Kitobni o'qish: «Чужая страна»
Посвящается Кэролайн Хэнбери
– Думаю, перед тем как вы приступите к работе, мне следует кое о чем вас предупредить. И не забывайте об этом. Если вы добьетесь успеха, никто не скажет вам спасибо, если же попадете в беду, никто вас не выручит. Устраивает вас это?
– Вполне.
– Тогда позвольте с вами проститься.
У.С. Моэм. Эшенден
Прошлое – это другая страна: там все иначе.
Л.П. Хартли. Посредник
Тунис, 1978
Глава 1
Жан-Марк Домаль проснулся от детского плача и монотонного призыва на молитву. Было семь часов утра. Очередное жаркое, душное утро в Тунисе. Он открыл глаза, зажмурился от яркого солнца и несколько раз моргнул. Первые несколько секунд он еще не помнил о том ужасном, что случилось, но уже через мгновение реальность накрыла его с головой. Он уставился в беленый, покрытый трещинами потолок и чуть не застонал от отчаяния. Женатый мужчина сорока одного года, с разбитым вдребезги сердцем.
Амелии Уэлдон не было уже шесть дней. Она ушла без объяснений, без предупреждения, без прощальной записки. Буквально только что присматривала за его детьми, готовила им ужин, читала книжки на ночь, а в следующий миг бесследно исчезла. В субботу, на рассвете, жена Жан-Марка, Селин, обнаружила, что комната няни пуста и вещи ее отсутствуют. В шкафу не было чемоданов Амелии, со стен были сняты все ее плакаты и фотографии. Из семейного сейфа, стоявшего в кладовке, пропал паспорт Амелии и ожерелье, которое она отдала Домалям на хранение. Двадцатилетняя англичанка с приметами Амелии не садилась на паром до Европы в порту Хальк-эль-Уэд; женщина по имени Амелия Уэлдон не значилась ни в одном списке пассажиров, вылетавших из Туниса. Она не регистрировалась ни в одной гостинице или хостеле. Никто из студентов и экспатов, с которыми общалась Амелия, понятия не имел, где она может быть. Представляясь обеспокоенным работодателем, Жан-Марк навел справки в британском посольстве, послал телекс в агентство по найму в Париже, которое подобрало им Амелию, и позвонил ее брату в Оксфорд. Никто не мог пролить свет на ее загадочное исчезновение. Единственное, что утешало Жан-Марка, – это что тело Амелии не было обнаружено в одном из темных грязных переулков Туниса или Карфагена. Или что ее не доставили в больницу с острым приступом какой-нибудь болезни. Это отняло бы ее у него навсегда. Женщина, благодаря которой он познал утонченные муки запретной любви, ставшая для него наваждением, испарилась, словно туман в ночи.
Дети продолжали кричать. Жан-Марк откинул белую простыню, которой накрывался, сел в кровати и потер ноющую поясницу.
– Тибо, говорю тебе в последний раз, – донесся снизу раздраженный голос Селин. – Ты не будешь смотреть мультфильмы до тех пор, пока не закончишь завтракать.
Жан-Марк еле сдержался, чтобы не сбежать вниз и от души не отшлепать сына по попке, обтянутой пижамными шортами с Астериксом. Сделав над собой усилие, он осушил полупустой стакан с водой, стоявший на прикроватной тумбочке, раздвинул занавески и вышел на балкон второго этажа. Поверх крыш Ла-Марсы взглянул на море. Далеко у линии горизонта с запада на восток двигался танкер; он был в двух днях пути от Суэца. Может быть, Амелия уплыла на частной яхте? Гуттман как раз держал в Хаммамете яхту. Гуттман – богатый американский еврей, с огромными связями; поговаривали, что он имеет какое-то отношение к МОССАДу. Жан-Марк прекрасно видел, как он смотрел на Амелию. Этот человек, равнодушный абсолютно ко всему на свете, теперь, видимо, желал получить ее в качестве приза. Неужели это он забрал ее у Жан-Марка? У него не было оснований для ревности; лишь страх оказаться в унизительном положении рогоносца.
Все его тело онемело от недостатка сна. Из соседнего сада доносился запах свежеиспеченного хлеба. Жан-Марк уселся на пластмассовый стул и заметил почти пустую пачку Mars Légère. Он вытащил одну сигарету и закурил, закашлявшись от первой утренней затяжки.
В спальне раздались шаги. Детский плач прекратился. В дверях балкона появилась Селин.
