Kitobni o'qish: «В злом»
День первый
Пролог
От блеска
Грозы высь вновь
Осатанела.
Так резко
Вдруг с облаков
Упало тело.
Меж зданий
В проулок глянь:
Окурки, банки.
И грязной медузой там
Растёкся ангел.
Бугор не дослушал, поморщившись. Лениво повернулся к амбалу и указал глазами. Амбал сообразил и шагнул от двери к сидящему Сержу. Мгновенье злобы на тупом лице. Уф, нормальный такой тычок – аж зубы клацнули. Серж сначала ощутил лопатками спинку стула, а потом и стену затылком.
Когда гул в голове унялся, Серж попытался повторить более спокойным тоном:
– Вы взяли не того. Я ничего не знаю…
Бугор вздохнул и осведомился:
– Тебя связать?
Серж замолчал, медленно выдохнув сквозь сомкнутые губы. Амбал отточенным движением вернулся к двери и вытянулся, расставив ноги. Бугор понаблюдал за Сержем, не дождался ничего, требующего применения насилия, и бросил амбалу:
– Следи за ним.
Бугор повернул пузо к выходу и пошёл. Амбал услужливо открыл перед ним дверь. И снова замер. Серж поймал его взгляд. Хмурый барьер был непроницаем. Серж опустил глаза. Он – пленник, и неизвестно сколько это продлится. Не верится. Какой-то сюр.
Амбал расправил плечи и уставился в одну точку. Шмелём гудела желтоватая лампа. Они промолчали некоторое время, прислушиваясь к звукам из-за стен. Хмурость сменилась скукой. Когда амбал принялся прохаживаться по периметру комнаты, Серж попробовал заговорить снова. Максимально вкрадчиво. Постарался надавить на жалость:
– Слышь, братушка, не губи, ну. Ты же видишь: реально взяли не того. Помоги, а? Я вообще не в курсах…
– Заткнись. – Без злобы. Настороженно.
Бритая голова взметнулась на толстой шее. На Сержа амбал даже не посмотрел.
– Ну, пойми. Ну, незачем… – ныл Серж.
Амбал шагнул и коротко треснул его по губам несжатым кулаком. Наотмашь. Как комара. Во рту железо. Серж замычал, схватившись за губу.
– Да, тихо!
Только тут Серж понял, что амбал нервничал. Прислушивался.
Амбал распахнул дверь и выглянул. Потом и вовсе вышел в коридор.
– Что там? – спросил он кого-то. Кто-то неразборчиво ответил.
И вдруг по стене прошёл звук. Высокий вибрирующий треск, как по трубе отопления, куда под давлением ливанули кипяток.
Серж дёрнулся, но стены умолкли. Однако на загривке встопорщился ёжик волос. Серж догадался, что привлекло внимание амбала – такие же утробные взвывы, едва различимые, но явственные, доносились из дальних оконечностей здания. И они приближались.
Пол завибрировал и взбрыкнул, толкнув Сержа в подошвы. Ножки стула на секунду повисли в воздухе. Серж вскочил и метнулся в дверной проём.
Выйдя в коридор, он увидел двух взволнованно переговаривающихся братков. Амбал заметил Сержа, насупился и ткнул в него пальцем, гаркнув:
– А ну, вернулся!
Но тут пол подскочил снова. Ухватившись за дверную ручку, Серж удержался на ногах. В отличие от братков. Толчок был каким-то горизонтальным, землетрясение так себя не вело.
Ноги подкосились, и Серж всем весом навалился на ручку. Тряска стихла, но возникло ощущение, как в метро, когда поручень едет быстрее эскалатора. Дверь убегала. Сначала медленно, а через пару секунд вдруг мгновенно ускорившись, дверь вместе с петлями и обналичниками рванула вдоль коридора вправо. Пятка Сержа, находившаяся в проёме, получила такой удар, что он крутанулся на месте, чирканув щекой штукатурку, а амбала вообще раскрытой дверью снесло, как щепку.
Серж сообразил, что держится руками за стену там, где должен зиять дверной проём. Но как? Серж увидел лицо второго братка. Тот дико округлил глаза и бросился в бегство. Серж оглянулся в направлении его взгляда и тоже стартанул.
Труба коридора со слуховым окном в торце стала сокращаться, стремясь сомкнуться, сгребая по мере движения столы, кадки с растениями и этажерки, пылившиеся у стен.
