Kitobni o'qish: «Третий меморандум. Тетрадь первая. Первоград»

Курков Петр Петрович (1964–2012) – писатель-фантаст, известный деятель движения ролевиков. Профессиональный редактор, закончил Литературный институт, неоднократно публиковался в различных журналах и сборниках, работал литературным редактором нескольких журналов.

Батыршин Борис Борисович (1963) – реконструктор, любитель исторического фехтования, один из основателей движения ролевиков. С 2014 года – писатель, член Союза писателей России. Несколько отдельных книг и книжных серий в жанре исторической фантастики выходило в различных издательствах.

Вместо предисловия

Об авторах этой книги

В ноябре 2012-го ушел из жизни Петр Курков.

Человек с неуемным воображением, безграничной фантазией; его хорошо помнят ветераны КЛФов (Клубов любителей фантастики – было такое движение в 80-е годы прошлого века). Помнят и те, кто основал в начале 90-х общероссийское движение ролевых игр и толкиенистов. Рассказы Петра появлялись на страницах журнала «Техника – молодежи» и в сборниках фантастики 90-х. А кое-кто из ценителей интеллектуального чтения не забыл еще редакторскую колонку в компьютерном журнале «Подводная лодка» – там Петр публиковал свои эссе.

Персонаж по имени Александр Казаков впервые появился на страницах «Третьего меморандума». Главная идея; сюжет и, собственно, литературное воплощение принадлежали Петру; часть глав добавил значительно позже и автор этих строк.

Моя роль в создании «Третьего меморандума», кроме упомянутых уже глав, сводится по большей части к систематизации и обработке заметок и отдельных кусков текста из архива П. Куркова. Ну и, разумеется, к «обращиванию мясом» некоторых фрагментов сюжетного скелета. Однако же изрядный процент авторской работы здесь все-таки присутствует, что и дает мне право считать себя полноценным соавтором.

Кроме Петра, к «Третьему меморандуму» были причастны еще двое его сокурсников по Литературному институту. Но, увы, их имена и степень участия в создании романа мне достоверно не известны. Знаю лишь, что каждый из них «вел» своего персонажа – Маляна и Валери; скорее всего, их участие свелось к придумыванию характеров персонажей и линий их поведения. Эти их герои так и остались на страницах книги – в отличие от персонажа Петра. Все, кто хорошо знал его, помнят, что Александр Казаков – неизменный псевдоним для эссе и публицистики, для игровых проектов и фантастических произведений; автор неизменно ассоциировал себя со своим созданием, причем так, что порой трудно было различить, где действует, пишет, говорит Курков, а где – Казаков.

А теперь несколько слов о самом романе. В наше время читатель пресыщен разнообразными фантастическими произведениями о «попаданцах» и «робинзонах», в основе сюжетов которых лежит идея о переносе группы людей в чужой мир. Как правило, это наши современники, отягощенные полезными в иномирных приключениях знаниями и умениями. Ну наверняка ведь читали: спецназовец, исторический реконструктор, мастер-фехтовальщик, инженер-самодельицик, крутой бизнесмен с навыками антикризисного менеджмента…

Так вот, ничего этого у героев «Третьего меморандума» нет. Нет у них и специальной «выживальщицкой» подготовки, как у школьников из хайнлайновского «Тоннеля в небо». Герои этой книги пришли из той эпохи, когда вообще мало кто слышал термины «выживальщик» и «постапокалипсис». Получается – это самые обычные люди. И – они молодые, как и авторы книги на момент ее «старта»: студенты, почти подростки, за спиной у которых в лучшем случае несколько курсов советского вуза и пара лет в армии, причем отнюдь не в десанте. Это важно: герои «Третьего меморандума» явились в чужой мир из середины 80-х годов прошлого века и принесли вместе с собой образ мыслей, идеалы того времени.