– Ты встал, – заметила она таким тоном, что Жан-Марк возненавидел ее еще больше. Он знал, что Селин винит в произошедшем именно его. Но правды она, конечно, не знала. Если бы она догадывалась, что именно связывало Амелию и Жан-Марка, возможно, теперь даже утешила бы его в горе. В конце концов, ее собственный отец, оставаясь женатым на матери, сменил десятки любовниц. Интересно, почему она просто не уволила Амелию? Тогда он хотя бы не страдал, как сейчас. На секунду Жан-Марк подумал, что Селин специально оставила Амелию в доме с целью помучить его.
– Я встал, – наконец ответил он.
Но Селин уже ушла принимать свой ритуальный ледяной душ, растирать жесткой щеткой измененное беременностью и родами тело. Теперь оно вызывало у него только отвращение. Жан-Марк затушил сигарету, вернулся в спальню, подобрал с пола свой скомканный халат и спустился в кухню.
Фатима, одна из двух служанок, предоставленных Домалям вместе с домом французскими работодателями Жан-Марка, надевала фартук. Не обращая на нее внимания, он взял с плиты кофейник и сделал себе кафе-о-лэ. Тибо и Лола хихикали над чем-то в соседней комнате, но сейчас ему не хотелось их видеть. Жан-Марк заперся в своем кабинете, сел за стол и стал прихлебывать кофе из большой чашки. Каждая комната, каждая деталь, каждый запах в этом доме был связан с Амелией. В этом кабинете они впервые поцеловались. Под олеандровыми деревьями позади дома, что виднелись сейчас из окна, они в первый раз занялись любовью. Поздней ночью, когда Селин крепко спала. Жан-Марк здорово рисковал, выскальзывая из супружеской кровати в два-три часа утра, чтобы быть с Амелией, обнимать ее, трогать, целовать, мять ее податливое тело, от которого он пьянел как от вина. Это было так глупо, что он чуть не рассмеялся вслух. Да он просто романтический, исполненный жалостью к самому себе идиот. Сколько раз он хотел признаться во всем Селин! Описать ей каждую деталь их романа с Амелией. Номера в отелях Туниса, где они встречались. Пять дней в Сфаксе, что они провели вместе – пока Селин с детьми была в Боне. Жан-Марк прекрасно понимал, что ему нравится обманывать Селин. Он всегда это знал. Это была своего рода месть за их скучную, пресную семейную жизнь. Ложь помогала ему сохранить рассудок. Амелия тоже это понимала. Возможно, это их и связало – общая любовь к обману. Жан-Марка поражало умение Амелии заметать следы, ее хитроумные уловки; у Селин ни разу не появилось и тени подозрения. Он вспомнил якобы невинные разговоры за завтраком – «Спасибо, я спала очень хорошо!», подчеркнутое равнодушие Амелии к нему, Жан-Марку, в присутствии Селин. Именно Амелия предложила ему платить за номера в отелях наличными, чтобы это не отразилось в банковских счетах. Когда они стали встречаться, она прекратила пользоваться духами, чтобы аромат Hermès Calèche не проник в супружескую постель. Жан-Марк не сомневался, что она получала огромное удовольствие от этих порочных игр.
Зазвонил телефон. Им редко звонили в такую рань – не было еще и восьми утра, и Жан-Марк тут же решил, что это Амелия. Он схватил трубку.
– Oui? – почти в отчаянии воскликнул он.
Ему ответил женский голос с американским акцентом:
– Джон Марк?
Жена Гуттмана. Белая кость, американская аристократия, дочь сенатора с фамильным состоянием, которое досталось семье от предков, приплывших в Америку на «Мэйфлауэр».
– Джоан?
– Да, это я. Я не вовремя?
Как всегда, Джоан говорила с ним по-английски. Ей даже в голову не приходило, что разговор с французом может вестись по-французски. Какое нахальство. Ни Джоан, ни ее муж и не пытались выучить французский – хотя бы основы языка. Только немного арабского. Но у Жан-Марка не было сил возмущаться по этому поводу.
– Нет, все нормально. Я как раз собирался на работу. – Скорее всего, Джоан хочет договориться о том, чтобы провести день вместе с детьми, на пляже, подумал он. – Хотите поговорить с Селин?
Джоан немного помолчала.
– На самом деле я хотела поговорить с вами, – сказала она совсем другим тоном. Не заученно оптимистическим, как обычно, а деловым и даже суховатым.
– Со мной?
– Это касается Амелии.
