Kitobni o'qish: «Путешествия по Центральной Азии»

© М. К. Басханов, О. Г. Чхетиани, составление, вступительные статьи, 2019

© О. Г. Чхетиани, фотографии, 2019

© Издательство «Нестор-История», 2019

* * *

Составители посвящают свой труд всем неутомимым и бесстрашным исследователям Центральной Азии прошлого, настоящего и будущего

Среди гор и пустынь Центральной Азии: к русскому изданию мемуаров Б. Л. Громбчевского

Настоящая книга представляет собой первое издание перевода на русский язык мемуаров выдающегося русского путешественника Бронислава Людвиговича Громбчевского (1855–1926), посвященных его путешествиям в Центральной Азии¹. Мемуары впервые были опубликованы в Польше в 1924–1925 гг. и в силу ряда причин оставались недоступны для ознакомления в России. По прошествии почти ста лет с момента выхода в свет они предстают перед российским читателем. Предваряя настоящую публикацию, следует немного остановиться на историческом и культурном значении мемуаров Б. Л. Громбчевского, а также на их специфике как нарративного источника.

В последние годы в изучении биографии и экспедиционной деятельности Б. Л. Громбчевского была проделана значительная работа, результатом которой стал ввод в научный оборот основной части его экспедиционных материалов – экспедиционных дневников и фотоколлекций. До 2015 г. научное наследие Б. Л. Громбчевского оставалось практически неизученным, и к нему редко обращались исследователи, не говоря уже о читающей публике². Следует отметить, что инициатива и приоритет в изучении этого важного научного наследия принадлежат российским исследователям. Это выглядит вполне естественным, если принять во внимание место и значение Б. Л. Громбчевского в русской истории, культуре и науке, а также тот факт, что научный архив путешественника и связанные с его жизнью и деятельностью документы хранятся преимущественно в российских собраниях.

Ввод в оборот научного наследия Б. Л. Громбчевского и изучение его биографии происходили достаточно интенсивно. В 2015 г. под эгидой Русского географического общества М. К. Басханов, А. А. Колесников и М. Ф. Матвеева подготовили и издали книгу «Дервиш Гиндукуша», в которую вошли экспедиционные дневники Б. Л. Громбчевского, относящиеся к двум его центральноазиатским экспедициям (1888 и 1889–1890)³. Издание сопровождается обширной вступительной статьей о жизни и деятельности Б. Л. Громбчевского, раскрывающей многие неизвестные эпизоды жизни путешественника на основе редких документов из российских архивов⁴. Вслед за этим в Польше был переиздан на польском и русском языках дневник 2-й Центральноазиатской экспедиции Б. Л. Громбчевского (1889–1890)⁵, который в значительной мере опирался на тексты дневников и вступительную статью к ним, опубликованные российскими исследователями в книге «Дервиш Гиндукуша». В 2016 г. был опубликован перевод на русский язык книги воспоминаний Б. Л. Громбчевского «На службе российской»⁶. В 2017 г. М. К. Бас-ханов, А. А. Колесников, М. Ф. Матвеева опубликовали полную фотоколлекцию Б. Л. Громбчевского, составленную в период двух центральноазиатских экспедиций и ныне хранящуюся в фондах Научного архива РГО (НА РГО)⁷. Польская исследовательница А. А. Полукорд в 2017 г. в рамках магистерской работы подготовила биографический очерк Б. Л. Громбчевского, в котором раскрываются малоизвестные подробности его службы на Дальнем Востоке⁸. Наконец, в 2018 г. М. К. Басханов опубликовал новые сведения к биографии Б. Л. Громбчевского, полученные в российских и британских архивах⁹. Таков общий обзор наиболее важных научных работ, относящихся к жизни и деятельности Б. Л. Громбчевского, появившихся в России и за рубежом в период с 2013 по 2018 г.

К настоящему времени в России издана бо́льшая часть научного и литературного наследия Б. Л. Громбчевского – экспедиционные дневники, фотоколлекция и перевод на русский язык книги воспоминаний. Вне этого круга работ оставались лишь три книги Громбчевского, изданные в Польше незадолго до его смерти, – «Кашгария. Страна и люди»¹⁰, «Через Памир и Гиндукуш к истокам Инда»¹¹ и «В пустынях Раскема и Тибета»¹². Настоящая публикация, в которую вошли переводы на русский язык трех ранее неизвестных российскому читателю работ Б. Л. Громбчевского, восполняет этот пробел и в значительной степени продвигает вперед изучение научного и культурного наследия выдающегося путешественника по Центральной Азии.

