Kitobni o'qish: «Декабрец! Отборное новогоднее чтиво», sahifa 12
Ловите снегурочку!
Ольга Токарь
vk.com/olga_tokar2014
– Лика, вот это тоже примерь!
Ира подала подруге еще одно платье, цвета безмятежной морской лазури.
– Да, то что надо! – восхитилась она. – А глаза твои как оттеняет!
– Ира, может не надо? А вдруг испачкаю? Мне за год не заработать на это платье, даже если каждый день буду скакать в костюме Снегурочки! А это всего лишь временная подработка, еще и в институте надо появляться.
Тем не менее, Лика с восхищением гладила нежный шелк, струящийся по пальцам. Дорогая вещь идеально сидела, подчеркивая все достоинства хрупкой фигурки.
– А ты вот очаруй своего принца, он и выкупит тогда. – Ира рассмеялась грудным меццо-сопрано. – Ну а нет, так вернешь по-тихому, я ж тебя всегда прикрою. Ты пойми, чтоб хорошего мужика отхватить – все средства хороши! Надо пустить пыль в глаза. А дешевые шмотки тебе в этом точно не помогут!
Лика, будто решившись, развернулась на высоких каблуках и выбежала из примерочной, на ходу чмокнув Иру в щеку.
По залу, в поисках новогодних нарядов, прохаживались капризные клиентки в дорогих шубах.
– Ни пуха! – крикнула Ира.
Лика вышла из бутика, и ее тут же накрыл многоголосый шум торгового центра. Она с сомнением оглянулась на магазинчик, в котором работала подруга. Может, не стоило все-таки брать платье в долг. Это все Ирка надоумила сразить нового знакомого шикарным видом и притвориться преуспевающей леди. Но не слушаться Ирку у Лики не было причин: подруга всегда была при ухажерах, ни в чем себе не отказывала и никогда не встречала праздники в одиночестве. А Лике много и не надо. Всего одного парня бы, милого, смешного, любящего… Раз самостоятельно у нее ничего не получалось, почему бы не воспользоваться советами опытной подружки?
* * *
В ресторане тихо играла композиция Фрэнка Синатры. За столом сидел единственный посетитель. Молодой человек галантно отодвинул стул и помог Лике сесть. Парень выглядел так, будто сошел с обложки журнала Форбс. Дорогие часы поблескивали в тусклом свете ламп.
– Анжелика? Я Вадим, – заулыбался парень.
* * *
Со свидания девушка вернулась слегка пьяная от бокала шампанского, а в большей степени от счастья. Ухажер вскружил голову очаровательными ямочками на щеках и парфюмом, будоражащим желание.
– Ну, как все прошло? – Ирка изнемогала от любопытства.
– Я счастлива, понимаешь? Счастлива!
– Твои красные щеки говорят сами за себя, – засмеялась Ира.
На следующий день, получив нежную эсэмэску от Вадика, окрыленная Лика побежала на мероприятие. Сегодня она участвовала в новогоднем утреннике для дошколят. Елку организовала преуспевающая стройфирма для детишек своих сотрудников, арендовав для этого игровой комплекс в торговом центре.
Представление шло по плану. Дети в праздничных костюмах и платьях с интересом наблюдали за развивающимся действом, родители незаметно зевали в кулак.
И вот, сказочные звери ведут Снегурочку в круг из детей и их родителей, через пару минут они будут звать заблудившегося Деда Мороза.
Внезапно Лика почувствовала чей-то колкий взгляд на себе. Знакомые глаза, словно ледяные кристаллы, жгли ей кожу. Щеки девушки охватил внутренний пожар. Не осознавая, что творит, она побежала к выходу.
– Ловите Снегурочку! Мороз явится только на ее зов! – закричал кто-то из «зверей».
Толпа расступилась, считая, что так положено по сценарию.
Сказочные герои побежали за Снегурочкой, внезапно пустившейся в бега. Кто-то из малышей тоненько заплакал.
Лика бежала, не разбирая дороги. В голове проносились мысли: «Он видел меня в этом дурацком наряде! А рядом с ним за ручку стоял мальчик, он женат! Предатель! В первый раз влюбилась! Еще коса эта дурацкая…» Мимо мелькали витрины, украшенные гирляндами, елки в красных бантах, покупатели, неспешно гуляющие под нестареющую «Jingle bells».
