Kitobni o'qish: «Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2»

Shrift:

THE ANATOMY OF POST-COMMUNIST REGIMES

A Conceptual Framework

Иллюстрация на обложке: © Picture by IADA on iStock

5. Экономика

5.1. Гид по главе

В Главе 5 речь пойдет об экономических феноменах, которые представлены в виде сравнительного анализа. Этот анализ дан в тексте в соответствии с логикой Таблицы 5.1, которая содержит множество групп концептов, рассортированных по трем полярным типам из шести идеальных типов режимов нашей треугольной концептуальной схемы.

Глава 5 начинается с обсуждения термина «реляционная экономика», который является отправной точкой для анализа экономик шести режимов идеального типа. Суть реляционной экономики заключается в том, что государственные решения вытекают из отношений государственных и частных акторов, которые могут принимать как правовые формы, например формальное лоббирование, так и незаконные, например взяточничество и другие виды коррупции. В Части 5.3 представлена типология и анализ разновидностей сговора, включая типологию коррупции и типологию брокеров-коррупционеров. В этой же части мы также приводим (1) комплексный анализ трансформации коррупции в Венгрии (после того, как режим сменился с патрональной демократии на патрональную автократию), включающий в себя анализ больших объемов данных, (2) критику мировых показателей коррупции, (3) описание криминальной экосистемы, то есть того, как (криминальные и действующие в рамках закона) публичные акторы сосуществуют с (санкционированными и несанкционированными) криминальными публичными акторами, (4) анализ отношений в коммунистических диктатурах, включая блат или «экономику взаимных одолжений», и (5) культурное обоснование низовой коррупции и подобных отношений (таких как гуаньси в Китае) в посткоммунистическом регионе.

Таблица 5.1: Экономические феномены в трех полярных типах режимов (с названиями частей и глав)

В Части 5.4 мы рассматриваем проблему государственного вмешательства. Излагая общие принципы для анализа государственного вмешательства в режимах с частными рынками, от либеральной демократии до патрональной автократии, мы объясняем, каким образом регуляционное и бюджетное вмешательство различаются в патрональных и непатрональных системах. Говоря о регуляционном вмешательстве, мы подробно раскрываем методы формирования и получения ренты в различных режимах, а также рассматриваем, как бюджетное вмешательство влияет на нормативные и дискреционные функции налогообложения и расходов.

Часть 5.5 посвящена понятию собственности. Она начинается с отступления, в котором мы рассказываем об истории политической реорганизации структуры собственности в посткоммунистическом регионе, а затем описываем различные методы и мотивы приватизации (при смене режима). После этого следует описание хищничества или изъятия неденежной частной собственности для личной выгоды в посткоммунистическом регионе в рамках концепции имущественных прав, а также проводится различие между экзогенными и эндогенными правами и рассматриваются методы, с помощью которых эти права нарушаются и/или распределяются. Здесь мы опираемся на существующую литературу о хищничестве, особенно на анализ Вахаби, посвященный «трофейной стоимости» объектов. Для нашего исследования мы расширили эту теорию, введя два новых термина: «стоимость в фазе выслеживания» и «стоимость в фазе охоты» (которая относится к соответствующей фазе хищничества).

Наконец, Часть 5.6 вносит вклад в литературу, посвященную сравнительному анализу экономических систем. В ней мы определяем доминирующий экономический механизм работы конкурентных рынков, то есть регулируемую рыночную координацию (с опорой на Корнаи), а также различаем два типа перераспределения (с опорой на Поланьи): бюрократическое перераспределение ресурсов, то есть доминирующий экономический механизм административных рынков, и реляционное перераспределение рынка, то есть доминирующий экономический механизм реляционных рынков. После этого следует описание корректирующих механизмов плановой экономики (в коммунистических диктатурах), деформирующих механизмов рыночной экономики (в либеральных демократиях) и аннексионных механизмов, которые трансформируют конкурентные рынки в реляционные (в патрональных автократиях). Эта часть также включает в себя описание модифицирующих механизмов реляционных рынков (таких как финансовые махинации) наряду с анализом экономик, присущих трем режимам промежуточного типа. В частности, мы посвящаем значительный раздел динамическому балансу трех экономических механизмов в диктатурах с использованием рынка (и в качестве хрестоматийного примера приводим Китай). Завершается глава обсуждением типов политического капитализма, начиная от «капитализма для корешей» и заканчивая мафиозным, а также освещением обоснованности этих концептов в целом и кратким изложением некоторых нюансов этой главы.