В советские времена почти не писали и не издавали «боевую» фантастику, зато в большом почете была фантастика социальная. Почему так получилось – тема для отдельного разговора. Пока же стоит упомянуть о том, что герои «Третьего меморандума» решают в основном вопросы социального устройства своего маленького сообщества. И делают это в меру разумения и воспитания, полученного дома, на Старой Земле, в родной стране – Советском Союзе. И все действия героев книги следует воспринимать через призму 80-х. Сейчас даже все мы, выросшие в те годы, уже стали другими.

Так что для читателя эта книга будет еще и экскурсией (а для кого-то – желанным возвращением) в последние годы СССР – с тогдашними представлениями, взглядами, порой штампами, заблуждениями. И, конечно, идеалами и мечтами. Мы ведь умели тогда мечтать – и не только о персональном благополучии и «успешности», помните?

Конечно, в книге есть и схватки с чужой, опасной природой, и столкновения с людьми, ставшими в этом инопланетном мире опасными врагами. Но главное все же – те представления о справедливости, добре, порядке и устройстве общества, которое пытаются реализовать герои.

Мир «Третьего меморандума» продуман до мельчайших деталей, и отнюдь не все они вошли в эту книгу. Астрономия, древняя и новая история, животный мир, география… Перечисление это рискует затянуться – так что лучше уж предоставлю судить об этом читателю.

Да, и вот еще что. Речь персонажей «Меморандума» пересыпана словечками, цитатами, понятиями, напрямую заимствованными из популярных в их среде фантастических произведений. Это относится и к знаменитому казаковскому «мн-э-э…» – прямому подражанию Юрковскому из «Стажеров» братьев Стругацких (большинство заимствований как раз из их книг), и к терминологии вроде «Бойцовых Котов», «Следопытов» и прочего, и к географическим и астрономическим названиям. И дело тут не только в литературных пристрастиях авторов – просто в той среде, откуда вышли персонажи (впрочем, и сами авторы, чего уж там…), это считалось в то время своего рода признаком хорошего тона. Мы воздержимся от того, чтобы снабжать ссылками эти заимствования – ищущий да обрящет…

Борис Батыршин

Глава I

 
Предчувствиям не верю и примет
Я не боюсь. Ни клеветы, ни яда
Я не бегу. На свете смерти нет.
Бессмертны все. Бессмертно все. Не надо
Бояться смерти ни в семнадцать лет,
Ни в семьдесят. Есть только явь и свет,
Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.
Мы все уже на берегу морском,
И я из тех, кто выбирает сети,
Когда идет бессмертье косяком.
 

Арс. Тарковский

Из света и тепла, с трудом преодолев размахавшуюся стеклянную дверь, я вылетел в моросящий сумрак, прошлепал по лужам, втянув голову в плечи. Ничего хорошего и сегодня не произошло… то есть уже вчера, пятнадцать минут, как вчера. А впереди ждало только надсадное зудение родителей. Я бы не пошел домой, если было бы куда идти. Смурно на душе. Ах вы, комплексы мои…

Вот под этими деревьями, густо обступившими тропинку и скрывшими ее от хирургического света фонаря, я в детстве боялся проходить. Сначала мерещились призраки, потом – хулиганы. Всегда боялся хулиганов, будучи сам розовой соплею… Опять комплексы.

И тут все пропало. Темнота, глухота, полное онемение всякого рода чувств, так что нельзя ни паниковать, ни удивляться. Подержав в таком состоянии с минуту, отпустило.

Отпустили?..

Мокрый, оторопевший, я стоял посредине маленькой комнаты, грязными ботинками на мягком пружинистом ковре. Розоватый свет лился с потолка. В одном углу – глубокое мягкое кресло, извечная мечта, в другом – книжный шкаф. Ни окон, ни дверей – довольно странное ощущение. На стене – картина. Как только я ее увидел, сразу понял, что произошло. Это было бы смешно, если бы не было так невероятно, и все же нервное хихиканье вырвалось – видно, анестезию эмоций сняли. Слишком много раз в своих мечтаниях, убегая от действительности, я представлял себе перенос горстки людей неким сверхразумом на иную планету.