Девушка врезалась во что-то мягкое, хотела обойти, но не смогла. Кто-то крепко держал ее за руку.
Взгляд упал на начищенные ботинки, а в нос ударил знакомый парфюм.
– Все. Я тебя поймал.
* * *
Через полчаса Лика и Вадим сидели в Макдоналдсе. Светловолосый мальчик с аппетитом уплетал картофель фри, запивая молочным коктейлем.
– Его мать убьет меня, если узнает, чем обедал ребенок, – на щеках Вадима заиграли знакомые ямочки.
– Ты женат?
– Нет, это мой братишка сводный. Отец долго не мог прийти в себя после смерти моей мамы, десять лет куковал один, и вот, пять лет назад, решился на новый брак. Так и появился Егорка.
Мужчина ласково потрепал ребенка по голове.
– Оксана попросила сводить его на праздник, ей, как всегда, некогда.
– А я думала… – голос Лики зазвенел от напряжения. – Какая же я дура!
Она покачала головой, сминая тонкими пальчиками салфетку.
– А ты, стало быть, актриса?
Лика виновато посмотрела в глаза Вадима, напоминавшие цветом небо в морозный погожий денек. Девушка отхлебнуло обжигающий горячий шоколад.
– Студентка. Прости, но никакая я не владелица сети магазинов. А Снегурочкой я просто подрабатываю, чтобы не просить денег у родителей.
– Ты думаешь я поверил, что ты бизнесвумен? – Вадим разразился смехом. – Поверь, по работе мне приходится сталкиваться не только мужчинами, но и с женщинами – акулами бизнеса. У тебя взгляд не такой, какой-то… наивный что ли.
Они вышли на улицу, вечер отбрасывал фиолетовые тени. Шел крупный снег, мягко устилающий землю пушистым покрывалом. Лике казалось, что и душу ее укрыли чем-то теплым и уютным. А в руку доверчиво легла детская ладошка.
Я знаю, что вы сделали на прошлом корпоративе
Надежда Бабур-Щербатая
vk.com/yliella
Только недавно отгремела вечеринка по поводу юбилея нашей компании, а на носу уже новогодний корпоратив. Сегодня в обед надо сбегать в универмаг и присмотреть себе вечерний наряд. В старом идти нельзя, а то жены и невесты коллег скажут свое презрительное «фи»!
Я собралась уже выйти из кабинета, когда на мой рабочий телефон пришла эсэмэска. Игнорировать нельзя, надо просмотреть. От прочитанного я впала в ступор. На экране высветилось сообщение:
«Я знаю, что вы сделали на прошлом корпоративе. И, если не явитесь с объяснительной к заму, будете уволены без рекомендаций».
Я и мои подруги во время последней вечеринки кое-что испортили, но никого рядом не было. Никто не мог нас увидеть.
– Вот, зараза! – чувства вины за содеянное я не испытывала, мной владела досада от того, что мы прокололись.
Началось все недели за три до корпоратива. У нас сломался женский туалет. Мы просили и завхоза, и мастеров, и самих рабочих починить дамскую комнату, но тщетно. До начальника дошли, но тот лишь предложил посещать мужской, так как конец года и заниматься пустяками ему некогда.
Нас, девушек, в компании всего три и можно было бы смириться с некоторыми неудобствами, но туалет противоположного пола нам не подходит абсолютно, потому что у него нет не только задвижки на двери, но и кабинки. Каждый раз, когда кому-нибудь из нас приспичило, приходилось идти в туалет втроем. Одна стояла у входа и грудью защищала дверь, вторая прикрывала собой третью на случай, если кто прорвется.
Мы надеялись, что к юбилею организации туалет починят, все же на вечеринку придут женщины. Но, нет, все осталось по-прежнему, просто директор для дам открыл свой индивидуальный санузел.
На праздник приехало много гостей. Все было мобильно, без столов. Фуршет. Закуски, спиртное, диджей с музыкой. Гости собирались группами, беседовали, заводили знакомства.
