Kitobni o'qish: «В этой истории не будет злодея, и не станет героя»
«Невольно возникает вопрос:
как это могло случиться?
Ответом будет – они верили»
Грегори Кэртис
Ты придёшь на закате
«Ты придёшь. Ты обязательно придёшь, ведь сама сказала мне, что нашей встрече суждено случиться. Нашего столкновения не избежать. Другого выхода просто не может быть. Это случится тогда, когда будет необходимо всем нам, и мы уже не сможем друг друга забыть»
«Я перепробовал многое. Вероятно, в один из моих заходов до меня всё-таки доберутся Порочные. По крайней мере, так говорит Мегги. В своё же оправдание могу с полной уверенностью заявить, что я действую во благо всей нашей семьи. Всё, что я делаю – для моей милой Маргарет и нашего малыша Оливера.
Мегги никогда не поймёт, почему я согласился с этим, но я глубоко убеждён, что на тебя можно рассчитывать. Ты исполнишь своё предназначение. Оливер заслуживает лучшего будущего, и в этом вопросе я могу положиться лишь на неё. Если уж она всегда знала, что делать, выходит, у неё есть свои источники. В наше время недостаток информации можно восполнить лишь безукоризненной верой в тех, кто рассказывает остальным о своей правоте. А она как раз одна из таких. Она сильней всех нас вместе взятых.
И хоть не верю я в Богов и могучую Кали, молюсь я им за нашу спасительницу. Она сказала, что ты придёшь на закате, и я верю её словам больше, чем своим собственным».
Джеймс Милер
Глава 1
Иногда Софи молчала так долго, что у неё начинали слипаться губы. Чаще всего она забывала, что существуют другие звуки, помимо журчания ручьёв планеты Ньюэры и сокровенного шёпота листвы безграничных лесов. Порой собственный голос начинал вводить её в ступор, но это было куда лучше, чем слышать чужие речи, и уже не имело значения, откуда они доносятся – с улицы или из темноты её разума. Но лучше бы Нью затихла на век и удивила бы её новым шрамом страха.
Больше, чем звуки человеческой жизни, её пугали лишь сами люди. Уж давно Софи уяснила, что не может позволить себе по глупости им довериться. На пути ей вечно встречались пробитые черепа и истлевшие на солнце тела тех несчастных, что оказались в ловушке собственного легковерия. Если в новом мире ты ещё хотел сохранить себе жизнь, лучшим решением было избегать тех, кто ещё не расстался со своей.
Софи понимала, что в этом мире не осталось никого, о ком ей стоило бы волноваться. И за себя саму она уж как несколько месяцев перестала опасаться. С целью исчезают и слабости. Выживет не сильнейший, а тот, кто свои слабости от других скрывает. Каждой из слабостей Софи было предначертано покоиться в разрытой могиле. То были её близкие, ради которых она была готова пожертвовать всем. Ей стоило оставить им немного воздуха. Может, они лишь притворялись мёртвыми, и гроб был им совсем не по размеру.
На её щеке алело пятно от пощёчины, а правый бок ныл от того, с какой силой его сжимала рука неизвестной, что смогла подкрасться к ней в прошлом городе. Доверия Софи нельзя было купить ни полными слезами глаз, ни просьбами помочь. Больше нельзя было. Один раз её поймали, когда она пыталась помочь оставленной на дороге девочке. Судя по виду, сама она была не против. Должно быть, взамен ей пообещали что-то очень ценное. С тех пор Софи не доверяла никому из тех, кого встречала, а детей на дух не переносила. Мародёры убивали доверие в ней самыми изощрёнными способами.
Но в этот раз всё произошло слишком быстро. Схватив Софи за волосы, неизвестная ударила её сначала по правому уху, а затем, с силой одёрнув назад переполненную звоном голову, не обделила вниманием левое. Раньше перед тем, как направить в её сторону ствол пистолета, мародёры пытались одурачить Софи беседой. Они обещали защиту, крышу от скорых дождей и еды столько, сколько она не видела все прошедшие месяцы. Но разве можно доверять тому, кто разучился пользоваться словами настолько, что пытается убедить тебя пулей, пущенной в ногу? В Софи стреляли ни один десяток раз, и всё мимо. Разве что парочка выстрелов разрезала кожу в тех местах, где навсегда остались рубцы.
