Kitobni o'qish: «Возвращение в будущее»

Shrift:

Взгляд в бездну

Рассказ

Руслан проснулся на рассвете. Тусклый свет наступающего дня пробивался сквозь плотную ткань палатки. Осторожно, чтобы не разбудить соседа, он выбрался из спального мешка, взял приготовленную с вечера одежду и тихо вылез наружу. В лицо ударил холодный воздух, по телу пробежали мурашки. Поеживаясь, переминаясь с ноги на ногу, он торопливо оделся.

Стоял июль, но здесь в горах температура ночью понижалась до нуля, сохраняя вокруг лагеря подтаявший снежник и белоснежные шапки на вершинах гор. И хотя первые лучи солнца уже проникали к земле, в воздухе еще висело темное марево, в котором скрывался тусклый, застывший пейзаж.

Чувствовался еле уловимый запах потухшего костра. Рядом чернели остатки углей, покрытые хлопьями серого пепла. Кучевые облака, казалось, застыли в небе, в котором уже появились белоголовые орлы – сипы, вылетевшие на раннюю охоту. Они, широко расправив могучие крылья, плавно парили в вышине, пристально высматривая добычу.

Руслан бесшумно подошел к палатке инструктора Паши. Прислушался. Там стояла тишина. До подъема еще было больше часа, но он знал, что старший группы встает раньше других. Нужно было спешить. Руслан взял приготовленное снаряжение и быстро пошел по знакомой тропинке.

Руслан первый раз был в горном походе. И хотя он считал себя спортивным парнем, качал штангу, крутился на турнике и хорошо бегал, иногда даже выигрывая школьные соревнования среди старшеклассников, в этом походе ему было тяжело.

В первые дни трекинга от долгой монотонной ходьбы с тяжелым рюкзаком сбивалось дыхание, болела спина, ныли натертые ноги. Несколько раз на крутых подъемах по курумнику, этому нагромождению движущихся камней, вытирая рукавом пот с лица, он, надсадно дыша, останавливался. В такие минуты Руслан был готов бросить рюкзак на землю и крикнуть инструктору, что у него больше нет сил и он дальше никуда не пойдет.

Но каждый раз его что-то останавливало. То ему мешал колючий взгляд Паши, который, как ему казалось, все время внимательно наблюдает за ним и будто только и ждет, когда же Руслан наконец-то сдастся. А может быть, в этом был виноват щуплый Сашка, на вид самый слабый в группе. В походе Сашка часто шел в конце группы, громко сопя, плотно сжав губы и упрямо глядя перед собой. Как бы ни было тяжело, он не издал ни звука. И в этом молчании чувствовалось что-то гордое и сильное. Сашка вчера не испугался и той пропасти, где Руслану стало страшно.

Тогда они спускались с высоты в долину, покрытую скудным ковром пурпурного тимьяна, серо-зеленого можжевельника и дымчатой полыни. Там можно было разбить лагерь и наконец-то отдохнуть после тяжелого многокилометрового дневного перехода.

Но на перевале, когда уже вдалеке открылась равнина, Паша остановил группу. Здесь путников поджидала опасность. В этом месте заканчивалась петлявшая вверх и вниз тропинка и начинался узкий выступ, по которому и нужно было пройти вперед каких-нибудь двадцать метров. Левый край выступа упирался в отвесное ребро скалы, а справа зияла черная, бездонная пропасть.

Руслан наклонился и посмотрел в нее. У него перехватило дыхание, закружилась голова, ноги стали ватными.

– Все в порядке? – услышал он рядом голос Паши.

– Кажется, – неуверенно ответил Руслан.

– Тогда готовься. Сейчас я закреплю страховку, потом ты прицепишь карабин к ней и осторожно пойдешь вперед. – Инструктор скинул свой рюкзак.

Паша нашел трещину в скале, вбил металлический крюк, просунул в проушину веревку и завязал ее крепким, тройным узлом. Аккуратно пройдя по выступу на другую сторону, он натянул веревку и также ее закрепил.

– Цепляйся! – крикнул Паша.

Руслан не сдвинулся с места. Из глубоких каменных расселин веяло могильным холодом. Он побледнел, страх как липкая смола окутал все его тело.

– Ну что же ты! Давай! – Паша махнул рукой.

