Kitobni o'qish: «Время»

Золотой варган и вечное пламя

быть может есть солнце

за играми смыслов

свет солнца как крылья

Для поэзии современного китайского поэта Цзиди Мацзя важен образ шамана, обращающегося к духам предков посредством «золотого варгана», мелодией, выкликающей из космоса «животворящий ген» рода. Шаман или жрец-бимо – не только мифологизированный персонаж лирического произведения, но соавтор поэта, проводник слова заклинательного, пророческого, исцеляющего. В стихотворении «Автопортрет» поэт подчёркивает родовое начало, питающее корни личности:

 
весь я измена
и верность
жизнь я
и смерть
Мир! прими же ответ мой
я – муж – ийского – рода
 

Язык, «язычок» древнего варгана помогает человеку, «мыслящему тростнику» философа Блеза Паскаля, преодолеть разлад души с природой. Глагол человека и посредника – музыкального инструмента – становится единым, внимая нотам вечности и простирая гармонию.

 
мир состоит из живых сущностей:
если тебя одолеет тоска мировая
горе земли ощутишь
наверняка знай – то я еще мыслю
 

«Исповедь варгана»

 
наследовать бимо!
туда воротиться к высокому духу
где плакать способны от нежности только
 

«Наследовать бимо»

Цзиди Мацзя, представитель китайского народа и, объединяет в своем творчестве прошлое и будущее своего этноса, являясь его вестником. Буква «и», символизируя в русском языке объединение понятий и пространств, в то же время – ослепительное зияние между миром ушедших и ещё не рождённых, шаткий мостик перехода над пропастью без звуков. «И» – некое свидетельствование об истине: «он точно жил и правда умер».

Российскому читателю практически неизвестна современная китайская поэзия, которая, как и китайская культура, издавна притягивает русского человека. Известно, что А. С. Пушкин живо интересовался Китаем и знакомился с исследованиями о Поднебесной. Поэтом в России, чувствовавшим душу Азии – вопреки культурной среде Серебряного века, ориентированной на «европейскую» традицию – был Велимир Хлебников. Думается, отечественному ценителю поэзии было бы интересно отметить своеобразную перекличку стихов русской классики с поэзией китайского автора.

Сборник Цзиди Мацзя выходит на трёх языках – китайском, русском и английском – что не случайно. Творчество поэта объединяет культурные пространства, не замыкаясь на национальном колорите, напротив – «песней ийца» объединившись во всемирном диалоге с литературой, религиями и знаниями иных времён и народов.

 
предки до нас сотворили нам тысячи солнц
глядя на золото крыльев стрекоз невесомых
что поднялись над прародиной каждой из рас
 

Солнце, дарующее жизнь и испепеляющее души – это античный амбивалентный образ, оно же ладья, провожающая в царство мёртвых и встречающая новорождённых, его двойник – пламя в глубине скал.

 
неважно богач или бедный – любого
готов ты во имя нетленной души
облечь в одеяния вечности
 

«Разговор ийца с огнём»

Поэт описывает трагическое и столь знакомое нам в России – ещё по лирике Сергея Есенина – разобщение города и деревни, Природы и цивилизации, призывая «вернуться дорогою предков» к истокам.

 
твой конь
устало топчется
в тени цивилизации
которая вот-вот
совсем его проглотит
 

«Цыган»

Технократическая современность приносит одиночество и разобщение, захватывает горизонтальные просторы, однако ничего не может поделать с вертикалью – скалами, хранительницами духа. Мелодия зовёт в горы – только они одни служат духу в своей строгости.

 
то дух свободы
хранитель народа
ийцы в объятьях его
грезят о звёздной пыли
забывают о лязге железном
 

«Силуэт в скалах»

 
не будь гор Ляншаня не будь моего народа
меня как поэта и не было бы никогда
 

«Моё желание»

Кто знает, возможно, по сходной причине русских поэтов всегда так тянуло на роковой для них Кавказ?