Мы выпили, повеселели, потанцевали и тут Лерка выдала:
– Девчонки, с этим надо что-то делать, если мы ничего не предпримем, то так и останемся без туалета.
– Ну что ты, потерпим, а после праздников нам его починят. Я верю в это, – сказала Светка. – Просто надо думать позитивно, тогда все будет хорошо!
– Да если мы будем ждать до «после праздников», мы вообще останемся без туалета. Скажут: «Раз обходились все это время, значит, обойдутся и дальше». – Лерка передернула плечами. – А ты чего молчишь? – она толкнула меня в бок.
– Ты, Лера, права. Если будем ждать, отберут комнату и переделают под кабинет еще для какого-нибудь нужного сотрудника, уже не раз такое было, вон у рабочих одну из раздевалок отобрали, посадили туда юриста. Но что ты предлагаешь?
Лерка почесала около уха, подняла глаза к потолку и изрекла:
– Надо сломать все туалеты, причем сейчас, пока есть доступ и к директорскому. Все веселятся, никто ничего не заметит. Зато, помяните мое слово, уже завтра все наладят, в том числе и наш!
У Светки отвалилась челюсть:
– С ума сошла? Как ты себе это представляешь? Ползать по туалетам и ломать их? У меня, между прочим, платье от Киры Пластининой!
– И что с того? Хочешь всю жизнь писать в мужском туалете или на улицу будешь бегать? – Леркины глаза горели праведным гневом.
– Нет, Лера, я хочу чтобы у нас был свой туалет, но копаться в грязных унитазах, это негигиенично! – Светка наморщила носик.
– А ты чего молчишь?! – Лерка снова ткнула меня в бок. Я немного отступила, а то скоро синяк заработаю.
– Ты чего так орешь, нас могут услышать. Что конкретно будем делать? Я в платье от-кутюр тоже не стала бы шариться по толчкам. Как мы выведем из строя объекты, знаешь?
– Да просто пимпочку одну отломаем, бачок потечет, вода не будет задерживаться. Смывать нечем, с ведром начальник бегать не захочет. Все ж просто!
Сказано – сделано. Получилось все очень просто и быстро. Напакостили и свинтили с корпоратива по-английски, не прощаясь.
Лерка оказалась права: когда мы пришли на следующий день на работу, все туалеты были в порядке и наш в том числе. Все обсуждали вчерашнюю вечеринку, об инциденте не упоминали. Мы с облегчением вздохнули: никто ничего не заметил.
Но, как теперь выясняется, кто-то все же видел наши манипуляции, иначе как объяснить эту эсэмэску? Я побежала к Свете в бухгалтерию. Та сидела бледная, ее потряхивало, она тыкала пальцем в телефон, но не могла вымолвить ни слова. Я глянула, там было то же, что и у меня.
В кабинет ворвалась Лера, посмотрела на нас и плюхнулись на свободный стул. Светка обрела дар речи и заныла:
– Я же говорила, что не надо этого делать, что надо подождать, чувствовала, что ничем хорошим это не закончится! Пойдемте покаемся, может, простят? Мы же не со зла…
– Заткнись! – рявкнула Лерка. – Никто нас не видел. Такие сообщения отправлены всем сотрудникам. Я сама слышала, как компьютерщик Сашка и техник Витька договаривались поприкалываться. Они хотели посмотреть, кто придет исповедоваться заму. Узнали, что ни директора, ни заместителя на этой неделе не будет, вот и решили повеселиться. Видели бы вы, сколько сотрудников уже успело прибежать в приемную, пока я не прекратила это безобразие, разослав всем сообщения, что это розыгрыш.
– Почему же ты нам не прислала? – губы Светки дрожали от обиды.
– Да я не думала, что вы такие легковерные. Ну сами подумайте, стали бы вам начальники рассылать записки, если бы знали наверняка, что вы в чем то провинились? Нет. Зачем бы им ждать неделю, прежде чем обвинить вас? Они бы сразу же, на следующий день вызвали бы вас на ковер. Не ной, Светка, улыбнись, давай лучше подумаем, как нам Сашку с Витькой проучить.