Мемуары Б. Л. Громбчевского чрезвычайно живо и увлекательно написаны и с полным правом могут быть отнесены к лучшим образцам жанра литературы о путешествиях (травелога). Мемуары между тем содержат одну противоречивую особенность, своего рода интеллектуальный пазл, разгадать который довольно сложно не только неподготовленному читателю, но и специалисту-историку, обращающемуся к изучению биографии известного путешественника. Как человек безусловно талантливый, с большим даром воображения, честолюбивый и не чуждый жажды признания, Громбчевский искусно вплел в ткань своего нарратива вымышленные «узоры» – сюжеты и события, которых никогда не было в действительности. Проверка таких фактов и установление истины – поистине сложный процесс, в котором, кроме соотнесенности с другими событиями, зафиксированными в независимых источниках и документах, требуются навыки, близкие к следственной деятельности. Специфика таких спорных сюжетов заключается в том, что внешне – по обстоятельствам времени, событий, круга знакомств и пр. – они выглядят достаточно реалистичными и вполне могли иметь место. Часть сюжетов представляет собой реальный исторический факт, но снабженный вымышленными подробностями, которые опять же по недостатку надежного исторического материала очень сложно проверить.

Мы не можем сказать с уверенностью, по какой причине Громбчевский прибегал к довольно частой игре воображения, порой тонкой и виртуозной, но факт остается фактом – налицо его стремление не только «улучшить» текст, разбавив его причудливыми небылицами, но и настойчивая попытка выгодно подать себя в ситуациях спорных, маловыгодных для его имиджа как путешественника и администратора. Порой при чтении мемуаров возникает ощущение, что Громбчевский старался переписать историю своей жизни, улучшить свой образ и даже где-то реабилитировать себя. Он также пытался послать читателю сигнал о своем высоком положении в русском обществе, связях с императорской фамилией, влиятельными аристократами, выдающимися русскими политическими и военными деятелями. В мемуарах он старался вписать себя в «портретную галерею» современных ему представителей высшего света. В результате перед читателем Громбчевский предстает в общении с императором и наследником цесаревичем, великими князьями, министрами военным и иностранных дел, генерал-губернаторами, эмирами и пр. Было ли это попыткой преодоления некоего комплекса, связанного с его достаточно низким социальным происхождением, национальностью и католической верой, или стремлением придать своей личности некий исторический масштаб – остается доподлинно неизвестным.

В то же время следует иметь в виду, что описываемые в мемуарах события происходили в период, когда Громбчевский занимал весьма скромное служебное положение и имел обер-офицерский чин. Его личное влияние на русскую политику в Центральной Азии, несмотря на попытки представить все в обратном виде, оставалось весьма скромным. Проблемы же, связанные с его несанкционированным властями вторжением в сферу большой политики и международных отношений, были для России значительными и часто имели негативный эффект (занятие британцами Хунзы, памирский вопрос и пр.). В этой связи образ Громбчевского как защитника интересов России в Центральной Азии, часто используемый в современной литературе, далеко не соответствует действительности и нуждается в известной корректировке. Довольно часто в своих действиях Громбчевский исходил не из государственных интересов, а из личных соображений и побудительных мотивов.

Мемуары условно можно разделить на две части: собственно экспедиционную и биографическую. Первая, несмотря на отдельные неточности, повторы и пр., представляет собой наиболее ценный и информативный материал. Картина достоверности и историзма резко меняется в биографической части мемуаров, где просматриваются очевидные элементы саморекламы: связь с политикой и дипломатией, знакомство с представителями высшего света. Мы далеки от мысли добавить негатива к историческому портрету Громбчевского, его заслуги перед русской географической наукой очевидны, и имя его не нуждается в какой-либо защите. Наша задача – помочь читателю избежать ложных представлений и заблуждений, что вызвало необходимость, насколько это представлялось возможным, дать соответствующие комментарии по тексту книги.