Значит, Джоан все знает, пронеслось у него в голове. Что она собирается делать? Рассказать обо всем Селин?
– А что такое? – неприязненно поинтересовался он.
– Она просила меня кое-что вам передать.
– Вы ее видели?
Это было невероятно – словно близкий человек, которого все считали умершим, оказался вдруг живым и здоровым. Жан-Марк мгновенно поверил, что Амелия непременно к нему вернется.
– Видела, – подтвердила Джоан. – Она очень о вас беспокоится.
Беспокоится! Жан-Марк ухватился за эти слова, словно голодная собака за кость. Но надо было сохранять видимость приличий.
– Ну да, да, Селин и дети тоже очень беспокоились. Только что она была с нами – и вдруг исчезла…
– Селин и дети тут ни при чем. Она беспокоится о вас. Надежда вдруг резко покинула его – словно порыв ветра захлопнул дверь.
– Обо мне? Я не понимаю.
Джоан снова помолчала. Они с Амелией были очень близки. С тех пор как Гуттман очаровал ее своим шармом и деньгами, Джоан стала играть по отношению к Амелии роль этакой заботливой старшей сестры. Образчика элегантности и утонченности, к которому она должна стремиться.
– Я думаю, вы все прекрасно понимаете, Джон Марк. Игра окончена, подумал он. Их связь стала всеобщим достоянием. Все знают, что Жан-Марк Домаль, как дурак, безнадежно влюбился в двадцатилетнюю няню своих детей. Он станет посмешищем в сообществе экспатов.
– Я хотела встретиться с вами до того, как вы уйдете на работу. Хочу вас заверить – никто ни о чем не знает. Я ничего не говорила Дэвиду и не буду рассказывать Селин.
– Спасибо, – тихо поблагодарил Жан-Марк.
– Амелия уехала из Туниса. Прошлой ночью. Она собирается некоторое время попутешествовать. Она просила передать, что ей очень жаль, что все так сложилось. Ей не хотелось причинять вам боль и вот так, без предупреждения, бросать вашу семью. Вы очень и очень ей небезразличны. Просто… Амелия так больше не смогла. Она запуталась в своих чувствах. Вы меня понимаете, Джон Марк?
– Я вас понимаю.
– Можете сообщить Селин, что это звонила Амелия. Из аэропорта. И скажите детям, что она не вернется.
– Я так и сделаю.
– Мне кажется, все это только к лучшему. Вы так не считаете? И постарайтесь забыть о ней.
Настоящее время
Глава 2
Филипп и Жаннин Мало, проживавшие в Париже на улице Пельпорт, 79, планировали свою поездку в Египет больше года. Это был отпуск их мечты. Филипп, который недавно вышел на пенсию, отложил для этих целей три тысячи евро. Ему удалось найти авиакомпанию, предлагавшую доставить их в Каир (и ничего страшного, что в шесть часов утра) за меньшую цену, чем стоит нанять такси до аэропорта Шарль де Голль и обратно. В Интернете они разыскали лучшие отели Каира и Луксора, а также не упустили скидку в шестьдесят процентов, которую предоставлял один из роскошных курортных отелей в Шарм-эль-Шейхе. На этом курорте они собирались провести последние пять дней своего путешествия.
Супруги Мало прибыли в Каир в жаркий и влажный летний день. Едва переступив порог своего гостиничного номера, они занялись любовью. Потом Жаннин принялась разбирать чемоданы, а Филипп лежал на кровати и читал роман Нагиба Махфуза «Эхнатон, живущий в правде». Роман нравился ему не очень. После небольшой прогулки по окрестностям они поужинали в одном из трех ресторанов отеля и еще до полуночи заснули как убитые, под приглушенный шум каирских улиц.
Затем последовали три восхитительных, хотя и немного утомительных дня. У Жаннин было небольшое расстройство желудка, но они все равно отправились в Каирский музей и провели там целых пять часов, глазея на удивительные экспонаты. Жаннин заявила, что она «потрясена» сокровищами из гробницы Тутанхамона. На второй день, сразу после завтрака, Филипп и Жаннин взяли такси и поехали к пирамидам. Как и все, кто посещает Египет в первый раз, они поразились, заметив, что пирамиды возвышаются всего в нескольких сотнях метров от самой обычной городской окраины. Преследуемые продавцами сувениров и доморощенными гидами, наперебой предлагавшими им свои услуги, они обошли всю местность. Это заняло у них два часа. Потом они попросили какого-то бритоголового немца-туриста сфотографировать их на фоне Сфинкса. Жаннин мечтала побывать в пирамиде Хеопса, но ей пришлось пойти туда одной. Филипп слегка страдал от клаустрофобии, а один из бывших коллег предупредил его, что внутри пирамиды очень тесно и невероятно жарко. От счастья, что ее детская мечта наконец-то сбылась, Жаннин заплатила египтянину около пятнадцати евро местными деньгами, чтобы покататься на верблюде. Всю короткую дорогу верблюд стонал, и от него сильно пахло соляркой. На следующий день за обедом Жаннин попыталась систематизировать фотографии в их цифровой камере и нечаянно стерла фото мужа, гордо восседающего верхом на корабле пустыни.