Бредовая идея? Но если так, то зачем, скажите, на стене «Сказка королей» Чюрлениса? Два волшебника в коронах склонились над крошечным сверкающим городом. Один король белый, другой – черный.

Я подошел, сел в кресло. Молчание затягивалось, меня начал охватывать мандраж. А вдруг эксперимент на этом и заканчивается, и я – не потенциальный правитель нового человечества, а подопытный кролик в клетке?

– Дальше что? – Мой голос прозвучал неуместно, но хозяева немедленно отреагировали.

ИНСТРУКТАЖ ЦЕНТРАЛЬНОГО ИЗБРАННИКА

Дальше будет жизнь. Вы, Александр Казаков, избраны одной из фигур нашего воздействия. Цель этого воздействия должна быть вам безразлична. Ната сущность также должна вам быть безразлична. Средства нашего воздействия – а именно, данный Перенос – в значительной степени адекватны тем, что неоднократно порождались вашим сознанием. Это (в числе прочего) и стало причиной выбора вас в качестве репера одного из полигонов нашего воздействия. Вам предстоит жизнь на планете, достаточно отдаленной от Земли, для того чтобы сделать вопрос возвращения неактуальным как минимум на несколько сотен лет.

Вместе с вами на эту планету будет перемещено значительное число индивидуумов. Преимущество при этом отдается особям, не достигшим возраста, именуемого у вас зрелым. Хотя здесь возможны отдельные исключения. Полигонов будет несколько. Население каждого из них распределяется по определенной площади в составе групп различной численности.

Особи, подвергшиеся переносу, делятся на две группы: «матрицированные» и «единственно сущие». Матрицированная особь – это идентичная копия особи, оставшейся на Земле. В случае гибели физического тела, либо матрицированной, либо исходной особи, ее личность сливается с личностью двойника независимо от места его пребывания. Окончательно личность матрицированной особи гибнет лишь при гибели обоих тел.

Единственно сущая особь не копируется, ее гибель полна. Вместе с тем единственно сущая особь обладает тем, что в вашей культуре назвали бы биологическим бессмертием. Под этим термином следует понимать остановку биологического старения организма по достижении особью тридцатилетия. Кроме того, единственно сущие особи обладают практически полным иммунитетом к известным болезням, а также лишены наследственных патологий, хотя бы и имевшихся до момента начала воздействия. Однако они могут получить травмы, ранения, могут и быть физически уничтожены точно так же, как и любая другая особь. Предупреждение: никаких манипуляций с психикой единственно сущих особей не проводилось и не будет проводиться впредь, однако невозможно заранее предсказать, как трансформируется психика особи по мере осознания ею факта своего бессмертия.

Ни матрицированные, ни единственно сущие особи всех полигонов не имеют представления об этих своих особенностях. Единственным исключением являетесь вы – репер, центральная единственно сущая особь одного из полигонов. Кроме того, вам будут известны все единственно сущие вашего полигона, то есть всех групп, расположенных в пределах трехсот километров от реперной точки. Также вам дозволяется привлечь с собой определенное количество матрицированных и единственно сущих особей, однако гарантии того, что данные особи с самого начала окажутся в сфере вашей досягаемости, не дается.

Предупреждение: ваше избранное положение репера еще не означает, что вы по умолчанию становитесь лидером вашего полигона. В вашем распоряжении будут магнитные ключи от хранилищ материальных ценностей, предоставленных вашей группе. Эти ключи персонифицированы и будут действовать только в ваших руках. Подобное положение дел сохраняется в течение семидесяти двух часов после момента начала Воздействия, после чего коды распознавания ключей и хранилищ уничтожаются и они становятся доступны любой особи любого из полигонов.

Необходимо предупреждаем о возможности взаимодействия как разных групп полигона, так и самих полигонов между собой.