Солнце обещало зайти за горизонт и вновь оставить её наедине с лунной тенью на небе. Глаза всё путали, вот-вот норовя закрыться. Дорожная пыль осела на волосы, забилась в кеды и рот, а тянущая боль терзала изнурённые ноги. Если бы Софи шла пешком и позволяла себе остановки, ей было бы куда легче, но результат давно стал важней процесса. Именно поэтому она не разжигала костров, чтобы не привлекать к себе внимания, и никак не могла достать себе походную плиту, ведь в тех местах, где её можно найти, вечно ошиваются мародёры. Еда Софи всегда была холодной, а ночами она едва ли не мёрзла. Всё, что могло ей помешать, должно было остаться в стороне. Софи доберётся до Центра. Она попадёт в столицу, как и велел ей отец.
Иногда Софи думала о том, как бы изменилась жизнь всей Ньюэры, если люди повсеместно расселили на ней своих животных. Свежее мясо для неё сейчас было бы чудом, для всего остального человечества – настоящей трагедией. Любым возможным разносчикам болезней на Нью не было места. «Придёт конец второй Земле, и наши сердца не выдержат!», – кричали по углам те из людей, что асфальтом заливали просёлочные дороги и пестицидами – свои участки. Конечно, в этом не было совершенно никакого смысла, ведь и насекомых на Ньюэре не водилось. «Ну а мало ли что! В моей семье с жуками встречался разве что земной дед! Придёт один вредитель, а за ним второй, и как вы тогда запоёте? Что станет с нашей планетой?».
Теперь она думала о животных лишь как о еде. Никаких отвлечений от реальности. Разве что пустые мечты о встрече с родителями, Лили и Маркусом. Но всё должно быть полезно в деле. И мысли, и действия, и даже люди. Потому что, если ты не способен сам за себя постоять – ты либо мёртв, либо уже как два месяца стал Безумным.
Угасающий свет звезды растёкся у горизонта цветом запёкшейся крови. Совсем скоро могла пролиться и настоящая. Велосипед трещал и звенел от того, с каким рвением Софи крутила педали. Она пробыла в пути с самого рассвета, обошла несколько улиц и осмотрела один нетронутый дом на наличие еды, лекарств и оружия. Всегда, когда ей попадались запертые двери, она ужасно этому радовалась. Если их хозяев своевременно эвакуировали, значит, внутри могло ещё что-то остаться. Это была очередная привычка, которую ей привило новое время – если перед тобой закрыты все двери, значит, нужно лезть в окно. Сначала попытаться открыть и обнаружить, что пару месяцев назад их надёжно захлопнули. Затем бить стекло или сломать раму; сорвать занавески и бросить их на подоконник; оглянуться и пробраться в дом, молясь за то, чтобы шторы не дали осколкам в очередной раз поранить ладони.
У последнего горящего пятна, оставшегося от материнской звезды, раздались выстрелы. Слишком далеко, чтобы заметить слоняющихся там мародёров, но достаточно близко, чтобы услышать их боевой клич. «С председателем мы скоро вознесёмся до небес!» – тянули они свои песни. Только человеческие дети и были способны на такое – восхвалять того, кто стал причиной для падения целой планеты. Софи ненавидела председателя Медчера и всю его семью за то, что он не смог уберечь её родных. Он смог уберечь лишь Лили, и то потому, что её отец был генералом. Председатель спасал только тех, кто был ему полезен. Арис Медчер был предателем.
Ещё один поворот по ухабистой дороге, и Софи, наконец, притормозила. С каждым днём ей становилось всё тяжелей, и не только потому, что вчера она подвернула ногу. От тревоги становилось невыносимо дышать. Задержись она на пару часов, и сердце бы не выдержало. Но Софи всегда останавливалась лишь тогда, когда оказывалась на вершине.
На заднем дворе заброшенного дома не было ни грязи, ни разросшейся травы. Это казалось странным, Софи давно не видела ничего подобного. «Значит, совсем недавно здесь кто-то был. Тот, кто в конец света решил полить цветы на клумбе и подстричь кусты».
Густой, как смола, смех растёкся по улице, заполняя собой каждый её уголок. Выбора не оставалось. Софи бросила велосипед и прокралась вдоль стены, ища хоть одно приоткрытое окно. Коснулась металлической трубы, рюкзаком прижатой к спине. Хоть какая-то опора. Кроме неё больше не на кого было положиться. Софи лишь надеялась, что она не понадобится. Хотя бы не с живыми людьми.