5.2. Реляционная экономика как полемика с неоклассическим синтезом

Сравнительный анализ экономических феноменов удобнее всего проводить в рамках принципов толкования экономической теории. Такие явления, безусловно, уже были описаны посредством экономических теорий, а экономические модели, разработанные для конкретных ситуаций, точно описывают процессы и поведение участвующих в них акторов. Но даже если их допущения несколько расходятся с реальностью, эти модели могут все же быть иллюстративны в том смысле, что их можно использовать в качестве приблизительного ориентира или точки отсчета для понимания общей логики экономических явлений, ведь, по меткому выражению экономиста-статистика Джорджа Бокса, «все модели ошибочны, но некоторые из них полезны»¹. В этом отношении модели в общем-то похожи на идеальные типы. Отсюда следует, что для осмысления посткоммунизма должны применяться наиболее близкие к реальным режимам идеальные типы, и таким же образом могут быть найдены экономические теории, которые наиболее близки к реалиям этого региона².

Начиная со второй половины XX века, центральной темой экономической мысли была полемика с фундаментальными представлениями. Отправной точкой для экономистов стал «ортодоксальный» неоклассический синтез, объединивший микроэкономику (анализ отдельных экономических акторов и их рыночного взаимодействия) и макроэкономику (анализ общенациональных экономических явлений и международной торговли) в единое целое экономической теории³. В последние десятилетия в экономической литературе появился ряд новых, так называемых неортодоксальных школ экономической мысли, которые, впрочем, сохраняют микро-макроструктуру, но ставят под сомнение аксиоматические допущения, присущие моделям неоклассического синтеза⁴.

Экономическая теория, которую мы используем, также является неортодоксальной. Мы называем ее «реляционная экономика», и, насколько нам известно, отдельная школа экономической мысли обозначается этим термином впервые. Кроме того, теории, которые мы включаем в это понятие, обычно не связаны друг с другом, несмотря на то, что они действительно представляют собой последовательную полемику с неоклассическим синтезом. Мы можем это показать, поместив реляционную экономику в ряд других неортодоксальных экономических школ. Для целей нашей структуры не требуется приводить полный список этих школ. Нас интересуют только те из них, что находятся в одной «лиге» с реляционной экономикой, то есть те, что ставят под сомнение одну из основных аксиом неоклассического синтеза. Мы выделяем три такие аксиомы, которые касаются (1) экономических акторов, (2) рынка, состоящего из обмена между акторами, и (3) государства (Схема 5.1)⁵.

Схема 5.1: Три возражения против неоклассического синтеза, которые ставят под сомнение три его основные аксиомы

• Поведенческая экономика ставит под сомнение неоклассическую аксиому об экономических акторах, то есть о рациональности их выбора. Проще говоря, рациональность в экономике означает, что принимается то решение, которое приносит максимальную прибыль (и минимальные затраты). Модели неоклассической микроэкономики подразумевают, что люди рациональны, потому что (1) поведенческие отклонения от рациональных вариантов решения случайны и в итоге статистически дополняют друг друга, и (2) те, кто ведет себя иррационально, несут потери и в перспективе оказываются вытеснены с рынка, то есть иррациональные акторы перестают быть его участниками, а наполняют его именно рациональные акторы⁶. Поведенческая экономика ссылается на психологию и утверждает, что иррациональность не случайна, но закономерна, и функционирование рынков определяют, как правило, такие явления, как эвристика и когнитивные искажения (боязнь потери / loss aversion, создание условий / framing, эффект «якоря» / anchoring и т. д.)⁷. Поэтому поведенческая экономика считает, что в экономических моделях неоклассическая аксиома рациональности должна быть сформулирована с учетом так называемой ограниченной рациональности.