Серж на бегу перепрыгнул тушу амбала и увернулся от ещё одной распахнутой двери. Над головой громко лопались лампы. На Сержа посыпалась бумажная труха. Запершило во рту. На бегу Серж понял, что потолок опускается, орошая всё под собой хлопьями крошащегося армстронга.
Не думая ни о чём, кроме спасения, он нёсся по коридору к выходу. Впереди некоторые двери проламывались выдавливаемые уменьшающимися или двигающимися рамами. Заглядывая в проёмы, Серж видел несущиеся на него стены с клыками выбитых стёкол в сминающихся прямоугольниках окон.
Лестница, нужно как можно быстрее добраться до лестницы.
По макушке заехала железяка. Поскальзываясь на лоскутах шпаклёвки, Серж пригнулся и понял, что уже не может бежать во весь рост. Обрешётка из металлопрофиля для крепления навесных потолков цепляла голову. А сколько ещё оставалось бежать, было неясно. Коридор, казалось, растягивался, или, к ужасу своему подумал Серж – он, не заметил, как миновал лестничный пролёт.
Бежать приходилось, уже переломившись пополам.
Серж не выдержал, рискнул и остановился, схватившись за хилый металлопрофиль руками. Он решил протиснуться между железобетонными перекрытиями и креплениями для армстронга. И тут наискосок через коридор мелькнула дыра. Квадратный проём сначала прошёл сквозь стену, которая тут же «заросла», а после скользнул по полу, вбирая валявшийся там сор. Но главное, что сжирал он не только пол, – над ним не было потолка. Квадратная дыра двигалась прямёхонько над такой же квадратной дырой в полу.
Серж нырнул ей наперерез в одну из комнат, перевалил через накренившийся шкаф, и вместе с коварно подвернувшимся офисным креслом рухнул в как раз подъехавший квадратный люк.
Дыра оказалась шахтой лифта, каким-то образом отправившейся в свободное плавание. Серж сначала пытался удержаться руками за края, но поверхность под пальцами постоянно менялась, бугрясь всяким мусором. По коже резанула боль, и руки разжались. Серж вскрикнул, падая. Но недолго – приземлился на крышу лифта, пролетев метра полтора.
Он упал на ноги, но поскользнулся на мебели и хламе, толстым слоем покрывавших лифт. И сверху продолжало прилетать всё, что лежало на полу по траектории движения шахты. Как можно быстрее поднявшись, Серж, пританцовывая на жиденькой опоре, поймал вертикаль. Балансируя и уворачиваясь от мусорного града, Серж огляделся.
Оказалось, что он постепенно поднимался относительно внутренностей проносившегося мимо здания. Подняв взгляд Серж увидел, что потолок шахты тоже опускается, так что и этот странный квадрат безопасности не означал спасения.
Удерживая равновесие, как сёрфер, Серж мчался сквозь складывающееся, наподобие конструктора, строение. Квадратная воронка лифтовой шахты невидимыми границами разрезала окружающее, как голограмму, сохраняя пустоту между квадратами пола и потолка.
А вокруг ломались будто спички швелеры, лопались струнами арматурины, стены съезжались одна в другую, перекрытия смыкались, как колода игральных карт. И из этого безумного кукольного домика пытались вырваться братки.
Одного амбала Серж заметил прямо рядом с собой. Он лежал, сдавленный грудой кирпичей и смотрел стеклянными глазами на Сержа. Его рука дергалась, неестественно выгнувшись, но, как выяснилось, она вполне функционировала, просто в данный момент копалась в кобуре. Как раз в тот момент, когда Серж проезжал на куче стульев мимо него, браток успел достать пистолет. Серж вздрогнул, различив перед глазами кружок дула. Но браток выстрелил не в него. Окрашенные кирпичи остались позади, баюкать бездыханное тело, а Серж осознал, что выстрелы доносятся отовсюду.
Кто-то стрелял в воздух, призывая на помощь. Кто-то добивал другого, чтоб не мучился. Кто-то воевал за право первым проскочить в окно. Группа братков придумала огородить кусками стены небольшой участок и, стоя плечом к плечу, поливала пулями мелькающий между колонн силуэт.
Серж вгляделся в эту сутулую худощавую фигуру.
– Это ж Дёмчик, – сначала удивился, потом обрадовался Серж. – Так они меня спасают!