Частная жизнь
Софья Ромащенко
vk.com/sofi.romashchenko
Раннее утро. На улице темным-темно и только свет фонаря слепит глаза. Будильник давно прозвенел, но я еще не созрела для будней.
Услышав, как во дворе уже скребет своей лопатой Петрович, я сползла с кровати и подошла к окну. Дворник уже утрамбовал мусорные мешки и сгребает мокрый снег. Мне бы его энергию. Целыми днями ведь копошится! Петрович, конечно, герой, но есть у него грешок за душой. Роется он в мешках для мусора. А ведь мой мусор – это только мое дело. Частная жизнь, между прочим!
В телефоне булькнула напоминалка. Вот черт! Сегодня в офисе корпоратив, а у меня даже маникюра нет и нарядное платье только летнее… Ладно, вроде не холодно, накину пальто и быстро добегу до метро.
Замшевые туфли, красная помада, лак для ногтей с собой. Все, я готова покорять мир.
– Доброе утро! – весело кричу я Петровичу, но он не слышит и продолжает сражаться с потоком серой жижи.
Удивительное дело: стоило надеть красивое платье, как настроение стало вполне себе праздничным, несмотря на то, что ноги уже промокли, а контейнер с едой кажется, раскрылся в сумке!
Отступать некуда: мне еще снежинки нарезать и годовой отчет доделывать.
В конце рабочего дня каждый получил конверт от шефа и небольшой мешочек со сладостями. Я радостно спрятала деньги в мешочек и пошла строить глазки Олегу из отдела маркетинга. Вообще он мне не особо нравился, но перспектива быть одной на корпоративе любую девушку заставит снизить свои запросы.
Наспех сдвинутые столы, выключенный свет и мигающая в такт музыке елка превратили офис в праздничный зал, не хуже ресторанного.
Выпив с девочками немного вина, мы вышли на импровизированный танцпол. Я попыталась вытянуть и Олега, но он сказал, что ему нужно срочно куда-то отлучиться. Но шампанское сделало свое дело – мне уже все равно.
Танцы продолжаются, становится веселее, мы разбиваемся на команды и соревнуемся в угадывании новогодних песен, вспоминаем лучшие события ушедшего года.
Объявлен медленный танец. Хорошо, хоть не белый. И тут кто-то крепко обнял меня, буквально свалив с ног. Мы звонко падаем на глазах изумленной публики, и я чувствую, как плавно багровеет мое лицо. Весельчаком оказался Санек, для которого этот день на работе был последним, местный разгильдяй и балагур, решивший отжечь напоследок.
Оглядевшись вокруг, я поняла, что Олега все еще нет, и поняла, что хочу домой, но Саня не унимался:
– Маша, ты куда, можно мне с тобой?
Пробурчав что-то невнятное в ответ, я ринулась к такси.
В тот вечер Олег так и не вернулся и даже не позвонил, по телеку повторяли скучные советские фильмы, и я решила затеять предновогоднюю очистку от хлама. Китайцы говорят, что это приносит в дом счастье.
* * *
С трудом проснувшись на следующий день, я решила порадовать себя вкусненьким и стала искать заветный мешочек с подарками, но его нигде не было… Там же еще годовая премия.
И тут я вспомнила, что вчера выносила кучу тюков с хламом. Ну все, плакали мои денежки!
Минута – и я уже бегу по лестнице, натягивая на ходу перчатки, в старой куртке и шапке, натянутой до самых глаз, рысью пробегаю к помойке.
В поисках мешка с новогодней премией мне пришлось покопаться в пакетах. И вдруг я слышу где-то рядом писк маленького котенка, которому сейчас явно хуже, чем мне. Перелопатив несколько пакетов, вытащила его.
– Малыш! Как же ты сюда попал! – говорю я, расстегивая куртку и прислоняя его к себе. Страшно представить, что с ним было бы, если бы я не полезла в мусорку. Нужно срочно его согреть!
Мы с новым другом уже собралась уходить, но в этот момент меня окликнул Петрович:
– С Наступающим, соседка! Не это ищешь? – и смеется, потряхивая заветным мешочком. И тут мне стало совершенно все равно, что дворник сует нос в мою частную жизнь.
Елочный переполох
Оля Ге
vk.com/aloneorloneliness
– Мааам, ну маааам… – малыш тряс явно уставшую маму за плечо.
