Kitobni o'qish: «Три цвета крови»
И сказал Господь Моисею: возьми всех начальников народа, и повесь их Господу перед солнцем, и отвратится от Израиля ярость гнева Господня.
Четвертая книга Моисеева,Числа, 25, 4
А ведь если вы покоритесь человеку, подобному вам, поистине, тогда вы будете в убытке.
Коран, Сура 23,Верующие, 36
Ибо мы признаем, что человек оправдывается верою, независимо от закона.
Послание к Римлянам, 3, 28
Пролог
Ресторан имел странное и немного смешное название – «Помидор». Расположенный на Ленинградском проспекте, на пути из центра города в аэропорты Шереметьево, он своим игривым названием привлекал внимание, словно подчеркивая несерьезность заведения. Внутри ресторанчика было всегда темновато, а несколько небольших залов, скорее комнат, предназначались исключительно для знакомых клиентов.
Это был уникальный ресторан. Его хозяева – азербайджанцы и армяне – были теми бакинцами, которые и составляли полифоническую основу Баку до известных событий конца восьмидесятых. Они часто и уезжали вместе, покидая родной город, ставший вдруг негостеприимным и чужим. В ресторане слышалась русская, азербайджанская и армянская речь, больше русская, но с сочным южным акцентом, своеобразная речь подлинных бакинцев, средство общения всего населения космополитичного Вавилона, каким был Баку почти восемьдесят лет двадцатого века.
Приходившие сюда люди искали уголок того самого города, который они однажды навсегда потеряли. Здесь мирно обедали и ужинали азербайджанцы и армяне, проклиная тех, из-за кого они вынуждены были покинуть родину, особенно националистов обеих мастей, из-за непримиримости которых стало невозможно мирное сосуществование двух народов. И хотя каждая сторона считала себя по-своему правой, справедливости ради стоило сказать, что больше всего доставалось карабахским армянам, начавшим этот конфликт, доведя его до столь неприятных последствий.
Но споров среди посетителей не возникало. В ресторане царило перемирие, и когда на фронтах шли ожесточенные бои, здесь по традиции выпивали за мир и дружбу между соседями. А потом поминали павших, независимо от их национальной принадлежности. Армяне пили за упокой души погибших, азербайджанцы стояли, опустив головы, не дотрагиваясь до спиртного. Здесь часто плакали мужчины, вспоминавшие свой родной город. Плакали все: азербайджанцы и армяне, русские и евреи, лезгины и грузины, впервые попадавшие в этот ресторан. Вавилон был разрушен и уже никогда не мог быть восстановлен в прежнем величии. Это понимали все, и от этого их скорбь становилась еще более сильной.
Метрдотель-азербайджанец встречал гостей в дверях, провожая их к заказанным столикам. А небольшой оркестр, состоявший из бакинских армян, играл старые мелодии-шлягеры, столь популярные в недавние добрые времена и вызывавшие ностальгические слезы у присутствующих.
Бывший подполковник Абрамов сидел за столиком не один. Он любил слушать забытые мелодии. Вынужденный уехать из Баку, он по-прежнему любил этот город, по ночам, во сне, ему являлись бакинские бульвары и парки, площади и фонтаны. К несчастью Абрамова, подобная ностальгическая страсть передалась и детям – двум дочерям, которые также не могли вернуться в Баку. Туда изредка ездила к своей матери лишь жена Абрамова, азербайджанка. Смешанных браков в Баку было особенно много, и такие семьи страдали наиболее сильно.
Сегодня Абрамов сидел за столиком в компании неприятного типа, которого он меньше всего хотел бы здесь встретить.
– Мы предлагаем вам сотрудничество, – говорил его собеседник.
– Вы мне это уже предлагали, – отмахнулся Абрамов, он довольно много выпил и чувствовал себя не совсем хорошо. К тому же в этот момент музыканты заиграли знакомую мелодию.
– Почему же вы отказываетесь?