• Институциональная экономика ставит под сомнение неоклассическую аксиому о рынке, то есть о том, что обмен происходит на основе спроса и предложения. Неоклассический синтез утверждает, что всякий раз, когда (1) участник рынка имеет A и оценивает его дешевле, чем B, и (2) другой участник рынка имеет B и оценивает его дешевле, чем A, между ними происходит добровольный обмен A на B. Это объясняется тем, что первый участник считает выгодным обмен своего менее ценного А на более ценный В, и наоборот, другой предпочтет обменять менее ценный для него В на более ценный А⁸. Институциональная экономика утверждает, что это не всегда так (1) из-за наличия или отсутствия институтов (таких как имущественные права, договоры и социальные нормы), а также (2) из-за транзакционных издержек, то есть всего, что стоит на пути добровольного обмена между людьми⁹. Таким образом, институциональная экономика считает, что неоклассическую аксиому о том, что только личные предпочтения или спрос и предложение регулируют распределение ресурсов, необходимо дополнить акцентом на существующие и меняющиеся ограничения, которые структурируют политическое, экономическое и социальное взаимодействие¹⁰.

• Реляционная экономика ставит под сомнение неоклассическую аксиому о государстве, то есть о том, что его роль заключается в исправлении фиаско рынка (market failure). Основываясь на принципе рациональности, неоклассическая микроэкономика приходит к выводу, что государство должно вмешиваться в свободный рыночный обмен, только когда рынок терпит фиаско, то есть когда рациональность индивидов не приводит к рациональности группы (когда каждый человек принимает правильное решение, а группа при этом принимает неправильное решение)¹¹. Наиболее распространенными примерами здесь служат загрязнение окружающей среды и недопроизводство общественных благ, таких как уличные фонари и дамбы. Расширяя определение фиаско рынка, макроэкономика добавляет, что для исправления общенациональных провалов, таких как экономические кризисы, инфляция и безработица, необходимо вмешательство государства¹².

Реляционная экономика полагает, что предписания о том, куда должно вмешиваться государство, игнорируют фактические механизмы политики и ошибочно подразумевают, что, если государство вмешивается, то оно теоретически применяет оптимальные меры, выработанные экономистами. Вместо необоснованных предположений о «всезнающем великодушном диктаторе»¹³ реляционная экономика утверждает, что (1) политики ведут себя так же, как все другие люди, и как и экономические акторы, могут быть более или менее меркантильны, (2) их мотивации формируются в русле взаимоотношений публичных и частных акторов, и (3) таким же образом принимаются политические решения¹⁴. Следовательно, реляционная экономика считает необходимым расширить неоклассическую аксиому, рассматривающую государство как институт исправления рыночных фиаско, дополнив ее анализом реально существующих процессов и феноменов (взаимосвязей), которые влияют на приятие государственных решений, а также анализом последствий этих решений с точки зрения взаимосвязей.

Помимо того, что все три упомянутые неортодоксальные школы оспаривают базовые неоклассические аксиомы, между ними есть еще два сходства. Во-первых, все они утверждают, что неоклассическая мысль, опирающаяся на методологический индивидуализм, не учла, что на предпочтения и действия индивидов может влиять группа, и в силу этого она тоже должна быть предметом экономического анализа¹⁵. Во-вторых, что более важно для нашей книги, все три направления обращают внимание на реальность, то есть на реальное положение дел участников рынка, структурирующих рынок социальных институтов и государственных акторов. Они призывают включить эти идеи в экономическую теорию, чтобы она лучше отражала эмпирическую реальность¹⁶.