– Сейчас, малыш, домою посуду и идем умываться перед сном. Потерпи немного, я тоже устала.
– Ну, мааам, там.
– Где? – в голосе матери послышались нотки волнения, потому что каждое подобное «там» обычно заканчивалось тем, что минимум полчаса приходилось что-то мыть, пылесосить, убирать, а то и отстирывать через замачивание.
– В саду.
– Ты что, снова кого-то побил?
– Мария Семеновна сказала…
– Может, ты мне, как обычно, перед сном расскажешь, как прошел день, и мы обсудим, как нужно было повести себя в этой ситуации?
Мать явно начинала нервничать, понимая, что дело не в событиях в саду. Она просто так сказала, в надежде на лучший вариант.
– Нет, сейчас, – мальчишка явно переживал по поводу того, что хочет сказать. – Я забыл, мам. Завтра надо елку сделать. Там таааакой подарище будет победителю.
– Тааааак, – понимая, что этой ночью ей не поспать, мать осела на стул с мыльной губкой в руке.
Отложив мытье посуды, она взяла в руки телефон. 274 сообщения в групповом чате. Она быстро проскроллила всю беседу и в очередной раз поняла, как сложно жить в современном мире. Потому что чат был похож на базар, одни материли творческие задания от воспитателя, не забывая и воспитателя назвать «добрым» словом. Другие обсуждали материалы и скидывали из сети идеи. Самые старательные выкладывали фото своих работ с подписью: «Мы вот тут сделали, что смогли, лишь бы приняли такую работу».
Естественно, «такую работу» смело можно было нести в Эрмитаж, ну или на выставку современного творчества. Кто-то намотал елку из ниток, кто-то из макарон, третьи из бумаги вырезали и склеивали такие елки, что они казались настоящими.
Мать подняла глаза на сына.
– Ну и… товарищ Язабылов, что будем делать?
– Елкуууууу! – сын понял, что спать сегодня он ляжет позже, чему был несказанно рад.
– И какое задание то было?
– Сделать елку из подручных материалов, ну, там цветной картон, макароны, мишура.
– Точно, мишура! Тащи коробку. Она в комнате, в углу, я как раз достала все для украшения квартиры.
– Кооооль, неси старую обоину!
На кухню ввалился растрепанный Коля:
– Что вы шумите, пора бы уже и спать, – сказал он, почесав пузо.
– Спать отменяется, сегодня у нас ночной выпуск очумелых ручек, неси старую обоину, говорю.
Коля похлопал глазами, но понял, что любое сопротивление будет расценено, как диверсия, и будет лучше, если выполнить приказ начальства.
Малыш с особым удовольствием тащил небольшую коробку, в которой хранились шары, мишура и гирлянда.
– Маааам, а наша елка будет лучшей?
– Будет, малыш, будет, для нас она точно будет лучшей, потому что мы сделаем ее вместе.
Мать погладила малыша по голове и чмокнула в макушку. Несмотря на неожиданность, которая случалась с регулярной периодичностью в случае с поделками, она любила такие вечера. Ведь именно в этих случаях она на час-другой откладывала все и была вместе со своим ребенком, забывая про все свои дела. Нынешний повод ей особенно нравился, потому что новогодняя поделка – это тебе не из осенних какашек и палок слепить бабочку! Новогодняя поделка как бы приоткрывает дверь в прекрасное время волшебства и ожидания чуда.
Альтист
Мария Цвиченко
vk.com/margo_lange
На шестом этаже в шесть часов вечера под косым потолком своей мансарды он лежал на кушетке и смотрел на звезды декабрьского питерского неба через небольшое окошко в потолке.
Таких окошек было пять на однокомнатную квартиру, и все они были врезаны в крышу старинного дома, что прятался во дворах первой линии Васильевского острова.
Днем в комнате было светло, даже если небо, по обыкновению, оставалось затянуто серой пеленой. В солнечный день лучи проникали в обитель музыканта и мягко рассеивались в пространстве, согревая каждый уголок и предмет.
Он любил эту мансарду не только за близость к метро и центру города и даже не за возможность загорать летом не выходя из дома, а зимними вечерами любоваться звездами.