– Сейчас… – еле слышно пробормотал Руслан, пристегивая карабин. Он попытался сделать шаг вперед, но идти не смог. Ослабевшие ноги отказывались слушаться. Тогда юноша осторожно лег на живот и медленно пополз.

Каждое движение давалось Руслану с огромным напряжением. Во рту пересохло, пот заливал глаза. Мелкий камень царапал руки, сбивал колени. Вдруг он почувствовал чей-то тяжелый взгляд, и ему стало не по себе. Руслан повернул голову и посмотрел вниз, в мрачную пустоту. Из темной пучины на него смотрели огромные, немигающие цинково-желтые глаза c огненно-красной радужной оболочкой. Они притягивали и гипнотизировали. Юноша в ужасе замер, не в силах пошевелиться. Какие-то невидимые силы закружили голову, замутили разум. Сердце испуганно сжалось, в груди похолодело.

– Руслан! – крикнул инструктор. – Что с тобой?!

Руслан тряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение, взять себя в руки. Он приподнялся на коленях, но тут же пошатнулся и потерял равновесие. Его ноги поползли вниз, увлекая за собой россыпь мелких камней. Они падали в пропасть, беззвучно исчезая в черной пустоте.

«Пропасть – пропал, пропасть – пропал, пропал…» – что-то противно запищало внутри.

Руслан испуганно втянул голову в плечи, пытаясь вжаться в землю, втиснуться в камни, спрятаться. Ему казалось, что если он сейчас сдвинется с места, то упадет вниз и навсегда исчезнет в этой бездонной пропасти.

«Пропасть – пропал, пропал…»

Неожиданно кто-то крепко схватил его за руку.

– Спокойно. Без паники. – Паша бережно потянул Руслана к себе. – Пойдем вместе. Я иду сзади, ты – впереди. Вниз не смотреть.

Руслан плохо помнил, как он, будто в тумане, видя перед собой лишь размытый силуэт желтых глаз, сжав веревку слабыми руками, пополз вперед…

Позже, когда группа уже вышла на равнину, Паша разрешил короткий отдых. Он подошел к Руслану, присел рядом. Вытирая потное лицо, улыбнулся ясными синими глазами:

– Не бойся, все уже позади…

– Да, я, – еле слышно промямлил Руслан, – и не боялся…

– Да ладно, не ври своим.

Инструктор добродушно хлопнул его по плечу. – Твои вытаращенные от адреналина глаза были видны даже, наверное, оттуда. – Он показал пальцем в небо. – Но ты не переживай, так бывает. Без поражений нет побед. Страх – это нормально. Все боятся. Не верь, если кто-то скажет, что это не так. Не страшно только дуракам. Самое опасное, что человек в страхе перестает думать. У него срабатывает животный рефлекс. Он или цепенеет, не в силах действовать, или, наоборот, что-то быстро, не соображая, пытается сделать. Так многие и погибают… Нужно учиться справляться со своим страхом.

– А как? – тихо спросил Руслан, чувствуя, как по спине прокатилась волна дрожи и ее отзвуки пронзили кончики пальцев.

– Переживать его в себе. Наблюдать за ним. Идти на него. Делать то, чего больше всего боишься. А еще медленно дышать и расслабляться. Вот так примерно.

Паша закрыл глаза, положил кисти рук на колени и не спеша сделал несколько глубоких вдохов и выдохов.

– И еще, запомни, – инструктор понизил голос почти до шепота, – если долго будешь смотреть в бездну, будь готов к тому, что бездна посмотрит в тебя…

Руслан вздрогнул:

– Кажется, я уже…

– Ну, тогда ты уже знаешь, что это такое, – кивнул Паша. – Но берегись. Этот омут может затянуть. Особенно когда боишься… – Паша заметил волнение на лице Руслана, его колкий взгляд. – А вообще-то, это дело привычки, – вслух произнес он.

– В смысле? – спросил Руслан.

– Чем чаще сталкиваешься с опасностью, тем меньше будет появляться страх, – объяснил инструктор. – Человек ко многому привыкает. Так что, если бы ты еще раз прошел это место, думаю, было бы уже все по-другому…

И хотя вся группа видела, что произошло на перевале, вечером никто Руслану не сказал ни слова. От этого его еще больше мучило чувство стыда. Он злился, сжимал кулаки, проклинал свой позор. Мрачное настроение отравляло все вокруг. К еде Руслан не притронулся. Не стал, как все ребята, сидеть у вечернего костра под дружные разговоры с горячим чаем и песнями под гитару.