Необходимо помнить, что Громбчевский писал свои мемуары в драматической обстановке. Психологически и морально надломленный, страдающий неизлечимой болезнью, потерявший в русской смуте все, что вполне заслужил за долгие годы службы в императорской России, он испытывал тяжелый внутренний кризис. На пороге жизни и смерти он обращался к лучшим эпизодам своей биографии, многим уже не только в советской России, но и в Польше малоинтересной и почти забытой. В этом почти предсмертном взгляде на прошедшую жизнь он обнаруживает многое, что хотел бы видеть иначе, в совершенно другом свете и написать об этом так, чтобы его исторический портрет и деяния вновь вызвали интерес и уважение современников и потомков. И здесь ему пришлось пожертвовать частью правды и реальности.

Заметной особенностью мемуаров Громбчевского является порой серьезное расхождение приводимого в них фактического материала – хронологии и последовательности событий, сюжетов и пр. – с тем, что содержится в его экспедиционных дневниках. Этому есть свое объяснение, и о нем мы скажем несколько ниже. При подготовке настоящего издания составители не сверяли полностью содержание мемуаров и экспедиционных дневников Б. Л. Громбчевского на предмет неточностей и разночтений, которые, безусловно, имеются. Дневники и мемуары – это совершенно разный текстологический и жанровый материал, который имеет право на самостоятельное, автором определенное, существование. Каждый из них интересен, самобытен и оригинален и по-своему дополняет друг друга.

Достаточно неясным остается вопрос о времени написания книг Громбчевского, публикуемых в настоящем издании. Представляется, что рукопись первой книги – «Кашгария. Страна и люди» – была завершена еще до начала Первой мировой войны. В предвоенный период Громбчевский проживал в Варшаве и имел намерение заняться литературной обработкой и изданием своих экспедиционных дневников, оригиналы которых он в октябре 1911 г. получил от ИРГО¹³. Эти оригинальные дневники были позже утрачены¹⁴, предположительно в период Первой мировой войны или гражданской войны в России, и при работе над мемуарами в Польше после 1920 г. Громбчевский уже не имел возможности ими пользоваться. На то, что рукопись первой книги была написана еще в императорский период, указывает и стиль подачи материала – он самодержавен, выдержан в верноподданической тональности, т. е. в том стиле и политической традиции, которые перестали существовать в России после 1917 г. и тем более выглядели архаично и даже аполитично в условиях буржуазной Польши начала 1920-х гг.

Предположительно рукописи книг были написаны на русском языке, а затем уже переведены на польский язык и опубликованы. Как заметили переводчики, участвовавшие в переводе книг польского издания на русский язык, тексты содержат признаки того, что польский язык ко времени написания книг уже не являлся для Громбчевского родным. Построение ряда фраз и предложений указывает на то, что они переведены с русского оригинала. При польском издании рукописи Громбчевского претерпели минимальную правку, редактура текстов практически отсутствовала, о чем свидетельствуют частые повторы, неточности и пр. Также практически отсутствуют комментарии и редакторские замечания, за исключением нескольких малозначащих постраничных сносок.

Книги писались Громбчевским в достаточно непростой обстановке, на что указывает подчас «нервное», эмоциональное построение материала. Автор работал над текстом с продолжительными интервалами, порой забывая написанное. Создается ощущение, что работы во многом написаны по памяти и в условиях лимита времени. В текстах книг встречаются, к примеру, упоминания названий видов флоры и фауны, сопровождаемые припиской «латинского названия не помню», тогда как эти названия вполне можно было уточнить по справочным изданиям. При работе над двумя последними книгами – «Через Памир и Гиндукуш к истокам Инда» и «В пустынях Раскема и Тибета» – Громбчевский не имел возможности свериться с содержанием экспедиционных дневников, на что указывают частые несоответствия и искажения. Этот факт косвенно подтверждает версию, что эти книги готовились Громбчевским либо в период Первой мировой войны, либо после возвращения из России в Польшу. В любом случае окончательная доводка текстов происходила в Польше накануне публикации книг. В них, в отличие от первой книги – «Кашгария. Страна и люди», уже отражены новые реалии времени – крушение императорской России, приход к власти большевиков и специфика польско-советских отношений начала 1920-х гг.