Демон ходил призраком по комнатам, не обращая внимания на хаос и выстрелы, то исчезая, то появляясь. Группа братков осталась позади, их стрельба смолкла, но Демон всё ещё появлялся в поле зрения в разных углах сходящегося лабиринта.
– Демон! – заорал Серж, пытаясь привлечь внимание далёкой фигуры. – Дёма, я здесь!
Он увидел Демона в ангарообразном пространстве под самой крышей. Тот брёл по пустым пыльным полам мансарды. Потолок лифтовой шахты уже давил на темечко. Серж, упершись ногой в седушку стула, выпрыгнул из своего летящего укрытия и повис на перекладине между стропил, а затем, как городской Тарзан, побежал по параллельным балкам под гофрированными листами кровли.
– Дёма, стой! – кричал он.
Пол быстро сожрал стропила, и Серж спрыгнул с насеста вниз. Подняв облако пыли, он едва различил, как силуэт Демона шагнул с последней ступеньки наружу. Пока Серж добежал до чердачного выхода, лестница уже растворилась под ногами. Он рванул дверь, за которой скрылся Демон, но до крыши ещё оставался небольшой тамбур. Люкарна, служившая рамой для двери в полный человеческий рост, щерилась кусками лопнувших наличников и смыкалась как пасть. Она была уже размером с окно, когда Серж заскочил в тамбур. Весь чердак ощутимо двигался, сдавливая сознание.
– Демон, Дёмочка, – шептал Серж, промакивая пересохшие губы языком.
Его толкнула в плечо наклонная стена. Серж упал на четвереньки и галопом скакнул в проём. Ногу что-то зажало. Он обернулся и уже не увидел собственного туловища за опускающейся кладкой люкарны. Чувствуя, что плечи оказываются в тисках, он рванул, что есть мочи, и увидел перед собой кроссовки Демона.
– Димочка, Дима, помоги, Дима, – бормотал он, уже почти не соображая.
Демон стоял совсем рядом. Холодный и равнодушный. Всегда таким был. Но: хочешь дружить, будь дружелюбным. Серж терпел холодность, мечтая затесаться в его компашку.
– Димпха, – кашлянул на полуслове Серж.
Он почувствовал, как вместе со словами изо рта вырвалось что-то постороннее. Как в тот раз, когда ему впервые дали затянуться кальяном. «И что?», попытался спросить тогда Серж, но клубы дыма не дали ему произнести это внятно. Так и сейчас. Только из горла вырвался не дым. Что-то жидковатое. Яркое. Серж смотрел на алые потёки, но уже не видел их. Нелька прибьёт, подумалось вдруг. Какой кальян, когда… Диплом. Не допи. Са…
На кроссовку Демона шлёпнулась капля крови. Он рефлекторно отодвинул ступню, но внимания не обратил. Он стоял рядом с остывающим Сержем и лихорадочно вглядывался в линии развалин. Рядом громко зжжигнул электрокабель. Демон осмотрел и его, причём ещё более пристально, даже наклонился, подобрал провод и как-то под углом прислонил к куску штукатурки.
Рыдом из пустоты к нему шагнула взволнованная Сова и взвизгнула:
– Это ты?!
Демон посмотрел на неё, потом на провод и медленно отпустил его.
– Значит и не ты, – проговорил он упавшим голосом.
– Вон, вон! – указывала рукой Сова куда-то.
– Да-да, – зло огрызнулся демон и выдохнул. – Попались.
Он стоял, бессильно опустив по бокам плети рук. Сова уставилась на него. Резко дёрнула головой, по новой изучая окрестности.
– Нет, не может…
– Сука! – потеряв самообладание заорал Демон.
– Это она, – догадалась Сова.
– Всё – обреченно сказал Демон. – слышишь?
– Орден. Думаешь? – испугалась Сова.
– Уверен. Блок.
Сова стиснула виски пальцами. Подумала. Тоже выругалась:
– Сука! Хотя…
Она замерла. Демон удивленно и с вялой надеждой ждал.
– Давай перекачку! Со сто семнадцатым.
Демон побелел. Сглотнул. Выдавил:
– Кто?
Сова ухмыльнулась:
– Ты. Только без соплей. Соберись.
Демон кивнул.
– Побежали, – сказал он.
Они сорвались с места. Демон впереди, за ним, не отставая, Сова.
– Готово! – крикнула она.
Демон прыгнул и упал на землю солдатиком плечом вперёд. Асфальт под ним прогнулся, покрывшись паутинкой трещин, как осенняя наледь. Следом прямо на Демона прыгнула Сова, толкнула его плечом, всем весом, и асфальт поглотил Демона, как вода.