Весь вечер юноша старался чем-то себя занять: он укреплял растяжки на палатке, перебирал вещи в рюкзаке, вымыл грязные на толстой подошве ботинки, сходил за водой на ручей недалеко от лагеря.

Там Руслан столкнулся с Сашкой. Тот, набирая воду в закопченный черный котелок, повернулся, сверкнул глазами и бодро пропел:

– «Если ж он не скулил, не ныл;
Пусть он хмур был и зол, но шел,
А когда ты упал со скал,
Он стонал, но держал;
Если шел за тобой, как в бой,
На вершине стоял хмельной, —
Значит, как на себя самого,
Положись на него!» ¹

Они не сказали друг другу ни слова, но перед самым отбоем Руслан понял, что ему нужно делать.

И вот сейчас он уже почти подошел к знакомому выступу. Оглянулся по сторонам. Вокруг натянутой стрелой пронзительно звенела тишина, и только утренний туман живо клубился по темным скалам.

В лагере, наверное, уже проснулись, и скоро его будут искать. Нужно торопиться. Руслан осторожно подошел к пропасти, присел, обмотал страховку вокруг большого валуна и закрепил ее конец на своем ремне. Потом он опустился на колени и осторожно пополз вперед. Сердце учащенно забилось. Этот звук отдавался в голове чередой пульсирующих ударов.

– Еще раз… – упорно повторял он про себя. – Еще раз…

Руслан остановился на самом краю провала и с опаской посмотрел вниз. Вновь перед ним была она – огромная и мрачная бездна. Он снова почувствовал ее холодное дыхание. Юноша опустил голову на руки, закрыл глаза и стал медленно, как учил Паша, дышать.

Руслан представил, как там внизу, в этой безмолвной пустоте, в которой нет ни времени, ни тепла, ни света, год за годом, век за веком капли воды настойчиво точат камни, крошат их, стирают в пыль, чтобы потом они снова когда-нибудь возродились. Так происходит этот бесконечный круговорот, и никто не в силах его изменить…

Руслан прислушался к себе, открыл глаза, посмотрел на руки. Они не дрожали. Тело расслабилось, дыхание стало ровным. Его взгляд коснулся стен впадины. Он заметил, как по ее краям пробивается к свету темно-зеленый мох, в разные стороны расползаются глубокие, извилистые трещины, мириадами стекают куда-то вниз капли прозрачной росы. Руслан медленно протянул руку и провел пальцами по вьющейся, напоминающей змею расщелине, почувствовав ее шершавую холодную поверхность.

Он все смотрел и смотрел вниз и не сразу понял, что отчетливо видит все, кроме одного – тех страшных, немигающих желтых глаз. Руслан вздохнул с облегчением. Кажется, дьявольское наваждение прекратилось, пропали колдовские чары. Его больше не мучил страх. Исчезло презрение к самому себе, которое вчера нахлынуло жесткою волною, перевернуло и чуть не погубило. Его сердце зазвучало свободно и радостно.

Бездна больше не смотрела на него. Это видение исчезло, превратилось в прошлое и осталось лишь в его воспоминаниях, о которых он через много лет будет рассказывать своему сыну, поднимаясь с ним в горы по такому же извилистому и трудному пути.

Возвращение в будущее

Рассказ

1

Свинцовые тучи висели над хмурой Москвой. Папа с дочерью стояли у окна. С высоты двенадцатого этажа они смотрели, как в окнах домов зажигается свет. По дороге ехали автомобили, спешили на работу люди. Около подъезда размахивал метлой дворник Муслим.

Дочь тяжело вздохнула, хлюпнула носом:

– Па…

Александр Петрович вздрогнул:

– Что, Надюш? Опять страшный сон?

Надя, стоя на протезах и опираясь на костыли, потерла мокрые глаза:

– Угу.