Здесь оставались все самые счастливые воспоминания о ней. Когда он уходил, то представлял, как Она прибирается, пританцовывая и подпевая Саре Брайтман. Затем готовит его любимую пасту болоньезе, накрывает на стол и ждет его возвращения с работы.
Сегодня он в очередной раз смотрел на скучные и привычные созвездия под песню Ребекки Дель Рио «No stars». Ему казалось, что это не Ребекка, а Она поет ему:
«Я видела в твоих глазах,
Я видела звезды,
Но теперь их нет, теперь их нет…»
И, сколько бы он ни всматривался в эти равнодушные звезды, в его глазах они, казалось, не отражались больше.
Когда песня закончилась, он нехотя поднялся, согнувшись, сел на кушетке и обхватил руками голову. На мгновенье замер, приводя мысли в рабочее состояние. Медленно запустил длинные гибкие пальцы в свои черные непослушные кудри и провел руками от лба до самых кончиков волос. Ему показалось, что шевелюра еще недостаточно отросла: длинная шея оставалась обнаженной и как будто незащищенной от посторонних взглядов.
Сморщив нос от нетерпения, он резко встал и встряхнулся, чтобы очнуться от забытья. Оставалось всего полтора часа до концерта.
Терпеливостью музыкант не отличался, и это замечали все знакомые и друзья. Зато коллеги, наоборот, завидовали той энергичности, с которой он приступал к репетициям, переодевался до и после концерта, разучивал свою партию. Казалось, что он никогда не останавливается.
Перед выходом на сцену, стоя за кулисами, постоянно подпрыгивал на месте, как будто на маленьких пружинках, прикрученных к подошве ботинок. В антракте выходил в зал и бродил среди слушателей, с интересом разглядывая их лица, заодно демонстрируя себя, такого талантливого и статного красавца.
Несмотря на худощавое телосложение, фрак сидел на нем идеально и визуально прибавлял роста. Посетители зачастую смотрели на него снизу вверх. А взгляды он притягивал так же виртуозно, как владел смычком и альтом.
После концерта раньше всех выскакивал из филармонии, словно его кто-то подгонял и выталкивал силой. Причина была проста – он мчался поскорее домой, ведь там ждала Она. Даже если это было всего лишь воспоминание.
Но сегодня он снова должен быть на работе в Академическом симфоническом оркестре филармонии.
Привычным волевым усилием он «выключил» лишние мысли и подошел к своему инструменту. Это был сорокатрехсантиметровый альт ручной работы: модель Страдивари, корпус из цельного дерева, подбородник и гриф – черного, покрыт красно-коричневым лаком из натуральных смол.
Он бережно убрал инструмент в кофр, непривычно медленными и плавными движениями натер смычок канифолью и положил его рядом с альтом. Закрыл кофр, взял его в руки и с минуту стоял совершенно неподвижно.
Это был ритуал, понятный только самому музыканту, но совершенно неизменный. Никто не знал его тайну. Даже Она.
Через минуту он словно вернулся на Землю. Осмотрелся по сторонам, вспомнил, что пора бы одеваться и выбегать. Накинул черную болоньевую куртку на синтепоне, переобулся в простые зимние черные ботинки, накинул на плечо кофр с альтом и бегом слетел по старинной винтовой лестнице с коваными перилами.
Дверь парадной захлопнулась, окатив всю лестницу громовым раскатом. Альтист всегда сравнивал этот звук с литаврами и считал его началом симфонии питерских улиц.
Город звучал – вечная какофония, словно оркестр настраивает инструменты перед выходом дирижера на сцену. Но музыкант всегда выхватывал в шумном многообразии звуков новую мелодию, которую создавало его настроение.
На улице стоял звенящий предновогодний мороз. Он поежился и зашагал быстрее обычного, прислушиваясь ко всем органам чувств. Шаги отбивали такты в ритме аллегро.
«Да, сегодня определенно мажор, – подумал он, когда услышал девичий смех на другой стороне первой линии, – тональность… ре диез».
Человеческий голос всегда казался ему уникальнейшим инструментом. Он был убежден, что никогда ни одна техника не сможет полностью передать все голосовые оттенки, тембры, перепады и особенно интонации.