В рамках нашей структуры наиболее подходящей для посткоммунистического региона теорией является именно реляционная экономика. Это не означает, что идеи других школ (или других неортодоксальных школ, которые мы не упомянули) не могут применяться для анализа этих стран. Скорее мы утверждаем, что реляционная экономика может дать наиболее полное представление о функционировании посткоммунистических режимов, поскольку другие, представленные выше направления экономической мысли не могут описывать государства, которые руководствуются принципом элит. Следовательно, пока мы относимся к государству как к великодушному актору, который исправляет фиаско рынка и служит общему благу, исключается сама возможность того, что государство исходит не из принципа общественных интересов. Однако, как мы отмечали в Главе 2, государства в посткоммунистическом регионе (и в частности, мафиозные государства) часто реализуют принципы интересов элит, и игнорирование этого факта не позволило бы точно описать посткоммунистические режимы.

Можно возразить, что «реляционная экономика» – это избыточный неологизм. В конце концов, теория общественного выбора уже отвергает неоклассическую аксиому о государстве, когда утверждает, что альтернативой свободному рынку любых продуктов или услуг является «политический рынок», а ответ на вопрос о том, дает ли он тот желаемый результат, которого не может достичь частный рынок, зависит от угла зрения¹⁷. Кроме того, мы используем множество уже существующих теорий о получении ренты, регуляционном вмешательстве, хищничестве и коррупции. Зачем нужен новый термин? Во-первых, в отличие от теории общественного выбора реляционная экономика представляет собой не экономический анализ политических процессов, но политический анализ экономических процессов¹⁸. Говоря точнее, нас интересует то, как функционирует экономика, которая испытывает значительное воздействие нормативных актов и других типов государственного вмешательства, и чем она отличается от экономики в режимах с иной степенью разделения сфер социального действия. В определенном смысле реляционная экономика – это направление политической экономии, которое сочетает в себе сравнительный анализ режимов и экономический анализ. С помощью первого можно описать формальные и неформальные отношения публичных и частных акторов в шести режимах идеального типа, а второй опирается на это описание для анализа функционирования экономики.

Во-вторых, и это более важно, реляционная экономика – это общая отправная точка для теорий о получении ренты, коррупции и так далее, она направляет их в одно русло, где те в свою очередь становятся отправными точками для более масштабной теории. Другими словами, «реляционная экономика» – это всеобъемлющая концепция, в которой теории, разработанные для западных экономик, можно расширить и применять для анализа посткоммунистических режимов или политических систем, где сферы социального действия не отделены друг от друга, а акторы объединяются в неформальные патрональные сети. Если быть более точным, теории общественного выбора были разработаны в США и в основном анализировали западные правительства, влияние крупного бизнеса на политику и экономические и социальные последствия государственного фаворитизма¹⁹. Осмысляя экономические феномены в трех режимах полярного типа, можно начать с литературы о формальных и добровольных отношениях и провести анализ неформальных и принудительных отношений в патрональных режимах. Таким образом, вертикальные отношения патрон – клиент можно проанализировать по аналогии с горизонтальными непатрональными отношениями, что позволит нам различить их и сформулировать важные выводы об экономике в посткоммунистическом регионе. В следующей части мы рассмотрим основные виды этих отношений и дадим типологию коррупции, обозначив перед этим, чем она отличается от действий, не ведущих к формированию коррупционных отношений, например лоббирования.

5.3. Реляция

5.3.1. Основные определения: реляция, сотрудничество, сговор

В разговорном языке «реляция» означает связь, отношения. Для нашей структуры мы приводим более узкое определение этого понятия, исключая те явления, которые находятся за пределами сферы реляционной экономики:

♦ Реляция – это тип отношений между людьми, который является неформальным / незаконным и/или связывает людей, формально принадлежащих разным сферам социального действия.