Ваш полигон, как и все остальные, будет снабжен необходимым набором имущества, оборудования и материалов\, которые позволят группам поддерживать свое существование. Кроме того, в их распоряжении будет достаточно значительный, хотя и конечный запас продуктов питания и расходных материалов. Этого запаса хватит для комфортного существования колонии примерно в течение двух лет.

Поскольку ваша группа является для данного полигона центральной, то и уровень ее материального обеспечения несколько выше, нежели у остальных групп. Приблизительный список имущества, хранящегося на складах, будет вам предоставлен.

Предупреждение: уровень технологий, которые будут предоставлены как вашему полигону, так и всем остальным, в минимальной степени отличается от привычного вам. Его можно с известным приближением уподобить уровню, достигнутому на вашей планете к 50-м годам 20-го века.

В вашем распоряжении будет некоторое количество научно-технической и естественнонаучной информации, большая часть из которой, скорее всего, не будет востребована ни вами, ни вашими спутниками, ни кем-либо еще в обозримом будущем. Вам следует отнестись к этому факту со всей серьезностью, учитывая имеющуюся уже у вас информацию о единственно сущих.

С момента Переноса наше вмешательство исчерпывается, однако это воздействие не будет прекращено нами никогда. У вас есть возможность задавать вопросы, но лишь касающиеся затронутых выше тем. Кроме того, у вас есть возможность взять с собой двадцать пять килограммов личных вещей из числа тех, что находятся в вашем жилище на данный момент.

Что касается подбора личного состава вашего полигона: вам дозволяется привлечь десять матрицированных и три единственно сущих особи в возрасте от двенадцати до двадцати семи лет. Остальные особи вашего полигона будут отобраны с учетом вашего реперства, однако вы не будете поставлены в известность об их составе и лишь в самых общих чертах – о численности. В вашем распоряжении – два часа. Можете задавать вопросы.

ДНЕВНИК КАЗАКОВА

Изд. Первоградского университета,

2186/199 г. т.э.

…Мне неудобно вспоминать себя в последние минуты в том розовом отстойнике. Сидел в кресле, стиснув кулаки, и меня швыряло из крайности в крайность: я то грезил планетарным могуществом, то отчаянно праздновал труса: «Скинут! Убьют! Ничего не выйдет, и все подохнем с голоду!» Мысли расползались: «В армии отделением-то не мог… собрать своих в кулак… Может, сразу отстраниться?..» Тут еще история, как в анекдоте: «Ольгу твою “переведем", а куда – не скажем». Вот и давай отстраняйся… Короче, тот коктейль из предвкушений, опасений и ольгований мне после стольких лет кажется чем-то нереальным.

Самое забавное, что моральный аспект предстоящего выбора почему-то затмил тогда все остальное: вместо того чтобы лихорадочно обдумывать вопросы к Ним, вместо того чтобы спокойно, взвешенно оценивать каждого из своих избранников, в голове мелькала какая-то ерунда: а имею ли я право подвергать своих друзей такому испытанию? А чем обернется для каждого из них этот выбор – ведь я, конечно, заберу их одних, без родных, близких, руководствуясь лишь тем, что знаю об их привязанностях – здесь и сейчас? Вспоминались сказанные когда-то слова о том, что у Лени Крапивки, например, есть какая-то давняя подруга, даже не в Москве – старая школьная любовь, которая уже вышла замуж, но он все… А что мы, по сути, знаем о жизни друг друга, за исключением той, что у нас на виду, в нашей теплой компании со Стругацкими, словесными играми в придуманные миры и песнями под гитару?