Но Сова застряла. Дико закричав, она ударила свободной рукой по твёрдой поверхности. Её шея выгнулась от нестерпимой боли, и оставшаяся над землёй часть тела застыла слепком агонии.
Демон сконцентрировал в прыжке всю энергию, что перекачала в него Сова, но всё равно внешний блок не позволил рассчитать максимально точно. Он появился не с потолка, как хотел, а вывалился из стены. Какой-то секунды, чтобы сориентироваться, найти глазами Эна и сконцентрировать на нём силу удара, не хватило. Настороженный Эн среагировал быстрее. Он шёл в окружении бойцов Ордена, отличаясь от них одеждой и походкой. Если бойцы с ног до головы были укутаны в чёрную униформу, покрытую бронированными щитками и кармашками для боеприпасов, сжимали в руках винтовки и делали мелкие шажки, чтобы центр тяжести всегда приходился на обе ноги одновременно, то Эн шагал обычной походкой, разве что немного напряжённо, в простом спортивном костюме. Только в руках сжимал необычное устройство. Похоже оно было на скелет от чемодана.
Когда прямо из стены выпал Демон, Эн воскликнул: «Мать твою!..», дёрнулся в его сторону, вытянул перед собой устройство, прикрываясь им, и потянул за ручки. Недочемодан раскрылся как ножницы. Поймавший Эна взглядом Демон не успел ничего сделать. Он вдруг вспух и покраснел, источая пар и жар, как раскалённая топка.
Демон повалился Эну под ноги. Безжизненный и закопчённый.
Ближайшие к Эну бойцы среагировали только сейчас, оттащив его от дымящегося тела. Остальные развернулись в его сторону, и начали фаршировать мёртвого Демона свинцом.
Эн, осторожно держа от себя подальше на вытянутых руках, сложил чемодан как зонтик, и поморщился от шума выстрелов. Несмотря на глушители, грохот в туннеле стоял неимоверный.
– Ну, всё! Всё, хватит, дохлый он уже, дохлый! – распихал он бойцов. – И не вашими заслугами. Вояки, блин.
Те послушно перегруппировались и выстроились в клиновидную фигуру, готовые продолжать движение. Эн мыском кеды потрогал тлеющего Демона и вдруг радостно хохотнул.
– Работает! – выдохнул он.
– Эн! – донёсся крик и следом послышался топот догоняющих.
– Эл, я тут! – ответным криком отозвался Милан.
Из-за угла выбежало несколько адептов Ордена.
– Живой! – воскликнул один из них.
Подбежав, он ухватил его за плечо и, почти повиснув на нём, тяжело перевёл дыхание.
– Работает! – поделился с ним восторгом Эн.
– Ты о чём? Это кто? Это Демон? Это ты его так?
– Вот, – похвалился Эн, демонстрируя ему закрытую проволочную конструкцию. – Обалденная вещь.
– Чёрт, Эн, мы не голосовали за эксперименты, – строго зашептал ему в ухо Эл, оглядываясь на адептов.
– Прогресс не остановить! – Эн сказал громко, чтобы и адепты слышали. – Это будущее. С такими возможностями, только представь, чего мы добьёмся лет через двадцать!
День второй
Досье первое
Только без фальши
и лжи,
что будет дальше,
скажи.
В ладони наладонник. Мысль за тысячи миров. Ухаб, и палец мимо буквы.
Рита вздохнула. Спрятала смартфон в карман кителя. Прижалась виском к окну машины. За холодным стеклом пустовали предместья. А рядом на сиденье темнел отец. Отстань, отцепись, растворись, не хочу тебя ни замечать, ни обращать внимания. Но он довлел, окрашивал сознанье в свою темноту.
Будто сдавленная физически, Рита почувствовала духоту. Нащупав застёжку у горла, расстегнула и распахнула китель. Зиппер блеснул и звякнул, примостившись на сиденье между ними. Краем глаза она увидела, как отец тут же взял застёжку и бесцельно стал перебирать толстыми пальцами. Кажется, ему неудержимо хотелось поговорить, и, убрав телефон, Рита будто сама пригласила его к беседе.
– Что пишут? Не опаздываем? – спросил.
Рита не шевельнулась, продолжая молчать. Он поподбрасывал её застёжку на ладони.