Следует немного остановиться на том подходе, который был принят составителями этой книги при передаче исторических, географических, этнографических, восточных и военных терминов, топонимов, единиц системы мер. Для придания единообразия в тексте настоящего издания используется метрическая система мер, в то время как в текстах книг Б. Л. Громбчевского встречается как метрическая, так и старорусская системы. Китайские военные, административные и исторические термины приведены в соответствие с традицией их использования в позднем Цинском Китае, в примечаниях даны их смысловые значения, фонетическая транскрипция и написание в китайской графике. Значение используемых в текстах книг восточных терминов объясняется в постраничных сносках. В сносках также приводятся краткие сведения биографического характера о лицах, упоминаемых в тексте, а также пояснения к отдельным историческим событиям, указания на неточности и несоответствия.

Географические названия по тексту книги унифицированы в соответствии с названиями, используемыми на «Карте путешествий подполковника Громбчевского в Дарваз, на Памир, в Джиты-шаар, в Канджут, Раскем и в северо-западный Тибет в 1885, 1888, 1889 и 1890 годах», составленной и литографированной в 1895 г. при Туркестанском Военно-топографическом отделе. Для ряда наиболее значимых топонимов приводится вариант их современного использования. Для облегчения ознакомления с материалом к настоящему изданию прилагается упомянутая сводная карта района и маршрутов путешествий Б. Л. Громбчевского.

Библиографические указания, сделанные самим Б. Л. Громбчевским, большей частью неполные, иногда неточные, в тексте настоящего издания уточнены и приведены в соответствие с современными требованиями библиографических описаний. Ссылки на экспедиционные дневники Громбчевского приводятся по их печатной версии¹⁵.

В настоящей книге используется три вида постраничных сносок: самого Б. Л. Громбчевского (в тексте настоящего издания – Прим. авт.), польской редакции издания 1958 г. (Прим. польск. ред.) и составителей (в тексте книги без дополнительных указаний).

В качестве иллюстративного ряда к настоящему изданию воспроизводятся фотографии, опубликованные в альбоме «Памир, Хунза и Кашгария в экспедиционных фотографиях генерала Б. Л. Громбчевского (1888–1890)»¹⁶. Последовательность иллюстраций при этом в целом соответствует той, что принята в книгах Громбчевского первого польского издания. Надписи под фотографиями соответствуют тем, что имеются под фотографиями в оригинальных экспедиционных фотоальбомах из фондов НА РГО, которые в свое время были атрибутированы самим Громбчевским и потому являются наиболее точными. Это позволило избежать ряда неточностей и искажений, которые содержатся в польском издании книг Громбчевского.

Вступительную статью О. Г. Чхетиани, известного в России путешественника по малодоступным районам Азии и инициировавшего перевод мемуаров Б. Л. Громбчевского, иллюстрируют его фотоснимки, сделанные на Памире, в Куньлуне и Северо-Западном Тибете. Фотографии сделаны в тех районах, которые описаны в мемуарах, и на маршрутах, частично совпадающих с маршрутами Громбчевского. Они позволят тем из читателей, кто не бывал в этих местах, лучше представить себе ландшафты и природно-климатическую специфику региона, сложности, с которыми были сопряжены путешествия Громбчевского в его время и которые во многом сохраняются и поныне. Эти снимки удачно дополняют фотографии самого Громбчевского, публикуемые в настоящем издании. Они наполняют мир черно-белой фотографии красками и светом фотографии цветной, визуально соединяют исторические эпохи. В результате история получает продолжение в современности, а сопоставление черно-белого и цветного кадров создает живой контраст чувств и впечатлений. Фотографии приоткрывают перед нами завораживающий мир одного из немногих заповедных уголков на нашей планете, который еще сохранил свою первозданную красоту и очарование.

Мемуары Б. Л. Громбчевского – важный источник сведений по истории географических открытий в Центральной Азии, политике императорской России на Востоке, истории стран Центральноазиатского региона. Мемуары представляют собой и замечательный образец литературного творчества Б. Л. Громбчевского. В них просматриваются не только его очевидные литературные способности, но и тонкое восприятие Востока, личное знакомство автора с природой, жизнью и бытом народов Центральной Азии. Значительно оживляет повествование использование Громбчевским местных легенд, сказаний, фольклора, а также его собственных охотничьих рассказов. В мемуарах Громбчевского содержится масса ссылок на исторические события, видных государственных, общественных и военных деятелей, что позволяет автору придать его описаниям колорит эпохи, дать картину повседневной жизни далеких восточных окраин России и ее восточных соседей. Составители будут считать свою задачу выполненной, а приложенный труд не напрасным, если настоящая книга найдет своего благодарного читателя и будет ему интересна и полезна.