– Не хочу связываться с такими типами, как вы, – откровенно признался Абрамов, – я понял, что вас интересуют мои прежние связи. Моя работа в МВД Азербайджана. Я не знаю, кого вы представляете и кто вы такой. Вижу, что вы не армянин. Но, кто бы вы ни были, вы ошиблись адресом.
– Мы хотим использовать только ваш опыт. И хорошо заплатим.
– Знаю, – поморщился Абрамов. – Идите к черту. Мне все надоело.
– Но поймите, – убеждал его собеседник, – это очень выгодное предложение. Вы просто поможете нам, предоставив информацию, проясните некоторые детали.
– Для чего?
– У нас коммерческие интересы, – уклонился собеседник.
– Ах, коммерческие, – усмехнулся Абрамов, наливая водки. Он был крупным мужчиной, с характерными кустистыми бровями и черными глазами. Тяжелый подбородок и упрямые складки морщин у рта четко свидетельствовали о его скверном характере, к тому же изменившемся не в лучшую сторону после переезда в Москву.
– Да. Нас интересует информация. Мы можем заплатить.
– Ага, – бывший подполковник вдруг схватил своего собеседника за лацкан пиджака и привлек к себе, – такие, как ты, – сказал, задыхаясь от ненависти, – разрушили мой дом, сломали мою судьбу, испортили жизнь моим детям. И ты хочешь, чтобы я работал с вами? Пошел отсюда...
В МВД любили сочные ругательства. И Абрамов прибавил еще несколько известных выражений.
– Напрасно вы так. – Собеседник поправил пиджак, словно не обижаясь на него. – Мы ведь совсем не то, что вы думаете.
– Деньги просто так не платят, – махнул рукой Абрамов, – знаю я ваши информации. Я ничего не буду делать. У меня жена азербайджанка, а ты, сука, пришел ко мне и выпытываешь, какую гадость еще можно сделать, чтобы совсем испоганить жизнь людям. Пошел отсюда! – сорвался Абрамов.
Музыканты прекратили играть.
– Напрасно вы так, – сказал, спокойно вставая из-за стола, «коммерсант».
Абрамов обнаружил, что бутылка водки пуста.
– Рустам, принеси еще одну, – крикнул официанту. – Сукин сын, – пробормотал он, вспоминая ушедшего, – информацию им подавай. Мои прежние связи вспомнили. Мало им всего, что натворили. Не сидится спокойно.
Он сжал кулаки. В этот момент музыканты заиграли «Баку – любимый город», и он, чуть расслабившись, закричал:
– Давай, ребята! Давай. Мы им всем еще покажем! Мы еще вспомним наш город.
Спустя пять часов в подъезде дома, где снимала квартиру семья Абрамовых, был найден труп бывшего подполковника МВД Азербайджана Владимира Абрамова. Киллер действовал аккуратно и четко. Подождав, пока подполковник пройдет в подъезд, он поднял пистолет и выстрелил ему в затылок. Смерть, по утверждению экспертов, наступила мгновенно. Киллер для верности сделал контрольный выстрел в сердце и затем удалился. Свидетелей и очевидцев преступления найдено не было.
А в ресторане «Помидор» по-прежнему собирались бывшие бакинцы, вспоминающие свой город и плачущие, невзирая на национальность и степень благополучия. В конце концов, даже у очень богатых людей бывают приступы ностальгии. А у бедных они превращаются в беспрерывный процесс воспоминаний, ибо так приятно вспомнить время, когда тебе было лучше, чем сейчас.
Часть I
ТРИ ЦВЕТА КРОВИ. БЕЛЫЙ
Глава 1
Серебристый «Фиат» мягко затормозил у развилки дороги. Это была последняя переднеприводная модель концерна «ФИАТ», произведенная совместно с фирмами «Альфа-Ромео» и «Ланция». Машина называлась «Фиат-Крома» и успела изысканным дизайном неплохо зарекомендовать себя в Европе. Сидевший за рулем мужчина лет сорока, положив обе руки на руль, задумчиво глядел перед собой. У него были резкие, четкие черты лица, столь характерные для прибалтов. Ранняя седина придавала облику неуловимый налет благородства, но впечатление портили зеленые холодные глаза и упрямо сжатые тонкие губы. Он был одет в куртку и легкие вельветовые брюки. На ногах – мягкие кожаные ботинки, словно он собирался идти в небольшой поход по склонам соседних холмов.