Хотя в существующей литературе нет стройной концепции реляции, а области знания, которые мы объединили в отдельную школу экономической мысли, не рассматриваются как единое целое, «Политический капитализм» Рэндалла Дж. Холкомба является здесь важным исключением²⁰. Холкомб не использует термин «реляционная экономика», но закладывает для нее фундамент, разрабатывая теорию «политического капитализма». Его основной вклад состоит в объединении таких общепризнанных концепций, как теория общественного выбора и теория элит, в последовательную экономическую теорию, которая описывает механизм принятия экономических решений в целом и объясняет, почему определенные группы имеют для государства больший приоритет, чем другие (см. Текстовую вставку 5.1). Анализируя США и их развитую систему лоббирования, Холкомб отмечает, что в либеральных демократиях, где сферы социального действия отделены друг от друга, существуют веские основания экономического характера, согласно которым в процессе принятия политических решений экономическая элита сотрудничает с политической. По его мнению, демократические общества делятся на два класса: «массы» и «элиты», а основным различием между ними являются транзакционные издержки участия в принятии политических решений. В либеральных демократиях интересы масс могут представлять (a) избранные, преданные идее политики, (b) организованные группы интересов, включая лоббистов, или (c) они сами, посредством выборов. Можно с уверенностью утверждать, что в режимах такого типа у людей есть средства и стимулы участвовать в политической жизни, если они чувствуют, что их интересы не представлены, и в конечном счете – в духе неоклассической экономической теории – «равновесие политически активных групп» поддерживается, если эти акторы постоянно вовлекаются в политическое участие²¹. Но, как отмечает Холкомб, для политического участия, то есть для реализации пунктов (a), (b) или (c), необходимо мобилизовать и организовать большое количество людей, у каждого из которых мало для этого стимулов. Это связано с тем, что (1) индивидуально они почти ни на что не могут рассчитывать и/или (2) они практически не влияют на результат и в случае групп интересов получают преимущества успешного лоббирования независимо от участия («бесплатная езда»). Следовательно, по мнению Холкомба, массы являются группой с высокими транзакционными издержками. Элиты же – это группа с низкими транзакционными издержками, потому что они являются либо политиками, либо членами экономической элиты, то есть представляют собой относительно небольшой круг людей, каждый из которых может извлечь более крупную выгоду из благоприятных нормативных актов и чье индивидуальное участие имеет больше веса в процессе лоббирования, чем участие одного гражданина из миллионов²². В результате мы получаем систему, в которой всякий раз, когда возникает вопрос, кому стоит отдать предпочтение и за чей счет элиты принимают решение, которое приносит им выгоду, распределяя издержки среди масс. «Экономическая элита, – пишет Холкомб, – влияет на экономическую политику правительства и стремится к тому, чтобы нормативные акты, государственные расходы и структура налоговой системы использовались для поддержания ее статуса в экономике», тогда как «политическая элита, реализующая эти меры ‹…›, находит поддержку среди экономической элиты, которая помогает первой сохранять свой статус ‹…›. Элиты сотрудничают, чтобы использовать свою политическую и экономическую власть в целях сохранения своих позиций на вершине политической и экономической иерархий»²³.

Текстовая вставка 5.1: Теоретические основы реляционной экономики

Теория элит, разработанная социологами и политологами, описывает способность элит объединяться в сети, чтобы управлять политическими и экономическими институтами в своих интересах. Однако эта теория практически не объясняет механизмы, с помощью которых элиты осуществляют это управление. Теория общественного выбора заполняет этот пробел посредством входящих в нее теорий, касающихся групп интересов, поиска ренты и нормативного захвата, которые описывают применяемые элитой механизмы. Однако теория общественного выбора, которая при анализе принятия политических решений использует индивидуалистский подход, не рассматривает тот факт, что элиты способны получать ренту и захватывать нормативные органы. Теория элит заполняет этот пробел, поэтому в комплексе теория элит и теория общественного выбора в контексте политических процессов объясняют, кто извлекает выгоду из политического процесса и какие механизмы они используют для получения этих выгод. Строительные блоки теории политического капитализма хорошо известны в общественных науках²⁴.

