Kitobni o'qish: «Маргиналы»

Глава 1. Низвержение

Это был выходной день, его законный выходной. И он надеялся спать в этот день максимально долго, как только позволит его организм. Его было очень трудно разбудить и привести в чувства после прекрасного сна.

В этот день ему так и не дали как следует выспаться. Его разбудил сумасшедший повсеместный шум. Кричали, вопили, даже орали люди вокруг; что-то билось, звенело, стучало и трещало. Он спросонья никак не мог прийти в себя и понять, что же все-таки происходит. В квартире, что находилась прямо над ним, часто шумели и буянили соседи в любое время суток. И он уже привык к ним и перестал удивляться любого рода шуму. Но сегодня происходило что-то явно странное, что-то из ряда вон выходящее. Он нехотя встал, закурил и пошел на кухню, чтобы поставить греться на огне чайник. Зажег конфорку, набрал воды и опустил железную конструкцию на плиту. Потянувшись рукой открыть форточку, чтобы сигаретный дым выветривался из квартиры и не задерживался в ней, он увидел странную и страшную картину. Люди сотнями бегали по двору, таща на себе всевозможные вещи, хлопали двери парадных, и новая толпа вливалась в ряды хаотической общей массы и тут же разбегалась на все четыре стороны. Они были похожи на муравьев. Но не на тех муравьев, которые слаженно и безукоризненно выполняют четко поставленные перед ними задачи, а на тех муравьев, на чей муравейник случайно наступаешь, и они бегут во все стороны, кто куда: кто-то пытается напасть на тебя, а кто-то убегает восвояси, как крысы с тонущего корабля. Но их сотни, тысячи, тьма и все столпотворением куда-то двигаются. И эти люди делали точно так же. Тогда он решительно и окончательно понял, что началось что-то не то.

* * *

Он моментально влез в свою одежду, которую никогда не убирал далеко, проверил документы, сигареты и ключи. Все на месте. Посмотрел в зеркало и понял, что опять забыл побриться, а надо бы уже, но только не сейчас. Он вышел и закрыл за собой дверь на ключ. Его лестничную площадку было не узнать, – половина окон были разбиты, а рамы, которые не меняли со времен Советского Союза, мерно и нервно поскрипывали. Почти все двери квартир в его парадной были открыты. Он заглянул к соседям в дверной проем и понял, что в квартире уже никого нет. Но добро, которое они нажили за всю свою жизнь, было на месте (он часто бывал у них в гостях и знал каждый предмет интерьера их небогатой квартиры). Добро на месте, дверь открыта, а людей нет… странно!

Пока он стоял в пролете и удивлялся происходящему, с верхнего этажа сбежала соседка и прокричала, хватаясь за него:

– Демьян, беги скорее! Спасайся! Уже нет времени…

И так же мимолетно скрылась в нижних этажах парадной, хлопнув входной дверью.

Он всегда знал, что она немного не в себе, но что же могло ее так сильно напугать?

У него сжалось сердце, и он побежал вниз, вслед за ней.

* * *

Дом, где он жил, находился на улице Орджоникидзе. Тихий, мирный, спокойный, СПАЛЬНЫЙ райончик, где практически никогда ничего необычного не происходило, а если и происходило, то об этом еще долго говорили друг другу все жители микрорайона. Но в этот раз творилось что-то необъяснимо страшное и непонятное, да и спросить-то, пока что, было не у кого…

Он толкнул дверь, ведущую на улицу, и увидел абсолютно пустой двор. Удивляться было нечему, его двор практически всегда пустовал, за исключением случайных прохожих. Но прямо здесь были тысячи людей всего пару минут назад, а уже никого нет! И ни одной машины (а машин здесь всегда было очень много, примерно, в четыре раза больше, чем было отведено для стоянки). Пустота, уныние, солнце и воздух. Воздух! С ним явно было что-то не то. Иссиня-желтый тягучий воздух искажал пространство, как будто в жаркий летний день искажается видимость над раскаленным асфальтом. А когда он касался земли, то превращался в порошкообразный осадок. Что же это такое? Непонятно…

Он двинулся дальше, туда, где мелькала удаляющаяся фигура последнего из его уже бывших соседей…

* * *

Судя по пропадающим на горизонте силуэтам, люди бежали к метро…

Его дом стоял между двух станций, – «Московская» и «Звездная». Он видел очертания знакомых людей, которые бежали к «Московской», но повернул к «Звездной». Он просто любил эту станцию и путь до нее, да в ту сторону было ближе идти. Демьян всегда любил пройтись по этим пешеходным дорогам, между знакомыми домами, по разбитому асфальту двориков, по которому постоянно ездили машины, любил траву, деревья, цветы и парки, что попадались на его пути, любил каждый сантиметрик этой дороги. Она приносила нескончаемое удовольствие и радость, когда он ежедневно отправлялся по делам со «Звездной». Вот и сейчас он пошел той же дорогой.