Ровно через пять минут рядом затормозил другой автомобиль, «Форд-Контур», лучшая модель всемирно известной американской компании последнего года выпуска. Темно-красный обтекаемый кузов представлял собой американскую версию европейской модели «Мондео». Сидевший в этом автомобиле пожилой человек лет шестидесяти, казалось, не удивился, увидев в этом пустынном месте «Фиат». В отличие от владельца «Фиата» он был полным и лысым, излучал жизнерадостность и радушие. Но внимательный наблюдатель сумел бы заметить, как время от времени мелькал его острый взгляд. Он был одет в классический светлый плащ и строгий темно-синий костюм. На галстуке бросалась в глаза элегантная булавка от «Валентино».
Подъехавший вторым владелец «Форда» вышел из автомобиля, громко хлопнув дверцей, следом за этим вышел и первый мужчина, мягко закрывая дверцу своего автомобиля. Оба сделали несколько шагов навстречу друг другу.
– Добрый день, – сказал владелец «Форда», кивая, – я Альберто Траппатони, – разговор шел по-английски.
– Это я уже понял, – улыбнулся собеседник.
– Как мне вас называть? – напряженно спросил Траппатони. Они направились к лесу.
– Как мы и договаривались, Йозас Груодис. Это имя написано и у меня в паспорте.
– Конечно, мистер Груодис, – кивнул Траппатони. – Надеюсь, вы понимаете, что наш разговор носит конфиденциальный характер. Поэтому мы и встречаемся в столь экзотическом месте Италии.
– Вы могли меня об этом и не предупреждать, – холодно заметил Груодис, – вы ведь знаете, с кем имеете дело.
– Знаю, – кивнул с улыбкой Траппатони, – и даже знаю, что Груодис – не ваша настоящая фамилия. Вы бывший подполковник КГБ СССР, работали в советской разведке, в Первом главном управлении, в управлении Т1. После девяносто первого года некоторое время жили в Литве, затем эмигрировали в Германию. В настоящее время возглавляете группу бывших сотрудников КГБ, которые, разочаровавшись в прежней жизни, решили начать новую. Используя навыки прошлого, конечно. На ваши услуги довольно большой спрос в мире. В старом КГБ работали профессионалы. Вы разведены, в Вильнюсе у вас остались жена и дочь. Кроме английского, вы еще должны знать довольно неплохо немецкий и турецкий языки. Это не считая литовского и русского. Все правильно?
– Хотите произвести на меня впечатление своей осведомленностью? – усмехнулся Груодис.
– Да. Но отчасти. Заодно я хочу продемонстрировать вам наши способности. И, если хотите, степень наших возможностей.
– Я их оценил.
– Прекрасно. А теперь перейдем к делу. Надеюсь, вы понимаете, зачем мы так долго вас искали?
– Догадываюсь, – буркнул Груодис.
– Мы получили очень лестные отзывы о вас, мистер Груодис. Специалисты считают, что вы один из лучших профессионалов бывшего КГБ СССР. Это не комплимент, просто я констатирую реальности. Мы решили, что нам нужен такой человек. И, конечно, ваши помощники. Кстати, никто точно не знает, сколько их. Может, подскажете?
– Цена? – спросил Груодис, отворачиваясь в сторону машин. Словно следил, чтобы никто не появился рядом. Он явно проигнорировал вопрос. Собеседник все понял и не стал настаивать.
– Миллион долларов аванса. В случае успешного выполнения операции сумма окончательного гонорара будет утроена, – спокойно сказал Траппатони, – и это без учета аванса.
Груодис повернулся в его сторону. В глазах все-таки мелькнула искра удивления. Он чуть усмехнулся.
– Большие деньги, – сказал с ударением, – очень большие. Вы, очевидно, припасли для нас нечто очень неприятное. Речь идет о политике. Я угадал?