С точки зрения отношений (или реляций), в этой теории есть три важных аспекта. Во-первых, мы (как и Холкомб) не случайно использовали слово «класс», ведь в рыночной экономике либеральных демократий формирование групп тех, кто получает выгоды, и тех, кто несет издержки, является рыночным феноменом. Даже если Холкомб и не уделяет чрезмерного внимания экономике транзакционных издержек, и мы полагаем, что коллективные действия и поведение избирателей не зависят исключительно от индивидуального анализа затрат и выгод²⁵, ясно, что (1) наличие или отсутствие определенных групп интересов не является результатом добровольного решения участвующих сторон. Кроме того, (2) тогда как «массы» или неорганизованные группы имеют возможность голосовать и выбирать в конце каждого срока, кого они хотят, организованные группы интересов могут на повседневной основе влиять на принятие решений и тратить на это больше ресурсов, чем обычные люди, и (3) бизнес-группы имеют чрезвычайно большое влияние на процесс принятия демократических решений²⁶. Таким образом, из логики рынка или его «невидимой руки» [♦ 2.6] вытекает, какие группы частных акторов формируют более прочные отношения с публичной сферой или какие из них могут направить процесс принятия политических решений в благоприятное для них русло.

Второй аспект, который тесно связан с первым, заключается в том, что отношения между политической и экономической элитами являются добровольными и взаимовыгодными. Кроме того, в либеральных демократиях идеального типа лоббирование, как правило, является законным и регулируемым, что делает реляцию прозрачной для общественности²⁷. Наконец, третий аспект, который необходимо отметить на основании работы Холкомба, заключается в том, что вознаграждение этих двух элитных групп служит укреплению их формальных позиций в каждой из отделенных друг от друга социальных сфер, к которым они принадлежат [♦ 3.2]. Другими словами, хотя элиты и сотрудничают, акторы не пересекают границы сфер социального действия друг друга: предприниматели не становятся в том числе политиками, а политики не становятся предпринимателями. Добиваясь выгодных для себя правовых норм, члены экономической элиты не становятся частью элиты политической [♦ 3.7.1.1]. Конечно, экономическая элита имеет огромное влияние на процесс принятия политических решений, и в либеральных демократиях идеального типа могут существовать такие институты, как Американский законодательный совет (ALEC), в рамках которого члены законодательного собрания и участники частного сектора сотрудничают в разработке типовых законопроектов, которые могут быть внесены для обсуждения в законодательных органах штатов²⁸. Однако даже в этом случае правительственные решения принимаются не главными предпринимателями, а политиками, которые могут свободно отклонять предложения лоббистов и органов примирения так же, как и свободно игнорировать попытки влияния неэлит. Если они принимают эти предложения, то, как правило, это подразумевает добровольный обмен нормативных актов на взносы в пользу избирательной кампании либо (относительно незначительные) личные выгоды²⁹, которые используются в процессе принятия политических решений и/или не превращаются в производственный капитал либо частные экономические единицы (компании и т. д.). Таким образом, члены политической элиты не становятся частью экономической элиты: сферы социального действия взаимосвязаны, но при этом остаются отделены друг от друга.

Мы называем тип добровольных отношений, которые служат укреплению формального положения участников в отделенных друг от друга социальных сферах, к которым они принадлежат, «сотрудничеством»:

♦ Сотрудничество – это тип реляции, при котором актор или группа акторов, де-факто и де-юре принадлежащих к экономической сфере, и актор, де-факто и де-юре принадлежащий к политической сфере, устанавливают добровольные и формальные / законные связи.

Холкомб использует термин «сговор» для описания сотрудничества экономических и политических элит на взаимовыгодной основе³⁰. Однако добровольные отношения, которые он анализирует, осуществляются через лоббирование, то есть формальный и легализованный процесс. В нашем понимании «сговор» подразумевает более неформальные отношения:

♦ Сговор – это тип реляции, при котором актор или группа акторов, формально принадлежащих к экономической сфере, и актор или группа акторов, формально принадлежащих к политической сфере, устанавливают неформальные / незаконные связи.

