Kitobni o'qish: «Тайна венской ночи»
Зло не вне, а внутри нас, оно пребывает в нашей душе. Мы излечиваемся от него с тем большим трудом, что часто даже не подозреваем, что были больны им.
Луций Анней Сенека
«Но вот мы и пришли к тому, с чего надо было начинать! – выкрикнул он очень живо и даже с долей восхищения, что опять неприятно меня поразило. – Совесть! Вот оно! Вы едва ли можете себе представить, какие я терплю муки, с тех пор как умер старик. Я живу под каким-то давлением. Не хочу произносить это страшное слово, которым мог бы обозначить то, что, возможно, я сделал, но оно постоянно во мне наготове, хочет вырваться, хочет быть высказанным… Видите, именно поэтому я и пришел к вам».
Хаймито фон Додерер.«Истязание замшевых мешочков»
Глава 1
Все началось как-то необычно. Он летел из Москвы в Рим, чтобы встретить традиционное Рождество со своей семьей. В их семье было принято отмечать любые праздники, в том числе католическое и православное Рождество, мусульманский Рамазан и даже зороастрийские традиции Навруза, встречи Весны, о которых он рассказал своим детям. Но не всегда удавалось вырваться именно на праздники. Однако на этот раз все получилось. Он вылетел из Москвы еще двадцать третьего декабря, захватив с собой пачку непрочитанных газет, чтобы просмотреть их уже в Италии.
В бизнес-классе самолета почти не было пустых мест, все торопились отмечать праздники в Европе со своими семьями. Он взял «Коммерсантъ», начал просматривать первые страницы. Обычное приложение к этой газете он отложил в сторону, даже не подозревая, какую роль оно сыграет в его жизни в начале следующего года.
Самолет прибыл почти вовремя, если не считать небольшого опоздания. Еще через два часа он уже обнимал Джил. Она счастливо улыбалась, уже приученная к тому, что он в самый последний момент может отменить даже новогоднюю встречу. Дети были счастливы увидеть отца.
Он по-прежнему считал, что не имеет права подвергать их риску, вызывая в Баку или Москву, где он занимался своими расследованиями и проводил большую часть своего времени. Ему казалось, что так он надежней защищает свою семью от всех опасностей, которые могли их подстерегать во время его сложных расследований.
Во всем мире его знали под кличкой Дронго, которая уже давно сделалась нарицательным именем, вызывая смех и непонимание у непосвященных, гнев и ненависть у тех, кого он разоблачал, и одобрение с уважением у тех, кому он помогал.
На следующий день Джил обнаружила на столике цветное приложение к газете, которое она наскоро просмотрела. И обнаружила рекламу новогоднего праздничного ужина в венском отеле «Мариотт». Возможно, в итальянском журнале она бы не стала даже обращать внимание на подобные сообщения, но это приложение было на русском языке, а ей всегда было интересно читать все, что могло заинтересовать ее супруга. К тому же она все время совершенствовала свой русский язык. Еще через два часа она задумчиво сказала, что было бы прекрасно отправиться в Вену, чтобы встретить там Новый год. Через час она позвонила в туристическое агентство по указанному номеру, чтобы узнать про оставшиеся места. А к вечеру уже подтвердила резервацию четырех мест в венском отеле «Мариотт» и мест в ресторане для новогоднего ужина.
Он сразу согласился с ее выбором. В конце концов, его образ жизни и постоянное отсутствие выработали у него своеобразный комплекс вины за свою профессию и за дело, которым он занимался. Разумеется, он никогда не говорил об этом ни Джил, ни детям. И часто не признавался даже самому себе, оправдываясь сложившимися обстоятельствами и уже устоявшимися правилами, которые он, в общем, сам и придумал.
Двадцать девятого декабря они вчетвером вылетели в Вену из Рима. Полет проходил нормально, благо лететь было около двух часов. В Вену они прибыли примерно к пяти часам вечера. В эти декабрьские дни здесь рано темнело. У выхода должна была ждать заказанная ими машина. Когда они получили багаж и вышли в общий зал, к ним шагнул молодой человек.