– Мне приятно, что вы в хорошей форме, мистер Груодис. Да, конечно. За обычного бандита столько не платят. Речь идет о политике. Об очень крупном политике. Вернее, о встрече двух политиков, которую нужно сорвать. Если же вам удастся убрать обоих, сумма гонорара будет удвоена.
– Шесть миллионов долларов? – не поверил Груодис. – Такие деньги не заплатят даже за убийство президента Соединенных Штатов Америки. Может, я ошибаюсь и дело в обычной мести? Или этот политик того стоит?
– Они оба стоят таких денег, – кивнул Траппатони, – и мы надеемся, что вы согласитесь.
– Когда я должен дать ответ?
– Немедленно. После этого я сообщу вам их имена.
– Вы уверены, что у меня получится?
– Во всяком случае, вы один из немногих, у кого это может получиться.
– Тогда я задам вам несколько вопросов. На него совершались покушения?
– Много раз, – кивнул Траппатони, – и каждый раз он оставался в живых.
– Значит, он знает, что его могут убрать и готов к этому. Соответственно готовы и люди из его охраны.
– Верно. Иногда он спасался только чудом.
– Если я соглашусь, вы скажете мне его имя и дадите аванс. Когда мне нужно приступить к операции?
– Сразу после нашего разговора. У вас не так много времени. Встреча состоится примерно через четыре месяца. Точную дату мы знаем, и я сообщу вам ее вместе с фамилиями политиков.
– Ясно, – кивнул Груодис, – заодно постарайтесь убедительно объяснить, почему за их убийство платят такие деньги. Надеюсь, этот пункт вас не очень обременит?
– Не очень, – улыбнулся Траппатони. – Я постараюсь объяснить, почему так важно сорвать эту встречу.
– И последний вопрос. Этот политик или эти политики хорошо известны в мире?
– Даже слишком. Во всяком случае, в мире политики их знают слишком хорошо. От их встречи может во многом зависеть судьба мира. Но это не президенты США и России, на такой заказ мы пока не планируем вашего участия.
– Понятно. Кажется, я должен согласиться. Вы и так уже сказали слишком много. Я ведь не должен отказываться, это правда, мистер Траппатони?
– Что вы имеете в виду? – нахмурился его собеседник. Блеснула заколка на его галстуке.
– Ничего. За исключением того малозначительного факта, что под кузовом моего автомобиля прикреплено взрывное устройство, реагирующее на радиосигнал. Если сейчас мы не договоримся и я попытаюсь уехать, вы пошлете этот сигнал. Я даже убежден, что приказ будет отдан из вашего автомобиля. – Груодис говорил спокойно, словно рассказывал выученный урок, гля-дя в несколько растерянные глаза своего преподавателя.
Тот хотел что-то возразить, даже открыл рот, но передумал. Промолчав минуту, спросил:
– Тогда почему вы приехали?
– Мне было интересно, – на этот раз улыбнулся Груодис. Впервые за время разговора. – Кажется, мне нужно согласиться. Чтобы вы не пытались взорвать мой новый автомобиль. Кстати, у вас ничего не получится. Я обезвредил взрывное устройство.
– Вы могли бы мне этого не говорить, – пожал плечами Траппатони, – так вы согласны?
– Да. Но единственное условие. Все деньги вы переводите на счет в швейцарском банке с условием, что взять их я могу лишь после определенной даты. Если ничего не выйдет, вы всегда можете забрать деньги. По-моему, так будет лучше. Меня не устраивает приятная перспектива увидеться с вами во второй раз после завершения операции.
Траппатони достал платок, вытер лоб.
– Вы деловой человек, мистер Груодис. Вот фотография этих людей.
Траппатони достал из кармана фотографию и передал ее собеседнику. Тот взял, внимательно всматриваясь в лица обоих политиков.
– Нечто подобное я и ожидал, – сказал, возвращая фотографию, – вам нужен был такой человек, как я.