Три принципиально важные особенности отличают сговор от сотрудничества. Во-первых, участвующие в нем стороны принадлежат к формально разделенным социальным сферах, которые могут быть связаны неформально. Во-вторых, реляция между двумя элитами может быть как добровольная, так и принудительная. Если сделка добровольная, экономика отношений мало чем отличается от ситуации, описанной Холкомбом: для добровольного установления связи обе стороны должны предложить друг другу что-то ценное. Такие отношения, где ни одна из сторон не может принудить другую к обмену (свободный вход) или заставить ее продолжать совершать обмен (свободный выход), можно описать как горизонтальные и непатрональные. Однако если транзакция принудительна, экономика отношений значительно отличается, поскольку тогда на наличие связи влияет исключительно расчет затрат и выгод агрессора. Такие отношения, в которых одна сторона может заставить другую совершить обмен (несвободный вход) и продолжать в нем участвовать (несвободный выход), можно описать как вертикальные и патрональные. Таким образом, в случае принудительных транзакций отношения политических и экономических элит представляют собой внерыночный феномен, который не подчиняется логике свободного рынка. Формирование группы внутри сети бенефициаров является результатом не невидимой руки рынка, а видимой руки патрона. Если участников связывают неформальные, а также принудительные отношения, члены экономической элиты становятся частью политической (см. олигархи [♦ 3.4.1]), а члены политической, в свою очередь, становятся частью экономической элиты (см. полигархи [♦ 3.3.3]).

1.Box G., Draper N. Empirical Model-Building and Response Surfaces. New York: Wiley, 1987. P. 424.

2.Поиск подходящей теории является принципиально важным моментом для экономистов, если необходимо провести экономический анализ региона. Однако мы хотим прояснить, что главная цель этой главы – не экономический анализ, а создание однозначных средств выражения для проведения такого анализа [♦ Введение].

3.Подробнее об этом см. фундаментальный труд: Самуэльсон П. Э., Нордхаус В. Д. Экономика. М.: Вильямс, 2012.

4.Colander D., Holt R., Rosser B. Jr. The Changing Face of Mainstream Economics // Review of Political Economy. 2004. Vol. 16. № 4. P. 485–499.

5.Подробнее на эту тему см.: Mearman A., Berger S., Guizzo D., eds. What Is Heterodox Economics? Conversations with Leading Economists. New York: Routledge, 2019.

6.Friedman D. The Methodology of Positive Economics // Essays in Positive Economics. Chicago: University of Chicago Press, 1953. P. 3–43.

7.См. научно-популярные издания о поведенческой экономике: Ариели Д. Позитивная иррациональность: Как извлекать выгоду из своих нелогичных поступков. М.: Альпина Паблишер, 2019; Канеман Д. Думай медленно… решай быстро. М.: АСТ, 2014; Талер Р. Новая поведенческая экономика. Почему люди нарушают правила традиционной экономики и как на этом заработать. М.: Эксмо, 2017.

8.Varian H. R. Intermediate Microeconomics: a Modern Approach. New York: W. W. Norton & Company, 2014. P. 15–17, 582–590.

9.Coase R. The Problem of Social Cost // The Journal of Law & Economics. 1960. № 3. P. 1–44; North D. C. Transaction Costs, Institutions, and Economic History // Zeitschrift Für Die Gesamte Staatswissenschaft / Journal of Institutional and Theoretical Economics. 1984. Vol. 140. № 1. P. 7–17.

10.Williamson O. The New Institutional Economics: Taking Stock, Looking Ahead // Journal of Economic Literature. 2000. Vol. 38. № 3. P. 595–613.

11.Friedman D. Market Failure: An Argument For and Against Government // The Machinery of Freedom: Guide to a Radical Capitalism. New York: CreateSpace Independent Publishing Platform, 2015. P. 256–261.