Вот примерно так. А потом оказалось, что последние четверть часа из выделенных мне двух стремительно катятся к финалу, и я принялся лихорадочно корректировать итоговый список. Не опоздать! Успеть! Учесть все! Помню последнюю мысль: мало кто из наших, кроме меня, Голубева и еще пары ребят, хотя бы в армии служил, не говоря уже об офицерских погонах… Правда, Валерьян вроде был комиссаром стройотряда прошлым летом? Пригодится? Или нет? Да что я, с ума сошел – ни одного человека с серьезным опытом командования, не говоря уж о военном, на такую толпу, оказавшуюся в условиях самой что ни на есть настоящей робинзонады? Или это первое мое шкурничество: так и не решился отобрать сильного, толкового лидера, который непременно отодвинул бы в сторону меня любимого и стал бы диктатором маленькой колонии? А если…

…Всё. Время вышло.

Как это произошло, помню плохо. Единственное – мне вдруг сразу расхотелось спать, ну совершенно расхотелось, а ведь все то время в «комнатке выбора» глаза буквально слипались, я это очень хорошо помню, потому что это мешало сосредоточиться, и все время отчаянно хотелось кофе. И опять тьма, и – такое же кресло. И тот же Чюрленис. Только во внезапно появившиеся окна бьет яркий солнечный свет и танцуют пылинки в луче, в углу рюкзак с книгами, тетрадями и разной милой ерундой…

Окно распахнулось от порыва ветра, и в комнату сразу же хлынул шум волн – и запах, литоральный смрад гниющих водорослей, который принято почему-то называть «запахом моря»… Связка серебристых пластин – магнитные ключи на столе. На отрывном календаре – 4 марта 1986 года, день образования Абхазской АССР. Рядом с календарем – веселенькая голубая папка, а поверх нее – револьвер, большой, протертый до металлического блеска на кромках и выступающих частях. Наган? Нет, у этого ствол длиннее, такими размахивают техасские ковбои в фильмах вроде «Всадника без головы» и «Апачей»… или в «Апачах» не было револьверов? Дома я почти не смотрел телевизор и редко ходил в кино. Это, наверное, плохо, ведь телевизора больше никогда не будет, и в револьверах я тоже не разбираюсь… О чем я думаю, какой на хрен телевизор???

Накатил внезапный страх: надо немедленно что-то делать, энергично, уверенно, а меня сковывает апатия… Где ты, решимость?!

Глава II

 
На волоске судьба твоя,
Враги полны отваги,
Но, слава богу, есть друзья,
И, слава богу, у друзей есть шпаги!
 

Ю.Ряшенцев

Мало-помалу из ящика извлекли целый ряд самых разнообразных предметов и разложили их на песке…

Жюль Верн.

Таинственный остров

– Валерьян! Лена! Андрюха, Голубев! Это ты, что ли? Погодите, я сейчас!..

Они обернулись. Стоявший на гребне дюны долговязый тип призывно махал какой-то тряпкой, все столпившиеся на пляже разом замолкли и уставились на него. Почувствовав себя центром всеобщего внимания, тип умолк и принялся торопливо спускаться. Песок осыпался, съезжал под его ногами маленькими оползнями. Пару раз он чуть не упал, но всякий раз ухитрялся сохранить равновесие.

– Слушайте… – неуверенно произнесла Лена. – Или у меня глюки, или это Саня…

– Точно! – выдохнул Голубев. – Он-то откуда?

– А откуда все мы тут? – отозвался Валерьян. – Ладно, потом разберемся… Привет, старик!

Набежавший Казаков кинулся обниматься сначала с Валерьяном, потом с Голубевым. Тот, вообще-то не одобрявший подобных проявлений чувств, было отстранился, но необычность ситуации взяла верх. Лена, напротив, кинулась Казакову на шею. При ее росте, пожалуй не сильно уступавшем росту Александра, который был каланчой в любой компании, это получилось очень логично – не жалобно и не трогательно, отметил Валерьян, а именно что логично. Спасибо хоть целоваться не стали…

Казаков, мягко отстранив Лену, обратился к парням:

– Остальных не видели? Маляна, Леню, Стаса?

– Так они все тоже здесь? – удивился Голубев. – Саш, что вообще происходит?