В зимний вечер слышать на улице голоса людей было редкой удачей. Под ногами хрустел лед и песок, мимо проносились машины, прохожие шуршали подарочными пакетами, шаркали в спешке ногами и периодически громко дышали. Праздничные неоновые гирлянды улиц усиливали ощущения от всех органов чувств.
Но даже такого скудного разнообразия звуков музыканту хватало на одну короткую мелодию, которая завершалась финальным гулом прибывающего поезда метро.
Чтобы добраться до филармонии с Василеостровской, нужно было доехать до Маяковской, а там перейти на Гостиный двор и выйти на Невский проспект.
За один пролет между станциями музыкант успевал рассмотреть все лица попутчиков, которые привлекали его внимание. Особенно его интересовали девушки и женщины. Он искал Ее. Или надеялся найти ту, кто будет похожа достаточно, чтобы попытать счастья снова.
С каждым днем, по теории вероятности, шансы увеличивались, а вот его надежда таяла. Однако привычка есть привычка. Поэтому, даже без особой надежды, он все равно разглядывал представительниц прекрасного пола и прислушивался к голосам. Лицо и голос – вот что интересовало его более фигуры и одежды.
Он был убежден, что девушка с таким же обликом будет обладать такой же фигурой и примерно таким же вкусом в одежде, коими обладала Она.
Что касалось голоса, тут он не был уверен ни в чем. Он знал, что голос, как отпечаток пальца, неповторим. И это была еще одна причина, по которой особых надежд найти Ее в другой девушке он не питал.
Сто метров от подземного перехода до служебного входа в филармонию он пролетал за шестьдесят секунд, полностью отключив сознание. Концерт – это работа, а работа – святое.
– При нашей работе голова должна быть светлой, чистой и легкой. Музыка не прощает мысленного мусора, – так он говорил всем, кто пытался завести с ним беседу перед выходом на сцену о чем-либо, кроме нот и его партии.
Но сегодня шестьдесят секунд превратились в шесть минут из-за неожиданного перформанса в подземном переходе. Толпа людей, образовав полукруг, перешептывалась, разглядывая молодого человека, молча сидящего возле серой стены на деревянном стуле из Икеи.
Музыканта зацепила фраза из толпы: «Возможно, он размышляет о тщетности бытия и отсутствии смысла в жизни». Показалось, что альтист уже слышал эти слова раньше.
Взгляд скользил снизу вверх: дорогие на вид лакированные ботинки, черные носки, выглаженные черные брюки, яркий тартановый пиджак красного цвета, белая рубашка, черный галстук, аккуратно затянутый вокруг шеи. «Что ж, вроде не бомж, должно быть, хорошо обеспечен», – сделал вывод альтист.
Вьющиеся русые волосы, уложенные в короткую стрижку, ухоженная модная борода и усы выдавали современного творца. Одну ногу он положил лодыжкой на колено другой, демонстрируя окружающим закрытое равнодушие. Немного ссутулившись, молодой человек смотрел в пустоту, но взгляд отсутствовал, казалось, он не видит и не слышит. Длинными пальцами левой руки он изящно держал пачку сигарет «Мальборо». Другой рукой доставал сигареты и выкидывал в красный мешок. Когда пачка заканчивалась, он доставал новую из второго мешка, принимал прежнюю позу и начинал все заново.
Люди подходили, брали сигареты и шли прочь. Творец никак не реагировал. Кто-то тормошил его за плечи, руки, ноги. Другие пытались зацепить оскорблениями, вывести на разговор. Картина не менялась.
Музыканту показалось, что он видел все это раньше. Но где, когда? Разве такое возможно? Может быть, во сне?
Вдруг он ясно увидел себя в образе творца. Это же его холеный вид, за которым прячется бедность смыслов собственной жизни. Это его жизнь в красном мешке. А пачки сигарет – года и месяцы, прожитые впустую. Он собственными руками, хоть и весьма изящно, сбрасывает время в мусор, словно его жизнь – это вредная привычка, которая «вредит вашему здоровью».