12.Acocella N. The Foundations of Economic Policy: Values and Techniques. Cambridge: Cambridge University Press, 1998. P. 122–171.

13.Holcombe R. Make Economics Policy Relevant: Depose the Omniscient Benevolent Dictator // The Independent Review. 2012. Vol. 17. № 2. P. 165–176.

14.Holcombe R. Political Capitalism, 2015.

15.Tomer J. What Is Behavioral Economics? // The Journal of Socio-Economics. 2007. Vol. 36. № 3. P. 463–479; Hodgson G. The Approach of Institutional Economics // Journal of Economic Literature. 1998. Vol. 36. № 1. P. 166–192; Holcombe R. Political Capitalism, 2018. P. 44–71.

16.Неудивительно, что этим неортодоксальным школам есть чему друг у друга поучиться: институциональная экономика берет на вооружение идею ограниченной рациональности, а реляционная экономика в значительной степени опирается на теорию транзакционных издержек.

17.Подробнее на эту тему см. основополагающую работу: Buchanan J., Tollison R. The Theory of Public Choice – II. University of Michigan Press, 1984.

18.Теория общественного выбора тесно связана с теорией рационального выбора в политологии. См.: Dunleavy P. Democracy, Bureaucracy and Public Choice: Economic Approaches in Political Science. New York: Routledge, 2016.

19.Две работы, которые анализируют одни и те же феномены с разных идеологических позиций: Стиглиц Дж. Цена неравенства. Чем расслоение общества грозит нашему будущему. М.: Эксмо, 2015; Stockman D. The Great Deformation: The Corruption of Capitalism in America. New York: Public Affairs, 2013.

20.Holcombe R. Political Capitalism, 2018.

21.Норт Д., Уоллис Д., Вайнгаст Б. Насилие и социальные порядки. С. 250–253.

22.Holcombe R. Political Capitalism, 2018. P. 72–96.

23.Ibid. P. 1.

24.Holcombe R. Political Capitalism: How Economic and Political Power Is Made and Maintained. Cambridge: Cambridge University Press, 2018. P. 170.

25.См. пример конструктивной критики этого метода: Green D., Shapiro I. Pathologies of Rational Choice Theory: A Critique of Applications in Political Science. Yale University Press, 1994.

26.Gilens M., Page B. Testing Theories of American Politics: Elites, Interest Groups, and Average Citizens // Perspectives on Politics. 2014. Vol. 12. № 3. P. 564–581; Dal Bó E. Regulatory Capture: A Review // Oxford Review of Economic Policy. 2006. Vol. 22. № 2. P. 203–225.

27.Holcombe R. Political Capitalism, 2018. P. 76–77. Ср.: McGrath C. Lobbying in Washington, London, And Brussels: The Persuasive Communication of Political Issues. Lewiston, N. Y.: Edwin Mellen Pr, 2005.

28.Greeley B., Fitzgerald A. Pssst … Wanna Buy a Law? // Bloomberg Businessweek. 02.12.2011. URL: https://www.bloomberg.com/news/articles/2011-12-01/pssst-dot-wanna-buy-a-law. Также см.: Pogátsa Z. A Neoliberalizmus Politikai Gazdaságtana [Политическая экономия неолиберализма] // Neoliberális Hegemónia Magyarországon: Elemzés És Kritika [Неолиберальная гегемония в Венгрии: анализ и критика]. Budapest: Noran Libro, 2019. P. 50–73.

29.Holcombe R. Political Capitalism, 2018. P. 78; Pogátsa Z. A Neoliberalizmus Politikai Gazdaságtana [Политическая экономия неолиберализма]. P. 58–59. Что касается «относительно незначительных» выгод, то здесь Холкомб приводит в пример трудоустройство члена семьи в индустрии, где заняты лоббисты. Такая выгода очевидным образом не сопоставима с богатством полигархов и их приемных политических семей (см. Текстовую вставку 3.1 [♦ 3.3.3]).

30.Holcombe R. Political Capitalism, 2018. P. 1.