– Простите, – сказал он по-русски, – я, кажется, не ошибся. Вы тот самый господин Дронго?
Дронго шагнул вперед. Эта вечная привычка защищать своих ближних. Вставать между ними и любой возможной опасностью. Подсознательный мужской поступок. Откуда этот неизвестный знает о нем и почему говорит по-русски?
– Кто вы такой? – спросил Дронго.
– Я уполномочен вас встретить, – пояснил незнакомец. – Меня зовут Евгений. Я из туристического агентства, ваш водитель.
– Мне казалось, что вы будете говорить по-немецки, – усмехнулся Дронго.
– Нам сообщили, кто именно едет, – пояснил водитель. – Вы ведь заказывали номера в отеле через наш московский филиал. Я отвезу вас в «Мариотт».
– Действительно, все так просто, – усмехнулся Дронго, – где ваша машина?
– Давайте ваш чемодан, – попросил Евгений, – у меня мини-бус «Мерседес». Пойдемте, я проведу вас.
Они прошли к стоявшей на стоянке машине. Когда автомобиль тронулся, Евгений спросил:
– Вы, наверно, не в первый раз в Вене?
– Нет, – ответил Дронго, – далеко не в первый.
Он не стал оглядываться на Джил и детей. Разве сейчас можно вспомнить, что произошло с ним и Натали почти четверть века назад? Как давно это было. В прошлой жизни, когда все было совсем иначе. Неужели прошло столько лет? Он незаметно вздохнул. Но больше ничего не добавил. Ехать было недалеко, «Мариотт» находился в центре австрийской столицы, а до аэропорта отсюда можно было добраться за полчаса. Когда они подъехали к отелю, Евгений помог выгрузить багаж и вдруг тихо обратился к Дронго:
– Извините, что я вас спрашиваю. Но вы действительно тот самый Дронго?
– Меня обычно так называют, – кивнул он.
– Говорят, что вы самый известный сыщик в мире, – добавил Евгений.
– Это всего лишь слухи. А как все-таки вы узнали, что это именно я? Ведь мы заказывали номера в отеле по моим паспортным данным.
– Ваше имя и фамилия хорошо известны в Москве, – пояснил Евгений. – Можно я попрошу у вас автограф?
– Я не звезда шоу-бизнеса, – усмехнулся Дронго, – но раз вы хотите – пожалуйста. А как вы меня узнали в аэропорту?
– Вас трудно с кем-то перепутать, – улыбнулся Евгений, – это почти невозможно. С вашим ростом и внешностью.
– Значит, я плохой сыщик, – рассмеялся Дронго, – Шерлок Холмс мог переодеваться и маскироваться так, что его не узнавал даже доктор Ватсон, а меня вы узнали сразу.
– Какой у вас рост? – спросил Евгений.
– Почти баскетбольный. Метр восемьдесят семь.
– И вы считаете, что вас можно с кем-то спутать?
– К сожалению, вы правы, – он расписался на листке бумаги и протянул его Евгению.
Они вошли в просторный холл отеля. Отель «Мариотт» считался одним из лучших в австрийской столице. Он был известен своей великолепной крытой галереей, через стеклянную крышу которой проникал дневной свет. Все большое пространство первого и второго этажей, на которые вела роскошная винтовая лестница, было заполнено магазинами, кафе, барами, холлами для отдыха. Отель находился в идеальном месте – напротив парка, в котором стоял памятник играющему на скрипке Штраусу, ставшему символом Вены.
Дронго подошел к стойке, чтобы зарегистрироваться. Перед ним стояла респектабельная пара. Им обоим было под сорок. Или немного больше. Мужчина был довольно высокого роста, худощавый, с маленькими глазами, крупным носом, похожим на клюв, и редкими темными уже начинающими седеть волосами. Его спутница выглядела вполне эффектно в норковом манто и сумочкой от «Chanel». У нее были красные волосы, очевидно выкрашенные именно в этот цвет, и светлые глаза. Волосы были аккуратно уложены в довольно пышную прическу.