Явь вырвала альтиста из минорных размышлений резким запахом табака. Видимо, кто-то не выдержал и наплевал на закон о курении в общественных местах. Сценарий концертного вечера был нарушен.
В голове расползался мысленный туман, или то был табачный дым. В любом случае, он уже ничего не понимал, ничего не видел и не слышал, и даже не заметил, как оказался на сцене. Но когда зазвучали первые такты «Сказок Венского леса» Иоганна Штрауса, мысленный мусор вылетел из головы благодаря привычке, выработанной годами.
В перерывах между своими партиями альтист любил разглядывать зрителей в зале. Сегодня он снова видел знакомые лица. И девушку на двадцать пятом ряду тоже. Он ждал ее появления сегодня, поэтому не удивился, но обрадовался сильнее прежнего.
Ему показалось, что лицо девушки светится от искренней улыбки, а глаза устремлены прямо на него. Но в следующее мгновение длинные светло-русые кудри покачнулись в ритм вальса. Она закрыла глаза, погружаясь в музыку. Он не мог отвести взгляд: «Вот Она».
Только Она могла так кайфовать от музыки, только Она наполняла его жизнь светом, только Она возвращала ему любовь. Музыкант смотрел на девушку и вспоминал прошлое. Он вдруг понял, что искал не ту же самую внешность, а те же самые ощущения, то самое чувство насыщенности жизни, разнообразие тональностей и переливов.
В антракте альтист быстро написал записку, вышел в холл и легко нашел ее по нарядному белому платью с пайетками.
«Ангел, – подумал он, остановившись на миг от страха быть отвергнутым. – Вдруг мне все только почудилось? И я все еще в бреду сигаретного дыма, не соображаю, что творю?»
«Будь что будет. Самое страшное – перестанет приходить на концерты». – Музыкант сделал шаг вперед, она обернулась и, увидев его, улыбнулась. Он сделал еще шаг, она шагнула навстречу.
– Привет, – машинально произнес он, приблизившись к девушке, и протянул ей записку.
– Привет, – удивленно ответила она, касаясь пальцами его руки, чтобы забрать клочок свернутой бумаги.
Альтист кивнул головой, развернулся и быстрым шагом удалился прочь. «Мне послышалось, или этот голос настолько божественный? Таких голосов не бывает», – думал он, возвращаясь на сцену. «А касание, как воздушное облако – нежнее нежного! Как это возможно?» Ошеломленный музыкант и думать забыл о том, что сейчас снова увидит ее в зале и будет с нетерпением ждать финальный аккорд вальса «На прекрасном голубом Дунае».
В записке он просил ее подождать после концерта в кафе филармонии, чтобы иметь возможность познакомиться.
Но на вторую часть концерта девушка не осталась. Двадцать пятый ряд померк без нее, и музыканту казалось, что он медленно летит в пропасть. Он не чувствовал под ногами сцену, а руки на автомате сжимали альт и смычок.
После концерта он все-таки зашел в кафе. Девушки там не было, он обессиленно плюхнулся на ближайший стул, приняв позу творца из подземного перехода. Он сделал больше, чем мог даже представить, чтобы изменить свою жизнь. Но, похоже, все было напрасно и слишком самонадеянно.
– Извините, вы Николай, альтист? – услышал он сквозь гул печальных мыслей.
– Да, это я.
Перед ним стояла официантка. Она протянула ему руку:
– Это вам, просили передать.
Реакции от музыканта не было, поэтому записку пришлось положить на стол.
– От кого? – свет надежды озарил его лицо.
– Заходила девушка минут сорок назад, в «кошачьем» пальто, – официантка ушла, предоставив молодому человеку возможность прочитать записку.
«Прости, что ушла с концерта. Мне было безумно приятно получить от тебя записку, но оказалось, что я не готова сегодня знакомиться. Позвони мне в Новый год после курантов, если не передумаешь, по этому номеру. Буду ждать. Маргарита».
Счастье нахлынуло горячей волной, смывая «творца» из памяти. Николай вскочил и помчался домой начинать новую жизнь. Пять дней пролетели незаметно. Новый год альтист встречал наедине с альтом и телевизором, но он знал, что все изменится. Вот-вот, нужно только дождаться курантов и заранее ввести цифры номера в строку вызова.