Он шел по пустынному району и видел брошенные дома, открытые, распахнутые настежь двери, а где-то и разбитые окна.

Вдруг среди деревьев он увидел одинокого и радостного человека, который что-то восклицал, но из-за расстояния, разделявшего их, Демьян не мог расслышать что именно. Странный человек, похоже, совсем никуда не торопился, а, наоборот, был безгранично рад нынешнему состоянию мира. Демьян уже ничего не понимал, в его мыслях все встало с ног на голову. Он поспешил к странному типу…

И чем ближе он приближался к этому персонажу, тем больше сомневался в правильности своих действий…

Подойдя достаточно близко, Демьян уже мог расслышать то, что говорил этот человек. И это его не обрадовало…

Мужчина, срывая голос от радости и захлебываясь слезами, вещал:

– Наконец-то! Свершилось! А мы ведь всех вас предупреждали. Мы знали и мы вам говорили, а нам никто не верил! Теперь вы все заплатите сполна за свое кощунство и будете каяться!

А вы знаете, сколько в нашей стране ненормальных людей? Психов, неуравновешенных, нацистов, сектантов, маньяков, свидетелей Иеговы и прочих. А сколько их в нашем городе? А в каких количествах они селятся и обитают в спальных районах? Ну, не будем приводить эти цифры, потому как те, кому интересно, и так сами узнают, а тех, кому не интересно, не будем лишний раз пугать.

Демьян замер в полутора метрах от этого человека, обдумывая план своих дальнейших действий. Но мужчину, похоже, ни капли не смущало присутствие чужака, он был в наркотическом трансе и продолжал бодро вещать сорванными связками. Демьян, помедлив пару секунд, решил, что лучшим развитием событий будет, если он уйдет, оставив бедолагу одного, и продолжит свой путь. Так он и сделал.

* * *

Демьян выбежал к дороге, туда, где улица Ленсовета вливалась в проспект Гагарина (или наоборот, этот вопрос всегда его мучил и не давал покоя) и был поражен увиденным… Машин на дорогах вообще не было, наверное, они знали куда нужно было ехать, и что вообще случилось. Но зато по дорогам, безжалостно, с корнем, корежа и вырывая пласты асфальта, плавно, не спеша, ехали военные подразделения на тяжелых машинах, танках и БТРах. Демьяну, конечно же, доводилось в жизни видеть всю эту технику в музеях и даже пару раз на ходу, но не здесь. Он никак не мог ожидать увидеть ТАКОЕ рядом со своим домом. Сердце забилось чаще, и он, оправившись от шока и ускорив шаг, помчался к метро.

Он проходил мимо круглосуточного стеклянного магазина, где каждое утро покупал пачку легких сигарет, и смотрел на мертвые полупустые прилавки и разбитые витрины, и никак до конца не мог понять: что же все-таки происходит… Однако, приближаясь к метро, он понял, что там кипят какие-то действа. Приободрившись, он рванулся вперед.

Надо сказать, что за последние пару лет стало модно скупать первые этажи жилых домов советских построек и делать там магазины. И эта улица не была исключением.

Демьян видел магазины, в которых копались люди и выносили из них все оставшееся добро. Он в полном непонимании наблюдал за ситуацией. А когда на секунду останавливался в раздумьях, получал словесный втык: «Чего пялишься, сопляк? Давай, вали отсюда, пока не получил!» И, вмиг опомнившись, он проходил скорее дальше. Это были люди, пока еще люди, и их было достаточно много, но у Демьяна не было ни малейшего желания общаться с ними и он поспешил к своей заветной цели – «Звездной».