Ей снилось, что она заблудилась в дремучем лесу. Рядом раздался вой. Между деревьями мелькнули горящие желтые глаза. Волк… Он крался по ее следам, роняя на землю тягучую слюну. Надя в ужасе убегала по устланной сосновыми иголками земле, спотыкалась и падала. У нее дрожали губы, по щекам ручьем лились слезы. Волк громко рычал, скалил пасть. Его ноздри раздувались, шерсть встала дыбом. Через мгновение чудовище бросилось на Надю, вцепилось клыками в горло. Она дико закричала…

Александр Петрович погладил дочь по голове:

– Не бойся… Это только сон…

С тех пор как с дочерью два года назад произошел несчастный случай, он сам был все время в каком-то полусне. Так, словно находился внутри пустой, темной комнаты, внутри которой не было ни воздуха, ни света, ни звука. Там он с ужасом забился в угол, сел на корточки, судорожно сжимая голову руками. Ему отчаянно хотелось забыть все, что было. Оказаться в другом месте, в другом состоянии. Прошлая реальность, как в каком-то фантастическом триллере, разрушилась. Жизнь, как в кино, поставлена на паузу…

Надя вздрогнула:

– Страшно, когда спишь… И когда просыпаешься…

Александр Петрович обнял дочь:

– Все будет хорошо. Только я тебя прошу, с мамой не ругайся.

Надя подняла голову, удивленно округлила глаза:

– Откуда ты знаешь? Тебя же не было вчера дома!

– Зато вечером я видел ее заплаканное лицо.

– Она сама виновата. Ведет себя как кислая капуста. Причитает все время.

– Надя, да в чем же она виновата? – Александр Петрович посмотрел на дочь. – А кто тебе помогает? По больницам возит? Массаж делает?

Надя обиженно шмыгнула носом:

– Она меня не понимает…

– А ты ее?

– И я… Па, а ты ночью опять не спал? В твоей комнате горел свет.

Александр Петрович сглотнул ком в горле:

– Не спалось что-то…

Мучаясь бессонницей, он несколько раз вставал ночью, брал кисти, подходил к мольберту. Осторожно прикасался к холсту, но тут же быстро, как от огня, отдергивал руку. Перед глазами по-прежнему стоял черный квадрат. Черным был холст. Рамка. Краски. Комната. Ночь за окном. Все цвета превратились в один мрачный оттенок. Глаза художника перестали видеть привычную палитру. Горе выжгло цвета радуги. Он больше не мог писать…

2

Полгода назад, когда Надя научилась стоять на протезах, Александр Петрович, по совету одного знакомого, привез ее в старый фитнес-клуб. Они с трудом нашли место на крохотной парковке около здания, которому требовался ремонт стен и замена освещения.

В кабинете Надю встретил директор по имени Космос. Немолодой, широкоплечий, в синем спортивном костюме, он, несколько минут бесцеремонно разглядывая девушку, покачивал головой и цокал языком.

Наконец спросил:

– Ну и чего ты хочешь?

– Стать другой…

– Я не волшебник, – нахмурился он, – ноги я тебе не верну.

– Мне нужна сила.

– Зачем? Чтобы ходить на костылях?

Надя медленно, опираясь на костыли, подошла к зеркалу, придирчиво посмотрела на себя, брезгливо скривила рот:

– Чтобы выбросить их!

Космос сел на край стола, засунул руки в карманы:

– У тебя не получится.

Лицо Нади сначала покраснело, потом побледнело. Она вскинула сердитые глаза:

– Почему?

– Не сможешь.

Ее зрачки сузились, губы побледнели.

– А у вас на стене написано, – она кивнула на постер за спиной директора, – «Если сильно захотеть, можно в космос полететь!»

Он хитро прищурился:

– Это не для всех.

– Я смогу!

Космос склонил набок большую коротко стриженную голову:

– Слушай, на фиг тебе это нужно? Забей! Живи спокойно! От железа будут синяки, мозоли и порванные мышцы.

Надя крепко сжала кулаки. Пальцы судорожно ухватились за ручки костылей, кисти рук побелели:

– Не нужно страшилок. Я уже своё отбоялась…

Космос процедил сквозь зубы:

– Ну смотри. Сама напросилась. Жалеть тебя здесь никто не будет.

Он достал из кармана телефон, набрал номер:

– Эльдар, зайди. Дело есть.

Космос пристально посмотрела на Надю:

– Тренируйся пока. Посмотрим, на что ты способна. Через полгода в городе будут проходить параолимпийские женские соревнования по атлетике «Перспектива». Выиграешь – поверю. Фото на доске почета повешу. А если нет – пойдешь домой TicToc смотреть.