Входная дверь оказалась не заперта. «Точно ловушка», – думала Софи, но лишь до тех пор, пока к её горлу не подступила тошнота. От резкого запаха жжёной кожи слезились глаза. «Очередной труп. Уже начал гнить». Аккуратным движением Софи приоткрыла дверь, проскользнула в неё и лишь тогда выпрямилась. Никто не стал встречать нежданную гостью. Здесь никого и не было. Призрак выскользнул в щель и выбрался на волю.
Софи быстро оббежала первый безупречно чистый этаж, поднялась на второй и там же встретилась с хозяином дома – мертвецом, чьи руки оказались навек склеены с головой. «Ясно. Значит, он сам это сделал. Безумный». Тело надулось, а ладони вконец растеклись по лицу. Кожа принялась таять и сбегать с костей теми же каплями, какими воск стекает со свечи. Когда-то живой Безумный точно знал, что случится с ним, если он вдруг сам решит себя коснуться, но это его не остановило. «Бедолага. Пошёл сократовским путём1. Сам решил избрать свою участь». Больной добровольно перекрыл себе воздух. Это был единственный возможный конец страданий в новом времени.
Не лучший из возможных ночлегов, благо мертвец уже холодный. Ещё совсем недавно Софи казалось, что грудь каждого из почивших Безумных продолжала вздыматься в тот момент, когда она их находила. Со временем фантомное дыхание пропадало. Но только оно. Понимание того, что каждый из них когда-то был человеком, оставалось. Распалённое длинной дорогой сознание всё ярче представляло на местах этих тел её родителей. Две красных от собственного жара фигуры, слившиеся воедино вместе со своими благими намереньями. «Если бы я до них до тронулась, то стала бы такой, как они? Растаяла бы там вместе с ними? Всё лучше, чем бежать. Точно знаю куда, но не представляю зачем».
Софи спустилась к двери, но не стала даже прикрывать её. Если они захотят, то точно войдут, и не важным будет то, заберутся ли они через окна или отстрелят замок. Но лучше всё-таки через парадную. Так ей будет удобней.
Собрав на кухне несколько тарелок, Софи обмотала их полотенцем и несколько раз ударила по нему кулаком. С каждым разом проворачивать этот ритуал выходило всё быстрее. Получившиеся осколки заняли ковёр перед входом и несколько мест, где могли лежать ценности. Когда на них кто-то наступит, она это услышит. А они её нет. Незнакомец и не поймёт, что попался в капкан, ведь в тот самый момент, как тяжёлые ботинки захрустят бывшей керамикой, Софи исчезнет. От неё не останется и тени.
Когда в звенящей тишине раздаётся дьявольский шёпот, то шторм своим холодом обволакивает сердце и начинает тянуть его вниз, лишь бы нечто не заметило, что в груди ещё что-то бьётся. Софи давно не слышала связной речи и замечала лишь редкие её обрывки точно так же, как и не видела людей, если не считать те чёрные силуэты, что вечно мерещились ей по углам. Когда она успокаивалась, рябь на воде пропадала, но призраки не исчезали. Порой фантомы были настоящими. Тысячи не приданных покою тел, что Софи встречала на улицах нескольких десятков городов, которые успела пройти. Они всё лежали, надеялись и ждали, когда у председателя дойдут руки собрать их и дать миру наконец позабыть о том, что ему довелось пережить.
Шёпот перерос в крик. Мародёры находились за стенами, но и под защитой чужого дома ей было нестерпимо страшно. «Почему?», – вечно спрашивала Софи, но никогда не получала ответа. Его попросту не было. Тогда она задавала другой вопрос. «С какой стати мир вдруг решил, что я гожусь для такой жизни?». И вновь тишина. Потому что никто не мог знать, для чего в свои девятнадцать Софи лишилась семьи, друзей и своего родного города.
Софи поднялась в спальню, раскрыла дверь и окно, задёрнула шторы. В последние дни руки почти не тряслись, и лишь прерывистое дыхание вместе с пульсацией в висках выдавали вечную тревогу. Если её заметят – ей конец. Если не заметит она – тоже. Софи умрёт при любом раскладе.