Взгляд его зацепился за торчащую из-за пояса Казакова рукоять револьвера, и Андрей спросил сразу севшим, придушенным голосом:

– Так это что, выходит… ты из этих?

– Ерунду не мели! – Казаков нетерпеливо отмахнулся. – Ну да, конечно, а еще я принц Корвин. Ребят, я знаю не больше вашего! Просто решил: раз вы все здесь, то, наверное, и остальные…

– А это тогда откуда? – Палец Голубева обвинительным жестом уставился на револьвер.

– Сам не знаю, – отрезал Казаков. – Было. Как и ключи, – и он продемонстрировал собеседникам связку серебристых пластинок, размером с проездной билет каждая. – И не спрашивайте сейчас, кто и зачем, ладно? Давайте так: Лен, ты стой вон на том бугорке, – он кивнул на дюну, с которой только что спустился, – а мы разбежимся и поищем наскоро, кого сможем. Сбор прямо здесь, скажем… – он взглянул на часы, – …через десять минут. Лен, побудь пока тут, чтобы мы не растерялись, а то примемся снова друг друга разыскивать. Лады?

– Лады, – нехотя согласился Голубев. Было видно, что ответ его нисколько не устроил, но он готов отложить объяснение – пока, во всяком случае. Валерьян ограничился кивком.

– А ты, Лен? Побудешь?

Валерьян обернулся к Простевой. Та, задрав голову, не мигая смотрела в небо. Он поднял взгляд вверх и…

– Парни… – придушенно просипел Голубев. – Здесь, мать его, две луны!..

– А вы что, только заметили? – удивился Казаков. – Я вот сразу, как вышел, посмотрел.

– Вышел? Откуда? – Валерьян сделал шаг назад и вслед за Голубевым уставился на друга с нескрываемым подозрением.

– Вон из того домика, что с краю. – Казаков мотнул головой в сторону ряда домиков, весело белевших на фоне кирпичной пятиэтажки. – Я там пришел в себя. Гляжу – на столе револьвер и вот эти магнитные ключи. Ну я и подумал: наверное, должен найтись и кто-то из своих? И вот – вы…

– Сань, по-моему, ты темнишь, – решительно сказал Валерьян. – Ну ладно, с этим потом разберемся. А сейчас, и правда, давай делать, как ты сказал. Я пойду в ту сторону, а ты, Андрюх…

– Андрей Михалыч, это вы? Андрей Михалыч, мы здесь, смотрите!

Голубев обернулся на мальчишеский голос – и расплылся в улыбке. К нему, увязая в песке, бежали трое подростков: два паренька в возрасте лет пятнадцати и девочка немного постарше, скорее даже девушка.

– Толик! Сереня! Машка! – Голос его предательски дрогнул. – Ребят, это же мои! Сань, помнишь, ты видел Толика Майкова и Машку неделю назад, у нас во Дворце? Ну, мы еще чай пили потом у нас в клубе! Ну все, теперь живем…

* * *

– Карабины мосинские – это хорошо. – Голубев любовно нянчил в руках короткую винтовку. – И калаши – самое то в нашем положении.

– Какое такое, интересно, наше положение? – поморщился Казаков. – Ты с кем воевать собрался? И вообще, я автоматы только в школе, на уроках НВП, в руках держал. А в армии, в роте охраны аэродрома, у нас были карабины – очень вот на этот похожи, тоже заряжать надо было обоймой… – И он, как знакомого пса по загривку, погладил шейку приклада. – Да и патронов они поменьше потребляют.

– А револьверы у вас тоже в роте охраны были? – осведомился Голубев, покосившись на казаковский кольт.

– Ага, хренольверы. Рядовым не положено. А этот – ну был он с самого начала у меня на столе. Я и прибрал, чего оружию без присмотра валяться? Еще зайдет кто… и вообще… – Казаков покосился на РПД в руках приятеля. – Ты бы оставил пулемет, что ли… Возьми, вон тоже ТТ. А заодно отбери по штуке для всех наших. С кобурами, ремнями, что там еще к ним полагается… Сколько нас – семь, десять?