Надя почувствовала, как в горле пересохло:

– Ладно.

– Тренером твоим будет Контра… э-э… Эльдар…

3

Так Надя познакомилась с Эльдаром. Безногая хрупкая девушка и молодой черноволосый тренер с мощным торсом и накаченными мышцами часто подшучивали друг над другом.

Как обычно, увидев Надю в зале, Эльдар махал ей рукой и громко кричал:

– Привет, мелюзга!

Наде в Эльдаре нравилось все. Но только не голос. Она никак не могла привыкнуть к несоответствию накаченного мужского тела и писклявого голоса.

– Салют! Ты все пищишь? – язвила она.

Эльдар на правду не обижался. Он с юмором относится к шуткам. И даже к тому, что его за глаза называли Контрабасом.

– Давай быстрей! – подгонял он ее. – А то на гонку отправлю!

Надя корчила гримасу, шаловливо высовывала язык:

– Накась!

Эльдар грозно сверкал глазами:

– И не шакаль. Я этого не люблю.

Эльдар не терпел, когда его ученики огрызались на тренировках. В такие минуты он, покачиваясь на ногах с пятки на носок, складывал руки на груди, напрягал широкие скулы, раздувал ноздри загнутого книзу хищного носа.

Особо строптивых он отправлял на гонку: бег на дорожке, жим штанги, качание рук, пресса и ног, отжимание на руках и опять бег на дорожке. И так несколько кругов. И плевать ему было на то, что кто-то из его учеников приезжал на тренировки на дорогом автомобиле и одевался в фирменный Nike.

Эльдар, как опытный пилот самолета, знал свой маршрут. И крепко держал штурвал, задавая вектор и скорость движения. Он не отвлекался на помехи, когда кто-то недовольно фыркал, уходил с тренировок, хлопнув дверью, или жаловался Космосу. Для него было важно одно – доставить своих пассажиров в пункт назначения. Как бы они ни сопротивлялись и ни истерили. Он не спрашивал, какое у них настроение и успели ли они сегодня позавтракать. «Жесть», – говорили одни. «Злой татарин», – подхватывали другие. «Контрабас беспредельный», – огрызались третьи.

Многие не выдерживали, уходили. Но те, кто оставался, со временем преображались. Обрюзгшие мужики становились атлетами, а расплывшиеся женщины могли похвастаться стройной фигурой.

Надя тяжело привыкала к жестким тренировкам. Она часто бесилась, обзывалась, бросала в Эльдара то бутылку с водой, то мокрое от пота полотенце. А потом в раздевалке плакала и кусала губы.

Несколько раз приходил Космос. Он молча стоял в стороне, смотрел исподлобья, качал головой. Потом, что-то насвистывая себе под нос, по-медвежьи переваливаясь с бока на бок, уходил.

– Ладно, – примирительно ответила Надя. – Иду… Спешу и падаю.

Она переоделась, медленно опираясь на палки для ходьбы, вышла из раздевалки.

– Давай на разминку, – проговорил Эльдар тоном, не терпящим возражения.

Надя тоскливо посмотрела на беговую дорожку:

– А может быть, сегодня начнем с жимов?

Эльдар строго посмотрел:

– Хочешь как полегче? Я тебе и так настроил самую низкую скорость. «Бабушка» называется. Шагом пойдешь.

Надя обиженно надула губы.

Эльдар сложил руки на груди:

– Не будь старухой! Или ты забыла, что у тебя впереди «Перспектива»?

– Ну Контрабасик, ну пожалуйста! – взмолилась Надя, сложив ладони перед грудью. – Я же вкалываю как на каторге. Посмотри!

Она засунула палки под мышки, вытянула руки, показала ладони с набухшими мозолями.

Эльдар даже глазом не моргнул:

– Мелюзга, хватит сказок. Ты не Шахерезада, а я не Шахрияр.

В глазах Нади сверкнул вызов:

– Так, да?!

Она быстро развела руки в стороны, напрягла бицепсы. Два крепких бугорка мышц послушно приподнялись:

– А это что? – Надя посмотрела на Эльдара.

Он шутливо поморщил нос:

– Это? Детское недоразумение.

– Тьфу на тебя! – огрызнулась Надя.