Чувствовать всю природу, и живую и условно мёртвую, как единый организм – значит в полной мере сострадать ей. «Человека можно уничтожить, но его нельзя победить», – этот эпиграф из повести «Старик и море» Э. Хемингуэя взят поэтом для стихотворения «Бойцовый бык».

 
стоит он вон там
всё стоит и стоит на закате
приоткрывает оставшийся глаз иногда
видит землю-арену былого
и горестным рёвом ревёт
оттого его тело
и шкура иссохли
стали огненным шаром
и бешено там пламенеют
 

Необходимость ощущать боль мёртвых, живых и не рождённых в едином нерве стиха – вот о чем проговаривается поэт в «Оде боли»:

 
боль, наконец тебя нашёл
отныне я не замечаю
цветы у ног и боль шипов
боль, для меня ты не случайна
тебя я избираю сам
 

Перешагнувший через боль физическую и боль от страха, обретает бессмертие. Это не умозрительная метафизика. Стремление к счастью и гармонии – вот идеал для человека. Мы соотносим проблематику строк современного автора с драматическим повествованием в пушкинском «Моцарте и Сальери»:

 
его возненавидели за то лишь
что в жизни разувериться не смог
и в чёрную годину волю славил
лишь в том винили
что писал навзрыд
и яростными строчками платил
дань родине и своему народу
 

«Противникам Сальваторе Квазимодо»

Поэзии Цзиди Мацзя, говоря словами Ф. М. Достоевского, в полной мере свойственна всемирная отзывчивость. «За всех расплачусь, за всех расплачусь», – писал советский поэт Владимир Маяковский. Нервные окончания стихов китайского поэта проходят сквозь бумагу, оставаясь в стройных знаках иероглифов, похожих на лес и горы в традиционных картинах китайских мастеров живописи.

Ощущение уникальности собственного народа даёт поэту и человеку возможность проникать в иные культуры. Цзиди Мацзя знакомит нас с церемониальным погребальным обрядом, где явлена мудрость не истончаемой связи поколений:

 
По обычаю ийцев, если умирает
мать семейства, её
кремируют лежащей на правом боку.
Считается, что в мире
духов левая рука ей ещё понадобится,
чтобы прясть.
 

«Руки матерей»

Поэзия Цзиди Мацзя несёт яркое мужское начало, воспевая верную женственность, метафорически преображая действительность и преподнося то виденье мира, которое зачастую сокрыто от живущих сиюминутными страстями.

Стихотворение «Надпись в альбом» обращено к памяти о женщине, стремящейся к созиданию и не сломленной:

 
её имя —
Цзикэ Цзинсымо
и в последних словах её было:
Милый, нужно любить…
 

И вот строки из оды, посвящённой няне-китаянке:

 
осиротел этот свет не утратой
обычной простой женщины
подлинно знавшей страданье и горе и скорби
но в Даляншане щемяще беззвучной зарей
истинный сын её иец заплачет о ней
пусть в целом мире услышат рыдания горечь
 

Подобное настойчивое обращение к воспоминаниям детства, прапамяти рода было свойственно Владимиру Набокову, умевшему, по его словам, «заклинать и оживлять былое» («Другие берега»). Муза Памяти осеняет творчество современного китайского поэта. Обращаясь к стиху как к близкому другу, он выкликает душу народной поэзии, чьи корни питают современного поэта-варганиста:

 
соседи в округе затихли-уснули
только мой стих не вернётся
ночь напролёт жду его у ворот
 

«Народная песня»

 
о, море времени!
откроешь ли ты мне
где тени смертных обрели забвенье?
 