– Мне нужен номер с видом на улицу, – громко потребовал незнакомец. Он говорил по-немецки с очень характерным акцентом. Так обычно говорят восточные славяне.
– Мы предоставим вам номер с видом на парк, – сожалеюще ответил портье, – не беспокойтесь, герр Яцунский, если бы вы заказали номер раньше, то мы оставили бы для вас ваш обычный сьют. Но сейчас Новый год, и все номера уже давно зарезервированы.
– Безобразие, – сказал уже по-русски Яцунский, оборачиваясь, очевидно, к своей супруге, – что ты думаешь, Инна?
– Ничего, – пожала она плечами, – все как обычно. Тебе нужно было позаботиться об этом заранее. Или предупредить Злату. Ты напрасно платишь ей такие деньги. Она в качестве твоего помощника явно не справляется. После того как ты уволил Клавдию Николаевну и взял эту молодую вертихвостку, у тебя все идет не так. Клавдия Николаевна всегда предупреждала тебя заранее, и ты никогда ничего не забывал. А эта особа…
– Хватит, – гневно перебил ее муж, – нас могут услышать. Ты иногда забываешься, Инна.
– Я уже не имею права критиковать эту особу? – нервно спросила супруга. – Или ты считаешь, что я должна молчать? Может, ты платишь ей не только за работу, а еще и за другие услуги?
– Замолчи, – сказал, с трудом сдерживаясь, муж, – сейчас нам оформят номер, и мы наконец поднимемся. Хватит устраивать безобразные сцены по поводу и без повода.
– Нам надо было еще взять ее с собой, – отрезала Инна, – как это делает твой напарник, который возит за собой всю свою свиту.
– Это не наше дело, – отрезал Яцунский, невольно оглядываясь на Дронго, – не забывай, что мы прилетели сюда встречать Новый год, а не обсуждать его поведение.
– Его ты боишься больше, чем меня, – все же успела прошипеть супруга.
Муж покачал головой, ничего не сказав. Он получил две карточки-ключа и пошел к лифту, попросив доставить багаж в его номер.
Дронго проводил эту сварливую семейную пару насмешливым взглядом. Ему всегда было непонятно, как можно жить вдвоем, устраивая такие откровенные сцены друг другу. Или вообще жить с человеком, с которым можешь столь кардинально расходиться во взглядах. Он часто задавал себе подобные вопросы, особенно в последние годы. Может, на их отношениях с Джил сказывались его постоянные отлучки и на скандалы им просто не хватало времени? Но для того, чтобы поссориться и высказаться, достаточно иногда и одного дня. Дело было не во времени. Дело было в принципах построения семейной жизни.
Он подошел к стойке. И обратился к портье на английском.
– Мы заказывали два смежных номера с общей дверью, – сообщил Дронго.
– Да, – кивнул портье, – все правильно. Но дело в том, что мы не можем их вам сейчас предоставить.
– Почему? У нас был принят предварительный заказ.
– Мы держали для вас два номера, – извиняющимся тоном пояснил портье, – но дело в том, что один из номеров должен был освободиться именно сегодня, а проживающий там гость решил остаться и встречать в «Мариотте» Новый год. Мы не можем его выселить и поэтому предоставим вам два номера рядом. Буквально рядом, через один номер.
– Вы меня не поняли, – нахмурился Дронго, – мы приехали всей семьей отмечать Новый год и хотели бы иметь два смежных номера.
– Но наш гость передумал выселяться и за сутки до своего окончательного расчета попросил продлить его пребывание еще на несколько дней, нам очень жаль. Мы никак не ожидали, что подобное может произойти. Но ваши номера будут рядом. Через одну дверь.
Дронго оглянулся на свою семью. Дети уже довольно большие. Они могут обойтись и без постоянного присутствия родителей.
– Хорошо, – сдержанно согласился он, – а кто будет жить в этом номере, который для нас так и не смогли освободить?