– Ты лучше покажи другое.

– Что?

Эльдар почесал черную, аккуратно подстриженную бородку:

– Свой характер.

Надя, опустив глаза, молчала.

Эльдар положил руку на ее плечо:

– Мелюзга, не дуйся. Ты же здесь не просто железки таскаешь. Ты себя закаляешь. Крепче стали будешь. Так ты хочешь победить?

– Ладно, – вздохнула Надя, – садист несчастный…

В это время мимо проходил новый тренер:

– Слышь, а кто это? – спросил он у Эльдара, показывая на Надю, ковыляющей походкой идущую к беговой дорожке.

– Это? Маленькая железная леди.

4

– Сегодня утром я пила кофе. Он был без вкуса, – пухлое лицо Натальи Владимировны исказилось, – какая-то бурда! Даже аромата не почувствовала!

Она вздохнула, тяжело откинулась на мягкую спинку кресла в кабинете психолога.

– Плохой кофе? – Аркадий Львович, медленно протирая большие очки в роговой оправе, не сводил внимательных глаз с пациентки.

– «Амбассадор». Много лет его пью…

Она сложила на коленях полные руки, разглядывая плинтус под белым потолком:

– Вы не представляете, как мне тяжело! Я очень устала! Растолстела… В платья не влезаю… Спортивный костюм ношу…

Кустистые седые брови Альберта Львовича приподнялись:

– Наталья, я вам уже объяснял. Вы едите слишком много сладкого.

– Да я уже вся как киндер-сюрприз, – горько усмехнулась Наталья Владимировна, хлопнув себя по полным бокам.

– Понимаю. Тяжело. Но вам нужно взять себя в руки. Ведь сахар – наркотик. Он вызывает привыкание. И вам требуется его все больше и больше. Нужно отказаться от пирожных, шоколада, конфет…

– Легко сказать…

– В этом и проблема.

– Да разве в этом, доктор? – Её пухлое лицо исказилось, задрожало. – С Надей беда! В этом все дело!

Альберт Львович понимал, что Наталья Владимировна права. Но он знал и другое. Если она как мама Нади не сможет себе помочь, то дочери она не поможет.

– Конечно, – психолог снял очки, несколько раз потер переносицу, – вы правы.

– Вы не представляете, что у нас дома происходит. – На ее щеках запылали два багряных пятна. – На прошлой неделе отец принес Наде на день рождения букет роз. А она ни с того ни сего зарыдала, схватила цветы и с диким ревом швырнула их на пол. Кричала, что она никогда больше не будет отмечать день рождения. Ведь это самый ужасный день в ее жизни! Она может устроить истерику из-за остывшего супа. А вчера за столом плевала в меня косточками. Я сделала замечание, так она меня сукой обозвала! А может и матом послать. Иногда я начинаю ее так ненавидеть, что готова убить!

Наталья Владимировна прикрыла глаза, по ее щеке покатилась слеза и исчезла на дрожащих губах.

Альберт Львович что-то записал в тетради, задумчиво произнес:

– В каждом лекарстве есть капля яда, а в каждой любви – капля жестокости.

– Каждое утро просыпаюсь и думаю, – Наталья Владимировна всхлипнула, – может быть, сегодня это пройдет. Но проходит месяц, второй, третий… И ничего не меняется. Кажется, нет больше надежды… Пью валериану. Глотаю феназепам. Она меня выводит из себя! Постоянно срывает на мне злость. За что? Не понимаю!

– И не поймете. У нее другой мир. И мысли, и чувства. Это все равно, что искать с фонарем темноту.

– И что же делать?

– Терпите. Будьте рядом и слушайте. Старайтесь быть частью ее разговора с этим миром. Он для нее изменился. Но она никак не может с этим смириться.

Альберт Львович наклонился вперед, положил локти на колени, сцепил большие кисти руки в замок:

– Знаете, почему в салоне самолета при разгерметизации сначала нужно надеть кислородную маску взрослому, и только потом ребенку?

Наталья Владимировна достала из кармана скомканный платочек, приложила к краю глаз:

– Знаю…

Доктор отклонился на спинку кресла:

– Вы не можете сломаться. У Нади, кроме вас и отца, никого нет. А ей нужна помощь. И она пытается…

– Вижу. Она сама мучается. Ночами не спит. Рисует много.

