который тебе поможет.

– Где-нибудь под Пензой или в Сибири. Или в Австралии, может быть… Вик, ну что ты заладил?! Сам знаешь, мы с тобой были у корифейки, спасающей больных на четвертой стадии, от которых все врачи отказались…

– Спасающей?! Да она сама себя не может спасти от элементарного ожирения! Эндокринолог называется… Тебе что ни скажи, ты во все веришь. А этот бред, который она несла про собственные рок-оперы! Ты же слышала… безумная тумба, которая в свободное от неизлечимых больных время сочиняет рок-оперы! Такой ахинеи я еще не слышал…

– Чехов тоже был врачом и писателем. И так и не излечил себя от туберкулеза.

– Я вижу, тебе полегчало, раз ты споришь. Ты вообще что, согласна с ее диагнозом?! Во времена Чехова лекарств от чахотки не было, и ты это знаешь. И в ее возрасте Чехов уже давным-давно был на том свете. Я думаю, что он про эту кикимору с рок-операми написал бы фельетон. Хочешь проводить интеллектуальные параллели, вместо того чтобы искать выход, – ложись к кому попало под нож.

Две недели спустя после этого разговора Стеша решилась выйти на улицу. Погулять вокруг декоративного пруда рядом с домом. Дальние маршруты теперь пугали. Как только она перестала ходить на работу, ее настигли новые мучительные симптомы, накалившие суицидальные мысли до невыносимого предела. Она горько удивлялась тому, как еще совсем недавно бодро рулила в своем маленьком отделе, где у нее в подчинении был милый картавый Лешка, ныне тоже уволенный, вкрадчивый спорщик и соавтор далеко не идеальный, но зато неожиданный собеседник. И темы подкидывал интересные. Стеша даже скучала теперь по их совместной работе. Они ведь не только книгу вместе готовили, они ведь еще и ворох всяких разных текстов сочинили. Но… опять эта книга! Только бы не вспоминать о ней…

Наконец в просвете липовой аллеи замаячил длинноногий и косматый силуэт Глеба. Он вытащил сестрицу на прогулку, не желая верить ни в какие летальные диагнозы.

– Мать, что вообще случилось?! Только что я у тебя на корпоративе гулял, все было пучком, а теперь какой-то апокалипсис на колесиках! Видно, происки конкурентов?

– А кто у нас конкуренты? – вяло улыбнувшись, заинтересовалась Стеша.

– Британское Общество психических исследований, не иначе! Сама же мне о нем рассказывала, пылая жаждой приобщить. И, кстати, в твоих мистических особняках есть мировой потенциал. Тебе надо этим заняться! Я уверен, что где-то есть издательство, в котором у тебя их с руками оторвут!

Где-то есть доктор, где-то издательство… Ее утешали так, словно она сама не была чемпионом по поиску невозможного.

– Я вообще-то пришел с деловым предложением. Я рассказал Каре про особняки и про твою могучую «призрачную» деятельность, и она очень загорелась! Тем более что твой научный подход делает тебя редким специалистом в наших Мордорских лесах…

– Что еще за Кара? – испугалась Стеша чужеродных вторжений и тут же вспомнила:

– А… барышня, которую ты повстречал на моей последней вечеринке в нашей конторе… Почему у нее такое странное имя? Псевдоним какой-то! Кара на тюркском значит «черная», а по-итальянски «милая». Так какая она? И что значит «она загорелась»?

– Все же не верю, что ты ее не заметила на сабантуе! Стоит заметить, что она, конечно, уже не барышня. Но разрезает собой пространство. Она запоминается! А про имя мне тоже странно, но я пока не спрашивал. В общем-то, мне немного все равно.

– Какое прекрасное состояние «немного все равно»!

– Так вот, именно Кара может найти тебе издателя. Ты готова взять ее в соавторы? Потому что у нее есть свой эксклюзив! Про дом какого-то купца Неволина… этот особняк ходуном ходит от всяких духов, и Кара знакома с живым свидетелем! Но тебе, разумеется, лучше самой поговорить с ней. Это шикарный шанс! Что скажешь?

– Скажу, что это очередная обманка, на которой я потеряю последнее здоровье. И еще скажу, что все равно в нее поверю. Потому что усадьба Неволина – красивое место! И мною не охваченное! За красоту погибну. Горбатого могила исправит. А твоя Кара… божья работает в издательстве, что ли?

Глеб победительно поправил модные темные очки, сползавшие со вспотевшей переносицы.

– Умные красивые люди могут себе позволить нигде не работать. Только на себя. В общем, у нее связи в тех кругах, которые умело извлекают выгоду из народного любопытства к потустороннему. И у нее давно есть проект, который она хочет им предложить. Точнее, не проект – задумка. А ты со своей готовой книгой можешь отлично вписаться в эту задумку! Надо только соединить ваши материалы, навести лоск цельности – и вперед! Твои вероломные боссы будут локти кусать и умолять тебя вернуться.

Стеша почувствовала предательскую слабость и надвигающееся ухудшение. Не хотелось бы нарушить майскую идиллию для семейственно гуляющих здесь мамочек с колясками и рухнуть в обморок. Или еще того хуже – болезнь зло изобретательна в своих проявлениях.

– Пойдем-ка домой, Глебка.

Она взяла его под руку, и неожиданно ее накрыло минутное спокойствие. Она и не знала, что бывает не только минутная слабость! Как хорошо, что есть брат. Не все же мужу и сыну терпеть ее хвори. Брат вне паутины семейного долга, вины и страха, он непредсказуемый и безвозмездный подарок вселенной.

Когда Стеша с неизбежным уже теперь стыдом за теперешнее свое состояние забилась в любимое кресло, а Глеб размашисто орудовал на кухне, вызвавшись сварить кофе по-борисоглебски, как он называл какой-то рецепт от своего деда Бориса, – вот тогда к Стефании вернулось ее цепкое аналитическое любопытство. И она с пристрастием допросила братца о новой подруге, которая вдруг горячо пожелала слиться с ней в творческом экстазе.

– Пока мы с ней не встретимся и не поговорим детально, этот разговор продолжать не стоит. Ты и сам понимаешь… Что это за таинственные круги, с которыми она связана… И главное – кто она сама? Ведь ты ходишь вокруг да около, но так мне этого и не объяснил. Сдается мне, что ты и сам этого не знаешь. И съешь хоть что-нибудь, наконец! Куриное жаркое. Специально целый казан наготовила в расчете на тебя! Юрка теперь в жажде свободы уехал жить к бабушке, а Вите много картошки нельзя, хотя он ее и любит. Так что спаси его от желудочной колики.

Глеб ликующе фыркнул:

– Съем хоть весь казан, только не сиди ты вот так обреченно… Я очень хочу попросить тебя, чтобы ты… показала нам тот дом. С поющим призраком. Кара вроде тоже там была, но хочет проверить, о том ли доме речь… и о какой квартире! Она, как и ты… филигранно чувствует потоки энергий. О, как я выучил вашу терминологию! Давай, покажи! И сама, глядишь, взбодришься.