– Мистер Дьюла Фаркаш, – любезно сказал портье, – извините нас еще раз. Мы никак не ожидали, что он поменяет свое решение и захочет остаться у нас.
– Он ваш постоянный клиент?
– По-моему, нет. Просто он все заранее оформил, и мы не можем его выселить. Это не в наших традициях.
– Ясно. Какие у нас номера?
– Четыреста шестьдесят второй и четыреста шестьдесят шестой, с видом на улицу и парк. У вас очень хорошие номера класса «делюкс».
– Не пытайтесь меня успокоить, – пробормотал Дронго, получая карточки-ключи, – вы все равно сорвали нам полноценный отдых.
Кабины трех лифтов были оборудованы специальным устройством, не позволяющим посторонним людям подниматься на верхние этажи. Чтобы кабина лифта начала свое движение наверх, нужно было вставить карточку-ключ в специальное устройство и только после этого надо было нажимать нужную кнопку. На четвертом этаже вся семья вышла, направляясь по длинному коридору к своим номерам. Узнав, что они будут жить отдельно, дети были просто счастливы.
Чемоданы были распределены по двум номерам. Дронго вышел из своего четыреста шестьдесят второго номера, направляясь к детям. Между их номерами был номер четыреста шестьдесят четвертый. Он услышал громкие крики мужчин.
– Я позвал тебя специально, чтобы ты попытался убедить его, – гневно кричал по-русски мужчина с очень характерным грузинским акцентом.
– Не нужно меня в этом упрекать, – возражал другой, очевидно мадьяр, – я приехал сюда и из-за тебя тоже. Мой план поможет нам всем.
– А если он не согласится? Такой вариант ты исключаешь?
– Он должен согласиться. Я уже говорил с Яцунским, он согласен со мной.
– Иосиф Александрович только вице-президент компании, который всегда готов подставить ножку своему боссу. А президент у нас Анвар Галимов, и он может не согласиться с твоим предложением. Что ты тогда будешь делать? Расскажешь ему о том, что тебя поддерживает Яцунский, и этим окончательно испортишь их отношения?
– Не твое дело. Не кричи на меня, Давид. Я сам пытаюсь разобраться. Что-нибудь придумаем.
– Я тебе подскажу, что тебе нужно придумать. Найди пистолет и застрелись. Чтобы минимизировать наши потери. Или убей Галимова, может, тогда Яцунский примет твой план.
– Можно подумать, что тебе будет хорошо, если я застрелюсь.
– Нет. Но я хотя бы получу моральное удовлетворение.
«Кажется, эта компания приехала сюда не встречать Новый год, а окончательно разругаться», – подумал Дронго, подходя к соседней двери. Он оставил себе карточки-ключи от обоих номеров, чтобы не стучать в двери. Уже входя в номер, он обернулся. По коридору шла молодая женщина лет тридцати – тридцати пяти. Блондинка, чуть выше среднего роста, одетая в спортивный костюм и белые кроссовки. Ее волосы были собраны на затылке. Возможно, она поднималась из фитнес-центра. На плече у нее было полотенце. Дронго намеренно задержался, вглядываясь в незнакомку. У нее были светлые глаза, тонкие губы, немного вытянутое лицо с прямым ровным носом. Улыбнувшись Дронго, она постучала в соседний номер, где так неистово спорили двое мужчин. Дронго вошел в свой номер и закрыл за собой дверь. Блондинка снова постучала. Ей наконец открыли дверь. Дронго прошел в глубь комнаты и прижал ухо к стене, стараясь услышать, что именно происходит в соседней комнате.
– Опять спорите? – услышал он голос блондинки. Она говорила с очень характерным немецким акцентом. – Вы так кричите, что вас услышат все соседи на этаже.
– Пусть слышат, – согласился Давид, – ему вообще не нужно было сюда приезжать. Я пытаюсь ему об этом сказать. Вероника, будет гораздо лучше, если вы все это ему объясните.
– Не нужно ничего объяснять, – сказала Вероника, – я думаю, что смогу убедить нашего большого босса, чтобы он помог нашему мадьярскому другу. Конечно, это будет нелегко, но я полагаю, что мистер Фаркаш согласится выплатить мне соответствующее вознаграждение за мои посреднические услуги.