– Надя мне показывала…

– Она всегда любила рисовать, – Наталья Владимировна грустно улыбнулась, – ребенком брала мою помаду и чертила на обоях. Ей нравился розовый цвет и аромат. Потом отец ее учил. В художку несколько лет ходила…

– Это хорошо. Рисование развивает воображение. А оно не имеет границ. Воображение сильнее, чем знания. В нем все возможно. Это для Нади сейчас важно. Вы говорили, что она всегда была отличницей?

Наталья, хлюпая носом, достала смартфон, открыла галерею, протянула доктору:

– Посмотрите… Это ее старые фотографии. Грамоты, дипломы, медали, кубки… Она хотела все это выкинуть. Я стала отбирать, а она завизжала, чуть не ударила меня. Я собрала все в коробку, отвезла к знакомым.

От греха подальше. Надя всегда хотела быть первой. С детского сада. С мальчишками дралась. В школе с первого класса отличница. На спортивные соревнования ездила, медали привозила. В институте староста группы, красный диплом…

Со школьных фотографий на Альберта Львовича смотрела невысокая стройная девушка с зелеными пронзительными глазами, сжатыми губами, короткой стрижкой каштановых волос.

– Надя не хочет себя признавать неудачницей. И у нее есть редкое качество. Она целеустремленная. И это ей раньше помогало.

– Раньше?

– Да. Но сейчас ей нужно измениться. Принять, что старые правила для нее больше не работают. Она не сможет быть первой там, где была. Ее жизнь изменилась. Она больше не свободна. И хотя она не хочет принимать новые условия, ей придется. А пока она бьется как птица в клетке, страдая сама и заставляя страдать других. Она боится…

– Чего?

– Новой жизни.

– О господи!

– Она не будет такой, как была. Но она может и должна стать другой. Сломанный палец срастется, даже если мы не обратимся в травмпункт. Вопрос, сможем ли мы после этого брать кружку так, чтобы не расплескать чай?

– Вы ей поможете? – Наталья Владимировна с надеждой посмотрела на доктора.

Альберт Петрович вздохнул:

– Знаете, сколько нужно психологов, чтобы поменять лампочку? – И, не дожидаясь ответа, он сам закончил: – Один. Если лампочка готова меняться.

5

Надя лежала на полу в своей комнате и, высунув язык, увлеченно рисовала. Вокруг нее в беспорядке разбросаны картины, рисунки, карандаши, кисти. Она заканчивала рисунок, добавляя последние штрихи. На холсте ущелье, зажатое по бокам горами с заснеженными вершинами. На переднем плане человек с книгой в руке. Его фигура согнута, голова опущена. Он, преодолевая сопротивление сильного ветра, медленно идет к реке. На берегу разбитая лодка со сломанными веслами.

Тихо вошла мама. Подошла, опустилась рядом на колени:

– Красиво…

– Тебе нравится?

– Очень. А кто этот человек?

– Да это же Юра Искатель!

С Юрой Надя познакомилась во дворе пару месяцев назад. Она увидела долговязого парня в потертых штанах, кроссовках на босу ногу, в мятой куртке с закатанными по локоть рукавами. Около мусорных контейнеров он искал книги. Жильцы их часто выбрасывали как старые, изношенные ботинки.

На вопрос, зачем ему книги, Юра, сверкая блуждающими за толстыми линзами очков глазами, ответил, что ищет в них очень важное.

Юра рассказал, что всегда любил книги. Читать в три года его научила мама, учительница русского языка. В пять лет у него уже была своя библиотечка. В шесть он пошел в школу. Книги помогали ему хорошо учиться. Он с медалью окончил школу, два года проучился в университете на филологическом факультете. А потом вдруг задумался: «А зачем все это?» Для чего эти кучи учебников и конспектов? Зачеты и экзамены? Чтобы потом кому-то пересказывать то, что уже и так давно известно? Он думал, что должно быть что-то более важное в жизни. И однажды Юра понял, что он должен найти. Правду. Без нее не стоит Земля. Нет Мира. Нет Человека. Но только вот в чем она? В жизни? Смерти? Во времени?

В университете он приставал с вопросами к преподавателям, пропадал целыми днями в библиотеках, перерывая груды книг и справочников. На курсе его прозвали Искателем. Юра расспрашивал маму, родных, друзей. Но они не знали. И тогда он забросил учебу и остался наедине с книгами.