Кто-то грабил, кто-то занимался вандализмом, кто-то удовлетворял свою похоть прямо на улице, наверное, понимая, что теперь их никто не накажет за это, кто-то паниковал, кто-то прыгал из окна, кто-то лежал и плакал, а кто-то, смирившись, сидел и курил в раздумьях. Смирившись? Но с чем? Демьяна распирало любопытство, но он не хотел иметь ничего общего с этими людьми, даже просто приближаться к ним. Они устроили пиршество на беде, которой подвергся их город! На какой беде? Непонятно. Но это было не столь важно! Люди вели себя как свиньи, дорвавшиеся до грязи. Они устроили Содом и Гоморру в его родном и уютном районе. Он просто ненавидел их всех.

Кровь в висках начинала пульсировать все сильнее и голова начинала невыносимо болеть от перенапряжения. А может и не от него… Он вдохнул полной грудью, чтобы дать мозгу кислорода и понял, что легкие тяжелеют, как у курильщика с многолетним стажем. Он начал кашлять, а дышать становилось тяжелее. Демьян начал прокручивать в голове, что же можно сделать в этой ситуации. И… вот оно! Аптека «Озерки», что стояла в ста метрах от него. Он рванул из последних сил и ворвался в пустую аптеку. Как ни странно, но там не было никого, а прилавки и двери для персонала были открыты. Поборов свой стыд и порядочность, он зашел на склад и наспех взял ваты, бинтов, активированного угля, аспирина и бутылку минералки. Прикончив две таблетки аспирина и запив их водой, он рассовал по карманам своих военных штанов остатки лекарств (одежду Демьян всегда выбирал с множеством карманов, чтобы лишний раз не носить с собой сумок). Сознание мутило, и голова ныла. У него была пара минут до того, как аспирин должен был начать действовать, и он пришел бы в себя. Он сел, покрутил в руках бинты, вату и активированный уголь и сделал из них повязку-намордник. Оставшись довольным результатом, он взял «комплектующие» для еще нескольких повязок. Голова стала приходить в норму. Он нацепил повязку на лицо и толкнул дверь на улицу. До метро оставалось метров сто пятьдесят. Он глянул в его сторону и понял, что совсем недавно там был ажиотаж, словно в «Пятерочке» в канун Нового года. Но вот только по какому поводу?

* * *

Он, не медля ни секунды, ринулся к метро. К самой станции мешали подойти большие скопления брошенных машин. Их были сотни, нет, пожалуй, тысячи. Они были помяты и побиты, навалены друг на друга, многие из них горели. Из некоторых машин люди так и не смогли выбраться, так как со всех сторон в них врезались другие автомобили, и люди погибали в своих недавно любимых средствах передвижения. Такого столпотворения машин Демьяну раньше не доводилось видеть. Машин здесь была тьма, а вот людей почти не было. Вернее, они были… Вернее то, что от них осталось…

Он видел растоптанные человеческие тела, очевидно, задавленные толпой в спешной суете, и расстрелянные тела людей. Наверное, ситуация вышла из-под контроля, и наши государственные органы решили показать наглядный пример, как себя вести не стоит. Картина ужасала: свалка человеческих трупов и машин, кровавая площадь. Он стоял в ступоре и не мог ни шевельнуться, ни произнести ни слова, его окутали страх и боль.

Сделав усилие над собой, Демьян все-таки пошел по этому месиву ко входу в метро. Толкнув дверь внутрь, он огляделся и понял, что станцию бросили, весь обслуживающий персонал покинул ее, не закрывая окон продажи жетонов и дверей. Он углубился в станцию, прыгнул через турникет и пошел к эскалаторам. Они уже не работали. В последней надежде Демьян побежал по ступеням и уперся в надежную и толстую непроницаемую железную стену. Здесь всегда был вход на платформу, большая арка, а теперь недосягаемая железная стена. Он в беспамятстве лупил по ней из последних сил, кричал кому-то за ней и бил ее около получаса, пока не обессилел совсем и не сдался. Он сполз по стене и сел, прислонившись к ней. И совсем ни о чем не мог думать. Так бывает, когда нет ни одной мысли в голове. Было так тоскливо и противно. Пустой, вымерший город, в котором остались только он (пока что), отбросы общества и странный воздух. Он так сидел ровно час, потом поднялся и взбежал по эскалатору вверх. Он снова вышел на улицу и огляделся. Смерть витала где-то совсем рядом, но он не хотел сидеть и просто ждать ее, он пошел посмотреть на свой город в последний раз и попрощаться с ним.