– Теперь вы все понимаете. – Траппатони быстро спрятал фотографию в карман. – Их встреча состоится через четыре месяца, двенадцатого июня. Так, во всяком случае, сообщают их пресс-службы.
– Это будет нелегко, – задумчиво произнес Груодис, – их хорошо охраняют. Там много моих бывших коллег.
– Иначе бы мы не платили такие деньги, – напомнил Траппатони. – Материалы и деньги получите сегодня вечером. Их привезут к вам в отель.
– Вы знаете, где я остановился? – догадался бывший подполковник КГБ.
– А как вы думаете? – парировал Траппатони. – Вы считаете, что мы можем рисковать в подобной ситуации?
– Вы не сказали, почему их хотят убрать. Почему платят такие деньги. Я обязан понимать смысл поставленной задачи. Политическая оппозиция или нечто другое?
– Деньги, – пожал плечами Траппатони, – очень большие деньги, мистер Груодис. Другие подробности мне неизвестны. А если бы даже были известны, я бы вам о них не сказал. Вы же понимаете мои мотивы? Через десять-пятнадцать лет это, возможно, будет самое важное звено в развитии человеческой цивилизации.
– Неубедительно, – возразил Груодис, – из-за того, что будет через пятнадцать лет, не убивают нынешних политиков. И почему тогда все приурочено к конкретной дате – к двенадцатому июня?
– Мне придется передать моим друзьям, что вы более профессионал, чем мы себе представляли. Двенадцатого июня они подписывают новый контракт.
– Получается, что вы работаете на конкурирующую фирму? – усмехнулся Груодис.
– Нет, – засмеялся Траппатони, – просто наши интересы где-то пересеклись. Мы работаем на людей, заинтересованных в том, чтобы в мире была определенная расстановка сил. Мы думаем о развитии всего индустриального сообщества Европы в новом веке. Мы работаем на будущее, мистер Груодис.
– И во имя этого порядка завтра вы хотите создать хаос сегодня?
– Порядок возможен только через хаос. В конце концов, именно хаос был в самом начале, породив нашу Вселенную. Боюсь, что в упорядоченной системе координат человечество никогда бы не смогло возникнуть. Нужен хаос, чтобы дать толчок новым идеям и новым людям. Вы со мной не согласны, мистер Груодис?
– По-моему, как раз с этим у нас никогда не было особых проблем. Особенно сейчас, – мрачно заметил Груодис.
– Вы пессимист, – серьезно парировал собеседник, – работать вы будете с вашей группой?
– Это мое дело. Ваше – наметить цель. Все остальное касается только меня. Или моих друзей.
– Согласен, – пробормотал Траппатони, – в любом случае полученный гонорар будет переведен лично вам.
– До свидания. – Груодису не понравилась ложная патетика в разговоре и сам Траппатони.
– Документы вам пришлют сегодня вечером, – крикнул Траппатони, но Груодис даже не обернулся.
Через минуту его автомобиль, развернувшись, поехал в противоположную сторону. Траппатони, подошедший к своей машине, долго смотрел ему вслед. Затем достал из внутреннего кармана плаща переговорное устройство.
– Серджио, это я, Альберто. Он знает о взрывчатке в автомобиле. Ты был прав. Он профессионал.
– Мои ребята ждут его на дороге, – ответил Серджио, – он не сумеет уйти. Вы не договорились?
– Договорились, пропустите его автомобиль.
«Этот красавчик даже не знает, что секунду назад избежал верной смерти, – подумал Траппатони. – Впрочем, это даже хорошо, что не знает. Пусть он чувствует себя победителем. Это придаст ему нужную психологическую уверенность. Ведь у него впереди такая сложная задача».
Траппатони сел в автомобиль, развернулся. Уже отъехав от места встречи и словно вспомнив о фотографии, снова достал ее, внимательно вглядываясь в лица запечатленных на снимке политиков. «Может быть, у этого литовца получится лучше, чем у всех остальных», – подумал он. На снимке застыли в рукопожатии два президента. Отныне они были главными мишенями профессионального убийцы Йозаса Груодиса и его товарищей.