Сейчас он живет с мамой в маленькой комнате, на ее пенсию. Иногда он, чтобы покупать еду, подрабатывает.

– У меня много книг. Вся комната завалена, – торопливо говорил Юра, покачивая головой, – я даже сплю на них. А те, что некуда класть, отношу в подвал. Там у меня хранилище. Читаю день и ночь. В книгах часто врут, – мысли в голове Юры быстро менялись, – но я точно знаю, что где-то есть Правда… Я должен ее найти… Ты не знаешь, как мне успеть прочитать все книги?

– Я мало читаю. – Надя неопределенно пожала плечами.

– А я мало ем и пью, – Юра быстрым движением отбросил со лба длинные темные волосы, – это отвлекает. Но я все равно не успеваю.

По лицу Нади пробежала тень:

– А мне психолог говорил, что нет одной Правды, она у каждого своя. Для кого-то одно, а для кого-то другое.

Она опустила руку в карман куртки, достала ключи с брелоком.

– Как вот эта египетская пирамидка, – Надя взяла желтый четырехгранник с разноцветными камушками, покрутила в разные стороны, – и каждый видит ее со своей стороны. Вот здесь камушек зеленый, а на другой стороне – красный…

– Дурак твой психолог! – горячо выпалил Юра, надув губы. – Хотя… Вот ты как думаешь, Земля круглая?

– Да.

– Откуда знаешь?

– Так в школе детей учат.

– А ты сама измеряла кривизну Земли?

– Нет.

– Значит, ты этого не знаешь?

Надя отрицательно покачала головой.

– Вот! – довольный, улыбнулся Юра. – Ты не знаешь. Ты веришь. Тому, что сказали другие. Так все и живут. Сами не знают, но верят другим. А вот что ты знаешь сама? Того, что не знают другие? – Он вдруг замолчал, быстро окинул Надю торопливым взглядом: – Слушай, а почему ты на протезах?

– Так, – Надя как-то странно улыбнулась, потупилась, – потом как-нибудь расскажу…

На следующий день они вдвоем с папой купили для Юры в секонд-хенде джинсы, пару маек и толстовку, а из продуктового магазина мама принесла теплый осетинский пирог с мясом. Все вместе они собрали дома большую сумку с книгами.

– А почему лодка разбита и весла сломаны? – Наталья Владимировна кивнула на рисунок, – он же не сможет на ней уплыть…

Надя сдвинула брови, опустила глаза, задумалась.

6

Пришел отец Илья. Бодрой походкой зашел в комнату, прикоснулся к наперсному кресту на груди, зажег лампадку, перекрестился на икону Богоматери:

– Здравствуй, Надя. Ты выглядишь лучше, чем в прошлый раз.

Надя в одежде, неподвижно, как мумия, лежала на постели. Время от времени она чиркала зажигалкой и долго, не мигая смотрела на огонек пламени.

Священник поправил черную рясу:

– А к исповеди приготовилась?

– Отец Илья, вы опять за старое? – безразличным тоном проговорила Надя. – Может, не надо, а?

Священник смущенно поправил скуфью:

– Крестик-то хоть надела?

– Нет…

Отец Илья присел на стул:

– Ничего… Трудности для смирения полезны. Я хочу тебе помочь полюбить новую жизнь.

Надя отбросила зажигалку, приподнялась на локтях, с вызовом посмотрела на священника:

– А если мне не нужна новая? Если я хочу старую?

Отец Илья вздохнул:

– Прежнего не вернуть. Но Господь милостив. Он может дать тебе духовную жизнь. И в твоих силах полюбить ее так сильно, чтобы уже никогда не вернуться к прежней. Ты должна жить духом, а не плотью…

– Но вы же говорили, что тело и дух едины? Как же мне их разорвать? Куда мне деть свое уродское тело?

– Никуда. Оно всегда будет с тобой. Это может тебе не нравиться. Как сорокаградусный мороз зимой. Но делать нечего. Мы приспосабливаемся. Тепло одеваемся и пьем витамины, чтобы не заболеть. Тебе нравится зима?

Надя недовольно передернула плечами:

1.Отрывок из «Песни о друге» Владимира Высоцкого.