– Какое угодно, – быстро воскликнул Фаркаш, – но он может не согласиться. Я просто не знаю, что мне тогда делать.
– Не так громко, – прервала она своего собеседника, – нас могут услышать. Давайте спустимся вниз, выпьем кофе и обсудим наши дела. Иначе нас могут просто подслушать. Я видела нашего соседа. Такой высокий элегантный мужчина. А вдруг он понимает по-русски? Лучше не рисковать. Пойдемте вниз.
Дронго услышал сдавленный смех за своей спиной. Он совсем забыл о том, что в комнате дети.
– Кажется, наш отец решил вспомнить, что он сыщик, даже в этом отеле, – сказала, улыбаясь, дочь.
– Нет, это у него вошло в привычку, – добавил сын.
Дронго обернулся к детям, шутливо погрозил им пальцем.
– Не смейте меня критиковать. Я всего лишь хочу знать, кто ваши соседи.
– Они так кричали… наверное, какие-то ненормальные, – заметила дочь, – и кричали, по-моему, на русском языке. Хотя я и не прислушивалась.
Дронго промолчал. Он не будет говорить, что он не только прислушивался, но и подслушивал.
Глава 2
Вена – один из тех немногих европейских городов, в которых, кроме бурного прошлого, роскошных исторических памятников, запоминающихся архитектурных ансамблей и культурного наследия, есть нечто умиротворяющее, настраивающее на созерцательный лад. Если безумная жизнь Лондона, Парижа, Москвы и Берлина может понравиться энергичным, ищущим себя людям, то такие города, как Вена, Дюссельдорф, Кордова, Флоренция, Ницца, кажется, специально созданы для того, чтобы гостям было приятно в них расслабляться и отдыхать. А ведь какое прошлое было у Кордовы или Флоренции, когда-то бывших центрами всего цивилизованного мира! А Вена на протяжении веков была столицей одной из самых больших империй европейского континента, где часто определялась европейская и мировая политика.
Первые упоминания об этих местах датированы еще пятым веком до нашей эры, когда здесь поселились кельты. Через пятьсот лет, примерно в пятнадцатом году до нашей эры, римляне разместили здесь свой военный лагерь, названный Виндобона.
Через двести лет на месте военного лагеря появился город, который был назван, как и лагерь, Виндобоной. Однако еще через двести двадцать лет германские племена и гунны разрушают город, когда отступающие римские легионы вынуждены оставить эту территорию.
Мрак Средневековья накрывает эти земли, и на месте города остается только небольшое поселение. Еще через четыреста пятьдесят лет, в восемьсот восемьдесят первом году, у поселения, называемого Венианом, сталкиваются первые отряды немецких баваров и пришедшие с востока мадьярские племена. Противостоянием немцев и венгров будет определяться развитие Вены на все последующие столетия. В девятьсот семьдесят шестом году, за двадцать четыре года до начала нового тысячелетия, которое с таким страхом и надеждой будет отмечать весь христианский мир, в этих местах воцаряется династия Бабенбергов. Но Вена пока всего лишь небольшой, ничем не примечательный городок, находящийся на границе «цивилизованного» немецкого маркграфства. Через двести лет Генрих Первый из династии Бабенбергов делает Вену своей резиденцией. Но город получит свое бурное развитие и деньги на это развитие только в конце двенадцатого века, когда Леопольд Пятый обманным путем захватит короля Ричарда Львиное Сердце, возвращавшегося из Крестового похода. Деньги, полученные за выкуп английского короля, которого коварным, неблаговидным образом захватили в плен, нарушая все рыцарские законы, идут на развитие Вены, и вокруг города возводятся мощные крепостные сооружения, превращающие его в неприступную крепость, к тому же расположенную в очень удобном месте.