Иногда она представляла, что с ней в комнате кто-то есть. Софи видит его, а он её, и никто не хочет бежать. Все мысли о родителях были безнадёжны, поэтому обычно в воображении представал кто-то из двух лучших друзей. Вчера в её дверях появился Маркус, принялся расхаживать из угла в гол и о чём-то болтать сам с собой. Сегодня же ей улыбалась Лили. Она что-то рисовала в своём блокноте и иногда поднимала голову, чтобы спросить, о чём Софи думает. Но она продолжала молчать. На самом деле никого из них уже давно не было, вот только Софи не могла перестать заставлять себя верить в то, что это не так. Они наверняка ещё задержались где-то в этом мире, и уже не так важно, с ней или без неё. Главное, чтобы они жили. Чтобы в этом мире остался ещё хотя бы один человек, кроме Софи.
Её не покидали два ощущения: того, что она что-то забыла, и чувство, вызванное наглым взглядом, что следил за каждым её движением. Софи всё чаще мерещилось, что рядом с ней и правда кто-то есть. Он заглядывал в окна и следил за ней из-за леса. «Безумные просто не могли так долго следовать за мной из города в город. Это точно человек».
Лёжа в темноте, она подумала о том, чтобы зажечь фонарь. Безумные всё равно не увидели бы света. Чаще всего их глаза слипались, а на веки стекал вздувшийся лоб. Они давно стали казаться ей безобидными. Но всем тем ужасам, что успела познать Софи, предстояло смениться другими. Безумный в ванной был странным. Он выглядел слишком нормальным и слишком уж походил на здорового человека. Был ли тот мертвец счастливчиком или лишь по случайности смог так долго сохранять своё тело так, что у него ещё можно было различить пальцы? Он уже не ответит, но к тишине Софи успела привыкнуть.
Перед ужином никакой молитвы. После – тоже. Родители наблюдали за ней последние восемьдесят дней и были явно недовольны тем, что она отошла от их традиций. Но не только они. Кто-то ещё присматривал за её сном, отворял закрытые двери и прятался за деревьями, когда она выходила в лес. Это был тот, кто своим присутствием пытался свести её с ума. Навязчивые мысли о нём никак не могли отстать от Софи.
Завтрашнее утро будет тяжёлым. Восемьдесят первым ужасным, одиноким и бездушным утром. Уединение превратилось в муку. Страх стал вечной хандрой. От этого недуга её могла избавить лишь столица. Центр, из которого все наверняка спаслись бегством на другие планеты. «Но хоть кто-то же должен был остаться. Хоть кто-нибудь, кроме мародёров. Я не могу быть одна. Больше не могу». Если люди ещё живы, они собрались в единый союз. Если они благосклонны, то впустят её внутрь стен Центра. Ведь именно туда и забрали Лили. Других мест на Ньюэре просто нет. Софи проверяла. В оставшихся за её спиной пятнадцати Кольцах были лишь Безумные и головорезы.
Чаще положенного ей начинало казаться, что её разум бродит в тумане. «Либо убийцы неопытны, либо я слишком хорошо прячусь». Её тело разучилось спать больше пяти часов, а память начинала сбоить. Из пятнадцати отведённых на дорогу часов она не помнила и половины. «Не знающий прошлого не знает и будущего2. Вот она – цена жизни», – сама с собой шутила Софи, но забывала при том улыбаться. Пелена спадала с её глаз только тогда, когда она слышала выстрелы.
Мародёры объявляли о своём появлении человеческим шумом, им оставалось лишь молиться за то, чтобы Софи не нашла их привала. Там она нередко воровала что-то уже украденное. Все магазины были разграблены, в нерабочих холодильниках всё уж как пару месяцев испортилось, а возможные запасы в домах давно прикончили. «Как они ещё не успели расстрелять все обоймы? Их кто-то снабжает?» – думала Софи, заглядывая в те здания, что они назначили своими складами, и перекладывая их консервы в свой рюкзак. Оружие она никогда не брала. Ружьями не умела пользоваться, ножа хватало и её собственного, а пистолеты и гранаты никогда не лежали без дела. В новом мире на них всегда был спрос.
Ночной сумрак отлично умел приглушать звуки, но никак не мысли. По крайней мере, он так и не приноровился работать с Софи. Она не могла спать. Даже когда сильно уставала. Даже когда была на ногах дольше, чем в постели.