Глава 2
Жизнь на два разных города, неумолимо отдаляющихся друг от друга с каждым прожитым днем, была причиной того чувства неустроенности, которое царило в душе Дронго. Обретение независимости союзными республиками и развал огромной страны привели в конечном счете лишь к страданиям миллионов людей и потокам крови, немыслимым в прежней Империи.
Находились политики, которые полагали, что обретение свободы невозможно без пролитой крови, и даже приветствовали ее, считая, что в муках родовых схваток новые молодые государства сумеют выстоять и развиться в нормально функционирующие политические организмы. Доказывали, что независимость и свобода гораздо более важные вещи, чем жизнь одного человека или даже сотен людей. Гораздо более важные, чем неустроенные судьбы миллионов людей. Гораздо более важные, чем гражданские и национальные войны, прокатившиеся по всему периметру границ бывшей Империи. Гораздо более важные, чем слеза ребенка. Политики любили независимость гораздо больше простых людей, ибо независимость для них была независимостью от московских далеких начальников, возможностью бесконтрольного властвования и полного произвола собственных диктатур.
И в этих условиях столицы двух возникших государств стремительно отдалялись друг от друга. Москва, оставшаяся столицей только независимой России, рвалась вперед, являясь флагманом российских реформ, догоняя по качеству жизни и ценам европейские столицы, а его родной город, ставший тоже столицей, но уже самостоятельной республики, стремительно скатывался в средневековье, как и большинство других республик, с несменяемыми президентами, с пародийными парламентами и еще более пародийными политическими партиями. И эта раздвоенность души самого Дронго, это ощущение провала во времени и потерянности собственной судьбы становились частью существования и в родном городе, и в Москве, где независимая Россия гордо и в одиночку продолжала свои реформы.
Он так и жил по пять-шесть месяцев зимой и летом у себя на юге, а весной и осенью на севере. И в этот свой весенний приезд он, достав несколько томиков любимых американских фантастов, предвкушал то наслаждение, с которым будет листать новые романы своих любимцев.
В первый же вечер зазвонил телефон. Это было как наваждение, но он уже знал, что на Брэдбери и Гаррисона никто никогда не звонит. А вот стоит ему взять Желязны или Саймака, как его сразу отвлекают от чтения. Хайнлайн имел большие перспективы быть прочитанным, но здесь приходилось отвлекаться на бытовые темы. И, наконец, самую сложную и непредсказуемую судьбу имели Айзек Азимов и Роберт Шекли. Во время чтения их романов могло произойти все, что угодно. От землетрясения до цунами, от срочного вызова до пожара в соседней квартире.
В этот раз он читал один из последних романов Айзека Азимова. Книга еще не была переведена на русский язык, и он читал роман в подлиннике, наслаждаясь неистощимым остроумием и мастерством великого американского фантаста. И в этот момент раздался звонок. Дронго сначала не хотел поднимать трубку. Но вспомнил, что может позвонить сосед, обычно забиравший его почту в Москве. И поднял трубку. С этого и начались все неприятности.
– Добрый вечер, – сказал незнакомый голос, и Дронго поморщился. Это был голос человека достаточно наглого и пробивного, чтобы от него можно было отделаться просто так. Это был голос человека, уверенного в том, что его беседа может заинтересовать самого Дронго.
– Добрый вечер, – недовольно ответил Дронго», – кто говорит?
– Я звоню, чтобы передать вам привет от нашего общего друга, – продолжал незнакомец, – бывшего полковника Родионова.
В нескольких фразах может проявиться весь характер человека, его привычки, его манера общения, его психология. Просто нужно уметь слушать. Дронго слушать умел. Он обратил внимание, что незнакомец сказал «бывший полковник». Значит, к Родионову он относился с некоторой долей скептицизма, характерного для большинства новичков, пришедших в правоохранительные органы за последние десять лет. Прежний сослуживец Родионова никогда бы не назвал его «бывшим». В то же время незнакомец не стал уточнять, к какому именно ведомству принадлежал Родионов. По логике, он должен был объяснить, что Родионов бывший полковник КГБ. Но тех трех букв он не сказал, и это говорило в его пользу. Он не был окончательным идиотом, что вселяло некоторый оптимизм.