– Если хочешь жить отдельно, только скажи, – пробормотал он на горестном выдохе, отпустил застёжку и пригладил её сверху – провёл ладонью по сиденью.
Рита повернула голову. Отец будто хотел уменьшиться, как-то подобрался на своей половине сиденья. Он, невзначай копируя её позу, полуотвернулся к дверце, пряча позволившие себе лишнего ладони на животе.
– Ты серьёзно? Снимешь мне квартиру? – спросила Рита.
– Сниму, куплю. – Он смотрел в окно. – А что? Ты доказала самостоятельность. Прошла аттестацию. Не посрамила честь мундира.
Он скосил хитрые глаза на её китель. Вечные его шуточки. У, бесит. Мгновенье назад казался жалким и давил на совесть, но неизвестно искренен ли он был. Серьёзно он говорил или придуривался?
– Давай потом к этому вернёмся, – попросила Рита.
В окне показался жёлтый корпус колледжа, ярко украшенный к сегодняшнему празднику.
– Какой цветник. – Отец смотрел на группу девчонок, переходивших дорогу.
Причёски, платья, украшения. На Рите тоже был шикарный наряд, но по традиции ей, как сдавшей внутреннюю промежуточную аттестацию, на церемонию нужно было обязательно напялить китель.
Даже в бронированном джипе отца было слышно, как из громадных динамиков гремела музыка.
У облепленных воздушными шариками стен рисовались студентки. Белорубашечные студенты терялись в толпе от нарядных родителей. Они хотели курить, а те целились в них объективами камер.
Джип, нахально раздвигая тусующийся на дороге край толпы, подрулил прямо к лестнице. Рита выпорхнула на волю. К ней тут же подскочило четверо девчонок. На одной был такой же чёрный китель, как у Риты – значит тоже переводится на спецфакультет. Остальные красовались чудесными платьями.
Рита повизжала в унисон с подругами и обернулась. Отец вслед за ней ступил на тротуар и, солидно приосанившись, оглядывал студенческое море поверх голов.
– Ты тоже идёшь? – возмутилась Рита.
Отец обидчиво удивился:
– Я вообще-то соучредитель.
Рита потухла и, пожав локоть ближайшей подруги, сказала:
– Девчат, извините, я с отцом.
Отец благожелательно осклабился:
– Не надо, иди, развлекайся. – Широкий взмах рукой. – Мне ещё надо кое с кем увидеться.
Дождавшись пока позади него не вырастит тенью телохранитель, отец ледоколом двинулся к зданию колледжа. Рита повернулась к подругам, и широкая улыбка сама собой растянула губы.
Сделал обход, отчитался ректору. Что ещё делать завхозу провинциального колледжа? Конечно же, смаковать сплетни. А в «Легне» слухи плодились как мухи. Ну, дык, не какой-нибудь техникум, а учебное учреждение с частичным частным финансированием, почти коммерческое, но под муниципальным контролем, – в общем, для подобных феноменов есть слово такое специальное, от которого во рту появляется сладковатый привкус, его нельзя произносить скороговоркой, оно должно таять на языке, чтобы по окончанию в воздухе замирала томная пауза, обычно следующая за оркестровым крещендо. Короче, колледж считался элитным.
С расцветом соцсетей люди, принадлежавшие в народном сознании к элите, стали доступней для обывателя, флёр таинственности с богачей и знаменитостей постепенно спадает, позолота начинает стираться. Но для людей, изначально окружавших эту самую элиту, например, для педсостава «Легны» отправлявшие своих чад учиться на люксовых авто в сопровождении личных водителей представители социальной верхушки никогда загадками и не были. Те же отцы и матери, что и миллионы других. Разве что с более интересной жизнью. Вернее, с жизнью, которую так интересно обсуждать у них за спиной.
Голову сотряс телефонный вызов. Бергенов поморщился и дотронулся до наушника.
– Дэн, давай уже в актовый – все собрались. Я во дворе сам справляюсь.
Дэн оборвал связь и, помрачнев, двинулся к лестнице. Мирзаханян. Достал, гад. Вечно бесцеремонный, как снег на голову. Ещё и требует чего-нибудь. Дэн глубоко вздохнул, чтобы не закипеть.