Поразительно, что сами венцы не любят вспоминать об этом не очень приятном факте собственной истории. Город был построен на неправедные деньги, полученные за выкуп христианского короля, к тому же героя, освобождавшего Гроб Господень в Святой земле и захваченного обманным путем.
Примерно через сто лет в этих местах начинается правление новой династии Габсбургов, которая станет не только одной из самых известных династий в мире, но и будет править в Вене на протяжении почти семи веков.
Уже в середине следующего века герцог Рудольф Четвертый Габсбург подделывает государственные документы и объявляет себя эрцгерцогом, а чтобы поднять престиж города, основывает Венский университет. А еще через пятьдесят лет Габсбурги впервые показывают свой характер, жестоко подавив выступление венских граждан и казнив бургомистра Конрада Форлауфа, попытавшегося напомнить им о городском самоуправлении.
Город переживет осаду турецких войск в тысяча пятьсот двадцать девятом году и шведских войск во время Тридцатилетней войны в тысяча шестьсот сорок пятом году. И хотя дважды ему удастся отстоять свои стены в неприкосновенности, еще через четверть века в город придет страшная чума, жертвами которой станут больше семидесяти пяти тысяч горожан. И тогда Османская империя решит, что именно теперь можно нанести решающий удар. Двухсоттридцатитысячное войско осадит Вену, в которой осталось только семнадцать тысяч защитников. Но произойдет чудо, которое так и не произошло веком ранее в Константинополе. На помощь Вене придет войско под руководством польского короля Яна Собеского, в котором, кроме немецких и польских рыцарей, будут украинские казаки, впервые появившиеся на берегах Дуная.
Именно после разгрома турок начинается возрождение Вены и ее превращение в великолепную имперскую столицу, так поражающую весь мир. Возводятся новые дворцы, Евгений Савойский громит турецкие армии, отодвигая их на восток, почти вся Венгрия присоединена к Австрии. И наконец на троне воцаряется Мария-Терезия, при которой проводятся многочисленные реформы, а Вена становится непререкаемым центром не только политической, но и культурной жизни Европы.
Ни одной книги не хватит, чтобы перечислить имена великих композиторов и музыкантов, творивших здесь. Их имена сделали бы честь любой стране. Кажется, что весь город пронизан музыкой, звучащей на всех площадях, во всех театрах. Наполеон дважды будет входить в город со своими войсками, но это закончится тем, что он возьмет в жены дочь австрийского императора, которая родит ему сына. А город, кажется, готов развиваться и дальше. Сносятся крепостные стены, проводится водопровод из горных источников. Вода такая чистая, что ее можно будет пить и в двадцать первом веке. Если бы Вена дала миру только семью Штраусов, то и тогда она могла занять свое особое место в мировой культуре. Но Вена дает миру столько известных музыкантов, что ее безоговорочно признают музыкальной Меккой мировой цивилизации.
Потом будет долгое и трагическое правление Франца-Иосифа, потерявшего за шестьдесят восемь лет почти всех своих родственников, среди которых его любимая жена, убитая террористами, его брат, расстрелянный в Мексике, его сын, покончивший самоубийством, и, наконец, его внучатый племянник, убитый вместе с беременной женой в Сараево. Последний великий император умрет в шестнадцатом году, уже в разгар Первой мировой войны. А еще через два года его многонациональная империя, насчитывающая пятьдесят миллионов человек, распадется, и небольшая Австрия останется на политической сцене как воспоминание о былом величии. А Вена станет не только городом увядшей славы, но и сумеет чудесным образом трансформироваться в одну из европейских столиц, в которой будет так комфортно и удобно проводить международные конференции и симпозиумы, где разместится ОПЕК и куда начнут приезжать миллионы туристов, чтобы еще раз услышать изумительную музыку, пройтись по площадям и паркам австрийской столицы, посидеть в многочисленных кафе и ресторанах, увидеть великолепие Бельведера и Шенбруна.
Тридцатого декабря в Вене стояла изумительная погода. Четыре градуса тепла, безветренно, безоблачное небо и прогревающее город солнце. В этот день все гости австрийской столицы наслаждались погодой, тогда как почти во всех странах Западной Европы стояли небывалые холода и бушевали метели.