Общее впечатление портила его манера общения, самоуверенная и безапелляционная. Сказав «вы его хорошо знаете», он одновременно давал понять, что знает все или почти все и о самом Дронго. Причем может знать такие подробности, которые сам Дронго предпочел бы не вспоминать.
– Что вам нужно? – спросил Дронго.
– Мы хотели бы с вами встретиться.
– Кто это «мы»? – недовольно переспросил Дронго. – Клуб лысых холостяков или у вас общие интересы по половому признаку? Может, вы клуб непризнанных гомосексуалистов?
– Вы все отлично понимаете. Наши представители хотели бы с вами встретиться и обсудить некоторые проблемы.
– До свидания. И не пытайтесь приехать ко мне. Я спущу с лестницы первого же визитера. – Дронго положил трубку.
Только этого не хватало. Опять одно и то же. После случившегося во Франкфурте, когда там схлестнулись сразу несколько спецслужб мира, он дал себе слово больше не ввязываться в эти грязные игры. И вот опять ему звонят.
Телефон зазвонил снова. Этот наглый незнакомец, конечно, не успокоится, пока не доконает своего собеседника. Давно пора сменить московскую квартиру и телефон, чтобы его не могли найти. Телефон звонил не переставая. Он наконец поднял трубку.
– Не бросайте трубку, – попросил незнакомец, – с вами хочет поговорить один ваш старый знакомый.
– Здравствуй, дорогой, – послышался очень знакомый голос, – я даже не думал, что смогу тебя так быстро найти.
– Адам? – не поверил себе Дронго. – Адам Купцевич? Как ты сюда попал? Значит, ты в Москве? Что ты здесь делаешь? Откуда ты взялся?
– Не все сразу, – засмеялся Адам Купцевич, – меня к себе, надеюсь, пустишь, с лестницы спускать не будешь? С моими ногами это очень неприятно.
– Я сам приеду за тобой, – предложил Дронго.
– Не нужно. Здесь еще один наш старый знакомый. Вот с ним мы и приедем. Не возражаешь?
– С тобой – кто угодно. Как хорошо, что ты прилетел. Сколько лет мы не виделись? Три, четыре?
– Целых пять. Мы встречались тогда, когда ты приезжал из Союза. – Купцевич говорил по-русски с характерным польским акцентом.
– Да, – закрыл глаза Дронго, – все правильно. Пять лет назад. Ты тогда мне снова помог. Я все помню, Адам.
– Вот и хорошо. Значит, у нас будет, о чем вспомнить. Мы будем через полчаса.
– Договорились. – Он положил трубку.
Адам Купцевич, легендарный польский разведчик. Один из лучших профессионалов, долгие годы работал в Интерполе, был экспертом специального комитета в ООН. Купцевич был первым руководителем Дронго во время их сложной поездки в Юго-Западную Азию. Тогда они гонялись по всему миру за торговцами наркотиками. И в этой безумной драке потеряли многих своих товарищей. В том числе и любимую женщину Купцевича – Элен Дейли. Заложенная в автомобиле взрывчатка сработала, и женщина, сидевшая за рулем, погибла. Купцевичу «повезло больше». Он остался без ног и несколько месяцев провалялся в больнице.
А потом начались известные польские события. И вскоре в Польше к власти пришел «электрик» Валенса и правительство «Солидарности». Инвалид Купцевич не был нужен никому. Тем более инвалид, по-прежнему остающийся членом бывшей правящей партии. Ведь порядочные люди присягают только один раз. Все остальные оправдания и ссылки на изменившиеся обстоятельства – жалкие попытки прикрыть собственное ничтожество. Купцевич был уволен с работы и лишь чудом сумел устроиться ночным дежурным в краковском музее. Тогда они и встретились: Дронго был в Польше проездом в Австрию. На этот раз поездка оказалась роковой для самого Дронго. Словно сработало чье-то заклятие: теперь пришла его очередь терять любимую женщину. Единственную женщину, которую он любил. И которая отдала за него жизнь, заслонив от пуль убийцы. По прихоти судьбы она тоже была американкой. Натали Брэй погибла в Австрии осенью девяносто первого года. И несчастье, случившееся с Дронго, как-то уравняло его с Купцевичем, сделав боль разлуки не столь выматывающей душу, словно поделенное на нескольких человек горе было не таким тяжким, а разделенная боль не столь мучительной.