– Двенадцать, с девчонками, – прикинул Голубев. – Только Ленка Простева пистолет ведь не возьмет. Насчет Вики не уверен…

Казаков пожал плечами и скептически скривился: их, мол, дело. Голубев с сожалением вернул в пирамиду пулемет (предварительно отстегнув коробку с лентой), пошарил на полке и извлек зеленую брезентовую сумку. Выложив белесую, с гофрированным шлангом, противогазную маску, Голубев зачем-то вывернул сумку, потряс и принялся складывать в нее ТТ в новеньких, скрипучих кобурах и картонные пачки с патронами. Закончив, он с сожалением покосился на пирамиду, где сиротливо стоял вожделенный РПД.

– Ладно, бери, чего уж там… – вздохнул Казаков. – Будешь олицетворять мощь режима. Где там Димка?

Из-за ближайшего стеллажа раздался шум, что-то с грохотом упало. Показался Колосов – щека расцарапана, на плече – агрегат вроде акваланга: с ярко-желтыми баллонами, украшенными сверху гроздью хромированных вентилей. В руках – короткая трубка, с пистолетной рукоятью, на конце трубки – широкий сплющенный раструб. Казаков сразу подумал о садовых распылителях, с помощью которых опрыскивают кусты от вредного жучка-паучка.

– Во, глядите! – Димка гордо предъявил устройство с раструбом и небольшую брошюрку на скверной желтоватой бумаге. – Тут написано, что при вдыхании этой смеси наступает временный паралич… Короче, двигаться не сможешь и говорить тоже. Действует два часа, потом проходит без вредных последствий, если не считать головной боли. Там таких десятка два с половиной. Возьмем парочку?

– Не надо, – покачал головой Голубев. – Черт знает, как эта штуковина на самом деле действует. Надо бы опробовать, а вот так, с лету – я бы не рискнул.

– Ну нет так нет, – покладисто ответил Колосов и поволок распылитель назад.

– Кстати, там, дальше, стоит здоровенный пулемет. На колесиках, с щитком. Как «максим», только больше раза в два, и ствол тонкий, без водяного кожуха. Я такие в фильме «Освобождение» видел.

– ДШК, – буркнул Казаков, сверившись с бумажкой. – Одна штука. Написано «универсальный станок» – это значит, что и по воздушным целям тоже. Интересно, на кой ляд нам это? По самолетам стрелять?

– По драконам, – хмыкнул Голубев. С ручным пулеметом на брезентовом ремне он выглядел чрезвычайно воинственно. Для завершения образа не хватало ленты через плечо. – А ты, Саш, взял бы кобуру, а то отстрелишь себе что-нибудь… нужное.

– Давай, – согласился Казаков. Кольт за поясом и правда мешал – он то норовил выпасть, то проваливался под ремень, упираясь стволом в пах. Ходить так было очень неудобно, садиться – и вовсе немыслимо. – Кстати, Андрюх, ты откуда эту хреновину знаешь, с армии?

– Ага, – подтвердил Голубев. – С РПД столько возился, с закрытыми глазами теперь могу разобрать-со-брать. Вещь, скажу я тебе!

– Вот и ладно, – кивнул Казаков. – Тогда прямо сейчас и составь цидулку – кому раздал оружие. И чтобы по всем правилам – разграфи листочек, номер там, подпись, «принял» – все как полагается. Да, и прикинь, кого в караул у складов поставить. А то ключи ключами, но береженого, сам понимаешь…

– Это я мигом, – засуетился Голубев. – Да хоть ребят своих, старших, из отряда, пойдет? Мы в этом году на республиканской «зарнице» были, от Дворца, в дивизии Дзержинского. Там и нормативы по сборке-разборке сдавали, и стреляли даже. Ребята надежные, ручаюсь за них…

– А стоит? – осведомился Баграт. – Автоматы школьникам… Сколько им годков?