Утром за завтраком Дронго увидел вчерашнюю семейную пару, которая, вяло переругиваясь, направлялась к столикам.
Иосиф Яцунский заказал себе кофе без молока. Было заметно, в каком плохом настроении он вышел к завтраку. Супруга, положив себе немного рыбы и взяв фруктов, подошла к столику, снова что-то выговаривая мужу. Она, очевидно, следила за своим весом. На завтрак она вышла в обтягивающем сером платье и высоких сапогах. Яцунский поднял глаза, презрительно скривил губы, но не стал ничего отвечать ей.
«Поразительно, – подумал Дронго, – так не чувствовать своего мужа. Он явно не в настроении, а она еще и пытается окончательно вывести его из себя».
– Извини, – услышал он голос Джил, которая обращалась к нему, – ты о чем-то задумался. Официант спрашивает, какой чай тебе принести – зеленый или черный.
– Черный, – попросил Дронго. – А ты взяла себе, как обычно, кофе?
– Если хочешь, я тоже возьму чай, – улыбнулась она, – но я больше привыкла к кофе с молоком.
– Не нужно подстраиваться под мои вкусы, – пробормотал он.
– Принесите нам три черных чая и один кофейник, – попросила Джил, обращаясь к официанту. – Хочу, чтобы дети подстраивались под твой вкус, – с улыбкой сказала она. – Мне кажется, что я отвлекла тебя от каких-то размышлений. Извини, если помешала.
– Нет, я смотрел в угол, где расположилась вот эта пара. Посмотри налево, только осторожно, не поворачивай резко голову.
Джил чуть повернулась.
– Что ты о них думаешь? – поинтересовался Дронго.
– Он явно в плохом настроении, а у нее надуты губы. И лицо она немного подтягивала, это сразу заметно. И потом утром, на завтрак не обязательно так вычурно одеваться.
– Молодец, – улыбнулся Дронго, – ты просто настоящий сыщик.
– Кто они такие?
– Понятия не имею. Просто вчера они стояли за стойкой впереди нас, и я обратил на них внимание только потому, что они все время ссорились. Да и сегодня, кажется, с утра успели поругаться. Не понимаю, как так можно жить.
– И я не понимаю, – согласилась Джил. – Говорят, что женщина должна уступать, чтобы сохранить семью. Но, по-моему, это чушь. Как можно жить с человеком и все время конфликтовать с ним. Гораздо лучше разойтись сразу.
– Люди живут вместе в силу разных причин, – задумчиво возразил Дронго, – психологически я тоже не представляю, как можно существовать рядом с человеком, с которым постоянно ссоришься. Но есть целый комплекс побудительных мотивов. Нежелание женщины разрушать семью, устоявшиеся привычки к семейной жизни, даже к такой, желание обеспечить детей, не оставлять их без отца или, соответственно, матери, финансовая поддержка супруга, другие очень весомые факторы в пользу сохранения семьи.
– И все время ругаться, – усмехнулась Джил. – По-моему, это неправильно. Лучше сразу поставить точку, чем сидеть друг напротив друга вот с такими недовольными лицами.
– Иногда супруги надоедают друг другу, – возразил Дронго, – и им нужно просто отдохнуть от своего партнера.
– Ты считаешь, что твои постоянные отлучки положительно стимулируют наши отношения? – поняла Джил.
– Во всяком случае, у нас остается меньше времени на выяснение всяких бытовых вопросов, – пошутил Дронго.
– Неправда, – она снова посмотрела в сторону супругов Яцунских, сидящих недалеко от них. – Послушайте, что я вам скажу, господин эксперт, – неожиданно произнесла Джил, – даже если вы всю оставшуюся жизнь проведете рядом со мной и никогда больше меня не покинете, и тогда мы не будем сидеть за завтраком вот с такими недовольными лицами. А если будем, то это будем не мы.
– А я тебя никогда и не покидаю, – почти искренне ответил он.