М. К. Басханов

На маршрутах Б. Л. Громбчевского – более века спустя

Как и у главного героя настоящей книги, наша первая встреча с огромным краем по другую сторону горных хребтов на южных границах бывшего СССР произошла в Кашгарии. В китайской Центральной Азии мы¹⁷ провели более 10 летних и осенних сезонов. После 2009 г. доступ во внутренние области этого региона стал крайне затруднительным, а то и невозможным, ввиду очередной волны нестабильности, охватившей Синьцзян-Уйгурский автономный район Китая. В июле 1995 г. с вершины в пограничном хр. Кокшаалтау в верховьях ледника Чон-Турасу к югу от оз. Иссык-Куль в вечернем розоватом свете перед нашим взором отчетливо проявились громады пика Победы в 200 км на востоке¹⁸ и Конгурского массива на юго-западе. Через три года мы впервые оказались в снегах и льдах Кашгарии на южных склонах Конгура. А в августе 2000 г. с вершины шеститысячника Кызыл-Сель на Кашгарском Памире нам уже открылись где-то вдали на юго-востоке плохо различимые из-за постоянной здесь, на окраине великой пустыни, лессовой дымки цепи Куньлуня, куда мы добрались впервые еще через три года.

В первых поездках мы пересекали Тянь-Шань в районе оз. Чатыр-Кель через перевал Торугарт. На седловине перевала еще оставалась каменная арка времен советско-китайской дружбы с надписью «СССР» со стороны Китая. В последующих поездках до появления регулярного авиасообщения России с Урумчи добирались из г. Ош в Ферганской долине. Здесь, как и в свое время Б. Л. Громбчевский, не раз поднимались на примечательную гору Тахт-и-Сулейман, возвышающуюся над городом, слышали примерно те же истории и поверья, которые приводятся в его мемуарах. Из Оша по старой караванной дороге через перевалы Талдык и Иркештам мы попадали в Кашгарию. В сторону Китая круглосуточно шли фуры, перегруженные металлоломом, – в среднеазиатских республиках разбирали остатки советского хозяйства. Навстречу шли грузовики с китайскими товарами. Как оказалось, по ту сторону границы еще немало местных жителей понимали кириллицу. В киргизской юрте на берегу Гез-дарьи нам показывали бережно хранимую книгу советского времени с фотографиями про процветающую Киргизию.

На наших глазах начиналось уничтожение старых самобытных кварталов Каш-гара и преобразование центральной части города в духе глобализации по-китайски. В те годы это в меньшей степени коснулось Хотана и Керии, расположенных на юге. Теперь жизнь, быт и устройство этих городов сильно отличаются от той картины, которая предстает на страницах воспоминаний Громбчевского. Уже давно нет здесь описываемых ниже маньчжурских чиновников и солдат. Китайское государство сейчас хорошо организовано, стало больше порядка. Пустыню пересекают прекрасные дороги, электричество протянуто в самые отдаленные горные селения. Под Турфаном раскинулись ветропарки с установленными на них ветряными электростанциями, изготовленными в Китае. Все города севера Кашгарии связаны железной дорогой с центральными и восточными районами страны. В то же время сохранились колорит и своеобразие центральноазиатского уклада жизни: базарные дни в крупных селениях, повозки, связки живых кур и горы мясных туш, уличные ювелиры и кузнецы, национальная музыка, ночная жизнь в месяц Рамадан, горные жители в бараньих папахах, обмен голубями… На галечных россыпях Юрункаша по-прежнему бродят искатели нефрита, у Керии-дарьи мальчишки-продавцы размахивают связками свежей рыбы, а в летние ночи в торговых кварталах можно увидеть людей, спящих на земле прямо у обочины дороги. Стоит заметить, что, как и в давние времена, нам приходилось иной раз сталкиваться с недоверчивостью и подозрительностью местных властей, вплоть до нелепых обвинений в незаконной съемке местности и сборе образцов почвы.