Следуя рекомендациям, вычитанным во французском модном журнале, они выехали в Луксор ночным поездом и забронировали номер в самом «Уинтер Палас» – хотя и в «Павильоне», современном четырехзвездном крыле, пристроенном к старому колониальному зданию отеля. Местная туристическая компания предлагала путешествие в Долину царей на ослах; выезд должен был состояться в пять утра. Супруги Мало конечно же не могли не поучаствовать. В шесть часов утра им посчастливилось наблюдать великолепнейший восход солнца над храмом Хатшепсут. Следующий за этим день они согласно признали лучшим днем отпуска – Жаннин и Филипп отправились на экскурсию по храмам Дендеры и Абидоса. В свой последний день в Луксоре они взяли такси и посетили Карнакский храм и остались там до самого вечера, чтобы посмотреть знаменитое лазерное шоу. Филипп заснул уже минут через десять после начала.
Во вторник они были уже в Шарм-эль-Шейхе, на Синайском полуострове. В отеле были целых три бассейна, салон красоты, два бара, девять теннисных кортов и достаточно охраны, чтобы остановить целую армию исламских фанатиков. В первый вечер Жаннин и Филипп решили немного прогуляться по пляжу. Несмотря на то что отель был забит под завязку, других отдыхающих видно не было. Светила луна. Они сошли с мощеной дорожки, огибавшей отель, и ступили на мягкий, еще теплый песок.
Потом полиция установила, что нападавших было минимум трое. Они были вооружены ножами и металлическими прутьями. С Жаннин сорвали ожерелье – жемчужины раскатились по песку – и золотое обручальное кольцо. На шею Филиппу накинули петлю, один из убийц запрокинул его голову, а другой перерезал горло и несколько раз ударил ножом в грудь и в ноги. Он истек кровью за несколько минут. В рот Жаннин засунули кляп из куска простыни, который заглушил ее крики. Ей тоже перерезали горло. Ее руки были покрыты страшными кровоподтеками, на животе и бедрах остались следы от ударов металлическим прутом.
Молодая канадская пара, проводившая в соседнем отеле медовый месяц, заметила какое-то движение на пляже и расслышала сдавленные крики мадам Мало, но не смогла ничего разглядеть в тусклом свете убывающей луны. К тому времени, когда они добежали до места преступления, люди, напавшие на пожилых французов, растворились в ночи. Сцена выглядела поистине страшно. Египетские власти почти сразу же замяли дело. Было решено, что это спонтанное убийство, совершенное «гастролерами», и что подобное вряд ли может повториться снова.
Глава 3
Взять человека на улице не труднее, чем зажечь сигарету, говорили ему. Ожидая начала операции в микроавтобусе, Аким Эррахиди был уверен, что справится со всем на отлично.
Был конец июля, понедельник, поздний вечер. Объекту было присвоено кодовое имя Холст. Четырнадцать дней они наблюдали за всеми его передвижениями. Телефонные разговоры, электронная почта, спальня, машина – команде были известны все подробности жизни объекта. Аким не мог не признать, что парни, которые занимались сбором информации, проделали блестящую работу. Они не упустили ничего, продумали каждую деталь. На сей раз он имел дело с профессионалами, и разница действительно была огромной.
Рядом с ним, на водительском месте, сидел Слиман Нассах. Он постукивал пальцами в такт какому-то мотивчику, звучавшему на радио RFM, и в красочных деталях рассказывал, чем бы хотел заняться с Бейонсе Ноулз.
– Какая задница, чувак! Дай мне всего пять минут с этой сладкой задницей.
Он нарисовал в воздухе контуры столь притягательной для него части женского тела и сделал вид, что подносит ее к своей ширинке. Аким засмеялся.