Он уже не жалел, что не успел сменить телефон и поменять квартиру. Теперь Дронго с нетерпением ждал приезда Купцевича. Тот сказал «мы», значит, собирался приехать не один.
Ровно через полчаса в дверь позвонили. Дронго по привычке посмотрел в глазок, встав таким образом, чтобы смотреть несколько сбоку. На лестничной клетке стоял Адам Купцевич. В этом не было никакого сомнения. Это был он, сильно изменившийся, очень располневший, почти седой, с палкой в руках, но живой и здоровый, ожидавший, когда старый друг откроет. Уже не раздумывая, Дронго щелкнул замком. И попал в объятия Купцевича.
Но его ожидал и другой сюрприз. На лестнице стоял Владимир Владимирович. Тот самый эксперт КГБ, который два года назад помог Дронго во время операции против действий мафии в Закавказье. В отличие от Купцевича он почти не изменился. Впрочем, в пожилые годы люди гораздо меньше подвержены переменам, чем в молодости. После шестидесяти внешние отличия уже не столь существенны. Оболочка словно консервируется, тогда как внутри идет стремительный процесс общего разрушения.
Когда все расселись вокруг стола и Дронго достал специально отложенные для подобного случая две бутылки настоящего грузинского вина, начались первые тосты за погибших и за оставшихся друзей. Когда пили за погибших, Дронго встретился со взглядом Купцевича. Тот кивнул. Он знал о смерти Натали. Дронго чуть задержал дыхание и выпил залпом весь стакан, чего никогда себе не позволял.
И только после третьего стакана он ернически спросил:
– Вы, наверное, случайно встретились и решили меня разыграть, приехав сюда?
– Не надо... – покачал головой Купцевич, – ты все отлично понимаешь.
– Да. Квасневский оказался не такой дурак, как Валенса. Он правильно решил распорядиться оставшимися кадрами, и ты снова на службе.
– Точно. Даже восстановили в звании полковника польской разведки. Правда, я честно предупредил Владимира Владимировича и его коллег, что польская разведка изменила основные направления своей работы, переориентировавшись с Запада на Восток. Ты понимаешь, о чем я говорю.
– Да. Но тем не менее ты все-таки приехал в Москву. Значит, только очень важное обстоятельство могло погнать тебя в столицу России. Давай я немного погадаю. Судя по составу, в котором вы пришли, речь идет о достаточно серьезной операции, которую нужно провести в России или в странах СНГ. Скорее второе, так как Владимир Владимирович, насколько я помню, специализировался на ближнем зарубежье. Очевидно, польская разведка получила информацию, которую решила довести до сведения российской разведки. А те, в свою очередь, решили снова выйти на меня. Все правильно?
– Я же говорил, что он в великолепной форме, – радостно заявил Адам, обращаясь к Владимиру Владимировичу.
– Нет, – покачал головой Дронго, – не получится.
– Что не получится? – спросил Купцевич.
– Все. Я эти игры закончил. Меня едва не убили перед выборами в России, посчитав, что я слишком много знаю. А потом меня отправили телохранителем американского композитора, решив, что я могу быть приманкой для Ястреба. Того самого, которого я уже однажды брал в Бразилии. С меня достаточно. У меня есть немного денег, кстати, обещанный гонорар за последнюю операцию я получил наполовину: организация, которая меня нанимала, приказала долго жить, и не без моего участия. Я в какой-то мере обрубил сук, на котором сидел. Но даже того, что я имею, хватит на долгие годы. В политику и в разведку я не вернусь. Надоело.