Мирзаханян принял его на работу, и Дэн был благодарен. Первое время Эдмунд Вальтересович считался его начальником, что логично, но потом у них появились смежные, равные по значимости, зоны ответственности, да и должности назывались одинаково, а Мирзаханян продолжал строить из себя командира. Причём нет бы всегда, а то выскакивал, как чёрт из этой, как её, раз в год и начинал павлиниться перед ГОРОНО (или спонсорами, или ректором), а потом исчезал, будто не при делах. А сегодняшние торжества собирали бинго – присутствовать приедут и представители министерства, и совет директоров, и толпа влиятельных родителей. И образы того, как будет расшаркиваться перед ними Мирзаханян, портили всю атмосферу праздника.
Опять звонок. Клац по наушнику. Алло. Ректор – Римма Мироновна.
– Кто за звук отвечает? – С ходу крик.
– Калиш.
– А где он?
– А вы ему звонили?
Гудок сброса. Денёк сегодня будет напряжным, с улыбкой подумал Дэн. От многозадачности настроение почему-то улучшалось. Он поставил ногу на последнюю ступеньку и выглянул в окно. Внизу грузная подволакивающая ногу фигура Мирзаханяна поспешно открывала запасные ворота. Через них обычно проезжал только золотарь. А сегодня кто? Интересно.
Во двор зарулила роскошная иномарка. Дэн укоризненно покачал головой и пробормотал под нос:
– Нарушаем.
Мирзаханян, озираясь, быстро запер створы и заковылял к машине. В его походке и мимике (и во всём облике) читалась та подобострастность, что появлялась при виде сильных мира сего. Дэн хмыкнул и отвернулся.
В дверях Дэн столкнулся с Фещиным – как раз одним из сильных мира сего. Дэн, возможно, и слышал кучу сплетен о нём, но почему-то конкретно эту фамилию не запомнил. В лицо, кажется, видел, но тоже особо не приглядывался. В колледже хватало объектов обсуждения, да и список директоров не так чтобы много где светился, чтобы примелькаться в глазах одного из завхозов. Впрочем, Дэн сразу понял, что Фещин не простой родитель, а человек серьёзный и, по-видимому, влиятельный. Уголком сознания он ощущал, что мог видеть его на фоне охранников в обществе ректора.
Дэн извинился и уступил дорогу. Фещин, не взглянул на него, лишь дёрнул щекой, обозначая какую-то эмоцию, то ли улыбку, то ли усталый прищур. Дэн покопался в воспоминаниях: а это не про этого, случайно, дядьку рассказывали, как он выхватил у охранника то ли пистолет, то ли «утюг» и выстрелил то ли вверх то ли в пол? Откуда я его помню?
Дэну в стенах «Легны» ничего криминального наблюдать не приходилось, если не считать наркоманских сходок в уголке двора, прозванного «пятачком», но досужие разговоры на кафедрах, в столовой и комнатах отдыха бережно хранили память о лихих событиях. Из уст в уста передавались заголовки местных газет, упоминавших фамилии, дублировавшиеся в классных журналах. Байки о выбитых пулями стёклах спортзала, о струйках крови, затекавших во двор после разборок братков. Преподавательницы с придыханием повествовали о воинственной харизме рэкетиров, не боявшихся в одиночку вклиниваться в толпу таксистов, стушёвывавшихся под психологическим напором наглых прищуренных глаз. Участвовавшие в этих приключениях парни, кто выживал, мужали, обрастали животами и семьями. Теряли волосы, но наживали капитал. Потом приходили на родительские собрания, семейные мероприятия и торжественные линейки. Выглядели они бизнесменами, но понятно было, что под деловыми костюмами скрывались разбойничавшие в кончину века молодчики, оставшиеся с теми же повадками и связями, что позволяли им в своё время удерживаться в банде.
Вслед за Фещиным шёл ещё какой-то мужик, видимо, охранник, а рядом = Меркадзе. Вот этого-то Дэн точно видел в обществе ректора. Меркадзе был куратором от министерства. Наверно, ему надо будет речь говорить, промелькнуло в мыслях Дэна.
– Вы актовый зал ищите? – спросил он. Мужчины остановились и удивленно на него взглянули. – Он там, вам показать?
Фещин криво усмехнулся и с едва сдерживаемым смешком ответил:
– Спасибо, мы знаем, где здесь что.
Как будто в ответ на величайшую нелепость в мире. Дэн смутился и прошептал:
– Извините, тогда.
Фещин зашагал дальше. Меркадзе на секунду задержался, рассматривая Дэна, как энтомолог рассматривал бы случайно встреченного жука, а затем двинулся следом, догоняя. Кажется, Дэн услышал свою фамилию в их продолжившимся разговоре.