– Выруби это дерьмо, – коротко приказал босс. Он сидел на корточках возле боковой двери, готовый в любую минуту сорваться с места. Слиман выключил радио. – Холст в поле зрения. Тридцать секунд.
Все произошло так, как ему и говорили. Темная улица, срезанный путь, большая часть Парижа давно спит. На другой стороне улицы Аким увидел объект. Он собирался перейти дорогу возле почтового ящика.
– Десять секунд. – Босс был в ударе. – Помните, никакого членовредительства.
Секрет успеха состоял в том, чтобы двигаться как можно быстрее и производить как можно меньше шума. В кино обычно все выглядело наоборот: крики, вопли, тяжелые удары, бойцы подразделения SWAT1 с устрашающе-черными автоматами на плечах, крушащие стены, швыряющие светошумовые гранаты. «Это не про нас, – сказал босс. – Мы делаем все по-тихому, без шума и пыли. Мы открываем дверь и хватаем Холста. И так, чтобы никто этого не видел».
– Пять секунд.
Из рации донесся женский голос: «Все чисто». Это означало, что в поле видимости нет случайных свидетелей.
– Пошли.
Это было даже красиво. Отточенные движения, отрепетированные действия, как в балете. Когда объект Холст поравнялся с той дверью, возле которой сидел Аким, одновременно произошли три события. Слиман завел мотор, Аким выскочил наружу, а босс отодвинул боковую дверь микроавтобуса. Если даже объект и понял, что сейчас произойдет, отреагировать он не успел. Левой рукой Аким обхватил его за шею, зажав при этом рот, а правой приподнял вверх. Босс сделал все остальное: он подхватил объект за ноги, и вместе они сунули тело в автобус. В мгновение ока Аким забрался следом и захлопнул дверь – они отрабатывали захват десятки раз. Объект уложили на пол.
– Поехали, – спокойно скомандовал босс таким тоном, будто покупал билеты на поезд.
Слиман вывел автобус на улицу.
Вся операция заняла меньше двадцати секунд.
Глава 4
Томас Келл проснулся в чужом доме и в чужой постели, но в городе, слишком хорошо ему знакомом. Было одиннадцать утра; на дворе стоял август; прошло восемь месяцев с тех пор, как он был вынужден оставить свою работу в Секретной разведывательной службе. Ему было сорок два года, он находился в очень плохих отношениях со своей сорокатрехлетней женой и пребывал в ужасающем, невообразимом похмелье, по дикости и яркости сопоставимом разве что с репродукцией Джексона Поллока, висящей на стене его временной спальни.
Черт возьми, да где же он? В голове у Келла роились какие-то смутные воспоминания: вечеринка в Кенсингтоне по случаю чьего-то сорокалетия, набитое такси, бар на Дин-стрит, ночной клуб у черта на куличках, в Хэкни. После этого – полный пробел.
Он откинул одеяло и увидел, что, оказывается, спал в одежде, но без брюк. В одном углу комнаты были свалены игрушки и журналы. Том поднялся с кровати, безуспешно поискал стакан с водой и раздвинул шторы. В горле у него пересохло, а голова раскалывалась, и он невольно поморщился – свет показался ему слишком ярким.
Было серое, ленивое, влажное утро. Как выяснилось, Том провел ночь на втором этаже таунхауса, расположенного на тихой улице неизвестного района. На подъездной дорожке стоял маленький розовый велосипед, прикрученный к столбику толстым, как удав, черным тросом. Метрах в ста от дома автомобиль с эмблемой «Школа вождения Джеки» осторожно выполнял разворот. Он снова задернул шторы и прислушался. В доме было совершенно тихо. Очень медленно, как слова из полузабытого анекдота, к нему начали возвращаться события предыдущего вечера. Даже не события, а отдельные фрагменты. Подносы с напитками – абсент и текила. Танцы в каком-то помещении с низким потолком – кажется, подвальном. Потом Том познакомился с группой чешских студентов, и они долго обсуждали «Безумцев» и Дона Дрейпера. В какой-то момент, как он отчетливо помнил, он сидел в такси рядом с огромным мужчиной по имени Золтан. В юности у Тома довольно часто случались такие вот алкогольные провалы в памяти, но прошло уже много лет с тех пор, как он последний раз просыпался и не помнил, что произошло с ним накануне. За двадцать лет в секретной службе он познал преимущества, которые появляются у человека, падающего под стол последним.
Том как раз оглядывал комнату в поисках своих штанов, когда зазвонил его мобильный. Номер на экране не определился.