* * *

Он рванулся по знакомой ему всю жизнь улице в тот парк, в котором он любил гулять с самого детства и по сей день. Он прошелся по родным местам, но они навевали лишь грусть, тоску, уныние и ничего больше. Демьян пошел в парк к церквям на Средней рогатке, где он проводил львиную долю своего свободного времени. Он всю жизнь был верующим человеком, любил церкви, храмы, монастыри, но почему-то крайне редко заходил в сами церкви, что-то его останавливало. Вот и сейчас он встал перед самой главной и самой старой церковью, которая была старше его (остальные достраивали уже на его памяти) и никак не мог заставить себя зайти внутрь. Он стоял завороженный и не считал минут, попросил про себя что-то у Бога и неумело перекрестился, оглядываясь по сторонам. И как-то стало легче на душе, спокойнее. И он полной грудью вдохнул воздух сквозь маску и зашагал дальше.

Он вышел к шоссе и никак не мог решить, что же ему делать дальше и куда идти. Демьян увидел целую стаю бездомных и ухоженных домашних кошек и собак. Они не дрались и не грызлись, а, наоборот, синхронно бежали в одном направлении. Он вспомнил, как им еще в школе на уроках ОБЖ рассказывали о поведении животных в экстренных ситуациях, и что в такие моменты они гораздо рациональнее людей. Терять было абсолютно нечего. Он посмотрел в сторону, в которую они бежали, это оказалось юго-восточное направление ленинградской области – Пушкин, Павловск, Гатчина и другие. Обдумав все, он решил, что пойдет в один из тех городков. Воздух там всю жизнь был значительнее чище, чем в самом Питере.

Как раз по пути стояло несколько гипермаркетов, которые стали очень модными в последнее время. Осознавая, что путь предстоит длинный и трудный, он решил, что необходимо взять с собой еды. Демьян зашел в первый же попавшийся магазин, взял в нем большой походный рюкзак и набил его едой, бесцеремонно пройдя мимо пустых касс. Как ни странно, но в магазине он был совсем не одинок, там было много желающих поживиться легкой добычей. Самое странное и смешное было то, что самые жадные люди, отказывались от еды и шли грабить ювелирные магазины. Наверное, в надежде на то, что все скоро прекратится, и они смогут сбыть эти драгоценности по хорошей цене и зажить так, как они того хотели. Но никто не догадывался, что все обернется вот так…

Оставив последних «земных» людей за своими делами, Демьян вышел из магазина и направился вдоль шоссе, прочь из города.

* * *

Он уже вышел из умерщвленного города, и вокруг было все больше травы, кустов и деревьев. И, казалось, что здесь как будто ничего и не изменилось, кроме отсутствия людей. Хотя именно здесь большого количества людей никогда не было и быть не могло: вокруг только заборы непонятного назначения заводов, линии высоковольтных передач да редкие заправочные станции. Но и на этом пустынном и вмиг заброшенном шоссе он смог заметить вдалеке стаи покинутых и выброшенных домашних животных. Все они бежали из города, и он смог еще раз убедиться, что выбрал правильный путь.

Около трассы, на обочинах и в кюветах лежали перевернутые машины с оставленными в них вещами, следы людей, но ни одного человека не было в поле его зрения. Зато прямо на шоссе периодически виднелись автомобили, то на горизонте, то в полях и пролесках. Ему даже один раз показалось, что он видел впереди что-то вроде автомобильной пробки, но, подойдя поближе, от нее не осталось и следа. Заинтересовавшись этим фактором, а потом придя в себя, он увидел, что дорога круто поднимается вверх и понял, что свернул не туда. Отступать было поздно, да и незачем.

Оглядевшись, он понял, что здесь он был в своем, уже далеком, детстве и ему здесь безгранично нравилось, – Пулковские высоты. Эта высота, когда стоишь на самом краю у креста (он силился, но так и не смог вспомнить, чья это была могила, да и могила ли?), эта трава, этот воздух, этот вид, с которого видно абсолютно весь город, эта Обсерватория.