Спина декана. Лавируя в проходе между кресел, не упустить. «Дети заберут птиц, спрячут цветы…» – гремит из динамиков со всех сторон. Лавина тел, закупоренная в коридоре, тоже ворвалась в актовый. Догнала, расплескалась вокруг, толкаясь. Сиюминутный сезон охоты на кресла. Парочками, группками, урвать повыгодней. Азарт. «Сюда, сюда!», «Здесь занято!». «В полдень исчезая», – тянет слова вокалист, хрипя на повышенных. Спина декана. Уже в конце зала. Пройти мне дай! Перед самой сценой никого. Рука декана, указующая:
– Занимайте первый ряд… Шахмаран! Ещё на голову ему залезь. Тихо. Сидите, ждите, пока вызовут, потом к родителям для общего фото и опять сюда…
Рита бухнулась на жёсткую седушку. Было жарко. «На одной из планет, – драли глотку колонки и вдруг стихли, – где в помине нет войн и ракет», – продолжили они еле слышно.
Гигантские люстры под потолком погасли. Гудящая толпа расселась и в темноте притихла. На огромную сцену упали лучи подвижных софитов. Все воззрились, но на ней было пусто. «Засмеётся в небе радужный свет, – проникновенно пели динамики вполголоса, – И наступит царство птиц и детей».
Гул голосов поднялся вновь, перекрывая остаток песни, и тогда к микрофону выбежала конферансье. Шпильки, высокая причёска. Все приготовились внимать. Она набрала воздуха в грудь и:
– Бубубу
Ничего непонятно. Появился техник. Занялись отладкой звука. Снова сзади гул. Рита привстала, огляделась. Зал битком. Не только сидячие.
– Дорогие обучающиеся! – громогласно.
Рита вздрогнула и сползла обратно на седушку. Конферансье почтительно торчала в сторонке, а к микрофону уже жала рот ректор.
– Наши уважаемые гости, – возвышенным тоном говорила Римма Мироновна, звеня в ушах. – В этот знаменательный день мы собрались здесь поприветствовать новое пополнение студентов на нашем специальном факультете – гордости не только нашей любимой «Легны», колледжа самого по себе особенного – какое ещё среднепрофессиональное учебное учреждение может похвастаться тем, что его возглавляет целый совет директоров, да ещё и ректор, как в вузе, = но и всей нашей образовательной отрасли. О том, насколько сегодня важен спецкорпус в министерстве областного образования, расскажет наш преданный друг, засланный казачок в районной администрации = да, что бы мы без вас делали? = наш дорогой Темур Автандилович Меркадзе. Просим!
Долговязая фигура какого-то государственного сановника всплыла из тьмы. Благовидная проседь. Посмеиваясь прошествовал к микрофону и похлопал Римму по костяшкам пальцев – её рука услужливо старалась поднять стойку повыше. Долговязый, осклабившись, клюнул поп-фильтр:
– Выигранные олимпиады и конкурсы – это, конечно, показатель профессионализма педагогического состава «Легны» и приятных условий обучения, в которых ум не задерживается на мелочах быта, а устремляется в полёт к светочу учения, не сковываемый важнейшими, по Маслоу, заботами. Это, конечно, очень важно, и уже только это вдохновляет остальные учебные заведения подтягивать хвосты и равняться на лучших. Речь о финансировании, понимаете, да? Все мы люди взрослые. Но в том-то и дело, что это не главное. А этого не понимают директора техникумов и лицеев, стремящихся повысить бюджетное финансирование одними лишь оценками, графиками успеваемости, количеством семинаров, турниров, первенств, чемпионатов, и Бож знает, чему они ещё дают аналогичные названия. А «Легна» понимает. И делает. И приобретает дополнительное и значительно большее финансирование. В чем же секрет? А разве это секрет? Всё на виду, мы об этом говорим всякий раз, всякое своё посещение я талдычу директорам: вы не школа, вы профессиональное учебное заведение, вы даёте своим выпускникам не знание, а профессию. Вы делаете вклад в будущее страны, а не добываете галочку в чек-листе. «Легна», прежде всего, знаменита своими студентами, по окончанию обучения становящимися высококлассными сотрудниками отраслевых – стратегической важности – корпораций. И это я говорю о выпускниках трёх основных факультетов. Но колледжу Риммы Мироновны настолько небезразлична судьба нашего общества и судьба