Основное население Кашгарии – уйгуры, китайцы-ханьцы и дунгане. Казахи Синьцзяна проживают вдоль предгорной полосы Восточного Тянь-Шаня и в китайском Алтае на границе с Монголией. Синьцзянские киргизы и таджики-сарыкольцы живут лишь на крайнем западе района – в Сарыколе и на китайском Памире, начиная с верховий р. Каракаш, берущей начало в горном узле Карангутаг. В стороне от дорог их уклад жизни крайне мало изменился. Обитатели горных долин и предгорий западного и северного склонов Куньлуня, которых относят к уйгурам, в работах русских путешественников упоминались как мачинцы (мальчинцы¹⁹) и таглыки. В их облике и сейчас видно смешение разных древних народов – индоевропейцев, тибетцев, тюрков. Обычаи мачинцев подробно описаны в отчете 4-й Центральноазиатской экспедиции Н. М. Пржевальского. В топонимике района остались следы древнетюркского и древнеиранских языков. К примеру, реки имеют в своем названии, как правило, сложносоставном, корневые основы иранского или тюркского происхождения. К первой группе относятся гидронимы с корневой основой «дарья» (река) – Хотан-дарья, Керия-дарья, Ния-дарья и др., ко второй – с основой на «су» (вода, река) – Аксу, Маркансу и др. Широкое использование иранских и тюркских основ в топонимике района – названиях местностей, гор, перевалов, селений и пр. – представляет собой одну из интересных особенностей, связанную с географическим распределением тюркского и ираноязычного населения в пределах Западной Кашгарии.

Первые маршруты наших путешествий пролегли по высокогорью китайского Памира в районе ледовых гигантов Музтаг-Ата и Конгур. Сегодня близ них проходит стратегическое Каракорумское шоссе, связывающее Китай с Пакистаном. Несмотря на частые оползни и паводки, оно постоянно поддерживается в рабочем состоянии. С дороги нередко видны стоящие поодаль юрты кочевых киргизов. Здесь мы пересеклись с маршрутом возвращения Б. Л. Громбчевского из экспедиции в Канджут. Во второй раз мы оказались на другом отрезке того же маршрута уже в 2005 г. по возвращении из Северо-Западного Тибета, куда вышли с Керии-дарьи через теснины, пустыни и ледники Куньлуня. Обратный наш путь проходил мимо поворота на перевал Русский по долине р. Каракаш через Шахидуллу-ходжу в долину р. Раскем-дарьи и далее через многочисленные отроги и перевалы Куньлуня на равнины Кашгарии. Удалось побывать нам и на Тянь-Шане, в киргизско-китайском порубежье, также посещенном Громбчевским.

Далеко не сразу мы решились подступиться к горной стране, вздымающейся на юге Синьцзяна, – системе хребтов Куньлуня, переходящей в Тибет. Именно здесь проходило не слишком удачное завершение маршрута 2-й Центральноазиатской экспедиции Громбчевского. До этого нами уже был накоплен немалый опыт активной автономной жизни в условиях высокогорий, преодоления встречающихся здесь разнообразных препятствий: скальных ступеней и обрывов, крутых снежно-ледовых склонов, разорванных ледников, бродов через горные реки. То, что было написано в старых отчетах русских и иностранных путешественников, настораживало. Тут были иные, не вполне известные и привычные нам препятствия. На коротком отрезке хребты поднимались до высот в 6500 м. Самые доступные перевалы превышали высоту 5000 м. Стекающие в сторону пустыни реки пробили в лессовых толщах и скальных массивах глубокие и узкие щели-каньоны, доступные для прохождения лишь весной и осенью. Пробившись сквозь передовые теснины, а надо сказать, что приходилось идти местами по пояс в воде или карабкаться высоко над бурлящим потоком по скалам, мы оказывались на огромных – шириной в десятки километров – безжизненных равнинах с отдельно стоящими вулканическими конусами²⁰, окаймленных цепями высоких хребтов. Найти путь наверх с предгорий нам помогали проводники таглыки, до сих пор пользующиеся весьма простыми картосхемами. Видно, что они не раз бывали на плато, знают источники, места с фуражом для лошадей и ослов.