«Письмо»

Люди и звери вечно едины – «для эмпирей тотемы рождены» – в заклинании духов стихий звуком осмысляемым и ещё нами не разгаданным, скрывающимся за первозданной немотой:

 
давай идти со зверем диким
участвовать в мистерии предвечной
не бойся ты ни голубых баранов
косуль не бойся ты и леопардов
они все только сыновья тумана
что исчезают тихо на закате
не разрушай той вечной тишины
что всюду здесь дыханьем духов полна
здесь предки мёртвые со всех сторон сойдутся
пугаясь тени каждой невесомой
замедли ты шаги и осторожней
по зелени ступай – то взор судьбы
в секунды эти в полной тишине
услышать можно тон иного мира
 

«Боги моей родины»

Мотив не проявленного, потустороннего мира у китайского поэта тесно связан с темой предков и духов животных. «Нет в мире разных душ и времени в нём нет», – писал в стихах Иван Бунин. «Здесь не я умирал – тот иной тоже я» («Наизнанку»), – говорит Цзиди Мацзя. Неперсонифицированные божества лирики поэта, где присутствует «Человек-невидимка», обволакивают душу сказочным миром:

 
тени длинные сплелись
потеряв друг друга
когда ночь опустится
отворяю я двери
в небо тихое гляжу
на устах трепещет
что-то несказанное
 

«Ощущения»

Не правда ли, здесь можно разглядеть схожесть со стихотворением Фёдора Тютчева «Тени сизые смесились, цвет поблекнул, звук уснул…», где в полной мере выражено пантеистическое мировоззрение? Но отчего вдруг современный поэт называет своё существование едва ли не безысходным, а приходящие извне звуки – «Чёрной рапсодией»? Быть может, от осознания того, что трагедию и красоту мира невозможно искупить звуками? Вглядываясь в бездну, его лирический герой различает в хаосе не только светлое наследие прошлого, но и пугающее иное, стремясь ещё раз запечатлеть человеческое имя, когда вдруг «…в чуждом, неразгаданном, ночном. Он узнаёт наследье роковое» (Фёдор Тютчев), пред чем немеют уста:

 
о чёрный сон, укрой и защити
позволь пропасть в любви тебя ласкавших
дай превратиться в воздух или луч
позволь стать камнем, ртутью, бирючиной
пускай железом стану или медью
слюдой или асбестом или в светлый фосфор
я превращусь – о чёрный сон!
глотай меня скорее раствори
дай сгинуть в милости твоей защиты
вели мне стать и лугом и скотиной
косулей или жаворонком или быть рыбиной
огнивом или всадником
варганом стать, мабу и касечжуром
о, чёрный сон, как стану пропадать
прошу сыграй на цине грусть со смертью
Цзиди Мацзя – мне горестное имя
 

«Чёрная рапсодия»

Переводчик Дмитрий Дерепа вослед поэту взыскует «потаённого слова» для точного, полнокровного перевода, и мне кажется, что, благодаря его труду, первозданные мелодия и мысль поэта во многом доходят до нас. Метафора делает образы зримыми, создаёт динамичные драматические картины:

 
в кровати замерла
вдова притихшей кошкой
 

«Ночи»

 
искомое слово моё
как камень мерцает в звездном убранстве
и прямо за ним
пророка глаза
замкнули летучие тени
искомое слово моё
огнем сон жреца опаляет
под силу ему будить мёртвых
провидеть всех тварей начало
мне нужно сыскать
потаённое слово
у горцев оно
в родной речи младенцу
сияет как символ надежды
 

«Потаённое слово»

Поэзия Цзиди Мацзя несёт подлинный гуманизм, потому что нелёгкие ответы на проклятые вопросы времени поэт ищет прежде всего внутри себя, пытая душу за поступки, совершённые другими.

 
да, век двадцатый
лишь честно тебя оглядев
я понимаю как много загадок
в твоей неизбежности
все же вчера прояснил ты
что будет завтра и кажешься схожим
с обронённым богом с небес
обоюдоострым мечом
 

Художественный мир Цзиди Мацзя олицетворяется образом шамана, передающего наследие певца-варганиста из рода в род. Голоса природы, предков и современников, преумноженные культурным наследием – всё это составляет неповторимый голос поэта, его пленительное своеобразие в мировой поэтической традиции.

Мелодия природы и мира призывает Память ради продолжения жизни.