– Я знаю, – улыбнулась она. На ее глазах появилась предательская слеза. Она отмахнулась от нее, как отмахиваются от назойливой мошки. Часто заморгала, положила руку на его руку.
– Я до сих пор не представляю никого, кто мог бы быть отцом моих детей, – призналась она, – ни одного мужчины, который мог бы оказаться в этой роли.
Дети, сидевшие рядом, завтракали, не замечая ее жеста. Он сжал ей пальцы.
«Мы, все мужчины, настоящие свиньи, – с огорчением подумал Дронго, – ведь женщины любят гораздо сильнее. Более цельно, отдаваясь целиком этому чувству. А мы можем позволять себе любые выкрутасы и потом уверять себя, что любим своих жен. Хотя почему – уверять? Мы их действительно любим. Но, очевидно, в силу вступают просто законы природы, толкающие любого самца к новой самке. Не притворяйся и не пытайся оправдываться. Я и не пытаюсь. Но абсолютно твердо знаю, что никогда даже не задумывался о том, что Джил мне может заменить другая женщина. Я не всегда был идеально верным партнером, в этом мой грех, но для меня она оставалась единственной в том смысле, что я не видел никого больше рядом с собой».
– Ты опять о чем-то задумался? – спросила она.
– Думаю, что ты права, – кивнул он, – и нашему союзу ничего не угрожает. В ближайшие годы.
– Это потому, что ты снова будешь уезжать? – лукаво спросила она, убирая руку.
– Это потому, что мы будем всегда хорошо относиться друг к другу, – поправил ее Дронго.
В зал вошел высокий мужчина. Он был одет в красно-синий пуловер, серые брюки, коричневые ботинки. Красивые густые каштановые волосы, чуть тронутые сединой, почти римский профиль, ровный нос, идеальные пропорции лица, серые глаза. Он, очевидно знал, что нравится женщинам. Улыбнувшись метрдотелю, которая любезно его приветствовала, он назвал свой номер, проходя к столикам с едой. Метрдотель проводила его восхищенным взглядом, подзывая официантку, чтобы она указала гостю свободный столик. Но гость отказался, пояснив, что его ждут. По-немецки он говорил вполне свободно. Он положил на тарелку немного еды и оглянулся в поисках свободного столика, затем неожиданно подошел к столику, где сидели супруги Яцунские. Увидев подошедшего, Иосиф Александрович сразу поднялся, а у его супруги изменилось выражение лица, став гораздо более любезным.
– Доброе утро, – улыбнулся подошедший, обращаясь к супругам по-русски, – как вы спали?
– Все прекрасно, – бодро ответил Яцунский, – а где ваша супруга?
– Спит, – пояснил незнакомец, – вы же знаете, Иосиф Александрович, что она обычно не спускается к завтраку. Заказывает себе в номер. А я по привычке завтракаю сразу после пробежки.
Он попросил официантку принести ему зеленого чая и широко улыбнулся ей, показывая свои красивые зубы. Она приветливо кивнула в знак согласия.
– Вот тебе образец великолепного мужчины, – слегка кивнул Дронго в сторону неизвестного, – судя по его одежде и особенно обуви, он богатый, красивый, молодой, уверенный в себе.
– Слишком уверенный, – возразила Джил. – Зубы у него искусственные, не настоящие. И улыбается очень фальшиво. На женщин смотрит оценивающе, словно рассчитывает их цену. Он слишком красив для мужчины. Мне такие слащавые никогда не нравились.
– Тебе не угодишь, – рассмеялся Дронго.
– Анвар Кадырович, – услышал он, как обратилась к незнакомцу супруга Яцунского, – вы завтра поедете на экскурсию?
– Нет, – ответил он, – я был в Вене много раз. Мне не нужна экскурсия.
– А ваша команда? Они все сюда приехали?
– Давид приехал. Амалия тоже прилетела. И Руслан. В общем все, кто должен был прилететь и кого мы планировали сюда вызвать. А ваша Злата не смогла прилететь?
– Не смогла, – ответил Яцунский, почему-то отводя глаза.