– Том?
В похмельном тумане он не сразу узнал этот голос. Но интонация была такой знакомой…
– Джимми? Господи.
Когда-то они с Джимми Маркуэндом были коллегами. Теперь Джимми являлся одним из первосвященников Секретной разведывательной службы. Он был последним, чью руку пожал Том, покидая здание на Воксхолл-Кросс восемь месяцев назад, в холодное и ясное декабрьское утро.
– У нас проблема.
– А как же светский разговор? – спросил Келл. – Не хочешь поинтересоваться, как у меня с личной жизнью? Или как мне живется-можется на гражданке?
– Это серьезно, Том. Я специально прошел полмили до телефонной будки в Ламбете, чтобы звонок не могли засечь. Мне нужна твоя помощь.
– В частной сфере или профессиональной? – Том наконец нашел свои брюки под одеялом, висевшим на спинке стула.
– Мы потеряли шефа.
Том замер. Он вытянул руку и оперся о стену. Голова вдруг прояснилась; он почувствовал себя трезвым и свежим, как ребенок.
– Что?!
– Она исчезла. Пять дней назад. Никто даже не представляет себе, куда она могла подеваться и что с ней произошло.
– Исчезла? – МИ-6 по праву можно было назвать кружком противников Римингтон2. Было невозможно представить, что его бывшие сослуживцы с Воксхолл-Кросс, все сплошь мужчины, наконец-то позволили женщине занять самый главный пост в Секретной разведывательной службе. – Когда это случилось?
– Ты многого не знаешь, – заметил Маркуэнд. – Здесь все изменилось. Если мы собираемся разговаривать таким образом, я не могу сказать больше.
«Тогда почему мы вообще разговариваем, – подумал Келл. – Неужели после всего, что случилось, они хотят, чтобы я вернулся? Значит, Кабул и Яссин – все это забыто и похоронено?»
– Я не собираюсь работать на Джорджа Траскотта, – заявил он, тем самым избавив Маркуэнда от необходимости задавать неизбежный вопрос. – И я не вернусь, если Хэйнес по-прежнему остается у руля.
– Только ради этого дела!
– Ни ради какого дела. – Это была почти правда. – Мне начинает нравиться безделье, – неожиданно для себя выговорил Том. А вот это была уже откровенная ложь. По ту сторону провода раздался невнятный шум. Должно быть, это лопнули надежды Маркуэнда.
– Том, это очень серьезно. Нам нужен человек, который в курсе дела. Который знает все тайные механизмы. Ты – единственный, кому мы можем доверять.
Кто такие «мы»? Первосвященники? Те самые люди, которые вышвырнули его из конторы после Кабула? Те, кто с удовольствием сдал его как козла отпущения, когда нужно было предоставить публике виновного?
– Доверять? – переспросил он, нащупывая ногой ботинок.
– Доверять, – повторил Маркуэнд таким тоном, что Том ему поверил.
Он подошел к окну, посмотрел на розовый велосипед, на ученика из «Школы вождения Джеки», совершающего очередной маневр. Что несет ему предстоящий день? Аспирин и дневные передачи по телику. Несколько «Кровавых Мэри», чтобы опохмелиться, в «Грейхаунд Инн». Целых восемь месяцев Том только и делал, что пересчитывал пальцы на руках. Такой была его новая жизнь на гражданке. Восемь месяцев старых черно-белых кинофильмов на канале «Тёрнер Классик». Восемь месяцев в пабах, где он пропивал свое выходное пособие. Восемь месяцев попыток наладить брак, который уже ничто не могло спасти.
– Должен же быть кто-то еще, кто может это сделать, – сказал Том, от души надеясь, что он – единственная кандидатура. Ему очень хотелось снова вернуться в игру.
– Новый шеф – Амелия Левен, – сообщил Маркуэнд. – Она должна официально вступить в должность через шесть месяцев.
Это был козырной туз. Том опустился на кровать и наклонился вперед. Амелия Левен. Это совершенно меняло расклад.
– Вот почему это должен быть ты, Том. Нам надо, чтобы ты ее нашел. Ты был единственным человеком из наших, кто действительно ее знал. – Маркуэнд решил подсластить пилюлю на случай, если Том еще колеблется. – Ведь этого ты и хотел, правда? Тебе был нужен еще один шанс. Сделай это, и дело Яссина будет закрыто. Это распоряжение пришло с самого верха. Найди ее, и мы вернем тебя обратно.