 
звук мира исчезает навсегда
пророчат глаза осени нам жажду
искать найти и верить в то что жизнь
любовью лишь и красотой спасётся
 

«Глаза осени»

Алексей Филимонов, член Союза писателей России,

Санкт-Петербург

ВРЕМЯ

简介

吉狄马加，彝族，著名诗人、作家、书法家。1961年生于 四川大凉山。1982年毕业于西南民族大学中文系。曾任中国 作家协会书记处书记、青海省副省长，现任青海省委常委、 宣传部长，并兼任中国少数民族作家学会会长，中国诗歌学 会顾问。他是中国当代著名的少数民族代表性诗人，同时也 是一位具有广泛影响的国际性诗人，己在国内外出版诗集二 十余种。多次荣获中国国家文学奖和国际文学组织机构的奖 励，其中诗集《初恋的歌》获中国第三届新诗(诗集)奖；组 诗《自画像及其他》获第二届全国少数民族文学诗歌奖最高奖；组诗《吉狄马加诗十二首》获中国四川省文学奖；诗集 《一个彝人的梦想》获中国第四届民族文学诗歌奖；1994年 获庄重文文学奖；2006年5月22日被俄罗斯作家协会授予肖 洛霍夫文学纪念奖章和证书；2006年10月9日，保加利亚作家 协会为表彰他在诗歌领域的杰出贡献，特别颁发证书。2012年5月获第20届柔刚诗歌（成就）荣誉奖。2007年创办青海湖 国际诗歌节，担任该国际诗歌节组委会主席和“金藏羚羊”国际诗歌奖评委会主席。另外，其作品单行本还被翻译成 英文、法文、西班牙文、捷克文、塞尔维亚文、韩文、波兰 文、德文等文字在十余国出版发行。曾多次率中国作家代表 团和中国青年代表团参加国际活动。

Об авторе

Известный китайский поэт, писатель и каллиграф Цзиди Мацзя является представителем народа и. Он родился в 1961 г. в горном районе Даляншань провинции Сычуань, а в 1982 г. окончил факультет китайской филологии Юго-западного университета национальностей. В настоящее время Цзиди Мацзя является членом секретариата Союза китайских писателей, вице-губернатором провинции Цинхай, а также входит в бюро провинциального комитета Коммунистической партии, является главой его отдела пропаганды. Одновременно Цзиди Мацзя возглавляет Союз писателей национальных меньшинств Китая и является советником Китайского поэтического общества.

Цзиди Мацзя не только известный и яркий представитель поэзии национальных меньшинств Китая, он еще и пользуется известностью на международной арене. Количество его поэтических сборников, выпущенных в Китае и за рубежом, превышает двадцать. Он неоднократно удостаивался китайских общенациональных литературных премий и наград международных организаций. В частности, его сборник «Песнь первой любви» удостоился премии третьего Всекитайского поэтического конкурса, а сборник «Автопортрет и прочее» получил высшую премию на втором Всекитайском конкурсе поэзии национальных меньшинств. Сборнику «Двенадцать стихотворений Цзиди Мацзя» была присуждена Литературная премия провинции Сычуань. Сборник «Мечты ийца» получил поэтическую премию на Всекитайском конкурсе литературы национальных меньшинств и премию имени Чжуан Чжунвэня. 22 мая 2006 г. Союз писателей России наградил Цзиди Мацзя памятной медалью имени М. А. Шолохова и дипломом, а 9 октября 2006 г. болгарский Союз писателей отметил его выдающийся вклад в поэзию специальным дипломом. В мае 2012 г. Цзиди Мацзя получил почётный диплом 20-го поэтического конкурса имени Жоу Гана. В 2007 г. Цзиди Мацзя учредил Международный поэтический фестиваль озера Цинхай, стал председателем его оргкомитета и председателем жюри международной поэтической премии «Золотая антилопа». Кроме того, сборники его стихов были переведены на английский, французский, испанский, чешский, сербский, корейский, польский, немецкий языки и изданы более чем в десяти странах. Цзиди Мацзя неоднократно возглавлял делегации Союза китайских писателей и китайской молодежи, участвующие в международных мероприятиях.