А местности эти, надо сказать, мало приспособлены для жизни не только людей, но и животных. Пресная вода здесь редкость, а к осени, не говоря о зиме, большинство ручьев пересыхает. Нередко талые воды со снежников и ледников, пробежав под поверхностью почвы, выходят наружу уже крайне засоленными. Вода в озерах в этой местности также оказывалась либо крепко соленой, либо щелочной. Эмоциональные повествования о проблемах с водой, падежом вьючных животных от высоты и бескормицы можно встретить как на страницах настоящей книги, так и в трудах других путешественников (Н. М. Пржевальского, В. И. Роборовского, Аурела Стейна, Свена Гедина)²¹. Днем – яркое солнце при ясном небе. При этом дует постоянный пронизывающий ветер. Для приготовления пищи приходится устанавливать палатку. Ночью температура падает ниже –20 градусов. Нередко выпадающий снег превращает на время галечные (дресвяные) плато в труднопреодолимые грязевые пространства. Повсеместно встречаются кости павших животных, как диких, так и вьючных, одинокие могилы.

Горы и пустыни на стыке Куньлуня и Тибета представляют собой заповедные края с обилием животных и птиц. Мы повсеместно встречали куланов и диких яков, как отдельных особей, так и целые группы, а на тибетской стороне – стада антилоп чиру. Натыкались на зайцев, которые, замирая, напоминали неподвижные камни. В небольшом кармане ледника Юрунг нам встретилась стая волков. В небе парили огромные орлы, а на мелководье соленых озер бегали и плавали небольшие птицы, похожие на куличков и нырков. К нашему удивлению, на высотах за 5000 м попадались норы пищух и сусликов. По камням сновали ящерицы агамы. Высоко в небе с криком летели стаи перелетных гусей. Более мелкие птицы летели через перевалы. Как и 100–200 лет назад, сюда по-прежнему пробираются группы дунган-золотоискателей, добывающих металл еще древними способами. По пути к урочищу Шоркуль мы видели на истоке р. Толан-ходжа примитивную промывку золота лотком рядом с дорогой, а в 60 км по той же дороге расположен крупный открытый рудник, упоминаемый еще в отчетах путешественников XIX в. В последнее десятилетие началась промышленная разработка золота открытым способом и на участках среднего течения р. Юрункаш, куда была проведена дорога через высокий перевал в районе горы Музтаг. Именно к этим местам пытался пройти Б. Л. Громбчевский в декабре 1889 г. из долины р. Кара-каш через пер. Русский²².

В летние месяцы 1998, 2000 и 2003 гг. нами был исследован район семитысячников Музтаг-Ата и Конгур. В 2002 г. мы оказались севернее китайского г. Аксу в ледовых узлах к югу и востоку от пика Победы (Томур). Осенью 2003 г. после многочасовой тяжелой дороги среди лессовых холмов над ущельем р. Керия мы впервые добрались до исторического селения Пулу на р. Кураб-дарья. Время в селении, кажется, почти остановилось, несмотря на проведенное в него электричество. В верховьях реки расположен один из немногих на протяжении сотен километров в широтном направлении доступный проход²³ в Тибет. Именно через него в VII в. спустились отряды воинственных тибетцев, занявших Хотан. Позже здесь прошел на север известный пандит Кишен Сингх, пытался пройти Н. М. Пржевальский в 1886 г., Б. Л. Громбчевский прошел через этот перевал в мае 1890 г. Мы использовали этот путь после еще дважды, в 2005 и 2006 гг.

В главном хребте Западного Куньлуня можно выделить два крупных узла оледенения и концентрации высоких гор. Это узел Аксайчина с покровным оледенением, пересеченный нами в 2005 г., и узел Чонг-Музтага, впервые исследованный в экспедиции 2006 г., более удаленный от автомобильных и караванных дорог²⁴. Р. Керия в своих верховьях разделяет эти два узла оледенения. В хребте расположено не меньше семи вершин с высотами чуть ниже 7000 м. В 2009 г. мы совершили первовосхождение на главную вершину массива высотой 6974 м.

Трудно описать словами в полной степени очарование, красоту и величие этих мест. Одновременно прекрасных и смертоносных. Ни фотографии, ни видео не могут передать испытываемых здесь путником эмоций и чувств! За 12 лет с 1998 по 2009 г. мы проехали и прошли по горам и пустыням этой обширной и замечательной дружелюбной страны многие тысячи километров, прониклись уважением к отваге и упорству наших соотечественников и других исследователей Центральной Азии, посещавших эти края более века назад.