Раньше Софи считала, что на Ньюэре человечество жило счастливо. По крайней мере, оно получило свою часть всеобщего процветания тут же, как Гвен и Бенедикт Беннеты подавили новую чуму, поселившуюся на этой планете, своей вакциной. Конечная версия «PG-32» спасала людей вот уже двадцать пять лет, но и с ней Нью смогла свести людей с ума. Сначала кожу покалывало, затем она всё сильнее начинала зудеть. Человек и не успевал замечать того, как от боли кислорода в лёгких становилось меньше, а плоть стремилась покинуть его тело. Мышцы вздувались, лимфоузлы наливались ненужной им жидкостью. Смерть была ужасной, но быстрой, и, пожалуй, только благодаря этому с её вспышками успевали справляться.
Но ситуацию на Ньюэре это ничем не улучшило. Большая часть всего позапрошлого поколения ньюэровцев молилась над постелями родных, пытаясь разобрать их прощальные слова. Страх заразиться пропадал вместе с тем, как пустые от болезни головы близких касались больничной подушки. Если они ещё могли справляться с речью, то неизменно произносили одно: «Лампы глаза режут, можешь их выключить? Пододвинь меня к окну, я больше люблю звёзды. Вот они светят приятно. По-родному. Совсем как Солнце дома».
Всё это было давно пережито, и то лишь благодаря супругам Беннетам – паре учёных, своей проницательностью расшифровавшей чумной код. Софи почитала их точно так же, как и все остальные жители Нью, с нетерпением отсчитывая дни, когда их причислят к лику святых. Вот только одним днём старое знание успело изменить людям Ньюэры. Кто-то неизвестный распорядился людям впасть в безумие, и они с большой охотой к этому приказу прислушались. Перед своей смертью мир вскрикнул, и этот вопль никак не выходил из головы Софи. Потому что она самолично его застала на кухне собственного дома. Но этот крик не принадлежал Софи. Когда время иссушило её слёзы, рыданиями ломалась Лили. Тогда она пришла к ней и увела в свой дом. Они пробыли вместе до тех пор, пока солдаты не решили эвакуировать Лили вместе с отцом. Сначала Софи сильно на них злилась, но гнев скоро сменился отчаянием. Она осталась один на один со всеми ужасами нового мира.
Стоило Безумному коснуться чужой кожи, как его собственная намертво к ней прирастала. Плоть слипалась в комки, безобразными потёками сочилась через сохранившуюся одежду. Когда же больной, хватаясь за голову, пытался понять, за что Боже обрушил на него свой гнев, тот лишь называл его праведным3. Пальцы наполнялись кровью, ткань рвалась, а скальп слезал с черепа вместе с ладонями. Но вердикт Всевышнего никогда не был милостив. Попытки помочь всегда делали хуже для одной из сторон. В этом конфликте страдали двое. Тот, кто нуждался в помощи, и тот, кто её оказывал.
Все люди слились в бездумный кусок чего-то живого. Каждый превратился в мокрое пятно на горячей поверхности городского асфальта. Кем бы человек ни был при жизни, его ждала та же участь. Опустошение и безвольный рёв, вырывающийся из залитых кровью лёгких. Безумные бродили по сёлам, переполняли леса, ныряли под тени домов. Они всё искали и ждали. Им необходим тот, кого болезнь ещё не затронула. Безумным нужна была Софи.
Думаю о ней целую вечность
«Порой, когда я о ней вспоминаю, мне начинает казаться, что всё произошедшее мне привиделось. Точнее, то, что ещё только должно случиться. Возможен и такой вариант, при котором я выдумал её для того, чтобы облегчить груз своего стыда и оправдать бессилие. Но всё это и правда должно существовать, ведь я никогда не лгал Мегги. Просто не смог бы так с ней поступить. Она заслуживает лучшего. Так было, есть и будет всегда. Маргарет достойна кого-то, кто смог бы позаботиться о них с Оливером. Им нужна та, что спасёт их. Поэтому я не могу выбросить её из головы, и думаю о ней целую вечность.
Она сказала мне, что нас убьют сразу же, как мы подступим к границе первого Кольца. Не весомый ли это аргумент в пользу бездействия? Не представляю, сколько времени ей пришлось потратить на то, чтобы узнать все варианты развития событий, какие я только смогу предположить, но у неё были ответы на все мои вопросы. Даже на самые глупые.
Вчера я попросил её назвать число, которое загадал. И кто-то за меня рассказал ей о нём. Бесконечность плюс единица. Бессмыслица, о которой она уже знала».
Джеймс Милер