граждан, которыми становятся выпускники, настолько, что внутри этих факультетов она проводит отбор самых лучших, самых способных. И определяет их в специальный факультет, чтобы оттачивание их навыков ничем не ограничивалось. И это не правда, что в спецкорпус определяются студенты «по блату», так сказать. Совсем нет! Если бы каждый из вас достигал критериев отбора в спецкорпус, то в фине, меде и техе вообще никого не осталось бы – все учились только в спецкорпусе, и каждый специалист снабжался бы теми же средствами и ресурсами, что и любой другой спецстудент. Вон, у нас сегодня присутствуют директора из совета, они подтвердят. Потому коммерческая основа и присутствует в «Легне» – спонсоры сами спешат инвестировать в обучение высококлассно обученных кандидатов на должности. В этом и секрет, ничего более. Если бы остальные колледжи это понимали, то фирмы и организации сами стояли бы в очередь из желания проспонсировать их, но куда там! Им проще прослыть в народе «шарагами», получить презрительные прозвища, чем уделить внимание тому, чего от них ждёт государство. Так что – цените. Учиться в «Легне» – большая удача и привилегия. Хотите обезопасить своё будущее, старайтесь соответствовать запрашиваемым нормам, чтобы оказаться в числе как минимум выпускников «Легны», а как максимум – оказаться среди этих счастливчиков, кого гордые родители (у которых глаза на мокром месте сейчас, да?) встретят на этой сцене. Римма Мироновна, прошу, продолжайте церемонию.
Плеск оваций. Долговязый, похлопывая самому себе, отступил. И ткнулся задом в угол стола. Пока он трепался, старшекурсники подсуетились. Подгоняемые Риммой Мироновной, подготовили всё для награждения. Для ритуала. «Но этот простой сюжет, – завопила вновь песня, – не только о чудесах». Римма Мироновна жестикулировала. Деканы повскакивали, кинулись овчарками на престарелую толчею, жмущуюся к стенам. Отара родителей засеменила на сцену, отмахиваясь от деканов цветами. Веники-букетики. Ритуальная атрибутика.
Родителей согнали куда надо, стол захламили свёртками и картоном. Внимание – все на своих местах. Овчарки притаились, ловя приказы в движеньях рук. И дирижёр явилась у микрофона. Музыка умерла на вдохе. Весь актовый зал замер на вдохе. Римма Мироновна, нарушьте же эту невыносимую…
– Дорогие мои! Мы – люди маленькие. Прожить бы день. Не поссориться бы с любимым. Получиться бы на фотографии. Посмотреть новую серию. Мы конечно хотим иногда чего-нибудь получше, даже стремимся к этому. Съездить бы на юг. Получить премию. Или права. Для нас это важно, воплощение этих запросов сделало бы нас счастливей. Хотя и в масштабе планеты, если посмотреть на эти желания, то даже как-то стыдно, что ли, мечтать о такой мелочи. Даже мечтой назвать эти стремления стесняемся. Вот бы желать чего-нибудь высокого! О горнем помышлять, а не о делах земных. Но, знаете, это наша жизнь. Маленькая, серенькая, может быть, кому-то незаметная. Пусть. Мы никому не мешаем. Вот, пусть и нам не мешают мечтать о своём. Воплощать мечту и радоваться. Если кто-то великий воплотит что-то великое, достигнет всеобщего счастья, и оно и нас коснётся тоже, то, пожалуйста, будем и мы участвовать во всеобщей радости. Но и от своей собственной скромной радости мы отказываться не должны. Я, например, мечтаю закончить учебный год без происшествий. И всего-то? Да. И я буду стремиться к этому. Это моя мечта. Личная. И я знаю, что у присутствующих здесь студентов тоже есть цели, стремления. Так не бойтесь же называть их мечтами. Признайтесь себе: я мечтаю перевестись в спецкорпус. Мною всё для этого сделано. С трудом, с бессонными ночами, может быть, но вы стремились к этому. Вы тоже хотите кусочек своего счастья под этим небом. Признайтесь, и тогда, на фоне масштабных каких-нибудь событий, на фоне ужасных или наоборот потрясающих новостей, на этой с безумной скоростью летящей через непроницаемую бездну планете, я смогу с уверенностью заявить: несмотря ни на что, сегодня мечты этих молодых людей осуществились. Я буду называть имена, а вы подходите ко мне и принимайте поздравления.