– Четырнадцать-пятнадцать, есть и десятиклассники, – немедленно ответил Голубев. – Я пока только старшим, Толику Майкову, Немирычу… Да я за них, как за себя!

– Ну смотри… – покачал головой Казаков. – Что-то мне это сомнительно. Оружие – пацанам, еле-еле обученным… Трупы потом считать замучаемся!

– Баграт прав, – заявил молчавший до сих пор Валерьян. – Вот соберем народ на площади – мало ли кто что крикнет, и вообще… Уверен, что у твоих мальчиков нервы не сыграют? Оружие, сам понимаешь, чувство власти… Нам это надо?

– Вот именно что надо, – не сдавался Голубев. – Сам сказал: народ соберется, мало ли кто что учудит? А тут ты, весь из себя такой непреклонный, ребятки мои с калашами, да и я… Сразу зауважают!

– Уважать, значит, за калаши будут? – саркастически улыбнулся Валерьян. – Ну-ну… хорошо начинаешь, Капитан Бойцовых Котов!

– Бойцовые Коты, говоришь? – сощурился Голубев. – А что, спасибо за идею – сегодня же предложу ребятам!

– Ладно, закончили, – пресек нарождающуюся склоку Казаков. – Андрей, бери автоматы и пошли. Три, не больше – пока дашь этому… Майкову и тем двум, а там посмотрим. Да, и матюгальник прихватите, вроде лежал на первом стеллаже. Такой жестяной раструб – а ты что думал тебе тут будет мегафон на батарейках? Ну так извини, друг, они на Земле остались!

Обрадованный Голубев снова полез в пирамиду за автоматами. Пулемет на плече лязгал, мешался, цепляясь за тяжелую противогазную сумку с пистолетами. Валерьян посмотрел на его мытарства и тяжко вздохнул:

– Ладно, давай помогу… капитан! Вешай на меня эти ваши игрушки, поработаю вьючным ишаком…

– Сань!

Из-за стеллажа с деревянными зелеными (цвет горохового супа – здравствуй, Советская армия!) ящиками, из грузовика выбрался Колосов с охотничьим ружьем. На плече у него висел патронташ, из гнезд выглядывали латунные донца патронов. Казаков хлопнул себя по лбу:

– Во, блин! Ты куда запропал-то? Мы тебя чуть тут не заперли!

– А и ладно, запирайте, – согласился Димка. – Только потом открыть не забудьте. А я пока тут инвентаризацию наскоро проведу, хотя бы по оружию и транспорту. Карандаш и пара листочков найдется? Не поверишь, Сань, там дальше такое стоит…

– Знаю я твое «такое», – проворчал Казаков. – Что-нибудь ползающее и лязгающее. Ты вот что, лучше посмотри, что у нас из продуктов по списку на поверхности лежит. Народ сейчас от шока отойдет – жрать запросит. Тушенка, крупы какие ни есть, макароны… Да, чай с сахаром обязательно. Палатки опять же поищи, котелки, спальники всякие… Вот список, не потеряй только.

Колосов, заметно поскучнев, кивнул. Ружье тем не менее из рук не выпустил – держал на плече, уставив стволы в крышу ангара.

– Запирать я тебя не буду, – продолжал Казаков. – А то мало ли – вдруг меня драконы сожрут, что тебе тут, с голоду подыхать?

– Ну с голоду он точно не помрет, – ухмыльнулся Валерьян. Он стоял возле штабеля картонных ящиков и вертел в руках тусклую жестяную банку, заляпанную комьями машинного масла. – «Тушенка свиная», прям склад Госрезерва!

– Ну тогда от жажды, – буркнул Казаков. – Ящиков с «Боржоми» тут, кажется, нету? Все равно, Андрюх, наряди двоих своих… хм… Котят в караул, к складам, и чтоб ни одна сволочь!.. И вообще, хорош болтать, пошли, дел по уши…