– Стоп! Обсерватория! – буквально крикнул он себе. Мысль об Обсерватории только сейчас стукнула ему в голову. Сооружение явно какого-то стратегического назначения. Как же сейчас Демьян пожалел, что никогда всем этим не интересовался, что ничего не понимал, ни в планах градоустройства, ни в назначении всех этих около-правительственно-научных заведений. Зато именно это незнание давало ему большущую надежду, что люди, которые наверняка и сейчас там находятся (он это просто предчувствовал, он знал, что там кто-то есть) смогут ему объяснить, что же случилось, смогут ему помочь найти себе место в этом странном новом мире.

Демьян моментально рванулся к ней. Но прежде, чем приблизиться к зданию и окончательно развеять свои надежды, а, может быть, наоборот, обрести хоть какое-нибудь понимание того, что же случилось в этот странный день в его любимом городе, он решил еще разочек взглянуть на него с высоты (в детстве ему казалось, что оттуда можно увидеть и почувствовать не просто весь город, а все его улочки, магазины, машины, людей и все их переживания и мысли). Однако то, что он смог увидеть, забравшись на самый ближайший пригорок, уже ничем не могло ему напомнить его родной город, да оно и к лучшему. Увидел он где-то в тридцати метрах от того места, где находился, плотную, непроницаемую, казалось даже жидкую массу, окутывавшую, видимо, и все остальное небо. Именно так теперь в его городе выглядел воздух. И Демьян предпочитал думать, что с остальной частью Питера ничего не случилось, раз он не мог этого видеть. Но как только он подумал о воздухе, ему стало казаться, что дышать становится все тяжелее, надо было сменить самопальные фильтры в его спасительной маске, но сначала нужно было найти то, ради чего он сюда пришел – Обсерваторию.

Он обошел ее со всех сторон, присматриваясь, не обнаружил никаких изменений (людей здесь, как и везде не было, да и быть не должно) и, наконец, подошел к двери. Толкнул ее, но она не подалась, была прочно заперта, наверное, изнутри. Он начал со злостью лупить кулаком, создавая громкий неприятный звук. И в этот момент дверь распахнулась. Демьян робко вошел внутрь. Дверь за ним моментально закрыли на все замки и засовы и приперли тяжелой мебелью. Он увидел в этом здании несколько десятков людей (с численной ориентацией у него всегда были большие проблемы, когда нужно было определить «на глаз») и лица у всех были обреченными, а глаза похожи на бездонные океаны. Демьян понял, что дороги назад уже просто нет. Здесь, в основном были люди от пятидесяти лет и выше, но были и дети, на несколько лет младше Демьяна, наверняка, родственники присутствующих здесь взрослых.

Все, что можно было задраить, было задраено. Откуда-то (как показалось Демьяну, прямо из-под пола) вышли пьяные бородатые мужчины, на первый взгляд напоминавшие столяров (видимо, только что оставивших свои станки и конвейеры на расположенном напротив Обсерватории заводе), а с ними люди в белых халатах, судя по всему, работники Обсерватории, у которых явно был секрет (они чего-то недоговаривали и выглядели растерянными и пристыженными), но они не спешили им делиться. Зато «заводские» были пьяны и веселы и, не дожидаясь приглашения работников, сами позвали всех людей, находившихся в помещении, следовать за ними. Теперь уже Демьян смог точно убедиться, что пришли они именно снизу.

Оказалось, что Обсерватория имеет секретный подвал и сама может спокойно автономно существовать, правда, раньше такие ситуации создавались искусственно, в порядке эксперимента, и длились всего по нескольку месяцев. Работники же хотели утаить это от горожан и жить в комфорте, спрятавшись от них, но «заводские» успели их перехватить.

Народу в подвале было много, людям было тесно, но лучше, чем наверху. И воздух здесь был нормальным, не вредным для дыхания.

Как только вошел последний человек, плотные двери, как люки на подводной лодке, были закрыты, казалось, навечно.

Возникло странное ощущение, что вся эта странная история подошла к завершению, а может, была просто дурным сном. Это конец, и они спаслись. Спаслись непонятно от чего, но от чего-то неимоверно страшного и ужасающего. Но это было только начало.

В соседнем от Демьяна углу, какая-то женщина закашлялась, упала на пол и начала отхаркивать странные субстанции из легких, казалось, что даже сами легкие. Затем она забилась в конвульсиях и окоченела в ужасной и нелепой позе. Повисла гробовая тишина, и только высокий женский крик и плач оборвали молчание.